Меню
Назад » »

А.Ф.Лосев ИСТОРИЯ АНТИЧНОЙ ЭСТЕТИКИ РАННЯЯ КЛАССИКА (30)

3. Мусические искусства

Перейдем к мусическим искусствам, к которым относятся музыка, пение и танцы.

а) Музыкальные инструменты у Гомера, как и вообще в Греции, двух типов – струнные и духовые. К струнным принадлежат форминга (phorminx) и кифара (citharis). Форминга у греков вообще самый древний струнный инструмент. Это нечто вроде арфы или, скорее, гуслей, лютни, цитры. Из ее частей упоминается кобылка (dAygon) и колки (collopes), при помощи которых натягивались струны. Число струн форминги не известно, и у Гомера говорится о "струне" в единственном числе. Естественно, что когда пировали боги, не было недостатка в "весьма прекрасной форминге" Аполлона (Ил. I 603), но весьма искусно умели обращаться с этим инструментом и люди (Од. ХХI 406 – 409):

Как человек, искусный в игре на форминге и в пеньи, 
Может на новый колок струну натянуть без усилья, 
Свитую круто овечью кишку у концов закрепивши, 
Так натянул Одиссей тетиву без усилья на лук свой.

В Гимнах заметно подчеркивается момент субъективного наслаждения от игры на форминге. (Гимн. II 5) Аполлон играет на "изогнутой форминге" (6), "издавая прелестный звук золотым плектром", а (337) он "с формингой в руках страстно играл", и (III 506) Аполлон и Гермес "наслаждаются формингой".

Для струнных инструментов мы имеем у Гомера еще название citharis (термин "лира" у Гомера отсутствует). Какая разница между этими инструментами, сказать трудно. Может быть, форминга отличается от других двух большей величиной. Есть некоторое основание отождествлять формингу и кифару, поскольку мы встречаем выражение (Ил. ХVIII 569 сл.) "он кифарил на форминге". В Од. I 153 сл. сначала глашатай дает Фемию "весьма прекрасную кифару", а потом Фемий, "формингуя" на ней, "начинает прекрасно петь", и (159) она – опять "кифара". (Гимн. III 64, 506) речь идет о "форминге", но этот же самый инструмент (499, 509, 515) называется "кифарой", в 423 "лирой". Слово "кифара", между прочим, употребляется у Гомера и в смысле "искусство, наука пения с кифарой, или игра на кифаре": в Ил. ХIII 731 боги одаряют одних способностью к войне, других – к танцу, третьих – "кифарой и песнью". Лира попадается только в Гимн. III 418, 423.

Из духовых инструментов о флейте (aylos) Гомер упоминает: (Ил. Х 13) Агамемнон изумляется звукам "флейт и сиринг"; (Гимн. III 452) "страстный шум флейт"; (ХIV 3) мать богов любит трещотки, бубны и флейты. Об устройстве и звучании этой флейты у Гомера ничего не известно. Но, судя по позднейшим материалам, можно предполагать у нее звук вроде кларнета или, может быть, гобоя. Труба (salpinx) упоминается единственный раз: (Ил. ХVIII 219) крик Ахилла сравнивается с звуком трубы, зазвучавшей издалека из вражеского лагеря. И, наконец, о третьем духовом инструменте – о пастушеской свирели,или флейте, кроме указанного места (Ил. Х 13), читаем еще (ХVIII 525): два пастуха "услаждаются свирелью".

Таким образом, музыкальные инструменты у Гомера не многочисленны, и упоминает о них поэт редко. Только форминге и кифаре придано особое значение ввиду постоянного употребления их на пирах, где она – необходимая принадлежность39.

б) Певцы и пение. Что касается пения, то оно изображено как творчество так называемых певцов (aoidoi), суждения Гомера о которых следует указать точно. Известен текст Гимн. ХХV 3 о происхождении певцов от муз и Аполлона, и, таким образом, не Гесиод в своей "Теогонии" (94 сл.) впервые высказал это суждение, а Гомер. Гимн. ХХI 3 ("сладкогласный певец с звонкой формингой") тоже воспевает Аполлона и в начале и в конце. В Од. VIII 73 "муза внушала певцу" возгласить о знаменитых вождях. O "божественном (theios) певце" читаем, кроме того, I 336, VIII 44, 47, 539; ХVI 252, ХХIII 133, ХХIV 439; о "вдохновенном (thespios) певце" – ХVII 385; о "весьма знаменитом певце" – I 325, VIII 83, 367, 521; о "милом (erieron) певце" – 62, 471; о "голосистом певце" – ХХII 316, III 267 сл. Агамемнон, отъезжая, в Трою, оставляет Клитемнестру на попечении певца, но она (270) последнего высылает на пустынный остров, где его и растерзывают хищные птицы; Одиссей рассказывает о своих похождениях "как разумный певец" (ХI 369) и т.д.

Приведем в качестве примера два текста. Вот слова Пенелопы к Фемию, певцу в доме Одиссея (Од. I 337 – 342):

Фемий, ты знаешь так много других восхищающих душу 
Песен, какими певцы восславляют богов и героев. 
Спой же из них, пред собранием сидя, одну. И в молчаньи 
Гости ей будут внимать за вином. Но прерви начатую 
Песню печальную; скорбью она наполняет в груди мне 
Милое сердце. На долю мне выпало злейшее горе.

На это Телемах возражает матери (346 – 353):

Мать моя, что ты мешаешь певцу в удовольствие наше 
То воспевать, чем в душе он горит? Не певец в том виновен, – 
Зевс тут виновен, который трудящимся тягостно людям 
Каждому в душу влагает, что хочет. Нельзя раздражаться, 
Раз воспевать пожелал он удел злополучный данайцев. 
Больше всего восхищаются люди обычно такою 
Песнью, которая им представляется самою новой. 
Дух и сердце себе укроти и заставь себя слушать.

Это место о певце очень важно, поскольку здесь мы находим сразу несколько существенных особенностей певца: вдохновением певца руководят боги, в частности, Зевс, и сопротивляться этому они сами не могут; певцы воспевают славные подвиги богов и героев; их песни то терзают душу слушателей, то дают им наслаждение.

Еще важнее другое место (VIII 471 сл.), где дан образ Демодока, певца в доме Алкиноя. Глашатай (471) возвращается в дом с певцом, чтимым у народа. Певцу сначала предлагают лучшие блюда (472 – 276). Одиссей говорит глашатаю Понтоною о высокой чести быть певцом (477 – 481). И после того, как певец насытился, Одиссей опять обращается к нему (488 – 499) с речью о возвышенном объективизме певца, полученном им от самих богов. Песни Демодока заставляют плакать Одиссея, и Алкиной просит певца прекратить свою печальную повесть о Троянской войне (536 слл.).

Певец в этом изображении – есть максимально объективный и невозмутимый созерцатель великого прошлого, вещающий о крупнейших событиях своего народа. Этот монументальный объективизм таков, что он вызывает свои – только для него одного характерные слезы.

Термин aoide употребляется у Гомера, прежде всего, в значении "песня": (Ил. ХХIV 721) вокруг Гектора пели горестную песню; (340; III 204) Ахиллу будет честь и песнь у потомков; (ХХIV 197) о Пенелопе за ее верность будет прелестная "песня" в потомстве; но (200) о Клитемнестре "ужасная песня". Интересное суждение высказывает Алкиной о назначении, вернее, о сущности и происхождении героической песни (Од. VIII 479 – 481), утверждая, что:

Честь певцам и почет воздавать все обязаны люди, 
Что на земле обитают: ведь пенью певцов обучила 
Муза сама, и племя певцов она любит сердечно.

Песня – "священная" (Гимн. ХХХIV 19), "прекрасная" (Гимн. I 164), и от нее "радуются" (IХ 7, ХIV 6), ею "умоляют" (ХVI 5, ХIХ 48, ХХI 5; I 173).

Термин aoide обозначает и "искусство пения". В Ил. II 596 музы отняли у Фамирида "дар песен". Нам интересен и весь этот миф (594 – 600):

...местность, где некогда Музы богини, 
Встретив фракийца Фамира, идущего из Эхалии 
От эхалийца Еврита, лишили его песнопений. 
Он заявлял, похваляясь, что в пеньи одержит победу, 
Если бы даже запели Зевесовы дочери Музы. 
В гневе они ослепили его и отняли чудесный 
Песенный дар. И забыл он искусство играть на кифаре.

Понимается, наконец, под тем же термином и "процесс пения": См., например, Од. I 159, 421, VIII 253, 499, ХII 44, 383, 198, ХVII 606, ХVIII 304, ХХI 406 и т.д.

в) Музыка и танцы. На ступени гомеровского отношения к искусству мы только в порядке исключения могли бы находить музыку и пение во взаимно-дифференцированной форме, а музыка и пение, в свою очередь, здесь очень часто не разъединяются с танцами. Все эти искусства даны здесь на ступени, еще очень близкой к первобытному синкретизму, хотя ничего "первобытного" у Гомера, вообще говоря, нет: это – очень развитая культура. Вот, например, что происходит на пиру Менелая (Од. IV 18 – 19):

И только лишь песню он петь принимался, 
Два скомороха тотчас начинали вертеться по кругу.

На пиру у Алкиноя (Од. VIII 258 – 267) следующим образом происходят пляски:

Распорядители, девять числом, избранцы народа, 
Встали. Для игрища все приготавливать было их дело. 
Выровняв место, они от площадки народ оттеснили. 
Вестник пришел между тем и принес Демодоку формингу 
Звонкую. Вышел певец в середину. Его окружили 
Юноши в первой поре возмужалости, ловкие в плясках, 
И по площадке священной затопали враз. Одиссей же 
Взглядом следил, как их ноги мелькали, и духом дивился. 
Тот играл на форминге и голосом начал прекрасным 
Петь, как слюбились Арес с Афродитой красивовеночной.

Здесь бросается в глаза серьезное отношение гомеровского общества к пляске, несмотря на то, что она была принадлежностью пиров. Далее, мы находим у Гомера хороводы, и не простые, а весьма сложные, с разными сложными фигурами сплетения танцующих, вплоть до акробатики. Таково замечательное описание хоровода, изображенного на щите Ахилла (Ил. ХVIII 590 – 606):

Также площадку для плясок представил хромец обеногий, 
Вроде такой, которую в Кноссе пространном когда-то 
Для Ариадны прекрасноволосой Дедал изготовил. 
Юноши в хоре и девы, для многих желанные в жены, 
За руки взявши друг друга, на этой площадке плясали. 
Девушки были одеты в легчайшие платья, мужчины 
В тканные прочно хитоны, блестевшие слабо от масла. 
Девушки были в прекрасных венках, а у юношей были 
Из серебра ремни, на ремнях же ножи золотые. 
Быстро они на проворных ногах в хороводе кружились 
Так же легко, как в станке колесо под рукою привычной, 
Если горшечник захочет проверить, легко ли вертится. 
Или плясали рядами, один на других надвигаясь. 
Много народу теснилось вокруг, восхищаясь прелестным 
Тем хороводом. Певец же божественный пел под формингу, 
Стоя в кругу хороводном; и только лишь петь начинал он, 
Два скомороха тотчас начинали вертеться средь круга.

Тут перед нами картина очень развитой пляски в соединении с музыкой и пением, хотя все это происходит в пределах народной и сельской жизни.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar