- 07.11.2013
- 1004 Просмотра
- Обсудить
Произведение это стоит совершенно особняком. Оставим в стороне поэтов;
быть может, вообще никогда и ничто не было сотворено от равного избытка
силы. Моё понятие "дионисическое" претворилось здесь в наивысшее действие;
применительно к нему вся остальная человеческая деятельность выглядит бедной
и условной. Какой-нибудь Гёте, какой-нибудь Шекспир ни минуты не могли бы
дышать в этой атмосфере чудовищной страсти и высоты, Данте в сравнении с
Заратустрой есть только верующий, а не тот, кто создаёт впервые истину,
управляющий миром дух, рок, - поэты Веды суть только священники, и не
достойны даже развязать ремни башмаков Заратустры; но всё это есть ещё
минимум и не даёт никакого понятия о той дистанции, о том лазурном
одиночестве, в котором живёт это произведение. У Заратустры есть вечное
право сказать: "я замыкаю круги вокруг себя и священные границы; всё меньше
поднимающихся со мною на всё более высокие горы; я строю хребет из всё более
священных гор". Пусть соединят воедино дух и доброту всех великих душ: и
совокупно не были бы они в состоянии произнести хотя бы одну речь
Заратустры. Велика та лестница, по которой он поднимается и спускается; он
дальше видел, дальше хотел, дальше мог, чем какой бы то ни было другой
человек. Он противоречит каждым словом, этот самый утверждающий из всех
умов; в нём все противоположности связаны в новое единство. Самые высшие и
самые низшие силы человеческой натуры, самое сладкое, самое легкомысленное и
самое страшное с бессмертной уверенностью струятся у него из единого
источника. До него не знали, что такое глубина, что такое высота, ещё меньше
знали, что такое истина. Нет ни одного мгновения в этом откровении истины,
которое было бы уже предвосхищено, угадано кем-либо из величайших. Не было
мудрости, не было исследования души, не было искусства говорить до
Заратустры; самое близкое, самое повседневное говорит здесь о неслыханных
вещах. Сентенция дрожит от страсти; красноречие стало музыкой; молнии
сверкают в не разгаданное доселе будущее. Самая могучая сила образов, какая
когда-либо существовала, является убожеством и игрушкой по сравнению с этим
возвращением языка к природе образности. - А как Заратустра спускается с гор
и говорит каждому самое доброжелательное! Как он даже своих противников,
священников, касается нежной рукой и вместе с ними страдает из-за них! -
Здесь в каждом мгновении преодолевается человек, понятие "сверхчеловека"
становится здесь высшей реальностью, - в бесконечной дали лежит здесь всё,
что до сих пор называлось великим в человеке, лежит ниже его. О
халкионическом начале, о лёгких ногах, о совмещении злобы и легкомыслия и
обо всём, что вообще типично для типа Заратустры, никогда ещё никто не
мечтал как о существенном элементе величия. Заратустра именно в этой шири
пространства, в этой доступности противоречиям чувствует себя наивысшим
проявлением всего сущего; и когда услышат, как он это определяет, откажутся
от поисков ему равного.
- душа, имеющая очень длинную лестницу и могущая опуститься очень
низко, -
- душа самая обширная, которая далеко может бегать, блуждать и метаться
в себе самой; самая необходимая, которая ради удовольствия бросается в
случайность, -
- душа сущая, которая погружается в становление; имущая, которая хочет
войти в волю и в желание, -
- убегающая от себя самой и широкими кругами себя догоняющая; душа
самая мудрая, которую тихонько приглашает к себе безумие, -
- наиболее себя любящая, в которой все вещи находят своё течение и своё
противотечение, свой прилив и отлив -
Но это и есть понятие самого Диониса. - Именно к нему приводит ещё и
другое размышление. Психологическая проблема в типе Заратустры заключается в
вопросе, каким образом тот, кто в неслыханной степени говорит Нет, делает
Нет всему, чему до сих пор говорили Да, может, несмотря на это, быть
противоположностью отрицающего духа; каким образом дух, несущий самое тяжкое
бремя судьбы, роковую задачу, может, несмотря на это, быть самым лёгким и
самым потусторонним - Заратустра есть танцор, - каким образом тот, кто
обладает самым жестоким, самым страшным познанием действительности, кто
продумал "самую бездонную мысль", не нашёл, несмотря на это, возражения
против существования, даже против его вечного возвращения, - напротив, нашёл
ещё одно основание, чтобы самому быть вечным утверждением всех вещей,
"говорить огромное безграничное Да и Аминь"... "Во все бездны несу я своё
благословляющее утверждение"... Но это и есть ещё раз понятие Диониса.
Теги
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.