- 1085 Просмотров
- Обсудить
6. Выводы для теории художественного воспитания
Все то, что требуется для понимания теории художественного воспитания в "Законах", нами уже выяснено в предыдущем. Можно только разве подвести некоторые итоги.
а) Прежде всего рабы, признаваемые в "Законах" и запрещаемые в "Государстве", в "Законах" не являются классом в социально-экономическом смысле, но только менее культурной, менее моральной и менее воспитанной частью населения. В то время как в "Государстве" художественное воспитание проповедуется только для воинов и философов, и о нем ничего не говорится в отношении земледельцев и ремесленников, в "Законах", по-видимому, художественное воспитание признается необходимым решительно для всего населения. Во всяком случае, оно признается для старых и молодых, для женщин наравне с мужчинами (VII 804 d, 805 с – 806 с).
Целью воспитания в "Законах" продолжает оставаться добродетель, которая выше всякого искусства и которая вовсе не сводится к одному только мужеству (поскольку законодатель занимается прежде всего военными делами), но охватывает четыре традиционные античные добродетели; при этом разумность ставится настолько высоко, что даже молитва, если она возносится без разума, запрещается, чтобы не повредить разумности поступков (I 630 е, 631 а-с, 643 е, III 688 ab). Тем не менее спартанский военный идеал восхваляется как добродетель для всей Греции (I 626 b-с). Основой воспитания являются практические знания старейших, а эти знания имеют своей единственной целью исполнение государственного закона (II 659 d). Красота, как часто и вообще у Платона, покоится на одной и той же плоскости с прочими благами, и прежде всего физическими. К числу человеческих благ относятся "здоровье, красота, сила в беге и других движениях, производимых телом... и богатство, но не слепое, а зоркое, то есть идущее вслед за разумностью"; божественным же благом является только разумность, из которой проистекают все прочие главные добродетели и которые выше физических благ и, уж конечно, выше красоты (I 631 b-с). "Полнейшее невежество вовсе не так страшно и не является самым великим злом; а вот многоведение и многознание, плохо направленные, составляют гораздо большее, чем это наказание" (VII 819 а). Значит, лучше знать мало, но основательно.
Во главе попечения о воспитании должен стать почтенный человек не моложе пятидесяти лет, сам имеющий детей – как мальчиков, так и девочек. В этом отношении "как избиратель, так и избираемый должны понимать, что эта должность гораздо значительнее самых высших должностей в государстве" (VI 765 de). Мотивируется это тем, что и среди животных, и особенно среди людей, наилучшими оказываются те, которые правильно воспитываются с самого раннего возраста (765 е – 766 а). "Поэтому законодатель не должен допускать, чтобы воспитание детей совершалось так себе, между прочим, как нечто второстепенное. Напротив, это есть первое, с чего должен начать законодатель. Если он намерен иметь должное попечение о детях, ему надо выбрать из числа граждан человека наилучшего во всех отношениях" (там же).
Дело не в том, чтобы обеспечить детей богатым наследством, золотом, а в том, чтобы воспитать в них совестливость и разумность. "Пусть также никто не будет корыстолюбив ради детей, чтобы оставить им возможно больше богатства. Это нехорошо и для них и для государства. Для молодых людей всего лучше и сообразнее такое имущественное состояние, где обеспечивалось бы необходимое и не было бы повода к лести; оно сделало бы жизнь беспечальной, так как согласовалось бы с нами и гармонировало бы со всем. Не золото надо завещать детям, а наибольшую совестливость" (V 729 а).
Кроме того, поучать и воспитывать надо не словом, а делом. "Наилучшее воспитание молодых людей, да и самих себя, заключается не во внушениях, а в явном осуществлении в своей жизни внушаемых другому принципов" (729 b-с).
б) Платон проповедует некоторого рода среднюю линию между изнеженностью и грубостью (VII 791 d). Интересно, что в этом отношении уравниваются дети и рабы (793 е – 794 а).
"Надо избегать изнеженности, надо наказывать детей, но так, чтобы не задеть их самолюбия; надо это делать так же, как делаешь и по отношению к рабам, о чем мы уже говорили, именно: не надо позволять наказывающим оскорблять наказываемого, так как это вызывает в нем раздражение; но нельзя и баловать отсутствием наказаний".
Для всего этого Платон мыслит некую общую колонию, составленную из разных областей Греции, с учетом законов и привычек разных граждан и с надеждой построить цельное и единодушное государство-колонию (III 702 b, IV 707 е – 708 d).
в) Всеобщая регламентация, которую Платон проповедует в "Законах" для всей гражданской жизни, касается, конечно, и области искусства. Платон очень подробно говорит о том, что наслаждение искусством должно быть высокоморальным и должно быть определено законом, так что особенно хвалит Египет с его неподвижным искусством и запрещением всяких новшеств. Граждане должны быть воспитаны именно так (II 656 а – 657 b).
Из поэтов Греции, в целях художественного воспитания, Платон использует больше всего Тиртея и Феогнида.
Тиртей прославился своими песнями, побуждающими людей идти войной против иноплеменников и запрещающими междоусобные войны.
Но для воспитания гражданских добродетелей Платон особенно высоко ставит Феогнида за прославление у него справедливости и верности граждан друг другу в мирное и военное время. У Платона здесь целое большое рассуждение об этих поэтах, которые путем поэтического искусства воспитывают граждан для военного и мирного времени (I 629 а – 630 с). Подводя итог правилам своего морально-художественного воспитания, Платон опять цитирует Тиртея:
"Не сводятся ли правила всего вашего воспитания и мусического искусства к следующему: вы принуждаете поэтов говорить, что хороший человек, будучи здравомыслящим и справедливым, счастлив и блажен, все равно – велик ли он и силен, или же мал и слаб, богат или нет. Если он даже богаче Кинира и Мидаса, но несправедлив, то он несчастлив, и жизнь его докучна. Ни во что не считал бы, – правильно говорит ваш поэт, – и не помянул бы я мужа, который не имеет и не осуществляет на деле всех так называемых благ, руководствуясь справедливостью. Хотя бы и устремлялся с врагом такой человек в бой рукопашный вступить, однако, будучи несправедливым, он не осмелится взирать на кровавое дело и не будет в беге быстрей, чем сам фракийский Борей. Такому человеку не достанется никогда и ничего из так называемых благ" (II 660 d – 661 а)86.
г) Платон объединяет в одно целое образование и воспитание. При этом воспитание и образование заключается у него не в занятиях мелкими делами, например мелкой торговлей (I 643 d), но "и мусическое искусство нельзя понять без всего в совокупности воспитания" (642 а). Платон в "Законах" отождествляет дело воспитания и дело художественного воспитания, особенно при помощи хороводов и песен:
"Не установим ли мы, что первоначальное воспитание совершается через Аполлона и Муз?.. Следовательно, мы установим, что тот, кто не упражнялся в хороводах, человек невоспитанный, а кто достаточно в них упражнялся, тот воспитан... Хорея в своей совокупности состоит из песен и плясок... Поэтому человек хорошо воспитанный должен быть в состоянии хорошо петь и плясать... Посмотрите же, что именно значат эти, только что сказанные слова... Он хорошо поет, сказали мы, и хорошо пляшет. Не прибавим ли мы, что это будет только в том случае хорошо, если он поет и пляшет что-нибудь хорошее?.. А также и другое условие: он должен считать прекрасным то, что прекрасно, и безобразным то, что безобразно, и эти свои убеждения применять на деле. Не будет ли такой человек лучше воспитан в смысле хореи и мусического искусства, чем тот, кто не радуется прекрасному и не ненавидит дурного, хотя и умеет иной раз удачно служить телодвижениями и голосом тому, что он признает прекрасным? Или лучше тот, кто не слишком исправен в голосе и телодвижениях, но правильно руководится наслаждениями или скорбью и таким путем приветствует прекрасное и досадует на дурное?.. Не правда ли, если бы мы все трое узнали, что именно прекрасно в пении и пляске, то мы надлежащим образом отличили бы человека воспитанного от невоспитанного. Если же этого мы не будем знать, то вряд ли можем распознать, что и как способствует сохранению воспитания" (II 653 а-е).
Сейчас мы не будем повторять того, что уже выше было у нас изложено относительно теории трех хороводов в "Законах" Платона (стр. 143-145): эти три хоровода вводятся Платоном в государство исключительно ради общественного и личного воспитания (II 664 b – 666 d, 670 b, 672 е – 673 а, VII 795 d – 796 с, 798 е – 799 а, 802 а – 803 с). Игры и законы – одно и то же (797 а-с), так что все игры, и мирные и военные, тем прекраснее, чем они моральнее и возвышеннее (814 е – 816 d).
д) Платон внимательно относится к разным возрастам человека. В первые три года жизни ребенка не только нужно постоянно выносить его на чистый воздух (789 е), не только следить за его равномерным физическим развитием (794 de), но и воспитывать в нем правильные аффекты, которые не приучали бы его ни к излишним удовольствиям, ни к излишним скорбям, но к ровному и уравновешенному психическому состоянию (791 е – 792 е). С трех до шести лет продолжается названная выше средняя линия воспитания, дети собираются в святилищах поселка под наблюдением кормилиц, над которыми стоят двенадцать женщин, назначаемых ежегодно законохранителями и налагающих наказания в случае надобности на воспитателей (794 ab). С шести лет происходит разделение полов, причем мальчики занимаются верховой ездой, стрельбой из лука, из пращи, метанием дротиков, что рекомендуется также и девочкам (794 с). Дальше следует гимнастика с разделением на пляску и борьбу (795 d – 796 d) и мусические искусства.
е) Очень важно то обстоятельство, что все воспитание и образование Платон обязательно соединяет с игрой:
"Я говорю и утверждаю, что человек, намеревающийся стать в чем-либо выдающимся, должен с малолетства упражняться, то в виде забавы, то всерьез, во всем, что к этому относится. Например, кто хочет стать хорошим земледельцем или домостроителем, тот еще в играх должен: первый – обрабатывать землю, второй – возводить какие-нибудь детские постройки. Их воспитатель должен каждому из них дать малые орудия, представляющие воспроизведения настоящих. Точно так же пусть он сообщит им начатки знаний, которые для них необходимы, например: строителя пусть он научит измерять и пользоваться правилом, воина – ездить верхом, и так далее, все это путем игры. Пусть он пытается, при помощи этих игр, направить вкусы и склонности детей к тому занятию, в котором они должны достичь впоследствии совершенства. Самым важным в образовании мы признаем надлежащее воспитание, вносящее в душу играющего ребенка любовь к тому, в чем он, выросши, должен сделаться совершенным знатоком своего дела" (I 643 b-d).
"Во всех государствах, утверждаю я, никому не ведомо, что характер игр в высшей степени влияет на установление законов в том смысле, будут ли установленные законы прочными или не будут. Если игры установлены так, что одни и те же лица принимают участие в одних и тех же играх, точно так же соблюдая при этом одни и те же правила и радуясь одним и тем же забавам, то все это позволяет пребывать незыблемыми также и серьезным узаконениям. Если же молодежь колеблет это однообразие игр, вводит новшества, постоянно прибегает к разным изменениям и не одно и то же всегда считает себе любезным, не согласна сама с собой относительно своего внешнего телесного облика и остального убора, не признает раз навсегда установленных правил о том, что благообразно и что безобразно, но относится с чрезвычайным почтением к тому человеку, кто вечно вводит какие-нибудь современные новшества, вносит нечто иное, непривычное во внешний облик, в цвета и во все тому подобное, – то мы вполне вправе сказать, что для государства нет ничего более гибельного, чем все это" (VII 797 а-с).
Таким образом, принципы игры имеют огромное значение в теории художественного воспитания у Платона. Точно так же и рассказывание сказок детям ставится у Платона очень высоко, хотя и с разными оговорками (II 664 d). Обучение мусическим искусствам до тринадцати лет рассматривается Платоном довольно мало.
ж) Предписывая обучать грамоте детей с десяти до тринадцати лет, Платон считает необходимым с тринадцати до шестнадцати лет обучать игре на лире (VII 810 а); а после шестнадцати лет молодой человек должен изучать арифметику и астрономию (809 с), причем педагогические правила, даваемые здесь Платоном, обладают большой строгостью и даже угрозой наказания в случае нарушения этих правил. Впрочем, обучение арифметике Платон относит к определенному возрасту не очень ясно. У Платона имеются пространные рассуждения об изучении поэзии и даже о знании наизусть лучших поэтов с подробными указаниями относительно моральной высоты изучаемых здесь поэтов (810 е – 811 е). Кифаристика тоже входит в число обязательных предметов обучения при условии точной настройки струн и одноголосого пения и при условии отсутствия всякой пестроты, напряженности и уточненности напевов и аккомпанемента (812 de). Танцы тоже являются предметом обучения и тоже при условии исключения всего некрасивого и безобразного в движениях человеческого тела (816 de). Математикой, под которой Платон понимает здесь логику, геометрию и астрономию, учащиеся должны заниматься очень долго, до тридцати лет, за исключением двух или трех лет перед двадцатилетним возрастом, когда юноши должны прекратить изучение наук и всецело посвятить себя военному делу. Об этом, правда, говорилось еще в "Государстве" (VII 537 ab). Необходимо припомнить здесь также и то, что в "Государстве" требовалась (выше, стр. 187) в период с двадцати до тридцатилетнего возраста систематизация знаний, полученных в раннем возрасте, после чего граждане в возрасте с тридцати до пятидесяти лет должны были заниматься высшей наукой, диалектикой. Таким образом, в "Законах" образование и воспитание мыслится в виде только изучения грамоты, избранной поэзии, математики, музыки и гимнастики, хотя это изучение представлялось Платону отнюдь не легким (Legg. VII 812 е). О том, что изучение всех этих наук и искусств сплеталось у Платона в одно целое с воспитанием гражданина, государственного деятеля и даже воина (I 641 с, VII 797 а), об этом и говорить нечего.
7. Всеобщая игра и пляска, вино, кукольность и строжайший закон
Названные в заглавии принципы и составляют итог теории художественного воспитания в "Законах" Платона, а заодно и всей эстетики в этом произведении. Это весьма странное соединение эстетических принципов уже рассмотрено выше (стр. 146).
а) Из всего изложенного вытекает, что наивысшая красота и наиболее прекрасная жизнь, по Платону, заключается в добродетельном законе и в безусловном выполнении этого закона как во всех больших и главных явлениях жизни, так и решительно во всех ее мелочах.
Закон, закон и закон, и притом прежде всего закон государственный, который является одновременно также и законом религиозным и моральным, – вот основной принцип эстетики Платона и его теории художественного воспитания.
Нерушимое, безоговорочное и абсолютно точное выполнение закона – это, по Платону, и есть наивысшая красота и наивысшее прекрасное.
Правда, закон этот сам базируется на абсолютно правильном движении неба и всех его светил. Но это – одно и то же: движение неба и вся человеческая жизнь. "Менон" вовсе не имеет своим предметом изучение геометрии и ее априорных свойств, но вся эта геометрия здесь трактуется только в виде образца для добродетели. "Федр" вовсе не есть диалог, посвященный проблемам любви, но проблемам совершенной риторики, а все рассуждения о любви трактуются здесь только как образцы той или иной риторики. "Государство" и "Политик" только внешним образом изъясняют нам общественную закономерность; на самом же деле, по мысли Платона, они являются только космологическими трактатами. Единственный систематический трактат Платона "Тимей" написан им только для анализа общественно-политических проблем, как об этом совершенно откровенно говорится в самом начале диалога.
Итак, постоянный и однообразный закон движения неба, по Платону, есть только предел общественно-политического закона. То и другое есть абсолютная красота, и никакой другой эстетики Платон совершенно не проповедует.
б) Но вот что оказывается странным и неожиданным. Абсолютная астрономия и абсолютно подчиненная законам общественность должны настолько войти во всю психику человека, настолько должны безусловно войти во всю его телесную организацию и настолько должны определить собою всю человеческую мораль, что у человека уже не остается ничего индивидуального, ничего произвольного и никаких неожиданностей. Вся психика, вся мораль и даже все тело человека должны быть в том же самом смысле законны и соответственны закону, как и все общество, взятое в целом, и как все небо, взятое во всей совокупности своих движений. Такая физиология, психология и мораль тоже есть наивысшая красота, и ничего прекраснее этого нельзя и представить. Но ведь человек – живое существо, со своими жизненными потребностями, со всеми своими моральными стремлениями и прежде всего со всей своей любовью, без которой невозможно продолжение самой жизни. И вот оказывается, что человек в своих самых интимных потребностях и стремлениях есть не что иное, как абсолютный закон, общественно-политический и космологический. Если человек хочет быть прекрасным, он больше всего должен любить государство с его неподвижными и непрерывными законами. Самое большое эстетическое чувство у того человека, который любит небо с его постоянными и вечными законами движения и который в самой последней своей интимной глубине только и любит строжайшее государство и вечные законы небесного движения.
в) Но мало и этого. Наибольшее удовольствие для человека – это петь, играть на инструментах и плясать: Тут тоже сказывается самая интимная, самая непререкаемая и вечная эстетика Платона. Всю свою жизнь человек только и должен воспевать государственные законы, плясать вечную и неизменную общественность и играть на инструментах только небо с вечными законами его движения. И не только какой-нибудь один человек или группа людей должны петь и плясать абсолютную законность мира и жизни. Нет, решительно все люди, а не только специально тренированные актеры, решительно все государство, а не только его начальники и правители, но решительно все граждане, сверху донизу, и днем и ночью только и должны заниматься одним – играть, петь и плясать. Никаких потребностей у отдельного человека не должно быть, кроме общественно-политических и притом предельно строгих. Никакой любви ни у какого человека не должно быть больше той, которая имеет своим предметом небо и его вечное движение. Настоящая и максимальная полная эстетика "Законов" – не иметь ничего личного, не иметь ничего интимного, не иметь никакой любви, кроме как к закону, закону и закону.
г) Но и этого еще мало. Человек почти всегда имеет потребность выпить, его интересует, веселит и бодрит вино. А так как закон должен вечно всех веселить и бодрить и вечно всем доставлять только одно наслаждение, то Платон в "Законах" привлекает также и винопитие как один из составных и главнейших моментов своей эстетики:
"Сперва он [напиток] делает человека, который его пьет, снисходительным к самому себе; и чем больше он его отведывает, тем большими наполняется он надеждами на благо и на мнимую силу. В конце же концов он преисполняется словесной несдержанностью, точно он мудр, преисполняется всяческим своеволием, всяческим бесстрашием, так что, не задумываясь, говорит и совершает, что угодно" (I 649 b).
Винопитие полезно также и для распознавания характера человека, заменяя собою весьма трудные психологические и моральные методы:
"Так вот все то, что нас делает такими: гнев, любовь, наглость, невежество, корыстолюбие, трусость; кроме того, еще: богатство, красота, сила, все, пьянящее наслаждением и делающее нас безрассудными. Можем ли мы назвать какое другое наслаждение, кроме испытания вином и развлечениями, которое было бы более приспособлено к тому, чтобы произвести сперва только пробу, дешевую и безвредную, всех этих состояний, а затем и чтобы упражняться в них; конечно, при этом необходимы некоторые предосторожности. Обсудим же, как лучше испытать сварливую и вялую душу, из которой проистекают тысячи несправедливостей: путем ли личных с нею сношений, причем нам будет грозить опасность, или же путем наблюдений на дионисийском празднестве? Чтобы испытать душу человека, побеждаемого любовными наслаждениями, вверим ли мы ему собственных дочерей, сыновей и жен, подвергая опасности самые дорогие для нас существа, только для рассмотрения характера его души? Приводя тысячи подобных примеров, можно было бы говорить бесконечно в пользу того, насколько лучше это безвредное и неубыточное распознавание во время развлечений. Мы полагаем, ни критяне, ни другой кто не могут сомневаться, что это весьма приличный способ испытывать друг друга. К тому же он превосходит остальные способы испытаний своей дешевизною, безопасностью и быстротою" (649 с – 650 b).
Во время пиров
"всякий чувствует себя в приподнятом настроении; он весел, преисполнен словесной несдержанности, не слушает окружающих, воображает, что он в силах управлять самим собою и остальными людьми... Разве мы не сказали, что в этом случае души людей пьющих охватываются огнем и, точно железо, становятся мягче, моложе, а вследствие этого и более податливыми – такими они были в юности – тому, кто может и умеет воспитывать и лепить. Этим лепщиком является то же самое лицо, что и тогда; это – хороший законодатель" (II 671 bс).
Законодатель должен установить законы для винопития, чтобы оно поднимало дух и делало граждан наиболее совершенными:
"Он должен установить законы, касающиеся пиров, так, чтобы эти законы смогли заставить совершать все противоположное тому, что делает человек, возымевший добрые надежды, ставший отважным, позабывший стыд более, чем должно, не желающий соблюдать порядка и выжидать своей очереди молчания, речи, питья и музы. Они должны внушить этому человеку справедливый страх самого прекрасного воителя против непрекрасной отваги, вошедшей в него, – страх божий, который мы назвали совестливостью и стыдом" (671 cd). "Остальные люди, по-видимому, считают, что вино дано людям в наказание, чтобы мы впадали в неистовство. Мы же теперь, наоборот, утверждаем, что вино дано, как лекарство, для того чтобы душа приобретала совестливость, а тело – здоровье и силу" (672 d).
Идеальное государство должно мудро пользоваться винопитием, запрещая его в одних случаях и поощряя его в других случаях (673 е – 674 с). Словом, винопитие входит, по Платону, как весьма существенный момент и во всю его эстетику и во всю его теорию художественного воспитания. Можно только подивиться, что излагатели Платона обычно оставляют в тени этот важный момент эстетики Платона в его общей эстетике и в теории художественного воспитания в "Законах".
д) Наконец, существенную роль в эстетике и в теории художественного воспитания в "Законах", как мы знаем, играет теория кукол (выше, стр 145). Люди, оказывается, – не более как куклы в руках богов, причем сами они ровно ничего не знают о своей кукольности и о намерениях богов, играющих этими куклами. Жизнь человека зависит от того, за какую нить человеческого существа будет тянуть то или другое божество. Вместе с тем жизнь человека подчиняется самым железным законам. Божественные нити тянут человека в разные стороны. Но самая основная нить – это нить рассудка, которая, в отличие от прочих нитей, является золотой. Законодатель знает эту золотую нить и соответственно с ней управляет всем государством, так что законодатель этот есть как бы самый настоящий бог (I 644 е – 645 b). Хотя законодатель – это тот, кто больше всего слушается богов и потому является представителем абсолютной власти (IV 715 bс), так что законодатель является единственным советчиком для счастья, а также для всего прекрасного, доброго и справедливого (IX 858 cd), тем не менее законодатель, являясь судьею истинного богопочитания, истинной красоты и справедливости, должен угрожать наказаниями, вплоть до смертной казни, всем инакомыслящим (X 890 b-d).
е) В итоге нужно сказать, что эстетика и теория художественного воспитания в "Законах" Платона сводится к железному закону, государственному и космическому, в котором люди ничего не понимают и в сравнении с которым являются бессмысленными куклами и игрушками, но который они должны день и ночь воспевать и отплясывать, в который они должны всегда играть и ради которого должны по особым правилам напиваться.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.