Меню
Назад » »

ЦИЦЕРОН ПИСЬМА (51)

DCCCXCVI. Марку Юнию Бруту, в Грецию
[Brut., I, 10]
Рим, начало (до 9-го) июня 43 г.
Цицерон Бруту привет.
1. До сего времени мы не получили от тебя ни письма, ни даже вести, которая указывала бы, что ты, узнав о суждении сената, ведешь войско в Италию. Положение государства настоятельно требует, чтобы ты сделал это и притом поспешно, ведь внутреннее бедствие с каждым днем становится более тяжким, и от внешних врагов мы страдаем не больше, чем от домашних, которые, вообще говоря, существовали с начала войны, но их было легче осилить: сенат, побуждаемый не только нашими предложениями, но и советами, был более стоек; в сенате был достаточно настойчив и деятелен Панса — как по отношению к прочим в этом роде, так и по отношению к тестю4954; ему, во время его консульства4955, не изменило ни присутствие духа вначале, ни верность под конец.
2. Война под Мутиной велась так, что Цезаря4956 ни в чем не упрекнешь, кое в чем — Гирция; судьба этой войны
Для счастья дней дурна, в несчастье хороша4957.
Государство оказалось победителем, после того как войска Антония были перебиты, а сам он прогнан; вслед за тем со стороны Брута допущено так много оплошностей4958, что победа каким-то образом выпала из рук: перепуганных, безоружных, раненых наши полководцы не преследовали, и Лепиду было дано время, чтобы мы испытали в больших несчастьях его не разведанное непостоянство. Имеются хорошие, но необученные войска Брута и Планка, преданнейшие и очень многочисленные войска галлов4959.
3. Но Цезарю, который до того времени руководился моими советами, который обладает прекрасными врожденными свойствами и удивительным постоянством, некоторые при помощи бесчестнейших писем и лживых посредников и вестей внушили вполне определенную надежду на консульство; как только я почувствовал это, я не переставал ни давать ему советы в письмах в его отсутствие, ни обвинять его присутствующих близких, которые, казалось, поддерживали его вожделения, и не поколебался раскрыть в сенате источники преступнейших замыслов, и я не помню, чтобы поведение сената или должностных лиц было в каком-либо деле лучше. Ведь при оказании чрезвычайного почета4960 могущественному или, вернее, могущественнейшему человеку — так как могущество уже зависит от силы и оружия — никогда не случалось, чтобы не оказалось ни одного народного трибуна, ни одного другого должностного лица, ни одного частного человека, который внес бы предложение. Но при этом постоянстве и доблести граждане всё же были встревожены: ведь мы, Брут, являемся предметом издевательств то для прихоти солдат, то для наглости императора4961. Ведь каждый требует для себя столько власти в государстве, сколько у него сил; не имеет значения ни разум, ни мера, ни закон, ни обычай, ни долг, ни суждение, ни оценка гражданам, ни стыд перед потомством.
4. Предвидя это много ранее, я пытался бежать из Италии — тогда, когда меня отозвала назад молва о ваших эдиктах4962, но подействовал на меня ты, Брут, в Велии4963; ведь хотя я и скорбел оттого, что еду в тот город, из которого бежишь ты, который освободил его, что и со мной некогда случилось при подобной же опасности в более печальном положении4964, — я все-таки двинулся и приехал в Рим и, не имея никакой опоры, поколебал положение Антония и, в противовес его преступному оружию, укрепил своим советом и авторитетом предложенную нам опору со стороны Цезаря. Если он будет соблюдать верность и слушаться меня, у нас, видимо, будет достаточный оплот. Но если советы бесчестных будут сильнее, нежели мои, и неразумие возраста не сможет выдержать тяжести событий, то вся надежда на тебя. Поэтому лети сюда, заклинаю, и то государство, которое ты освободил своей доблестью и величием духа4965 более, нежели благодаря исходу событий, освободи благодаря развязке: ведь к тебе все сбегутся отовсюду.
5. Посоветуй это же Кассию посредством писем: надежда на свободу только в главных ставках ваших лагерей. Ведь на западе у нас надежные полководцы и войска. Этот оплот юноши4966 до сего времени, я уверен, надежен, но многие так подрывают его, что я иногда страшусь, что он поколеблется. Вот тебе все состояние государства, которое было, по крайней мере, тогда, когда я отправлял это письмо. Я хотел бы, чтобы обстоятельства впоследствии улучшились. Но если будет иначе (да отвратят боги это предзнаменование!), я буду скорбеть за участь государства, которое должно было быть бессмертным. Что же касается меня, то сколько мне остается4967?

DCCCXCVII. Гаю Кассию Лонгину, в провинцию Сирию
[Fam., XII, 8]
Рим, вскоре после 8 июня 43 г.
Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Гаю Кассию.
1. О преступлении и необычайном легкомыслии и непостоянстве своего родственника Лепида4968 ты, полагаю, узнал из актов4969, которые, как я уверен, посылаются тебе. Поэтому мы, закончив войну, как мы полагали, ведем возобновившуюся войну, и вся наша надежда — на Децима Брута и Планка; если хочешь знать правду — на тебя и моего Брута4970, не только для прибежища в настоящее время, если — чего я не хотел бы — случится что-либо неблагоприятное, но также для укрепления свободы навсегда.
2. Мы здесь слышим о Долабелле то, чего хотели бы4971, но не располагаем верными источниками. Ты же, знай это, великий человек, как по признанию нынешнего, так и в чаяниях будущего времени. Имея это в виду, старайся стремиться к высшему. Нет ничего столь великого, чего бы ты, по признанию римского народа, не мог совершить и достигнуть. Будь здоров.

DCCCXCVIII. Квинту Корнифицию, в провинцию Старую Африку
[Fam., XII, 30]
Рим, после 8 июня 43 г.
Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Корнифицию.
1. Так ли? Кроме тяжущихся, никто не доставляет тебе моих писем4972? Последних, правда, много; ведь это ты достиг того, что без моего письма никто не считает себя препорученным тебе. Но кто из твоих когда-либо сказал мне, что есть кому дать письмо, а я не дал? Или чтомне приятнее, нежели писать тебе или читать твои письма, раз я не могу лично беседовать с тобой? Обычно меня больше огорчает одно — мне мешают столь важные занятия, что мне не представляется никакой возможности писать тебе, как я хотел бы. Ведь я подстрекал бы тебя не письмами, а свитками, которыми, впрочем, тебе надо было вызывать на письма меня; ведь хотя ты и занят, все-таки у тебя больше досуга; или, если и ты не свободен, то не будь бессовестным, не показывай мне своего огорчения и не требуй от меня более частых писем, раз ты присылаешь их мне редко.
2. Ведь если я раньше разрывался от важнейших занятий, так как считал, что мне следует всеми стараниями оберегать государство, то в настоящее время я разрываюсь гораздо сильнее. Ведь подобно тому, как тяжелее болеют те, кто, казалось, оправившись от болезни, снова ею поражается, так сильнее беспокоимся мы, которые, доведя войну до конца и почти покончив с ней, вынуждены вести возобновившуюся войну. Но об этом достаточно.
3. Ты же, мой Корнифиций, будь уверен в том, что я не столь слаб духом (не скажу — лишен человеческих чувств), чтобы я мог уступить тебе либо в услужливости, либо в приязни. У меня, действительно, не было сомнений, но Херипп4973 достиг того, что твоя приязнь стала много яснее мне. Какой человек! Он всегда был угоден мне, а теперь даже приятен. Клянусь, он представил мне даже выражение твоего лица, а не только сообщил о настроении и словах. Итак, не опасайся, что я сержусь на тебя за то, что ты написал мне то же, что и прочим. Я, действительно, хотел особого письма, написанного мне, — но без нетерпения и любя.
4. Что касается расходов, которые ты, по твоим словам несешь и понес на военные цели, то я решительно ни в чем не могу помочь тебе, так как и сенат осиротел с утратой консулов, и невероятно скудны государственные средства, которые собираются отовсюду, чтобы выплатить обещанное наиболее заслуженным солдатам4974, что, мне думается, неосуществимо без введения налога4975.
5. Что касается Аттия Дионисия4976, то я не придаю значения, так как Траторий4977 ничего не сказал мне. Что касается Публия Лукцея4978, то я отнюдь не уступаю тебе, чтобы ты был ревностнее меня; ведь он — мой близкий. Но когда я настаивал перед старшинами на отсрочке, они убедили меня, что поступить так им препятствуют и соглашение и клятва. Поэтому Лукцею, полагаю я, следует явиться. Впрочем, если он послушается моего письма, он должен будет быть в Риме, когда ты будешь это читать.
6. Насчет прочего и особенно насчет денег ты, не зная о смерти Пансы, написал о том, чего ты, по твоему мнению, мог добиться от него при моем посредстве. Ты не ошибся бы, если бы он был жив; ведь он тебя уважал. Но что возможно сделать после его смерти, не вижу.
7. Что касается Венулея, Латина, Горация4979, то я очень хвалю; одно не особенно одобряю: ты пишешь, что ты отнял ликторов также и у своих легатов, чтобы те перенесли более спокойно. Ведь не следовало уравнивать достойных почета с теми, кто достоин бесчестия; а тех, если они не выезжают на основании постановления сената, по моему мнению, следует заставить выехать.
Вот в общем ответ на то письмо, которое я получил в двух списках, повторяющих друг друга4980. Что касается будущего, то, пожалуйста, будь уверен в том, что мое достоинство мне не дороже твоего.

DCCCXCIX. Сенату и должностным лицам от Децима Юния Брута Альбина и Луция Мунация Планка
[Fam., XI, 13a, §§ 4—5]
Куларон, приблизительно 11 июня 43 г.
4. …У них4981 появилась надежда, так как они считали, что четыре легиона4982 Планка не могут сравняться со всеми их силами, и не верили, что из Италии можно перебросить войско так быстро. До сего времени их натиск выдерживают достаточно дерзко аллоброги и вся конница, которая была послана нами туда, и мы уверены, что с нашим прибытием выдержать его будет легче. Все-таки, если они, благодаря какой-либо случайности, даже переправятся через Исару, мы приложим чрезвычайное старание, чтобы они не нанесли какого-либо ущерба государству.
5. Мы хотим, чтобы вы смотрели на общее положение государства с полной уверенностью и наилучшей надеждой, раз вы видите, что и мы и наши войска объединены исключительным согласием и готовы ради вас на все. Но все-таки вы должны нисколько не ослаблять своего внимания и стараться, чтобы мы, подготовленные возможно лучше и в отношении войск и всего остального, сразились за ваше спасение с преступнейшим сговором врагов, неожиданно превративших в угрозу для отечества те войска, которые они долго подготовляли будто бы для государства.

CM. От Гая Кассия Пармского Цицерону, в Рим
[Fam., XII, 13]
Кипр, Кроммиуакрида4983, 13 июня 43 г.
Гай Кассий, сын Квинта4984, шлет привет Марку Цицерону.
1. Если ты здравствуешь, хорошо; я здравствую. Радуюсь не только спасению или победе государства4985, но и возрождению твоей славы; по поводу того, что ты, величайший консуляр, превзошел себя самого — величайшего консула, я и ликую и не могу достаточно надивиться. Твоей доблести дано что-то роковое, и это мы испытали уже не раз. Ведь твоя тога счастливее, нежели оружие всех4986; даже теперь она вырвала из рук врагов и возвратила нам почти побежденное государство. Итак, теперь мы будем жить свободными, теперь тебя, гражданин, величайший из всех и самый дорогой мне (ты узнал это в дни величайшего мрака для государства4987), теперь тебя буду я иметь свидетелем своей любви к тебе и к тесно с тобой связанному государству; что же касается того, что ты часто обещал, — и молчать, пока мы в рабстве, и высказать обо мне тогда, когда оно принесет мне пользу, то теперь я не столько пожелаю, чтобы ты говорил об этом, сколько — чтобы ты сам думал это. Ведь я предпочел бы, не чтобы ты препоручал меня суждению всех, но чтобы я сам был достаточно препоручен твоему суждению в меру своих заслуг, с тем чтобы ты признал эти мои последние действия не неожиданными, не неподходящими, не соответствующими тем помышлениям, которым ты свидетель, и чтобы ты считал, что тебе самому следует выдвинуть меня вперед, как не самого незначительного в смысле наилучших надежд, возлагаемых отечеством.
2. У тебя, Марк Туллий, есть дети и близкие, достойные тебя и заслуженно очень дорогие тебе. Вслед за ними тебе также должны быть дорогими те лица в государстве, которые соперничают с тобой в стремлениях; желаю, чтобы их у тебя было множество. Все-таки, я думаю, не очень велика толпа, которая является препятствием тому, чтобы у тебя была возможность поддержать меня и возвысить до всего, до чего ты хочешь и что одобряешь. Мои намерения, пожалуй, получили твое одобрение; что же касается способностей, то каковы бы они ни были, продолжительное рабство, конечно, позволило им проявиться, в меньшей степени, чем они могли бы.
3. Я спустил на воду корабли, какие мог, на морском побережье провинции Азии и на островах. Набор гребцов я произвел при сильном сопротивлении городских общин, но все-таки довольно быстро. Я преследовал флот Долабеллы, над которым начальствовал Луций Фигул, который, часто подавая надежду на переход на нашу сторону и всегда уклоняясь от этого, наконец направился в Корик4988 и начал держаться, запершись в гавани. Оставив тот флот, так как я полагал, что лучше достигнуть лагеря4989, и так как следом, под начальством квестора Туруллия, шел другой флот, который в прошлом году снарядил в Вифинии Тиллий Кимвр4990, я направился к Кипру. О том, что я узнал там, я пожелал написать вам возможно скорее.
4. И тарсийцы, самые дурные союзники, и лаодикейцы4991, еще менее разумные, добровольно призвали Долабеллу; набрав в этих городах некоторое число греческих солдат, он составил подобие войска. Лагерь он расположил перед городом Лаодикеей, снес часть стены и соединил лагерь с городом. Наш Кассий4992 с десятью легионами, двадцатью когортами вспомогательных войск и четырьмя тысячами всадников расположил лагерь на расстоянии двадцати миль, под Пальтом4993, и полагает, что он может победить без сражения. Ведь у Долабеллы пшеница уже стоит три тетрадрахмы4994. Если он не подвезет чего-нибудь на кораблях лаодикейцев, то он вскоре неминуемо погибнет от голода. Возможности подвоза его легко лишит и очень большой флот Кассия, во главе которого стоит Секстилий Руф, и три флота, которые привели мы — я, Туруллий, Патиск4995. Я хочу, чтобы ты твердо надеялся и был уверен, что подобно тому, как вы там у вас4996 избавили государство от затруднений, так оно может быть быстро избавлено для вас нашими действиями. Будь здоров. Отправлено в июньские иды с Кипра, с Кроммиуакриды.

CMI. Марку Юнию Бруту, в Македонию
[Brut., I, 9]
Рим, приблизительно 8 июня 43 г.
Цицерон Бруту привет.
1. Я исполнил бы долг, который ты исполнил в дни моего горя4997, и утешал бы тебя письмами, если бы я не знал, что в тех лекарствах, которыми ты облегчил мою скорбь, ты не нуждаешься при своей, и я хотел бы, чтобы тебе теперь легче было лечить самого себя, нежели тогда меня. Но такому великому мужу, каков ты, несвойственно не быть в силах самому делать то же, в чем ты наставлял другого. Меня как соображения, которые ты привел, так и твой авторитет отвратили от чрезмерного горя; ведь так как тебе казалось, будто я переношу его менее стойко, чем приличествует мужу, особенно такому, который обычно утешает других, то ты в своем письме обвинил меня, допустив более строгие, необычные для тебя4998, выражения.
2. И вот, высоко ценя твое суждение и побоявшись его, я собрался с силами и то, чему я научился, о чем я читал, что я принял, признал более важным после того, как к этому присоединился твой авторитет. Но мне тогда, Брут, следовало служить только долгу и природе, а тебе теперь, как говорится, народу и сцене4999. Ведь раз на тебя устремлены взоры не только твоего войска, но и всех граждан и едва ли не племен, то менее всего подобает, чтобы тот самый, благодаря которому мы, прочие, стали более храбрыми, казался павшим духом. Итак, ты узнал скорбь — ведь ты утратил то, подобного чему не было на земле, — и при столь тяжкой ране следует скорбеть, во избежание того, чтобы самая свобода от всякого чувства скорби не была большим несчастьем, чем скорбь; но для прочих полезно, а для тебя необходимо, чтобы ты скорбел умеренно.
3. Я написал бы больше, если бы даже этого не было слишком много для тебя. Мы ждем тебя и твое войско, без которого мы — если даже все остальное сложится в соответствии с нашими расчетами — едва ли будем достаточно свободны. О положении государства в целом напишу больше и, пожалуй, уже более определенно в том письме, которое думаю дать нашему Вету.

CMII. Дециму Юнию Бруту Альбину, в провинцию Цисальпийскую Галлию
[Fam., XI, 25]
Рим, 18 июня 43 г.
Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Дециму Бруту.
1. В то время как я изо дня в день ждал твоего письма, наш Луп5000 неожиданно объявил мне, чтобы я написал тебе, если хочу что-либо сообщить. Но я, хотя мне и не о чем было писать, — ведь я знал, что акты5001 посылаются тебе, а пустые разговоры в письмах, как я слыхал, тебе неприятны, — усвоил себе краткость, научившись от тебя. Итак, знай — вся надежда на тебя и на твоего коллегу5002.
2. Но о Бруте до сего времени — ничего определенного5003; как ты наставляешь, я в частых письмах не перестаю призывать его к участию в общей войне. О, если бы он уже был здесь! Мы менее боялись бы зла в самом Риме5004, которое не незначительно. Но что я делаю? Не подражаю твоему лаконизму; ведь уже появилась вторая страничка5005. Побеждай и будь здоров. За тринадцать дней до квинтильских календ5006.

CMIII. Гаю Кассию Лонгину, в провинцию Сирию
[Fam., XII, 9]
Рим, середина июня 43 г.
Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Гаю Кассию5007.
1. Краткость твоих писем и меня заставляет быть более кратким в писании и — сказать откровенно — мне недостаточно ясно, о чем мне писать. Ведь о наших делах, как я наверное знаю, тебе сообщается в актах5008; но о твоих мы не знаем. Словно Азия отрезана, так нам ничего не сообщается, кроме слухов об уничтожении Долабеллы, правда, достаточно упорных, но до сего времени без подтверждения.
2. Когда мы считали войну законченной, твой Лепид5009 неожиданно причинил нам чрезвычайное беспокойство. Поэтому будь уверен в том, что величайшая надежда государства — на тебя и на твои силы. У нас вполне надежные войска; но все-таки для того, чтобы все подвигалось счастливо (надеюсь, что так и будет), очень важно, чтобы ты прибыл сюда. Ведь надежда на сохранение государственного строя незначительна (ибо не хочется говорить, что ее нет). Но, какова бы она ни была, она возлагается на год твоего консульства. Будь здоров.

CMIV. Дециму Юнию Бруту Альбину, в провинцию Нарбонскую Галлию
[Fam., XI, 15]
Рим, конец июня 43 г.
Марк Туллий Цицерон шлет большой привет избранному консулом, императору Дециму Бруту.
1. Хотя твое письмо и очень приятно мне, все-таки приятнее было то, что ты, при своей чрезвычайной занятости, поручил коллеге Планку оправдать тебя передо мной в письме, что он тщательным образом и сделал. Но для меня нет ничего привлекательнее твоей обязательности и внимательности. Твое соединение с коллегой5010 и согласие между вами, о котором объявлено в вашем общем письме5011, — приятнейшее событие для сената и римского народа.
2. То, что остается, продолжай, мой Брут, и состязайся уже не с другими, но сам с собой. Писать больше я не должен, особенно тебе, у которого я думаю учиться краткости5012. С нетерпением жду твоего письма и притом такого, какого я более всего хочу.

CMV. Луцию Мунацию Планку, в провинцию Нарбонскую Галлию
[Fam., X, 22]
Рим, конец июня 43 г.
Цицерон Планку.
1. На тебя и на коллегу5013 вся надежда, с одобрения богов. Согласие между вами, о котором было объявлено в вашем письме сенату5014, необычайно обрадовало и сенат и всех граждан.
2. Ты написал мне о земельном деле5015; если бы сенат был запрошен, то я поддержал бы самое почетное предложение о тебе, какое было бы кем-нибудь высказано; им, во всяком случае, был бы я. Но вследствие медленности высказывания мнений и задержки в делах, когда то, что обсуждалось, не доводилось до конца, мне и брату твоему Планку показалось наиболее подходящим воспользоваться тем постановлением сената; кто воспрепятствовал тому, чтобы оно было составлено согласно нашему желанию, ты, полагаю, узнал из письма Планка5016.
3. Но независимо от того, недоволен ли ты чем-нибудь в постановлении сената, или в прочем, будь уверен в следующем: среди всех честных расположение к тебе так сильно, что нельзя придумать почести, как бы высока она ни была, которая не была бы для тебя готова. С нетерпением жду твоего письма и притом такого, какого я хочу больше всего. Будь здоров.

CMVI. Гаю Фурнию, в провинцию Нарбонскую Галлию
[Fam., X, 26]
Рим, конец июня 43 г.
Марк Цицерон шлет привет Гаю Фурнию5017.
1. Прочитав твое письмо, в котором ты объявил, что придется либо потерять Нарбонскую Галлию, либо с опасностью сразиться, я больше испугался первого; тем, что этого избегли, я не огорчаюсь. Ты пишешь о согласии между Планком и Брутом; в этом я усматриваю величайшую надежду на победу. Что касается преданности галлов, то мы, как ты пишешь, когда-нибудь узнаем, чьими стараниями она вызвана более всего; но мы уже, поверь мне, узнали5018. Поэтому конец твоего приятнейшего письма рассердил меня. Ведь ты пишешь, что если комиции — на секстилий, то ты возвратишься скоро; что если они уже закончены, то скорее, «чтобы не быть дольше глупцом, подвергаясь опасности»5019.
2. О мой Фурний, как мало ты знаешь свое дело, ты, который так легко знакомишься с чужими5020. Ты теперь считаешь себя кандидатом и думаешь о том, чтобы либо помчаться на комиции, либо, если они уже окончены, быть у себя дома, дабы не оказаться, как ты пишешь, глупейшим, подвергаясь величайшим опасностям. Не думаю, чтобы ты был такого мнения; ведь я знаю все твои устремления к славе. Если ты, как ты пишешь, такого мнения, то я больше порицаю не тебя, а свое суждение о тебе. Нетерпеливая спешка в достижении ничтожнейшей и самой пошлой должности — если ты достигнешь ее так, как большинство5021, — отвлечет тебя от таких похвал, которыми все справедливо и искренно превозносят тебя до небес? Значит, речь идет о том, в это ли соискание ты станешь претором или в ближайшее, а не о том, чтобы ты оказал государству такие услуги, чтобы быть признанным достойнейшим всякого почета.
3. Ты не знаешь, как высоко ты поднялся, или не ставишь этого ни во что. Если не знаешь, прощаю тебе; в этом мы виноваты. Но если ты понимаешь это, то может ли какая-то претура быть для тебя сладостнее либо долга, которому следуют немногие, либо славы, к которой стремятся все? За это и я и Кальвисий5022, человек способный судить основательно и чрезвычайно любящий тебя, осуждаем тебя каждый день. Что же касается комиций, то, раз ты зависишь от них, мы, насколько можем сделать, откладываем их на январь месяц, так как по многим причинам считаем это полезным для государства. Итак, побеждай и будь здоров.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar