- 1488 Просмотров
- Обсудить
Вновь мы приходим к вопросу, на который ответит лишь время. Тем не менее, существует много свидетельств тому, что мы вовлечены в сентиментальную мистификацию невероятных масштабов. Подумайте только о плачевной роли общественных сентиментов во время войны! Вспомните наш так называемый гуманизм! Только психиатрам в полной мере известно, как легко мы становимся беспомощными, но не вызывающими жалости, жертвами собственных сантиментов. Сентиментальность является надстройкой над грубостью и жестокостью. Бесчувственность — прямая противоположность, и страдает теми же недостатками. Успех «Улисса» доказывает, что даже отсутствие в нем чувств оказывает положительный эффект на читателя, так что мы можем констатировать избыток сентиментальности, наперекор тому эффекту, на который рассчитан роман. Я глубоко убежден, что мы не только увязли в средневековье, но так же и в собственной сентиментальности Следовательно, вполне объяснимо, что пророк в целях обучения наших современников в качестве компенсации не должен использовать и малейших чувств Пророки всегда со всем несогласны и отличаются дурными манерами, но, как говорится, они иногда чешут в затылке Существуют, как известно, большие и малые пророки, а к каким принадлежит Джойс, решать истории. Как всякий истинный пророк, художник является невольным рупором психических тайн своего времени, зачастую таким же бессознательным, как лунатик. Он думает что он сам говорит но на деле слово берет дух времени, а истинность того, что он произносит, познается по результату «Улисс» — человеческий документ нашего времени, который, что особенно важно, содержит секрет Он освобождает от духовных оков, и его холодность замораживает всякую сентиментальность, и даже обычные чувства, до мозга костей Но этим его полезные свойства не исчерпываются. Утверждение, что дьявол способствовал созданию книги, если вам это интересно, вряд ли можно считать правдоподобной гипотезой. В произведении есть жизнь, а жизнь никогда не может состоять исключительно из зла и деструкции. Безусловно, наиболее очевидным свойством романа является отрицание и разрушение, но за всем этим угадывается нечто конструктивное — тайная цель, имеющая смысл и ценность Является ли это пестрое одеяло, сшитое из кусочков слов и образов «символическим? Я не говорю об аллегории (прости Господи!), но о символе кк выражении чего-то, что мы не можем зафиксировать. В этом случае скрытый смысл несомненно должен просвечивать сквозь запутанную фактуру в ее отдельных местах, там и сям должны всплывать вещи, представляющие другое время и другое место, — возможно, загадочные сны, или сокровенную мудрость древнейших рас. Эту возможность нельзя исключить, но мне лично никак не удается найти ключ. Напротив, книга мне кажется написанной в ясном сознании; это не сон, и не выброс бессознательного. По сравнению с «Заратустрой» или второй частью Фаурта, в ней видна гораздо более мощная целенаправленность. Вот почему, вероятно, в «Улиссе» нет характерных черт символического произведения. Естественно, архетипическая основа ясно ощутима. За Дедалусом и Блумом стоят вечные фигуры духовных и телесных людей; Миссис Блум, вероятно, представляет аниму, потерявшуюся в бессловесности, и собственно Улисс вполне может являться героем. Но книга не сфокусирована на этой основе, она уходит в сторону противоположного, пытаясь изо всех сил достичь абсолютной объективности сознания. Произведение, без сомнения, не является символическим, и не претендует на это. Ели бы оно, тем не менее, изображало символы в некоторых эпизодах, это значило бы, что детище смогло несколько раз обмануть своего создателя. дело в том, что если нечто «символично, то это значит, что человек обожествляет свою скрытую, недосягаемую природу, и отчаянно пытается поймать в сети слов тайну, которая ускользает от него. Чтобы это ни было — то ли тайна материального мира, то ли духовного — он должен обратить к ней все свои мыслительные способности, и проникнуть сквозь многоцветную завесу, чтобы вынести на дневной свет скрытое в темных глубинах золото. Но потрясающей особенностью «Улисса» является абсолютное ничто, которое открывается за тысячной завесой; оно не принадлежит ни миру материи, ни духу, и холодно взирает на нас из глубин космоса, подобно Луне, позволяя комедии рождения и разрушения идти своим чередом. Я искренне надеюсь, что «Улисс» не является символическим произведением, потому что если бы он был таковым, это стало бы его провалом. Какой такой бережно хранимый серет может скрываться с невиданным упорством на протяжении семисот тридцати пяти бесконечных страниц? Лучше не тратить время и силы на поиски неизвестного сокровища. Естественно, не должно быть ничего символического в этой книге, потому что если бы было, наше сознание оказалось бы втянутым обратно, в мир материи и духа, обожествляя господ Дедалусов и Блумов, обманутое тысячью фасеток жизни. Но как раз против этого и пытается предостеречь Улисс: он хочет стать лунным глазом, сознанием, отделенным от объекта, не подвластным ни богам, ни чувствам, не связанным ни любовью, ни ненавистью, ни убеждениями, ни предрассудками. «Улисс» не учит этому, а осуществляет на практике — отделение сознания14 является целью, которая мерцает сквозь туман этой книги. В этом, конечно, и заключается ее подлинный секрет, тайна нового космического сознания; и она открывается не тому, кто, исполненный внимания, пройдет путем всех семиста тридцати пяти страниц, но тому, кто сможет на протяжении семиста тридцати пяти дней смотреть на мир и на себя самого глазами Улисса. Это пространство времени, в любом случае, должно быть понято символически — «время, времена и еще полвремени» — иначе говоря, неопределенный период; но достаточный для того, чтобы произошла трансформация. Отделение сознания может быть выражено Гомеровским образом Одиссея, плывущего между Сциллой и Харибдой, между смыкающимися скалами мировой материи и духа; или, пользуясь образами дублинской преисподней, между отцом Джоном Конми и вице-королем Ирландии, «скомканной бумажкой, скользящей вниз по Лиффи (стр.239): Илия, легкий кораблик, скомканный бумажный листок, плыл радом с бортами больших и малых судов, посреди архипелага пробок, минуя Нью-Воппинг стрит, на восток, мимо парома Бенсона и рядом с трехмачтовой шхуiчой «Роузвин’, шедшей из Бриджуотера с грузом кирпичей. Может ли это обособление сознания, эта деперсонализация личности в самом деле быть Итакой Одиссеей Джойса? Казалось бы, в мире, где нет ничего, кроме разве что пустяка, как минимум «Я» — сам Джеймс Джойс — должно остаться на своем месте. Но заметил ли кто-нибудь наличие единого, подлинного эго в книге, кроме сонма несчастливых, невзрачных «Я’, которыми она наполнена? Правда, каждый персонаж в «Улиссе» в высшей степени реален, и ни один из них не мог быть ничем иным, кроме того, чем он является и все они — вещи в себе во всех отношениях. Но все же, никто из них не обладает эго — человеческой, вполне сознателной сердцевиной, островком, окруженным теплой кровью, маленьким, но чрезвычайно важным. Все Дедалусы, Блумы, Харрисы, Линчи, Маллиганы и остальные говорят и ходят как бы в коллективном сне, который начинается нигде и уходит в никуда, и который существует только благодаря тому, что «не-кто» — невидимый Одиссей — видит этот сон. Никто из них не подозревает об этом, и тем не менее они живут лишь потому, что бог заставляет их жить. Такова жизнь — vitae somnium breve — и поэтому персонажи Джойса так правдивы. Но эго, которое их всех должно объединять, нигде не проявляется. Оно не выдает себя ничем, — ни суждением, ни симпатией, ни единым антропоморфизмом. Эго создателя этих персонажей неуловимо. Оно как бы растворилось в бесчисленных характерах, населяющих Улисса.15 И тем не менее, а скорее даже по этой причине, все и вся, даже отсутствующая пунктуация последней главы, представляет самого Джойса. Его обособленное, наблюдающее сознание, бесстрастно окидывающее взглядом лежащую за пределами времени последовательность событий шестнадцатого Июня, 1904 г., должно говорить всем этим проявлениям: Таttvamasi, «Так Ты создал» — «Ты» в высшем смысле, не эго, а Самость. Ведь только самость объединяет эго и не-эго, инфернальные области, человеческие внутренности, imagines et lares (Жизнь- это короткий сон (лат.) Прим. ред.) и небеса. Когда бы я ни читал Улисса, мне на ум всегда приходит китайский рисунок, опубликованный Рихардом Вильгельмом, на котором изображен человек в позе медитации; из его головы растут еще пять человеческих фигур, и еще по пять вырастают в свою очередь из каждой из этих голов. Эта картинка изображает духовное состояние йога, который уже почти избавился от своего эго и готов перейти в более высокое, более объективное состояние самости. Это состояние «лунного диска, спокойного и одинокого» состояние сат-чит-ананда, сочетание бытия и небытия, конечная цель восточного пути освобождения, бесценная жемчужина индийской и китайской мудрости, превозносимой последователями на протяжении столетий. «Скомканный листок бумаги» плывет на Восток. Три раза это «скомканное» замечание появляется в тексте Улисса, и каждый раз в таинственной связи с Илией. дважды нам говорят, что «Илия идет» Он в самом деле появляется в бордельной сцене (прямо сопоставляемой Миддлтоном Мерри с Вальпургиевой ночью в Фаусте), где в американизированном варианте поясняет смысл упомянутого замечания (стр.478):* (Д. Джойс. Улисс М., Республика, 1993 г., стр. 371.) Ребятки, момент настал. Божье время — ровно 12.25. Скажи мамаше, что будешь там. Сдавай под заказ, и козырный туз твой. Бери до Вечность-Сортировочная прямым экспрессом! Бегом в наши ряды! Только еще словечко. Ты божий, или ты хрен в рогоже? Если второе пришествие состоится на Кони-Айленд, готовы мы или нет? Флорри Христос, Стивен Христос, Зоя Христос, Блум Христос, Кипи Христос, Линч Христос, все вы должны почувствовать эту космическую силу. Мы что, щрейфим перед космосом? Нет. Будь на стороне ангелов. Будь призмой. У тебя же есть эта штука внутри, высшее я 17 Можно потусоваться с Христом, с Гаутамои, с Ингерсоллом. Ну как, чувствуете эти вибрации? Ручаюсь, что чувствуете. Братия, стоит только однажды поймать это, и дело в шляпе, бодрая прогулочка на небо обеспечена. дошло? Это прожектор жизни, я вам говорю, самая крутая дурь из всех, просто iак пирог с кремом. Лучшая и удобнейшая из всех линий. Великолепная, сверхроскошная штука. Приводит вас в форму. Теперь ясно, что происходит: обособление человеческого сознания и его последовательное приближение к божеству — основа и наибольшее художественное достижение «Улисса» — инфернальным образом искажается в пьяном безумии борделя, как только появляется там в своем традиционном одеянии. Улисс, многое переживший странник, всегда стремился к своему родному острову, назад к своей истинной самости, продираясь через восемнадцать глав приключений, и в конце концов ему удалось освободиться от мира обманов и иллюзий, и теперь он, бесстрастный, может наблюдать издалека. Так он достиг того же, что и Будда или Иисус, и к чему стремился Фауст — победы над миром дураков, освобождения от противоположностей. И точно также, как Фауст растворился в Вечной Женственности, так и Молли Блум (которую Стюарт Гилберт сравнивает с цветущей Землей), которая говорит последнее слово в романе, монолог без знаков препинания, своим гармоничным финальным аккордом дает счастливое разрешение дьявольским, вопиющим несоответствиям и противоречиям. Улисс — бог-создатель у Джойса, подлинный демиург, который освободился от оков физического и ментального мира, и наблюдает его отстраненным сознанием. Он для Джойса то же, что Фауст для Гете, или Заратустра для Ницше. Он — высшая самость, возвратившаяся в свой божественный дом- после слепого блуждания самсары. Нигде в книге Улисс не появляется; Улисс — это сама книга, микрокосм Джеймса Джойса, мир самости и одновременно самость мира. Улисс может вернуться домой только после того, как он поворачивается спиной к миру мысли и материи. Это, несомненно, и есть то сообщение, которое несет в себе июньский день 1904 года, любой день любого человека, в течение которого малозначительные персонажи неустанно что-то делают и что-то говорят, без начала и конца, — грустная картина, напоминающая сон, инфернальная, сардоническая, уродливая, дьявольская, но правдивая. Картина, которая может вызывать ночные кошмары или состояние вселенской Пепельной Среды, которое, возможно, испытал Создатель первого августа 1914 года. После оптимизма седьмого дня творения для демиурга трудно было бы идентифицировать себя с творением в 1914 году. «Улисс» был написан между 1914 и 1921 годами — не очень подходящий период для изображения радостной картины мира или любовного к нему обращения (кстати сказать, как и сегодня). Таким образом, не удивительно, что демиург в лице художника рисует негативную картину, причем настолько богохульно негативную, что в Англо-саксонских странах книгу запретили, дабы избежать скандала, который мог возникнуть из-за противоречий с текстом Книги Бытия! Вот каким образом непонятый демиург становится Улиссом в поисках своего дома. В «Улиссе» так мало чувств, что все эстеты должны быть в восторге. Но давайте предположим, что сознание Улисса — не луна, а эго, обладающее суждением, пониманием и чувствующим сердцем. И тогда долгая дорога в восемнадцать глав будет не только отличаться отсутствием удовольствий, но станет дорогой на Голгофу; и замученный обезумевший странник, в конце концов, на закате упадет в объятия Великой Матери, которая означает начало и окончание жизни. За цинизмом Улисса кроется великое сострадание; он знает, что боль мира ни красива, ни хороша, и, что еще хуже, безнадежно несется сквозь вечность, повторяясь ежедневно, увлекая за собой в идиотском танце человеческое сознание на часы, месяцы, годы. Улисс предпринял шаг, который ведет к отделению сознания от объекта; он освободил себя от привязанностей, погруженности и раздвоенности, и теперь может направиться к дому. Он дает нам больше, чем субъективное выражение чьего-то мнения, потому что созидательный гений не одно лицо, а множество их, и он в тишине обращается к душам миллионов, чьи значимость и судьбы он воплощает так же, как свои собственные. Мне кажется, что все негативное в произведении Джойса, все хладнокровное, причудливое и банальное, гротескное и дьявольское, является позитивным свойством, заслуживающим восхищения. Невыразимо богатый язык джойса, состоящий из мириад фасеток, раскрывается в пассажах, скользящих подобно червю, ужасающе скучных и монотонных, но сами скука и монотонность достигают эпического величия, делающего книгу «Махабхаратой» мировой тщеты и мерзости. «Из трещин, канав, выгребных ям, навозных куч со всех сторон поднимаются гнилые испарения» (стр.412). И в этой открытой клоаке отражаются практически все самые высокие религиозные мысли с самыми богохульственными искажениями, точно как это происходит во сне. (другая сторона» Альфреда Кубина является сельским собратом городского Улисса). даже это я охотно принимаю, потому что на это нечем возразить. Напротив, трансформация эсхатологии в скатологию доказывает истинность Тертуллиановской фразы: «Душа по природе христианка» Улисс проявляет себя как сознательный Антихрист и таким образом, демонстрирует приверженность католицизму. Но он не только христианин, но — что еще более привлекательно — и Буддист, и Шиваист, и гностик (стр.481): (голосом волн). Белый йогин богов. Оккультный поймандр Гермеса Трисмегиста. (Посвистами морского ветра). Пунарджанам балдапенджауб! Меня не проведешь. Сказано быпо некогда, берегись левого, культа Шаю-и. (Кличем буревестника.) Шакти, Шина! Во тьме сокрытый Отец!…Аим! Баум! Пижаум! Я свет фермы, я чудеснейшее сливочное масло. Разве это не трогательно и не знаменательно? Даже на навозной куче древнейшие и подлинные духовные ценности не потеряны, В психике нет щелки, через которую божественное откровение могло бы выдышать всю свою жизнь и погибнуть в зловонной грязи. Старый Гермес, отец всех ересей, прав: Что вверху, то и внизу. Стивен Дедалус, небесный человек с птичьей головой, пытаясь избежать всех загазованных регионов воздуха, падает в земную трясину, и в самой ее глубине вновь обретает ту самую высоту, с которой он упал. «И я должен долететь до самого края земли..» Окончание этого предложения является богохульством, которое служит лучшим доказательством такой мысли в самом Улиссе18 Еще интереснее, что проныра Блум, извращенный сенсуалист и импотент, в грязи испытывает нечто, с чем он никогда еще не сталкивался: свое собственное преображение. Хорошие новости: когда знаки вечности исчезают с лика небес, их находит свинья, роющая землю в поисках трюфелей. Потому что они нестираемой краской нанесены как на высшее, так и на низшее; только в проклятых Богом вялых переходных пространствах их не удается обнаружить. Улисс абсолютно объективен и абсолютно честен, и поэтому ему можно верить. Его показаниям можно довериться так же, как мощи и тщетности мира и духа. Улисс является единственной реальностью, жизнью, значением; в нем заключена фантасмагория мысли и материи, эго и не-эго И тут я хотел бы задать вопрос господину Джойсу «Заметили ли Вы, что являетесь представлением, мыслью, может быть даже комплексом Улисса? Что он стоит над Вами, как стоглазый Аргус, создавший вокруг Вас мир и анти-мир, заполненный объектами, без которых Вы бы вообще не смогли осознать свое эго?» Я не знаю, что бы многоуважаемый автор сказал мне в ответ. Но это также и не меняет дела — ничто не помешает мне пофилософствовать в свое удовольствие. Но подобный вопрос так и тянет задать, когда видишь с какой аккуратностью был извлечен микрокосм Дублина 16 июня 1904 г. из хаотического макрокосма мировой истории, как он был препарирован и выложен на предметном стеклышке во всей красе соблазнительных деталей с педантичной точностью абсолютно бесстрастного наблюдателя. Вот улицы, вот дома, прогуливается молодая пара, настоящий мистер Блум идет по своим рекламным делам, настоящий Стивен Дедалус развлекает себя афористической философией. Было бы неудивительно, если бы сам мистер Джойс показался вдруг на каком-нибудь дублинском перекресте. Почему бы и нет? Он несомненно так же реален, как мистер Блум, и мог быть с тем же успехом изловлен, препарирован и описан (как, например, в «Портрете художника в юности). Кто же все-таки Улисс? Без сомнения, он символ того, что создает тотальность, единость всех персонажей, появляющихся в «Улиссе» — мистер Блум, Стивен, миссис Блум и остальных, включая мистера джойса. Попытайтесь представить существо, которое является не просто бесцветным душевным конгломератом, составленным из неопределенного количества несочетающихся и антагонистических индивидуальных душ, но состоит также из домов, уличных процессий, церквей, реки Лиффи, нескольких борделей, и смятой записки, плывущей в сторону моря — и все же обладает восприимчивым и фиксирующим сознанием! Такой монстр настраивает на спекулятивный лад, особенно учитывая невозможность ничего доказать и, вследствие этого, вынужденное довольствование предположениями. Я должен признаться, что подозреваю Улисса в большей сознательности, в том, что он является субъектом для всех объектов на предметном стеклышке, существом, которое ведет себя как мистер Блум, или типография, или скомканная бумажка, но на самом деле является «скрытым во тьме отцом» всех этих экземпляров. «Я — тот, кто жертвует, и я жертва.» На языке инфернальных областей: «Я чудеснейшее сливочное масло.» Когда он раскрывает объятия миру, все сады зацветают. Но когда он поворачивается к нему спиной, один за одним начинают катиться пустые будни — Labitur et labetur in omne volubilis aevum * (Гораций «Послания»: и так [река] струится, и будет струиться, катя свои воды вечно.) демиург вначале создал мир, который в тщеславии посчитал совершенным; но, посмотрев вверх, увидел свет, который он не создавал. Таким образом, он повернулся спиной к тому месту, где был его дом. Но когда он так сделал, его мужская творческая сила обернулась женской уступчивостью, и он вынужден был признаться: Все вещи эфемерны, Не более, чем отражения; Недостижимое Здесь обретает законченность, Неописуемое Тут осуществилось, Вечная Женственность Все еще нас влечет С книжной картинки, там, далеко внизу, на Земле, в Ирландии, в дублине, на Экклз-стрит, 7, со своей кровати, засыпая часа в два ночи, в самом начале семнадцатого июня 1904 г., легкомысленная миссис Блум произносит О море море пурпурное иногда как огонь и роскошные закаты и фиговые деревья в садах Аламеды да и все причудливые улочки и розовые и голубые и желтые аллеи роз и жасмин и герань и кактусы и Гибралтар где я была девушкой и Горным цветком да когда я заколола волосы розой как делают андалузские девушки или алую мне при колоть да и как он целовал меня под Мавританской стеной и я подумала не все ли равно он или другой и тогда я сказала ему глазами чтобы он снова спросил да и тогда он спросил меня не хочу ли я да сказать да мой горный цветок и сначала я обвила его руками да и привлекла к себе так что он почувствовал мои груди и аромат да и сердце у него колотилось безумно и да я сказала да я хочу да О Улисс, ты — подлинно благочестивая книга для опьяненного объектами, одержимого объектами белого человека! Ты — духовное упражнение, дисциплина аскета, агонизирующий ритуал, составление арканов, восемнадцать алхимических реторт, поставленных одна на другую, в которых дистиллируются аминокислоты, отравляющие газы, огонь и лед, и гомункулус нового вселенского сознания! Ты ничего не говоришь и ничего не выдаешь, о Улисс, но ты задаешь нам работу! Пенелопе не нужно больше прясть свою бесконечную пряжу; она теперь может отдыхать в садах Земли, потому что муж ее вернулся, все его странствия окончены. Мир рассыпался и вновь создан. Завершающая фраза: я уже прекрасно справляюсь с чтением «Улисса» — вперед! ПРИЛОЖЕНИЕ * Происхождение вышеприведенной статьи интересно, поскольку на этот счет было опубликовано несколько противоречащих объяснений. Сначала приводим версию, которую принято считать подлинной: (1) На стр. 60–63 Юнг утверждает, что написал статью, потому что издатель «попросил его высказать свое мнение о [Джойсе], или даже скорее об Улиссе. Это был Дениел Броди, бывший глава Райн-Ферлаг (Цюрих), который опубликовал немецкий перевод «Улисса» в 1927 г. (2-е и 3-е издание, 1930 г). доктор Броди подтверждает, что в 1930 г. в Мюнхене он посетил лекцию Юнга «о психологии автора.» (Это, вероятно, была ранняя версия предыдущей статьи, «Психология и литература) Говоря с Юнгом позднее, доктор Броди подтвердил, что Райн-Ферлаг готовит к публикации литературное ревю, и он был бы рад включить статью Юнга о Джойсе в первом выпуске. Юнг согласился, и примерно через месяц предоставил текст Броди, который прочитав его, понял, что Юнг рассуждает о Джойсе и «Улиссе» в основном с клинической точки зрения, причем, довольно бесцеремонно. Он отправил статью Джойсу, который ответил ему телеграфом.» «Niedhgerhangen», что значит «повесьте пониже, т. е. фигурально выражаясь, «покажите статью всем, опубликовав ее. (Джойс процитировал Фридриха Великого, который, заметив критикующий его плакат, попросил повесить его пониже, чтобы всем было лучше видно). друзья Джойса, включая Стюарта Гилберта, посоветовали Броди не публиковать статью, хотя Юнг впервые стал настаивать на публикации. Тем временем, политические страсти в Германии начали накаляться и Райн-Ферлаг решило отказаться от проекта литературного ревю, вследствие чего доктор Броди вернул статью Юнгу. Позднее Юнг отредактировал свое эссе (несколько изменив тон) и опубликовал его в 1932 г. * Из Jung CW. v15. рр. 132–134. 80 К.Юнг в Еuropaische Revue. Оригинальная версия так и не стала доступна публике. Вышеприведенные факты основаны частично на информации, полученной от доктора Броди Издателями избранных сочинений Юнга (СW, vol. 15), и частично на содержании письма профессора Рихарда Элманна, который получил похожее предложение от доктора Броди. Профессор Эллманн подтвердил, что он остановился на этом вопросе в новом издании биографии Джойса. (2) Профессор Элманн в своем первом издании «Джеймса Джойса» (1959 г., стр.641), пишет, что Броди попросил Юнга написать предисловие к третьему изданию (конец 30-х годов) немецкого переводя Улисса. Патриция Хатчинс в «Мире Джеймса Джойса» (1957 г.; стр.182), цитирует интервью с Юнгом: «В тридцатые годы меня попросили написать предисловие к немецкому изданию Улисса, но у меня вышло не то, что требовалось. Позднее, я опубликовал его в одной из моих книг. Мой интерес был не литературным, а профессиональным… Роман был с моей точки зрения исключительно ценным документом…» (3) В письме к Харриет ШоуУивер, 27 сентября 1930 г. из Парижа, Джойс писал: «Райн-Ферлаг попросили Юнга сделать предисловие к немецкому изданию книги Гилберта. Он ответил длинном и злобным выпадом… они очень озабочены этим, но я прошу их опубликовать статью…» (Письма, изд. Стюарта Гилберта, стр.294). Райн-Ферлаг опубликовали немецкий перевод книги «Улисс» Джеймса Джойса: исследование» как «Das Ratsel Ulisses» в 1932 г. Мистер Гилберт подтвердил в письме к Издателям: «Боюсь, что мои воспоминания о Юнговском эссе довольно смутны, но… я абсолютно уверен, что просил Юнга написать текст для «Raiser, но никак не для немецкого издания Улисса. Профессор Эллманн прокомментировал это в письме: «Я подозреваю, что на каком-то этапе переговоров с Юнгом идея использования его статьи в качестве предисловия к книге Гилберта вполне могла возникнуть как у Броди, так и у Джойса.» Юнг отправил Джойсу отредактированную копию своего эссе вместе со следующим письмом (см. Эллманн, «Джеймс Джойс, стр.642) Кюснахт-Цюрих Зештрассе 228 27 сентября 1932 г. Джеймсу Джойсу, Эсквайру Отель Элит Цюрих дорогой Сэр, Ваш Улисс одарил мир такой волнующей психологической проблемой, что меня неоднократно просили высказаться по этому поводу в качестве некоего авторитета в области вопросов психологии. Улисс оказался исключительно твердым орешком, заставившим мою мысль не только работать на пределе возможного, но также и отправиться в дальнее странствие (говоря с точки зрения ученого). Ваша книга в целом задала мне такую проблему, что я размышлял над ней около трех лет, пока мне наконец не удалось вникнуть в суть дела. Но я должен признать, что глубоко благодарен Вам, так же как и Вашему колоссальному опусу, потому что я многому научился. Я так никогда и не выясню наверняка получил ли я от книги удовольствие, потому что на нее ушло слишком много нервов и серого вещества. Я также не уверен, что вы получите удовольствие от написанного мной по поводу Улисса, потому что я не смог скрыть от публики, насолько скучно мне было, как я ворчал про себя, проклинал все на свете и восхищался. Сорок страниц безостановочного бега в конце — это бесценный букет первосортных психологических наблюдений. Мне кажется, что только бабушка давала может столько знать о женской психологии; я, например, многого не знал. Я просто пытаюсь отрекомендовать Вам свое маленькое эссе как интересную попытку совершенно постороннего человека, который углубился в лабиринт Вашего Улисса и которому удалось выбраться на свет божий только благодаря чистому везению. Из моей статьи Вы узнаете в деталях, что Улисс может сделать со вполне уравновешенным психологом. С выражением глубокого уважения, дорогой Сэр, остаюсь искренне Ваш КГ. Юнг Принадлежащий Юнгу экземпляр «Улисса» содержит на титульном листе следующую надпись, сделанную рукой Джойса: «доктору К.Г. Юнгу, в знак благодарности за его советы и помощь Джеймс Джойс. Рождество 1934, Цюрих.» Этот экземпляр, без сомнения, именно тот, с которым работал Юнг, когда писал свое эссе, поскольку цитированные места помечены в книге карандашом Примечания 1 Цитаты из «Улисса» соответствуют десятому ицанию (Париж, 1928 г). экземпляром которого владел Юнг и которое он цитирует, хотя он явно был знаком и с первым изданием «Улисса» 1922 г В тех случаях, где удалось найти адекватность, цитаты даны, с незначительными уточнениями, из русского издания Д. Джойс Улисс М Республика, 1993 г Авторское примечание Это литературное эссе впервые появилось в Еиropaische Revue Его нельзя назвать строго научным исследованием, что в равной степени относится и к моим заметкам о Пикассо Я включил его в данный том (CW vol15 — ред) потому что «Улисс» является очень важным «человеческим документом характерным для нашего времени, и мои заметки о нем демонстрируют то, как идеи, играющие значительную роль в моей работе, приложимы к литературному материалу Мое эссе не преследует не только научной но и никакой дидактической цели, и может быть интересно читателю просто как субъективное мнение. 2 Сам Джойс говорит в Work in Progress (журнал «transition») «Из атомов и вероятностей мы можем приходить, протягивать руку, и уходить обратно, но нам, без сомнения, суждено вечно оставаться неприкаянными.» как и в «Поминках по Финнегану (1939), стр455 Фрагменты были опубликованы в 1924-1 938 гг под названием Work in Progress в ежемесячнике «transition» и других. З Сurtius (J. Joyse und sem Ulysse) называет «Улисса» «люциферовой книгой, произведением Антихриста» 4 Сurtius (там же, стр 60) «Метафизический нигилизм является субстанцией произведения Джойса» 5 Магические слова, пославшие меня в сон, находятся в конце 134 и начале 135 страницы(Д. Джойс. Уллис. М Республика, 1993 г стр 108) «это музыка, застывшая в мраморе, каменное изваяние, рогатое и устрашающее, божественное в человеческой форме, это вечный символ мудрости и прозрения, который достоин жить, если только достойно жить что-либо исполненное воображением или рукою скульптора во мраморе, духовно преображенном и преображающем» В этом месте, чувствуя головокружение, я перевернул страницу и мой взгляд упал на следующий пассаж(Там же, стр 116) «муж, искусный в битве каменнорогий, каменнобородый, с каменным сердцем» Это относится к Моисею, который отказывается подчиниться мощи Египта Эти два пассажа содержали наркотик, который отключил мое сознание, и активизировал до того бессознательный поток мыслей, для которого сознание было только помехой Как я выяснил позднее, тогда на меня в первый раз снизошло понимание того, что делает автор, и что стоит за его работой б Этот эффект значительно усилен в «Work in Progress очень точно характеризует его как «вечно повторяющиеся идеи в вечно-изменяющейся форме, спроецированные на сферу абсолютной ирреальности Абсолютное пространство, абсолютное время «(Neue Schweizer Rundschau, Сентябрь 1929 г стр. ббб) 7 В психологии Janet этот феномен известен как «понижение ментального интеллекта» У больных это явление возникает непроизвольно, но для Джойса оно — результат тщательной подготовки Все богатство и гротескная глубина сонного мышления всплывают на поверхность, когда [function du reel, т е адаптированное сознание, выключено 8 Мне кажется, Стюарт Гилберт («Улисс» Джеймса Джойса» 1930 г, стр 40) прав в своем предположении, что каждая глава подчинена какой-нибудь физиологической или чувственной доминанте Он перечисляет почки, гениталии, сердце, легкие, пищеварительную систему, мозг кровь, ухо, мускулатуру глаз, нос. матку, нервы, скелет кожу Каждая из этих доминант действует как лейтмотив Мое замечание по поводу периферического мышления было сделано в 1930 г С моей точки зрения, предположение Гилберта хорошо подкрепляется психологическим фактом того, что понижение плато интеллекта у больных образовывает созвездие, которое Вернике называет «органами-заместителями, то есть символическим представлением органов. 9 Сurtius(, стр.30- «Он воспроизводит поток сознания, не утруждаясь профильтровать его ни логически, ни этически» 1 °Curtius, стр 8 Автор делает все, чтобы избежать легкости понимания читателем. 11 Сurtius, 81iаг(i1Ьег(, и другие. 12 Gilbert на стр.2 говорит о «старательном выхолащивании чувства» 13 Gilbert (, стр.355:» воспринять, так сказать, вид на космос с точки зрения Божественного глаза. 14 Гилберт также отмечает это обособление сознания Он говорит на стр.21 «Отношение автора к своим персонажам в «Улиссе» проясненно-отстраненное (я бы поставил знак вопроса под проясненным) Стр.22 «Феномены всех видов, как мыслительные, так и материальные, высокого порядка или мелкие, имеют эквивалентное значение для художника.» Стр. 23: «В этой обособленности, абсолютной как абсолютно безразличие Природы по отношению ко всем ее детям, мы можем найти одну из причин отчетливого «реализма» «Улисса. 15 Как сам Джойс говорит в «Портрете художника в юности» (изд.1930 г., стр.245): «Художник, как Господь творения, остается или внутри, или снаружи, или позади, или над своим произведением, невидимый, очищенный отбытия, безразлично полирующий ногти» 16 Вильгельм и Юнг, «Тайна Золотого Цветка» 17 Выделено мной. Прим. Юнга. 18 Этот пассаж трудно интерпретировать, поскольку цитату не удалось обнаружить в тексте «Улисса’. Юнг обычно приводит англоязычные цитаты из романа, но здесь он пользуется немецким. Это может относиться к началу речи Дедалуса. в эпизоде Цирцея (стр.476) в русском издании стр. 369: «То, что идет на край света, чтобы не пересечься само с собой. Бог, Солнце, Шекспир, коммивояжер, достигнув пересечения с собою в самой реальности, обретают самих себя… Подожди секунду. Этот проклятый рев на улице…» «Проклятый рев» относится к граммофонной игре священной кантаты Град Святой. Профессор Эллманн предполагает здесь отсылку к фразе, сказанной Стивеном г-ну Дизи в эпизоде Нестор (гл.2): Это и есть Бог… крик на улице.» Юнг мог так же иметь в виду библейскую аллюзию; ср. Псалом 139:7–9 куда пойду от духа Твоего и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря…»
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.