FRIEDRICH NIETZSCHE ВЕСЁЛАЯ НАУКА / LA GAYA SCIENZA (16) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

635 Просмотров

ГНОСЕОЛОГИЯ ( 1 ) ( 2 ) ( 3 ) ( 4 ) / ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЙ
ГРУППА / ГРУППОВОЕ / КОЛЛЕКТИВ / КОЛЛЕКТИВНОЕ / СОЦИАЛЬНЫЙ / СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ
ПСИХИКА / ПСИХИЧЕСКИЙ / ПСИХОЛОГИЯ / ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ / ПСИХОАНАЛИЗ
ФИЛОСОФИЯ / ЭТИКА / ЭСТЕТИКА / ФИЛОСОФ / ПСИХОЛОГ / ПОЭТ / ПИСАТЕЛЬ
РИТОРИКА \ КРАСНОРЕЧИЕ \ РИТОРИЧЕСКИЙ \ ОРАТОР \ ОРАТОРСКИЙ

FRIEDRICH WILHELM NIETZSCHE / ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ НИЦШЕ

НИЦШЕ / NIETZSCHE / ЕССЕ HOMO / ВОЛЯ К ВЛАСТИ / К ГЕНЕАЛОГИИ МОРАЛИ / СУМЕРКИ ИДОЛОВ /
ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА / ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА / ЗЛАЯ МУДРОСТЬ / УТРЕННЯЯ ЗАРЯ /
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СЛИШКОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ / СТИХИ НИЦШЕ / РОЖДЕНИЕ ТРАГЕДИИ

Фридрих Вильгельм Ницше

ФРИДРИХ НИЦШЕ
FRIEDRICH NIETZSCHE ВЕСЁЛАЯ НАУКА
("LA GAYA SCIENZA")

224

Критика животных.
Боюсь, что животные рассматривают человека как равное им существо, которое опаснейшим для себя образом потеряло здравый животный ум, - как сумасбродное животное, как смеющееся животное, как плачущее животное, как злосчастнейшее животное.

225

Естественные.
“Зло всегда производило большой эффект! А природа зла! Посему будем естественны!” – так в глубине души заключают великие эффектолюбцы (Effekthascher) человечества, которых слишком часто причисляют к великим людям.

226

Недоверчивые люди и стиль.
Мы говорим самые сильные вещи просто, предполагая, что окружающие нас люди верят в нашу силу: подобное окружение воспитывает “простоту стиля”. Недоверчивые говорят выразительно: недоверчивые поступают выразительно

227

Ошибка, осечка.
Он не может владеть собою – и отсюда заключает женщина, что им легко овладеть, и расставляет вокруг него свой аркан; бедняжка, вскоре она будет его рабой.

228

Против посредников.
Кто хочет посредничать между двумя решительными мыслителями, отмечен посредственностью: у него нет глаз для того, чтобы видеть единственное в своем роде; неразборчивость на лица и уравниловка – признак слабого зрения.

229

Упрямство и верность.
Он из упрямства крепко держится чего-то, что теперь стало для него совершенно ясным, - и это он называет “верностью”.

230

Нехватка молчаливости.
Все его существо неубедительно, - это происходит оттого, что он ни разу не промолчал ни об одном хорошем поступке, который он совершил.

231

“Основательные”.
Тугодумы познания полагают, что медлительность свойственна познанию.

232

Сновидения.
Снится – или ничего, или что-то интересное. Нужно учиться и бодрствовать так же: или никак, или интересно.

233

Опаснейшая точка зрения.
То, что я сейчас делаю или допускаю, столь же важно для всего грядущего, как и величайшее событие прошлого: в этой чудовищной перспективе воздействия все поступки оказываются одинаково великими и малыми.

234

Утешительная речь музыканта.
“Твоя жизнь не звучит для людских ушей: для них ты живешь немой жизнью, и вся тонкость мелодии, вся нежная решительность в последствиях или намерениях ускользает от них. Правда, отсюда не следует, что ты пойдешь по широкой улице с полковой музыкой, - но это не дает никаких прав добрым людям говорить, что твоему образу жизни недостает музыки. Имеющий уши, да слышит”.

235

Ум и характер.
Иного возвышает его характер, но ум его остается несоразмерным с этой верши ной, - бывает и наоборот.

236

Чтобы двигать массами.
Не должен ли тот, кто хочет двигать массами, быть актером самого себя? Не должен ли он сперва перевести себя самого на гротескно-ясный язык и исполнить всю свою личность и свое дело столь огрубленным и упрощенным образом?

237

Вежливый.
“Он так вежлив!” – Да, у него всегда при себе лакомый кусочек для Цербера, и он так труслив, что каждого принимает за Цербера, и тебя, и меня, - вот и вся его “вежливость”.

238

Без зависти.
Он начисто лишен зависти, но в этом нет никакой заслуги: ибо он хочет завоевать страну, в которой еще никто не бывал и которую едва ли кто-нибудь видел.

239

Безрадостный.
Одного безрадостного человека вполне достаточно, чтобы надолго испортить настроение и омрачить небо целому семейству; и лишь чудом случается, что таковой отсутствует! – Счастье – далеко не столь заразная болезнь; отчего это происходит?

240

У моря.
Я не стал бы строить себе дома (и в этом даже мое счастье, что я не домовладелец!). Но если бы пришлось, я бы выстроил его, подобно многим римлянам, у самого моря – мне хотелось бы немного посекретничать с этим прекрасным чудовищем.

241

Творение и художник.
Этот художник тщеславен, и не более того: в конце концов его творение есть лишь лупа, которую он предлагает каждому, кто всматривается в него.

242

Suum cuique.
Как ни велика алчность моего познания, я могу брать у вещей только то, что уже мне принадлежит, - владения других продолжают оставаться в вещах. Позволительно ли человеку быть вором или разбойником!

243

Происхождение “хорошего” и “плохого”.
Улучшение изобретает только тот, кто способен чувствовать: “это не хорошо”.

244

Мысли и слова.
Даже свои мысли нельзя вполне передать словами.

245

Похвала через выбор.
Художник выбирает свои сюжеты: это его манера хвалить.

246

Математика.
Мы хотим внести тонкость и строгость математики во все науки, поскольку это вообще возможно; мы желаем этого не потому, что рассчитываем таким путем познавать вещи, но для того, чтобы установить этим наше человеческое отношение к вещам. Математика есть лишь средство общего и высшего человековедения.

247

Привычка.
Всякая привычка делает нашу руку более остроумной, а наше остроумие менее проворным.

248

Книги.
Какой толк в книге, которая даже не уносит нас от всех книг?

249

Вздох познающего.
“О, эта моя алчность! В этой душе нет никакой самоотверженности – скорее, ненасытная самость, которая тщится из многих индивидов как бы видеть своими глазами и как бы хватать своими руками, - самость, стягивающая к себе все прошлое и не желающая потерять что-либо из того, что могло бы вообще принадлежать ей! О, это пламя моей алчности! О, если бы я возродился в сотне существ!” – Кто не знает из опыта этого вздоха, тому неведома и страсть познания.

250

Вина.
Хотя проницательнейшие судьи ведьм и даже сами ведьмы были убеждены в том, что они виновны в колдовстве, вины тем не менее не было. Так обстоит дело со всякой виной.

251

Неузнанные страдальцы.
Величественные натуры страдают иначе, чем это воображают себе их почитатели: пуще всего страдают они от неблагородных, мелочных вспышек, выводящих их из себя в какие-то злые мгновения, короче, от сомнений в собственном величии - и вовсе не от жертв и мученичества, которых требует от них их задача. Пока Прометей сострадает людям и жертвует собою ради них, он счастлив и велик в себе самом; но стоит лишь ему почувствовать зависть к Зевсу и к почестям, оказываемым последнему смертными, как он начинает страдать!

252

Лучше должником.
“Лучше оставаться должником, чем расплачиваться монетой, не носящей нашего образа!” – так требует этого наша суверенность.

253

Всегда дома.
В один прекрасный день мы достигаем нашей цели – и впредь с гордостью указываем на проделанный нами долгий путь. В действительности мы не замечали, что мы в пути. Нам потому и удалось уйти столь далеко, что мы на каждом месте мнили себя дома.

254

Против затруднительного положения.
Кто всегда глубоко погружен в дело, тот выше всякого затруднительного положения.

255

Подражатели.
А: “Как? ты не хочешь никаких подражателей?” – Б: “Я не хочу, чтобы мне в чем-либо подражали; я хочу, чтобы каждый сам сделал себе то, что делаю я”. – А: “Следовательно - ?”

256

Кожный покров.
Все глубокие люди находят свое блаженство в том, чтобы однажды уподобиться плавающим рыбам и резвиться на верхушках волн; они наиболее ценят в вещах их свойство – иметь поверхность: их кожный покров – sit venia verbo.

257

Из опыта.
Иной и не ведает, как он богат, покуда не узнает, какие богатые люди все еще обворовывают его.

258

Отрицатели случайности.
Ни один победитель не верит в случайность.

259

Из рая.
“Добро и зло суть предрассудки Божьи”, сказала змея.

260

Таблица умножения.
Один всегда неправ: но с двоих начинается истина. – Один не может доказать себя: но двоих уже нельзя опровергнуть.

261

Оригинальность.
Что такое оригинальность? Видеть нечто такое, что не носит еще никакого имени и не может быть еще названо, хотя и лежит на виду у всех. Как это водится у людей, только название вещи делает ее вообще зримою. – Оригиналы, большей частью, были и нарекателями.

262

Sub specie aeterni.
А: “Ты все быстрее удаляешься от живущих: скоро они вычеркнут тебя из своих списков!” – Б: “Это единственное средство разделить с мертвыми их преимущество”. – А: “Какое преимущество?” – Б: “Не умирать больше”.

263

Без тщеславия.
Когда мы любим, мы хотим, чтобы наши недостатки оставались скрытыми – не из тщеславия, но чтобы любимому существу не пришлось страдать. Да, любящий хотел бы выглядеть неким богом -–и опять же не из тщеславия.

264

Что мы делаем.
Что мы делаем, того никогда не понимают, но всегда лишь хвалят и порицают.

265

Последний скепсис.
Что же такое в конце концов человеческие истины? – Это – неопровержимые человеческие заблуждения.

266

Где нужна жестокость.
Кто обладает величием, тот жесток к своим добродетелям и расчетам второго ранга.

267

С одной великой целью.
С одной великой целью оказываешься сильнее даже справедливости, не только своих поступков и своих судей.

268

Что делает героическим?
Одновременно идти навстречу своему величайшему страданию и своей величайшей надежде.

269

Во что ты веришь?
В то, что все вещи должны быть наново взвешены.

270

Что говорит твоя совесть?
“Ты должен стать тем, кто ты есть”.

271

В чем твои величайшие опасности?
В сострадании.

272

Что ты любишь в других?
Мои надежды.

273

Кого называешь ты плохим?
Того, кто вечно хочет стыдить.

274

Что для тебя человечнее всего?
Уберечь кого-либо от стыда.

275

Какова печать достигнутой свободы?
Не стыдиться больше самого себя.