Меню
Назад » »

Карл Густав Юнг и аналитическая психология. В. В. Зеленский (41)

53. Сознание. Под сознанием я разумею отнесенность психических содержаний к нашему эго (см.), поскольку эго ощущает эту отнесенность как таковую. /122- S.11; 76- S.3/ Отношения к эго, поскольку они, как таковые, им не ощущаются, остаются бессознательными (см. бессознательное). Сознание есть функция или деятельность [Ср. Riehl /123- S.161/, который тоже понимает сознание как "активность", как "процесс"], поддерживающая связь между психическими содержаниями и эго. Сознание для меня не тождественно с психикой, ибо психика представляется мне совокупностью всех психических содержаний, из которых не все непременно связаны прямо с эго, то есть настолько отнесены к эго, что им присуще качество сознательности. Есть множество психических комплексов, из которых не все по необходимости связаны с эго. /52/ 54. Субъективный уровень. Когда я говорю об истолковании сновидения или фантазии на субъективном уровне, то имею в виду, что лица или ситуации, встречающиеся в них, относятся к субъективным факторам, всецело присущим собственной психике субъекта. Известно, что образ объекта, находящийся в нашей психике, никогда не бывает абсолютно равным самому объекту, а самое большее лишь похожим на него. Правда, образ этот создается через чувственную перцепцию и через апперцепцию (см.) этих раздражений, но именно с помощью процессов, которые уже принадлежат нашей психике и лишь вызваны объектом. Опыт показывает, что свидетельства наших чувств в высокой степени совпадают с качествами объекта, однако наша апперцепция подвержена почти необозримым субъективным влияниям, которые чрезвычайно затрудняют верное познание человеческого характера. К тому же столь сложная психическая величина, какой является человеческий характер, дает чистой чувственной перцепции лишь очень немного точек опоры. Познание характера требует эмпатии (см.), размышления, интуиции (см.). Вследствие таких осложнений естественно, что конечное суждение имеет всегда лишь очень сомнительную ценность, так что тот образ человеческого объекта, который мы в себе слагаем, оказывается при всяких обстоятельствах в высшей степени субъективно обусловленным. Поэтому в практической психологии поступают правильно, когда строго отличают образ, или имаго, человека от его действительного существования. Вследствие крайне субъективного возникновения имаго, оно нередко является скорее отображением субъективного комплекса функций, нежели самого объекта. Поэтому при аналитическом разборе бессознательных продуктов важно, чтобы имаго отнюдь не отождествлялось без оговорок с объектом, а, скорее, понималось как образ субъективного отношения к объекту. Это и есть понимание на субъективном уровне. Исследование бессознательного продукта на субъективном уровне обнаруживает наличность субъективных суждений и тенденций, носителем которых становится объект. И если в каком-нибудь бессознательном продукте появляется имаго объекта, то это вовсе не значит, что дело само по себе идет о реальном объекте, а точно так же или, может быть, даже скорее о субъективном функциональном комплексе (см. душа). Применяя истолкование на субъективном уровне, мы получаем доступ к широкой психологической интерпретации не только сновидений, но и литературных произведений, в которых отдельные действующие лица являются представителями относительно автономных функциональных комплексов автора. 55. Тип. Тип есть пример или образец, характеристически передающий характер родового понятия или всеобщности. В более узком смысле настоящего моего труда, тип есть характерный образец единой общей установки (см. установка), встречающейся во многих индивидуальных формах. Из многочисленных установок, действительно встречающихся и возможных, я выделяю в настоящем своем исследовании в общем четыре установки, а именно те, которые ориентируются, главным образом, на четыре основные психологические функции (см. функция), то есть на мышление, чувство, интуицию и ощущение. Поскольку такая установка привычна и тем накладывает определенный отпечаток на характер индивида, я говорю о психологическом типе. Эти типы, базированные на четырех основных функциях, которые можно обозначить как мыслительный, чувствующий, интуитивный и ощущающий, могут быть в зависимости от качества основной (ведущей) функции разделены на два класса: на типы рациональные и типы иррациональные. К первым принадлежат мыслительный и чувствующий типы, к последним - интуитивный и ощущающий (см. рациональное и иррациональное). Дальнейшее разделение на два класса зависит от преимущественного движения либидо, а именно от интроверсии и экстраверсии (см.). Все основные типы могут принадлежать как к одному, так и к другому классу, смотря по их преобладающей установке, более интровертной или более экстравертной. Мыслительный тип может принадлежать и к интровертному, и к экстравертному классу; так же и все остальные типы. Разделение на рациональные и иррациональные типы составляет другую точку зрения и не имеет ничего общего с интроверсией и экстраверсией. В двух предварительных сообщениях, посвященных учению о типах [Одно см. Приложение 1; другое: "Структура бессознательного" // Юнг К. Г. Два эссе по аналитической психологии. /15- 7, §462,482/], я не отличал мыслительный и чувствующий типы от типов интровертного и экстравертного, но отождествлял мыслительный тип с интровертным, а чувствующий - с экстравертным. Но при окончательной разработке материала я убедился, что интровертный и экстравертный типы следует рассматривать как категории, стоящие над функциональными типами. Такое разделение вполне соответствует и опыту, ибо, например, несомненно, что есть два различных чувствующих типа, из которых один установлен преимущественно на свое чувствующее переживание, а другой - преимущественно на объект. 56. Тождество (Identitat, Identity). О тождестве я говорю в случае психологической одинаковости. Тождество есть всегда бессознательный феномен, потому что сознательная одинаковость всегда предполагала бы уже сознание двух вещей одинаковых одна с другой и, следовательно, отделение субъекта от объекта, вследствие чего сам феномен тождества был бы уже упразднен. Психологическое тождество предполагает свою бессознательность. Оно составляет характерное свойство примитивного уклада души и настоящую основу "мистического соучастия" (см.), которая есть не что иное, как пережиток первобытной психологической неотличенности субъекта и объекта, то есть остаток изначального бессознательного состояния; далее, оно есть свойство, характеризующее духовное состояние раннего детства, и, наконец, оно характеризует и бессознательное у взрослого культурного человека, которое, поскольку оно не стало содержанием сознания, длительно пребывает в состоянии тождества с объектами. На тождестве с родителями основана идентификация (см.) с ними; точно так же на нем покоится и возможность проекции (см.) и интроекции (см.). Тождество есть прежде всего бессознательная одинаковость с объектами. Оно не есть уравнение или отождествление, но априорная одинаковость, которая вообще никогда не была предметом сознания. На тождестве основан наивный предрассудок, будто психология одного человека равна психологии другого; будто всюду действуют одни и те же мотивы; будто приятное мне, разумеется, должно доставить удовольствие и другому; будто то, что не морально для меня, должно быть не морально и для другого, и т. д. На тождестве основано и распространенное всюду стремление исправлять в других то, что следовало бы исправить в самом себе. На тождестве же основана далее возможность суггестивного внушения и психической заразы. Особенно ясно тождество выступает в патологических случаях, например у параноика, когда собственное субъективное содержание предполагается у другого как само собой разумеющееся. Но тождество делает также возможным сознательный коллективизм (см. коллективное), сознательную социальную установку (см.), нашедшую свое высшее выражение в идеале христианской любви к ближнему. 57. Трансцендентная функция. См. символ. 58. Установка (Einstellung). Это понятие есть сравнительно новое приобретение психологии (1921 год - прим. ред.). Его ввели Мюллер и Шуман. /124- Bd.45. S.37/ Тогда как Кюльпе /125- S.44/ определяет установку как предрасположение сенсорных или моторных центров к определенному раздражению или к постоянному импульсу; Эббингауз /126- Bd.I. S.681 f/ понимает ее в более широком смысле, как процесс упражнения, вносящий привычное в свершение, уклоняющееся от привычного. В нашем применении этого понятия мы исходим из эббингаузовского понятия установки. Установка есть для нас готовность психики действовать или реагировать в известном направлении. Это понятие очень важно именно в психологии сложных душевных явлений, потому что оно дает выражение тому своеобразному психологическому явлению, в силу которого известные раздражения в известное время действуют сильно, а в другое время слабо или же не действуют вовсе. Быть установленным - значит быть готовым к чему-нибудь определенному даже тогда, когда это определенное является бессознательным, потому что установленностъ есть то же самое, что априорная направленность на что-то определенное, независимо от того, находится это определенное в представлении или нет. Готовность, в виде которой я понимаю установку, состоит всегда в том, что налицо имеется известная субъективная констелляция, определенное сочетание психических факторов или содержаний, которое или установит образ действия в том или ином определенном направлении, или воспримет внешнее раздражение тем или иным определенным способом. Без установки активная апперцепция невозможна (см. апперцепция). Установка всегда имеет точку направления, которая может быть сознательной или бессознательной, ибо приуготовленное сочетание содержаний безошибочно выдвинет в акте апперцепции нового содержания те качества или моменты, которые окажутся сопринадлежащими с субъективным содержанием. Это означает, что происходит выбор или суждение, которое исключает неподходящее. Что именно подходяще, а что неподходяще, решается на основании имеющейся наготове комбинации или констелляции содержаний. Сознается или не сознается та точка, на которую направлена установка, не имеет значения для выбирающего действия установки, потому что выбор уже дан установкой априори и в дальнейшем происходит автоматически. Но практически следует отличать сознательное от бессознательного, потому что чрезвычайно часто бывают налицо две установки: одна сознательная, а другая - бессознательная. Этим я хочу сказать, что сознание имеет наготове иные содержания, нежели бессознательное. Такая двойственность установки особенно ясно обнаруживается при неврозе. Понятие установки несколько сродни понятию апперцепции у Вундта, с тем, однако, отличием, что в понятие апперцепции входит процесс, устанавливающий отношение приуготовленного содержания к новому содержанию, подлежащему апперцепции, тогда как понятие установки относится исключительно к субъективному приуготовленному содержанию. Апперцепция есть как бы мост, соединяющий содержание уже имеющееся, лежащее наготове, с новым содержанием, тогда как установка представляет собой опору моста на одном берегу, новое же содержание - опору на другом берегу. Установка означает ожидание чего-то, а ожидание всегда вызывает выбор и дает направление. Содержание, сильно подчеркнутое и находящееся в поле зрения нашего сознания, образует, иногда совместно с другими содержаниями, известную констелляцию, равносильную определенной установке, ибо такого рода содержание сознания способствует восприятию и апперцепции всего однородного, преграждая путь восприятию всего чужеродного. Такое содержание порождает соответствующую ему установку. Это автоматическое явление составляет одну из существенных основ односторонности сознательного ориентирования. Оно могло бы повести к полной потере равновесия, если бы в психике не было бы саморегулирующей, компенсирующей (см. компенсация) функции, исправляющей сознательную установку. В этом смысле двойственность установки есть явление нормальное, которое лишь тогда проявляется в виде нарушения, когда сознательная односторонность впадает в крайность. Установка может быть в качестве обычного внимания незначительным частичным явлением, но она может быть и общим определяющим всю психику принципом. На основе предрасположения, или общего жизненного опыта, или убеждения может образоваться привычная констелляция содержаний, создающая постоянно - и часто до мельчайших подробностей - определенную установку. Человек, особенно глубоко ощущающий всю полноту жизненной неудовлетворенности, будет, естественно, иметь установку, всегда ожидающую неудовольствия. Такая крайняя сознательная установка компенсируется бессознательной установкой, направленной на удовольствие. Угнетенный человек имеет сознательную установку на угнетающее, он выбирает в опыте именно этот момент и всюду его чувствует, поэтому его бессознательная установка направлена на власть и превосходство. Вся психология индивида даже в его наиболее существенных чертах бывает ориентирована различно в соответствии с его привычной установкой. Хотя общие психологические законы имеют значение для каждого индивида, однако нельзя сказать, что все они характеризуют отдельную личность, поскольку сам способ действия этих законов изменяется в соответствии с его привычной установкой. Привычная установка всегда есть результат всех факторов, способных существенно влиять на психическое, а именно: врожденного предрасположения, влияния среды, жизненного опыта, прозрений и убеждений, приобретенных путем дифференциации (см.), коллективных (см.) представлений и др. Без такого, безусловно, фундаментального значения установки было бы невозможно существование индивидуальной психологии. Но общая установка вызывает такие огромные сдвиги сил и такие изменения во взаимоотношениях между отдельными функциями, что из этого слагаются сложные последствия, ставящие нередко под вопрос значение общих психологических законов. Хотя, например, считается, что в силу физиологических и психологических оснований половая функция неизбежно должна иметь известную степень деятельности, однако бывают индивиды, которые без ущерба, то есть без патологических явлений и без каких-нибудь заметных ограничений в трудоспособности, в значительной степени обходятся без нее, тогда как в других случаях даже незначительные нарушения в этой области могут повлечь за собой весьма значительные общие последствия. Как огромны индивидуальные различия, можно, пожалуй, лучше всего убедиться в вопросе об удовольствии и неудовольствии. Здесь изменяют, так сказать, все правила. Есть ли, в конце концов, что-нибудь такое, что не могло бы доставить человеку при случае удовольствие, а при случае - неудовольствие? Каждое влечение, каждая функция может подчинить себя другой и последовать за ней. Влечение к утверждению своего эго или к власти может заставить сексуальность служить себе, или же сексуальность может использовать наше эго. То мышление превзойдет и осилит все остальное, то чувство поглотит мышление и ощущение - и все в зависимости от установки. В сущности, установка есть явление индивидуальное и не укладывается в рамки научного подхода. Но в опыте можно различать известные типические установки, поскольку различаются также и психические функции. Если какая-нибудь функция обычно преобладает, то из этого возникает типическая установка. Смотря по роду дифференцированной функции возникают констелляции содержаний, которые и создают соответствующую установку. Так, существует типическая установка человека мыслящего, чувствующего, ощущающего и интуитивного. Кроме этих, чисто психологических типов установки, число которых могло бы быть, может быть, еще увеличено, существуют и социальные типы, то есть такие, на которых лежит печать какого-нибудь коллективного представления. Они характеризуются различными "измами". Эти коллективно обусловленные установки во всяком случае очень важны, а в некоторых случаях они имеют большее значение, чем чисто индивидуальные установки. 59. Фантазия. Под фантазией я подразумеваю два различных явления, а именно: во-первых, фантазму и, во-вторых, воображающую деятельность. Из текста моей работы в каждом данном случае вытекает, в каком смысле следует понимать выражение "фантазия". Под фантазией в смысле "фантазмы" я понимаю комплекс представлений, отличающихся от других комплексов представлений тем, что ему не соответствует никакой внешней реальной объективной данности. Хотя первоначально фантазия может покоиться на вспоминающихся образах действительно имевших место переживаний, все же ее содержание не соответствует никакой внешней реальности, но остается, по существу, выходом творческой активности духа, деятельностью или продуктом комбинации психических элементов, оккупированных энергией. Поскольку психическая энергия может подвергаться произвольному направлению, постольку и фантазия может вызываться сознательно и произвольно как в целом, так и по крайней мере частично. В первом случае она тогда не что иное, как комбинация сознательных элементов. Однако такой случай является искусственным и только теоретически значимым экспериментом. В повседневном психологическом опыте фантазия в большинстве случаев или вызывается вследствие настороженной интуитивной установки, или же является вторжением бессознательных содержаний в сознание. Можно различать активные и пассивные фантазии; первые вызываются интуицией (см.), то есть установкой (см.), направленной на восприятие бессознательных содержаний, причем либидо (см.) тотчас оккупирует все всплывающие из бессознательного элементы и доводит их, через ассоциацию параллельных материалов, до полной ясности и наглядности; пассивные фантазии появляются сразу в наглядной форме, без предшествующей и сопровождающей интуитивной установки, при совершенно пассивной установке познающего субъекта. Такие фантазии принадлежат к психическим "автоматизмам" (Automatismes, Жане). Эти последние фантазии могут, конечно, появляться лишь при наличии относительной диссоциации в психике, потому что их возникновение требует, чтобы существенная часть энергии уклонилась от сознательного контроля и овладела бессознательными содержаниями. Так, например, видение Савла предполагает, что бессознательно он уже христианин, что укрылось от его сознательного понимания, инсайта. Пассивная фантазия всегда возникает из какого-нибудь процесса в бессознательном, противоположного сознанию, - процесса, который содержит в себе приблизительно столько же энергии, сколько и в сознательной установке, и который поэтому способен проломить сопротивление последней. Напротив, активная фантазия обязана своим существованием не только и не односторонне - интенсивному и противоположному бессознательному процессу, но настолько же склонности сознательной установки воспринимать намеки или фрагменты сравнительно слабо подчеркнутых бессознательных связей и, преобразуя их при помощи ассоциирования параллельных элементов, доводить их до полнейшей наглядности. Итак, при активной фантазии дело отнюдь и не всегда сводится к диссоциированному душевному состоянию, но, скорее, к положительному участию сознания. Если пассивная форма фантазии нередко носит на себе печать болезненного или, по крайней мере, ненормального, то ее активная форма принадлежит нередко к высшим проявлениям человеческого духа, так как в ней сознательная и бессознательная личности субъекта сливаются в одном общем объединяющем произведении. Фантазия, сложившаяся так, может быть высшим выражением единства известной индивидуальности и даже создавать эту индивидуальность именно при помощи совершенного выражения ее единства (ср. понятие "эстетического настроения" у Шиллера). По-видимому, пассивная фантазия обычно никогда не бывает выражением достигнутого единства индивидуальности, так как она, как уже сказано, предполагает сильную диссоциацию, которая со своей стороны может покоиться только на столь же сильной противоположности между сознанием и бессознательным. Фантазия, возникшая из такого состояния через вторжение в сознание, именно поэтому никогда не может быть совершенным выражением объединенной в себе индивидуальности, но будет преимущественно выражением точки зрения бессознательной личности. Хорошим примером тому может служить жизнь Павла: его обращение в христианскую веру соответствовало принятию дотоле неосознанной точки зрения и вытеснению прежнего антихристианского образа мыслей, который впоследствии обнаруживался в его истерических припадках. Поэтому пассивная фантазия всегда нуждается в сознательной критике, если она не должна односторонне давать дорогу точке зрения бессознательной противоположности. Напротив, активная фантазия как продукт, с одной стороны, сознательной установки, отнюдь не противоположной бессознательному, с другой стороны, бессознательных процессов, также не противоположных сознанию, а лишь компенсирующих его, нуждается не в критике, а в понимании. Как в сновидении (которое есть не что иное, как пассивная фантазия), так и в фантазии следует различать явный и скрытый смысл. Первый выясняется из непосредственного созерцания фантастического образа, этой непосредственной манифестации фантастического комплекса представлений. Конечно, явный смысл почти и не заслуживает названия - в фантазии он всегда оказывается гораздо более развитым, чем в сновидении, - это, вероятно, должно проистекать из того, что сонная фантазия обычно не нуждается в особой энергии для того, чтобы действенно противостоять слабому сопротивлению спящего сознания, так что уже малопротивоположные и лишь слегка компенсирующие тенденции могут дойти до восприятия. Напротив, бодрствующая фантазия уже должна располагать значительной энергией для того, чтобы преодолеть тормозящее сопротивление, исходящее от сознательной установки. Чтобы бессознательная противоположность дошла до сознания, ей необходимо быть очень важной. Если бы эта противоположность состояла лишь в неясных и трудноуловимых намеках, то она никогда не смогла бы настолько завладеть вниманием, то есть сознательным либидо, чтобы прорвать связь сознательных содержаний. Поэтому бессознательное содержание приковано к прочной внутренней связи, которая именно и выражается в выработанном явном смысле. Явный смысл всегда имеет характер наглядного и конкретного процесса, однако последний, вследствие своей объективной нереальности, не может удовлетворить сознания, притязающего на понимание. Поэтому оно начинает искать другого значения фантазии - ее толкования, то есть скрытого смысла. Хотя существование скрытого смысла фантазии сначала вовсе не достоверно и хотя вполне возможно оспаривать даже и саму возможность скрытого смысла, однако притязание на удовлетворительное понимание является достаточным мотивом для тщательного исследования. Это отыскание скрытого смысла может сначала иметь чисто каузальную природу, при постановке вопроса о психологических причинах возникновения фантазии. Такая постановка вопроса ведет, с одной стороны, к поводам, вызвавшим фантазию и лежащим далее, позади; с другой стороны, к определению тех влечений и сил, на которые энергетически следует возложить ответственность за возникновение фантазии. Как известно, Фрейд особенно интенсивно разрабатывал это направление. Такого рода толкование я назвал редуктивным. Право на редуктивное понимание ясно без дальнейших разъяснений, и точно так же вполне понятно, что этот способ толкования психологических данных дает некоторое удовлетворение людям известного темперамента, так что всякое притязание на дальнейшее понимание у них отпадает. Когда кто-нибудь издаст крик о помощи, то этот факт будет достаточно и удовлетворительно объяснен, если мы сможем доказать, что жизнь данного человека в данный момент находится в опасности. Если человеку снится уставленный яствами стол и доказано, что он лег спать голодным, то такое объяснение сна удовлетворительно. Если человек, подавляющий свою сексуальность, например средневековый святой, имеет сексуальные фантазии, то этот факт достаточно объяснен редукцией на подавленную сексуальность. Но если бы мы захотели объяснить видение Петра ссылкой на тот факт, что он голодал и что поэтому бессознательное побуждало его есть нечистых животных или же что поедание нечистых животных вообще лишь исполнение запретного желания, то такое объяснение дает мало удовлетворения. Точно так же наш запрос не будет удовлетворен, если мы захотим свести, например, видение Савла к его вытесненной зависти, которую он питал к роли Христа среди его соотечественников и при помощи которой он отождествлял себя с Христом. В обоих этих объяснениях может быть доля правды, но к психологии Петра или Павла, обусловленной духом их времени, объяснения эти не имеют никакого отношения. Это объяснение чересчур просто и дешево. Нельзя трактовать мировую историю как проблему физиологии или как вопрос личной скандальной хроники. Эта точка зрения была бы слишком ограниченна. Поэтому мы вынуждены значительно расширить наше понимание скрытого смысла фантазии, прежде всего в смысле причинности: психологию отдельного человека никогда нельзя исчерпывающе объяснить из него самого, но надо ясно понять, что его индивидуальная психология обусловлена современными ему историческими обстоятельствами и как именно. Она не есть лишь нечто физиологическое, биологическое или личное, но и некая проблема истории того времени. И потом, никакой психологический факт никогда не может быть исчерпывающе объяснен только из одной своей причинности, ибо в качестве живого феномена он всегда неразрывно связан с непрерывностью жизненного процесса, так что хотя он, с одной стороны, есть всегда нечто ставшее, с другой стороны, он все же есть всегда нечто становящееся, творческое. У психологического момента лик Януса: он глядит назад и вперед. В то время как он становится, он подготавливает и будущее. В противном случае намерение, задание, установка целей, учет будущего и предвидение его были бы психологически невозможны. Если кто-нибудь выражает какое-либо мнение и мы относим этот факт только к тому, что до него кто-то другой высказал такое же мнение, то это объяснение практически совершенно недостаточно, ибо мы хотим знать не просто причину этого -поступка для его понимания, но еще и то, что он имеет при этом в виду, в чем его цель и намерение и чего он хочет этим достигнуть. Узнав и это все, мы обыкновенно чувствуем себя удовлетворенными. В повседневной жизни мы без дальнейшего рассуждения и совершенно инстинктивно прибавляем к этому еще объяснение и с финальной точки зрения; очень часто мы даже считаем именно эту финальную точку зрения решающей, совершенно оставляя в стороне момент, в строгом смысле причинный, очевидно инстинктивно признавая творческий момент психического существа. Если мы так поступаем в повседневном опыте, то и научная психология должна считаться с таким положением дела и поэтому не должна становиться исключительно на строго каузальную точку зрения, заимствованную ею первоначально у естественных наук, но принимать во внимание и финальную природу психического. И вот, если повседневный опыт утверждает как несомненное финальное ориентирование содержаний сознания, то с самого начала нет никаких поводов для того, чтобы отвергнуть это применительно к содержаниям бессознательного, конечно до тех пор, пока опыт не обнаружит обратного. По моему опыту, нет никаких оснований отрицать финальное ориентирование бессознательных содержаний, напротив, есть множество случаев, в которых удовлетворительное объяснение достижимо только при введении финальной точки зрения. Если мы будем рассматривать, например, видение Савла с точки зрения мировой миссии Павла и придем к заключению, что Савл хотя сознательно и преследовал христиан, но бессознательно принял уже христианскую точку зрения и стал христианином вследствие перевеса и вторжения бессознательного, потому что его бессознательная личность стремилась к этой цели, инстинктивно постигая необходимость и значительность этого деяния, то мне кажется, что такое объяснение значения этого факта будет более адекватным, чем редуктивное объяснение при помощи личных моментов, хотя последние, в той или иной форме, несомненно соучаствовали в этом, ибо "слишком человеческое" имеется всюду налицо. Точно так же данный в Деяниях Апостолов намек на финальное объяснение видения Петра является гораздо более удовлетворительным, чем предположение физиологически-личных мотивов. Итак, объединяя все вместе, мы можем сказать, что фантазию следует понимать и каузально, и финально. Для каузального объяснения она есть такой симптом физиологического или личного состояния, который является результатом предшествующих событий. Для финального же объяснения фантазия есть символ, который пытается обозначить или ухватить с помощью имеющегося материала определенную цель или, вернее, некоторую будущую линию психологического развития. Так как активная фантазия составляет главный признак художественной деятельности духа, то художник есть не только изобразитель, но творец и, следовательно, воспитатель, ибо его творения имеют ценность символов, предначертывающих линии будущего развития. Более ограниченное или более общее социальное значение символов зависит от более ограниченной или более общей жизнеспособности творческой индивидуальности. Чем ненормальнее, то есть чем нежизнеспособнее индивидуальность, тем ограниченнее социальное значение созданных ею символов, хотя бы эти символы и имели для данной индивидуальности абсолютное значение. Оспаривать существование скрытого смысла фантазии можно только тому, кто полагает, что естественный процесс вообще лишен удовлетворительного смысла. Между тем естествознание уже выделило смысл естественного процесса в форме законов природы. Признано, что законы природы суть человеческие гипотезы, установленные для объяснения естественного процесса. Но поскольку удостоверено, что установленный закон согласуется с объективным процессом, постольку мы имеем право говорить о смысле совершающегося в природе. И поскольку нам удается установить закономерность фантазий, постольку мы имеем право говорить и об их смысле. Однако найденный смысл лишь тогда удовлетворителен или, другими словами, установленная закономерность лишь тогда заслуживает этого имени, когда она адекватно передает сущность фантазии. Есть закономерность при естественном процессе и закономерность самого естественного процесса. Это закономерно, например, что человек видит сновидения, когда спит, однако это не такая закономерность, которая высказывает нечто о сущности сновидений. Это простое условие сновидения. Установление физиологического источника фантазии есть лишь простое условие ее существования, а отнюдь не закон ее сущности. Закон фантазии, как психологического феномена, может быть только психологическим законом.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar