- 100201 Просмотр
- Обсудить
ЗИГМУНД ФРЕЙД ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ
ФИЛОСОФИЯ \ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА \ ПСИХОЛОГИЯ \
РИТОРИКА \ КРАСНОРЕЧИЕ \ РИТОРИЧЕСКИЙ \ ОРАТОР \ ОРАТОРСКИЙ \
РИТОРИКА \ КРАСНОРЕЧИЕ \ РИТОРИЧЕСКИЙ \ ОРАТОР \ ОРАТОРСКИЙ \
Четвертое сновидение, виденное мною вскоре после третьего, снова перенесло меня в Рим. Я вижу улицу и удивляюсь множеству немецких плакатов, расклеенных там. Накануне я пророчески писал моему другу, что в Праге немцы едва ли могут рассчетывать на приятное времяпрепровождение. Сновидение выражает, таким образом, одновременно и желание встретиться с ним в Риме, а не в столице Богемии, и, кроме того, желание, относящееся еще к моим студенческим годам, чтобы в Праге относились с большей терпимостью к немецкому языку. Чешский язык знаком мне, правда, немного с детства (до трехлетнего возраста), так как я родился в маленьком местечке Марене, населенном преимущественно славянами. Одно чешское стихотворение, слышанное мною в юности, настолько запечатлелось в моей памяти, что я еще сегодня могу прочесть его наизусть, хотя не понимаю значения слов. Таким образом, и эти сновидения были тесно связаны с впечатлениями моего раннего детства.
Во время моего последнего итальянского путешествия, когда я между прочим проезжал мимо Тразимен-ского озера, я увидел Тибр, и, к глубокому своему сожалению, должен был повернуть обратно, не доезжая восьмидесяти километров до Рима; я нашел, наконец, подкрепление, которое черпает мое страстное желание увидеть вечный город из внешних впечатлений. Я обдумал план поехать в будущем году в Неаполь через Рим, и мне неожиданно пришла на память фраза, которую я прочёл, по всей вероятности, у одного из наших классиков: «Большой вопрос, кто усерднее бегал взад и вперед по комнате, решив наконец отправиться в Рим, – кон-ректор Винкельман или полководец Ганнибал». Я шел ведь по стопам Ганнибала, мне, как и ему, было не суждено увидеть Рим, он также отправился в Кампанью в то время, как весь мир ожидал его в Риме. Ганнибал, с которым у меня есть это сходство, был любимым героем моих гимназических лет; как многие в этом возрасте, я отдавал свои симпатии в пунических войнах не римлянам, а карфагенянам. Когда затем в старшем классе я стал понимать все значение своего происхождения от семитской расы и антисемитские течения среди товарищей заставили меня занять определенную позицию, тогда фигура семитского полководца еще больше выросла в моих глазах. Ганнибал и Рим символизировали для юноши противоречие между живучестью еврейства и организацией католической церкви. Значение, которое приобрело с тех пор антисемитское движение для моей психики, зафиксировало затем ощущения и мысли из того раннего периода. Таким образом, желание попасть в Рим стало символом многих других горячих желаний, для осуществления которых надо трудиться со всей выдержкой и терпением карфагенян и исполнению которых пока столь же благоприятствует судьба, как и осуществлению жизненной задачи Ганнибала.
Я снова наталкиваюсь на еще одно юношеское переживание, проявляющееся во всех этих ощущениях и сновидениях. Мне было десять или двенадцать лет, когда отец начал брать меня с собою на прогулки и беседовать со мной о самых разных вещах. Так, однажды, желая показать мне, насколько мое время лучше, чем его, он сказал мне: «Когда я был молодым человеком, я ходил по субботам в том городе, где я родился, в праздничном пальто, с новой хорошей шляпой на голове. Вдруг ко мне подошел один христианин, сбил мне кулаком шляпу и закричал: „Жид, долой с тротуара!" – „Ну, и что же ты сделал?" – „Я перешел на мостовую и поднял шляпу", – ответил отец. Это показалось мне небольшим геройством со стороны большого сильного человека, который вел меня, маленького мальчика, за руку. Этой ситуации я противопоставил другую, более соответствующую моему чувству: сцена, во время которой отец Ганнибала Гамилькар Варка, заставил своего сына поклясться перед алтарем, что он отомстит римлянам. С тех пор Ганнибал занял видное место в моих фантазиях. В первом издании этой книги здесь было напечатано Гасбрубал; это – поразительная ошибка, объяснение которой я дал в своей „Психопатологии обыденной жизни". (Русск. перев. в издании кн-ва Современные проблемы, Москва, 1924).
Мне кажется, что увлечение карфагенским полководцем я могу проследить еще дальше в глубь моего детства, так что и здесь речь идет лишь о перенесении уже существовавшего аффективного отношения на новый объект. Одной из первых книг, попавших мне в руки, была «История Консулата и Империи» Тьера; я помню, что на своих оловянных солдатиков я наклеил маленькие записочки с именами первых императорских маршалов и что в то время уже Массена (аналогия с еврейским именем: Менассе) был моим любимцем. (Это предпочтение следует объяснить совпадением дат рождения, отделенных точно одним столетием.) Сам Наполеон, благодаря своему переходу через Альпы, имеет связь с Ганнибалом. Быть может, развитие этого военного идеала можно проследить еще далее в глубь детства вплоть до желания, проявившегося благодаря полудружественным, полувраждебным отношениям между моим старшим на один год товарищем и мною, когда мне было три года и когда я был более слабой стороной.
Чем глубже мы проникаем в анализ сновидений, тем чаще мы нападаем на следы переживаний детства, которые в скрытом содержании сновидений играют роль источников последних.
Выше мы говорили, что сновидение чрезвычайно редко воспроизводит воспоминания таким образом, что они в неизменном виде образуют явное его содержание. Тем не менее можно найти несколько примеров и этого явления; я добавлю от себя еще несколько сновидений, имеющих связь опять-таки с переживаниями детства. У одного из моих пациентов одно из сновидений было почти неискаженным воспроизведением одного сексуального эпизода; воспроизведение это было тотчас распознано как совершенно правильное воспоминание. Воспоминание о нем, правда, никогда не исчезало из памяти, но с течением времени очень потускнело, и оживление его явилось результатом предшествовавшей психоаналитической работы. Пациент этот в возрасте 12 лет посетил однажды своего больного товарища; тот случайно сбросил с себя одеяло и оказался обнаженным в постели. При виде его полового органа пациент мой, повинуясь своего рода навязчивости, тоже обнажился и коснулся penis'a товарища. Тот был, однако, так рассержен и удивлен, что он смутился и ушел. Сцену эту в точности воспроизвело 23 года спустя сновидение, с той лишь разницей, что пациент мой играл не активную, а пассивную роль, а личность школьного товарища заменилась одним из его теперешних знакомых.
Разумеется, обычно детские эпизоды в явном содержании сновидения проявляются лишь отдельными намеками и могут быть раскрыты лишь путем толкования. Сообщение таких примеров едва ли особенно убедительно, так как для правдивости детских переживаний нет никаких гарантий; даже память в большинстве случаев отказывается их признавать. Право констатировать в сновидениях такие детские переживания возникает при психоаналитической работе из целого ряда моментов, которые в своем совместном действии являются в достаточной мере надежными. Выхваченные в целях толкования сновидения из своего комплекса, такие сведения сновидений к детским переживаниям, быть может, производят недостаточное впечатление, особенно потому что я не сообщаю даже всего материала, на который опирается толкование. Все это, однако, не может побудить меня отказаться от сообщения этих примеров.
I. Одна из моих пациенток сообщает следующее сновидение: Она находится в большой комнате, в которой стоят всевозможное машины; ей кажется, будто она в ортопедической лечебнице. Она слышит, что мне очень некогда и что она должна лечиться вместе с пятью другими пациентками. Она противится этому и не хочет лечь в предназначенную для нее постель – или на что-то другое. Она стоит в углу и ждет, чтобы я сказал, что это неправда. Другие между тем высмеивают ее и говорят, что это каприз. Наряду с этим у нее такое чувство, как будто она сделает много маленьких квадратов.
Первая часть этого сновидения имеет связь с лечением и с перенесением на меня. Вторая – содержит намек на детский эпизод; обе части связаны между собою упоминанием о постели. «Ортопедическая лечебница» объясняется моими словами: однажды я сравнивал продолжительность ее лечения с лечением в ортопедической лечебнице. В начале ее лечения я заявил ей, что пока у меня для нее немного времени, но что впоследствии я сумею посвящать ей ежедневно целый час. Это возбудило в ней старое чувство, чрезвычайно характерное для детей, склонных к истерии. Они ненасытны в любви. Моя пациентка была самой младшей из шести сестер (отсюда «вместе с пятью другими») и как таковая – любимица отца. Ей казалось, что отец все же посвящает ей слишком мало времени и внимания. То, что она ждет, чтобы я сказал, что это неправда, имеет следующее объяснение: портной прислал ей платье со своим подмастерьем, и она дала ему деньги, чтобы он вручил их портному. Потом она спросила своего мужа, не придется ли ей вторично заплатить деньги, если подмастерье их потеряет. Желая ее подразнить (в сновидении ее тоже дразнят), муж заявил ей: «Конечно». Она не отставала от него и все время ждала, что он скажет наконец что это неправда. Скрытое содержание сновидения можно конструировать в виде мысли, что она боится, будто ей придется заплатить мне двойной гонорар, если я буду посвящать ей двойное время, эта мысль о скупости ей неприятна, «грязна». (Неопрятность, имевшая место в детстве, чрезвычайно часто замещается в сновидении скупостью; слово «грязный» образует при этом связующее звено). Если все, что говорится в сновидении об ожидании, должно изобразить слово «грязный», то стояние в углу и отказ лечь в постель относятся сюда же: в детстве она однажды запачкала постель» и в наказание за это ее поставили в угол; ей угрожали тем, что папа не будет ее больше любить, сестры высмеивали ее и так далее Маленькие квадраты указывают на ее маленькую племянницу, которая показывала ей арифметическую загадку, как расположить в девяти квадратах цифры таким образом, чтобы при сложении во всех направлениях получать в сумме 15.
II. Сновидение мужчины: он видит двух мальчиков, которые борются; как он может заключить из лежащих вокруг инструментов – это мальчики бондаря (FaBbinder); один из мальчиков повалил другого, мальчик, который лежит, имеет серьги с синими камнями. Он спешит к мальчику, который провинился, с поднятой палкой, чтобы наказать его. Последний убегает к одной женщине, которая стоит у дощатого забора, как будто она его мать. Это – жена поденщика, она стоит к сновидящему спиной. Наконец, она поворачивается к нему и смотрит на него ужасным взглядом, так что он в испуге убегает оттуда. Видно, как выступает красное мясо из нижних век на ее глазах.
Сновидение в большей мере использовало тривиальные события предыдущего дня. Он вчера видел в действительности двух мальчиков на улице, из которых один повалил на землю другого. Когда он поспешил к ним, чтобы уладить их ссору, они оба обратились в бегство.
– Мальчики бондаря: этот элемент выяснился лишь после следующего сновидения, в анализе которого он употребляет оборот речи: Dem FaB den Boden ausschlagen (испортить все дело).
– Серьги с синими камнями носят, согласно его наблюдениям, в большинстве случаев проститутки. Таким образом, сюда присоединяется известный стих о двух мальчиках: «Другой мальчик, который назывался Марией…» (то есть был девочкой).
– Стоящая женщина: после эпизода с двумя мальчиками он пошел погулять на берег Дуная и, воспользовавшись уединенностью этой местности, помочился около Дощатого забора. Когда он пошел дальше, он встретил прилично одетую, пожилую даму, которая приветливо ему улыбнулась и хотела вручить ему свой адрес.
Так как женщина стоит в сновидении в такой позе, какая обычно бывает при мочеиспускании, то речь идет о женщине, которая мочится, и к этому следует отнести ужасный «вид», выступание красного мяса, которое может относиться только к зиянию половых органов при сидении на корточках; картина эта, виденная в детстве, опять выступает в позднейшем воспоминании как «дикое мясо», как «рана». Сновидение объединяет два повода, при которых маленький мальчик может видеть половые органы маленькой девочки: при опрокидывании на землю и при мочеиспускании, и, как явствует из другой связи, он сохраняет воспоминание о наказании или об угрозе отца вследствие проявленного в обоих этих случаях мальчиком сексуального любопытства.[50]
III. Целый комплекс детских воспоминаний, кое-как соединенных в одну фантазию, находится в следующем сновидении одной молодой дамы.
Она идет за покупками и страшно спешит. На Грабене она вдруг падает на колени, как подкошенная. Вокруг нее собирается толпа, но никто ей не помогает. Она делает попытку встать, но напрасно. Наконец, ей удается, и ее сажают в карету, которая должна отвезти ее домой. В окно ей бросают большую переполненную корзину (похожую на корзину для закупок).
Первая половина сновидения, по всей вероятности, объясняется видом упавшей лошади, равно как и элемент сновидения «подкошенный» указывает на скачки. В юности она ездила верхом, в детстве она, вероятно, воображала себя также лошадью. С падением имеет связь ее первое воспоминание о 17-летнем сыне швейцара, который, упав на улице в эпилептических судорогах, был привезен домой в карете. Об этом она, конечно, только слышала, но представление об эпилептических судорогах, о «падении» овладело ее фантазией и оказало впоследствии влияние на форму ее собственных истерических припадков. Когда женщине снится падение, то это почти всегда имеет сексуальный смысл, она становится «падшей»; для нашего сновидения это толкование не вызывает никаких сомнений, так как она падает на Грабене, известном в Вене как сборище проституток. Корзина для закупок дает нечто большее, чем толкование. Как корзина (Korb) она напоминает о многочисленных отказах, которыми она раньше наградила всех своих женихов и который она впоследствии, по ее мнению, получила сама. «Korb» в переводе означает: 1) корзина и 2) отказ жениху; отсюда непереводимая на русский язык игра слов. Я. К. Сюда относится также то, что ей никто не хочет помочь, что она сама учитывает как признак пренебрежения. Корзина для покупок напоминает далее о фантазиях, которые были уже подвергнуты анализу, в которых она выходит замуж за человека, в общественном положении стоящего ниже ее, и теперь она должна сама ходить на рынок. Наконец, корзина для покупок может быть истолкована и как атрибут прислуги. Сюда же относятся и дальнейшие воспоминания детства: о кухарке, которую уволили за то, что она крала; эта кухарка тоже упала на колени и просила прощения. Ей тогда было двенадцать лет. Затем о горничной, которую уволили за то, что она сошлась с кучером, за которого, впрочем, впоследствии вышла замуж. Это воспоминание служит, таким образом, источником упоминания об извозчиках в сновидении (которые в противоположность действительности не заботятся об упавшей). Нам остается только разъяснить еще то, что корзину кидают ей в окно. Это напоминает о том, как пассажирам, выходящим на маленьких станциях, кидают багаж в окно, и имеет связь с пребыванием в деревне, с воспоминанием о том, как один господин кидал знакомой даме синие сливы в окно, как ее маленькая сестра постоянно боялась после того, как какой-то бродяга посмотрел ей в окно. За всем этим всплывает смутное воспоминание (относящееся к десяти годам ее жизни) о бонне, жившей у них в доме и имевшей связь с лакеем; бонна эта была «отправлена», «выброшена за дверь» (в сновидении противоположность); к этой истории мы приблизились и многими другими путями. Багаж, сундук прислуги венцы называют пренебрежительно «семь слив». «Забирай свои семь слив и убирайся».
В моей коллекции чрезвычайно много таких сновидений, анализ которых приводит к смутным, а иногда и совершенно позабытым воспоминаниям детства, часто даже из возраста до трех лет. Не следует, однако, выводить из них заключения, имеющего какое-либо общее значение для теории сновидения. Во всех них речь идет о невротиках и даже об истериках, и роль детских воспоминаний в их сновидениях может быть обусловлена наличностью у них невроза, а вовсе не сущностью самих сновидений. Однако при толковании моих собственных сновидений, предпринимаемом не из-за грубых симптомов болезни, я тоже очень часто наталкиваюсь неожиданно в скрытом содержании их на эпизоды из детства; иногда даже целый ряд сновидений допускает объяснение каким-либо детским переживанием; примеры этого я уже приводил; в будущем мне придется сообщить целый ряд их. Может быть, я поступлю лучше всего, если закончу эту главу сообщением нескольких собственных сновидений, в которых свежие впечатления и давно забытые детские переживания играют одновременно довольно видную роль.
I. После того как я много ездил по городу и лег в постель усталый и голодный, великие жизненные потребности дают знать о себе во сне, и мне снится: я иду в кухню и прошу дать мне чего-нибудь поесть. Там стоят три женщины, из которых одна хозяйка; она что-то вертит в руках, точно собирается делать клецки. Она просит меня подождать, пока будет готово (ее речь не совсем ясна). Я проявляю нетерпение и обиженный выхожу из кухни и надеваю пальто; но первое, которое я пробую надеть, мне слишком длинно. Я снимаю его и удивляюсь, что у него меховой воротник. На другом почему-то длинный кушак из турецкой материи. Появляется какой-то незнакомец с продолговатым лицом и маленькой бородкой и не дает мне надеть пальто, говоря, что оно принадлежит ему.[51] Я показываю, что оно все сплошь вышито турецкими узорами. Он спрашивает: «Какое вам дело до турецких (узоров, поясов…)?» Но затем мы очень любезны друг с другом.
При анализе этого сновидения мне неожиданно приходит в голову первый роман, который я прочел, будучи 13-летним мальчиком. Я начал его, однако, с конца первого тома. Названия этого романа и автора я никогда не знал, но развязку его прекрасно помню. Герой сходит с ума и все время повторяет имена трех женщин, принесших ему в жизни высшее счастье и высшее горе. Одно из этих имен – Пелати. Однако я не знаю еще, какую роль играет это воспоминание в моем дальнейшем анализе. Неожиданно эти три женщины превращаются в моих мыслях в трех Парок, которые прядут судьбу человека, и я знаю, что одна из этих женщин, хозяйка в сновидении – мать, дающая жизнь, а иногда, как например мне, и первую жизненную пищу. У женской груди скрещиваются любовь и голод. Один молодой человек, как сообщает анекдот, бывший большим поклонником женской красоты, заметил однажды, когда разговор зашел об его красивой кормилице: ему очень жаль, что он не использовал лучше тот удобный случай, когда он лежал у нее на груди. Я обычно пользуюсь этим анекдотом для разъяснения момента запоздалости в механизме психоневрозов. – Одна из Парок вертит что-то в руках, точно делает клецки. Странное занятие для Парки – оно требует объяснения! Объяснения я нахожу в другом более раннем воспоминании детства. Когда мне было шесть лет, я учился у матери, и она сказала мне, что мы сделаны из земли и должны превратиться в землю. Мне это не понравилось, и я выразил сомнение. Тогда она потерла руку об руку подобно тому, как хозяйка в сновидении делала клецки, с той только разницей, что у нее не было между ладонями теста, и показала мне черные частички эпидермы, которые отделяются при трении ладони о ладонь. Она хотела мне иллюстрировать этим мысль, что мы сделаны из земли. Мое удивление этой демонстрации ad oculos было безгранично, и я усвоил себе веру в то, что впоследствии прочел в словах: «Ты обязан природе смертью». Оба аффекта, относящихся к этому детскому эпизоду, удивление и покорность неизбежному, имеются налицо в другом сновидении, которое я видел незадолго до этого и которое впервые вернуло меня к воспоминанию об этом детском переживании. Таким образом, идя в кухню, я действительно иду к Паркам, в детские годы, будучи голоден, я часто отправлялся в кухню, и мать, стоя у плиты, просила меня подождать, пока обед будет готов. Но вот «клецки» (Knodel)! Один из моих профессоров, как раз тот, которому я обязан своими гистологическими познаниями (эпидерма), имеет связь со словом «Knodel». Кнеделъ была фамилия того человека, которого он обвинил в плагиате своего сочинения. Совершить плагиат, присвоить то, что принадлежит другому, приводит нас ко второй части сновидения, в которой я якобы совершил кражу пальто; это напоминает мне о воре, который долгое время крал в передней университета пальто студентов. Я употребил выражение «плагиат» не намеренно, а сейчас я замечаю, что оно относится к скрытому содержанию сновидения, так как может служить мостом между отдельными отрывками явного содержания. Ассоциация: Пелаги – плагиат – плагиостомы (О плагиостомах я упомянул непроизвольно, они напоминают мне об одном неприятном для меня эпизоде на экзамене у того же профессора) (акулы) – рыбий пузырь – связывает прочитанный мною роман с делом Кнеделя и с пальто (?berzieher), что имеет, очевидно, отношение к сексуальной технике. («Uberzieher» означает одновременно и пальто и кондом. Я. К.) (Ср. сновидение Мори о кило-лото). Это, правда, чрезвычайно натянутое и бессмысленное сопоставление, но бодрственное мышление не могло бы составить его, если оно не было дано в готовом виде в сновидении. И как бы для доказательства того, что стремление создавать такие сопоставления не знает никаких преград, служит дорогое мне название Брюкке (мост) (словесный мост см. выше), которое напоминает мне о том самом институте, в котором я провел мои самые счастливые часы в качестве ученика, впрочем, без всякой надобности для себя («So wird's Euch an der Weisheit Br?sten mit jedem Tage mehr gel?sten») («Вас будет с каждым днем все больше и больше манить в объятия мудрости») в противоположность к той алчности, которая терзает меня в сновидении. И наконец всплывает воспоминание о другом дорогом мне учителе, фамилия которого опять-таки звучит, как нечто съедобное (Fleischi («Fleisch» – мясо), как и Knodel), и о другом печальном эпизоде, в котором играют роль чешуйки эпидермиса (мать – хозяйка) и душевная болезнь (роман) и средство из латинской кухни, утоляющее голод: кокаин.
Таким образом, запутанный ход мыслей может быть продолжен и дальше, и я могу путем толкования раскрыть все содержание сновидения без остатка, но я отказываюсь от этого, так как личные жертвы, которых должно мне это стоить, слишком велики. Я воспользуюсь одной лишь нитью, которая непосредственно ведет к мысли, лежащей в основе всего этого хаоса. Незнакомец с продолговатым лицом и маленькой бородкой, помешавший мне одеться, напоминает мне одного купца в Спалато, у которого моя жена накупила множество турецких материй. Его звали Поповик; это – подозрительная фамилия, которая дала повод и юмористу Штеттенгейму сделать замечание, содержащее намек («Он назвал мне свою фамилию и, покраснев, пожал мне руку».) Впрочем, здесь мы встречаемся с злоупотреблением фамилией, что и выше: Пелаги, Кнедель, Брюкке, Флейшль. Что такая игра именами собственными является детской шалостью, я думаю, не встретит возражений ни у кого; но если я занимаюсь этим, то это акт возмездия, так как моя собственная фамилия несчетное число раз была жертвой таких глупых потуг на остроумие. Гете заметил однажды, насколько человек чувствителен к своей фамилии, которой он обрастает, точно кожей, когда Гердер сочинил по поводу его фамилии:
«Der du von Gottern abstammst, vom Goten oder vom Kote» – «So seid ihr Gotterbilder auch zu Staub».
Я замечаю, что это отступление относительно злоупотребления фамилиями должно подготовить нас только к этой жалобе. – Покупки в Спалато напоминают о других покупках в Каттаро: немного поскупился и упустил случай купить хорошие вещи (см. выше: «Упустил случай у кормилицы»). Одна из мыслей, внушенных спящему голодом, гласит следующее: не нужно ничего упускать, нужно брать все, что есть, даже если совершаешь при этом небольшую несправедливость: нельзя упускать случая, жизнь так коротка, смерть неизбежна. Так как эта мысль имеет и сексуальный смысл и так как это желание не останавливается перед несправедливостью, то это «саг-ре diem» должно опасаться цензуры и скрываться за сновидением. К этому присоединяются и все противоположные мысли, воспоминания о том времени, когда спящему было достаточно духовной пищи, все увещевания старших и даже угрозы страшными сексуальными карами.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.