Меню
Назад » »

Владислав Цыпин / ИСТОРИЯ РУССКИЙ ЦЕРКВИ 1917-1997 (10)

Для первосвятителя Русской Церкви митрополита Петра в декабре 1926 г. началась его мученическая одиссея — нескончаемые тюремные этапы. В декабре узника доставили из Суздаля во внутреннюю тюрьму ГПУ на Лубянке. Тучков неоднократно предлагал митрополиту Петру отказаться от местоблюстительства в обмен на свободу, но первоиерарх каждый раз решительно отвергал предложение снять с себя крест первосвятительского служения. Через сокамерника ксендза, вскоре выпущенного на свободу, он передал на волю, что никогда и ни при каких обстоятельствах не оставит своего служения и будет до самой смерти верен православной Церкви. В конце декабря митрополита Петра отправили по этапу в Тобольск с остановками в вятской, пермской, свердловской, тюменской тюрьмах. В Перми Местоблюстителю патриаршего престола удалось многое узнать о церковных событиях первой половины истекшего года, связанных с учреждением ВВЦС и выступлением митрополита Агафангела. 1 января 1927 г. первосвятитель составляет послание пастве с осуждением бунта "григорьевцев". О выступлении архиепископа Григория и своей временной поддержке его действий владыка Петр пишет: "Тогда я и не подозревал, что сей архиепископ уже давно бесчинствует"239. Митрополит Петр в послании оставляет за собой местоблюстительство, а заместительство — за митрополитом Сергием: он ничего не знал ни об аресте митрополита Сергия, ни о том, что Церковью тогда управлял уже архиепископ Угличский Серафим. 21 января 1927 г. в свердловской тюрьме в камеру к первосвятителю впустили архиепископа Григория, председателя ВВЦС. В беседе с ним владыка Петр сообщил о своем совершенном разрыве с ВВЦС, потребовав распустить этот совет и подчиниться ему и его заместителю митрополиту Сергию. В феврале митрополита Петра привезли в тобольскую тюрьму, а в начале марта переправили на поселение в село Абалацкое на берег Иртыша, в 50 верстах к северу от Тобольска. По сведениям эмигрантского журнала "Китеж", опубликованным в 1929 г., на 1 апреля 1927 г. 117 епископов Русской Православной Церкви находились в различных местах заключения. Смерть на воле была в ту пору редким уделом для русского архипастыря. * * * 30 марта был освобожден митрополит Сергий, до ареста исполнявший обязанности Заместителя Местоблюстителя патриаршего престола. 7 апреля архиепископ Серафим (Самойлович) передал ему бразды церковного правления. Выйдя из заключения, митрополит Сергий получил наконец возможность жить в Москве. 7 мая митрополит Сергий обратился в НКВД с ходатайством о легализации церковного управления. Из рассказов близкого к нему митрополита Сергия (Воскресенского) известно, что в тюрьме под угрозой расстрела сестры и арестованных архиереев и священников от митрополита Сергия требовали сделать заявление в поддержку советской власти, осуждения контрреволюционных выступлений внутри страны и за рубежом, церковных прещений эмигрантскому духовенству, устранения неугодных властям епископов от управления епархиями. Настаивали на том, чтобы выбор кандидатов на архиерейские кафедры согласовывался с НКВД, арестованные архиереи увольнялись или даже запрещались в священнослужении церковной властью и прекращалось их поминовение за богослужением, гражданская же власть должна была обязательно поминаться на литургии. В ответ митрополит Сергий просил о легализации высшего, епархиального и уездного церковного управления, о разрешении на созыв Поместного Собора и выборы Патриарха, об освобождении заключенных и сосланных священнослужителей, о разрешении на восстановление духовных школ и издание церковного журнала. 18 мая митрополит Сергий провел совещание с архиереями, выбранными им для осуществления высшей церковной власти. Это были митрополит Тверской Серафим (Александров), член Синода в последние годы патриаршества святого Тихона, архиепископы Севастьян (Вести), Сильвестр (Братановский), Филипп (Гумилевский), Алексий (Симанский), епископ Константин (Дьяков). Из участников совещания митрополит Сергий образовал Временный Патриарший Священный Синод, полномочия которого по аналогии с Синодом, образованным Патриархом в 1923 г., проистекали из полномочий учредителя. В его состав Заместитель Местоблюстителя включил позже виднейшего архипастыря митрополита Новгородского Арсения (Стадницкого), пребывавшего уже много лет в ссылке в Туркестане и лишенного права выезда оттуда, а также только что выпущенных на свободу архиепископов Анатолия (Грисюка) и Павла (Борисовского). 20 мая НКВД выдал справку о временной регистрации Синода. Через неделю митрополит Сергий и Синод издали указ, предписывающий епархиальным архиереям подать заявления в местные органы власти с прошением "о регистрации их преосвященных с состоящими при них епархиальными советами (каковые образовать временно путем приглашения указанных преосвященными лиц)"240. Главное требование властей к митрополиту Сергию заключалось в том, чтобы он обнародовал обращение к пастве с призывом поддерживать Советское правительство. 29 июля митрополит Сергий вместе с Синодом издали "Декларацию", 5 тысяч экземпляров которой срочно разослали по епархиям и приходам, а через три недели опубликовали в "Известиях". "Одною из забот почившего Святейшего Отца нашего Патриарха Тихона,— говорится в этом документе,— пред его кончиной было поставить нашу Православную Русскую Церковь в правильные отношения к советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования. Ныне жребий быть временным Заместителем первосвятителя нашей Церкви опять пал на меня, недостойного митрополита Сергия, а вместе со жребием пал на меня и долг продолжать дело почившего и всемерно стремиться к мирному устроению наших церковных дел. Усилия мои в этом направлении, разделяемые со мною и православными архипастырями, как будто не остаются бесплодными: с учреждением при мне Временного патриаршего Священного Синода укрепляется надежда на приведение всего нашего церковного управления в должный строй и порядок, возрастает и уверенность в возможности мирной жизни и деятельности нашей в пределах закона. Теперь, когда мы почти у самой цели наших стремлений, выступления зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас всех на глазах... Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательнее для нас всех, кому дороги ее интересы, кто желает вывести ее на путь легального и мирного существования, тем обязательнее для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства... а с нашим народом и с нашим правительством. Засвидетельствовать это является первой целью настоящего нашего (моего и Синодального) послания. Затем извещаем вас, что в мае текущего года по моему приглашению и с разрешения власти организовался Временный при Заместителе патриарший Священный Синод... Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению православной Всероссийской Церковью увенчалось успехом. Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление, а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т. д. Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако благоволившему о Святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу благодарность и советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с тем заверим правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия... Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его... Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи. Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это — недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране... Забывали люди, что случайностей для христианина нет и что в совершающемся у нас, как везде и всегда, действует та же десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели. Таким людям, не желающим понять "знамений времени", и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием. Такое настроение известных церковных кругов, выражавшееся, конечно, и в словах, и в делах и навлекшее подозрение советской власти, тормозило и усилия Святейшего Патриарха установить мирные отношения Церкви с советским правительством. Недаром ведь Апостол внушает нам, что тихо и безмятежно жить по своему благочестию мы можем, лишь повинуясь законной власти (1 Тим. 2. 2), или должны уйти из общества... Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры; или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела... Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно вредившие отношениям между правительством и Церковью, как известно, заставили почившего Патриарха упразднить заграничный Синод (5 мая/22 апреля 1922 г.). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколол заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства письменное обязательство в полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии... Не менее важной своей задачей мы считаем и приготовление к созыву и самый созыв нашего Второго Поместного Собора, который изберет нам уже не временное, а постоянное центральное церковное управление, а также вынесет решение и о всех "похитителях власти" церковной, раздирающих хитон Христов"241. Необходимость издания этого или подобного ему документа была вызвана прежде всего тем, что без него гражданские власти не признавали законность существования ни Высшего церковного управления, ни епархиальных органов церковной власти, а Русской Православной Церковью официально считали обновленческую схизму. Но издание "Декларации" вызвало в церковном народе и духовенстве замешательство. Многие не без горечи читали обращенные к ним слова, вполне понимая неизбежность появления подобного документа. В некоторых приходах священники отказывались возглашать "Декларацию" с амвона, как им было предписано, и отсылали ее обратно в Москву, в Патриархию. И по сей день "Декларация" 1927 г. остается документом, вызывающим споры. Поэтому необходимо внимательно рассмотреть его содержание. Прежде всего вопрос о статусе "Декларации", о том, насколько связывала она совесть архиереев, клириков и мирян. Для того чтобы оценить действия тех, кто разорвал евхаристическое общение с митрополитом Сергием, важно определить, ставил ли Заместитель Местоблюстителя непременным условием пребывания в составе подведомственного Патриархии клира публично заявленное согласие с текстом этого документа. Ответ на этот вопрос дан самим митрополитом Сергием в письме митрополиту Кириллу: "Главным мотивом отделения служит наша "Декларация". В ней наши противники, сами не отрицающие обязательности для каждого христианина гражданской верности, не совсем последовательно увидели заявление не таких же, как и они, земных людей, граждан СССР, а заявление самой Церкви как благодатного учреждения. Отсюда крики о подчинении Церкви государству, Царства Божия — царству мира и даже Самого Христа — Велиару"242. Таким образом, если "Декларация" — это только заявление группы "граждан СССР", из письма следует, что митрополит Сергий как автор "Декларации" отнюдь не предполагал согласия с нею всех епископов и клириков и не требовал заявления полной поддержки всего того, что выражено в этом документе. В таком случае оправдать разрыв канонического общения с Заместителем Местоблюстителя несогласных с "Декларацией" могло лишь наличие в ней таких идей и положений, которые следует расценивать как проявление и всенародную проповедь вероотступничества или ереси, осужденных Соборами и святыми отцами. В противном случае действия разрывающих общение подпадали под осуждение, предусматриваемое 14 и 15 правилами Двукратного Собора. Резкой критике подвергалось начало документа. Обнаружить в нем ересь, естественно, нет никакой возможности, но по мнению протопресвитера Георгия Граббе, одного из самых непримиримых критиков действий Заместителя Местоблюстителя, "весь центр тяжести в установлении "правильных отношений" в "Декларации" переносится исключительно на Церковь, как будто возможность ее "вполне законного и мирного существования" зависит только от нее, а не от гражданской власти... В этих словах "Декларации" (как и в других местах ее) совершается предательство по отношению к пастве"243. На самом деле это место из "Декларации" мало чем отличается по смыслу и стилистике от заявлений Патриарха Тихона, сделанных им после освобождения из-под ареста. По вполне известным причинам иерархи предпочитали обойти молчанием роль государственной власти в отношениях с Церковью, но только митрополиту Сергию это ставилось в вину как предательство, а в случае с Патриархом Тихоном рассматривалось как стремление защитить паству от гонений. Внешние условия жизни, в которых находились оба иерарха, были одинаково трудны для обоих, и ни Патриарх Тихон в 1923 г., ни митрополит Сергий в 1927 г. не могли предвидеть, что повлекут за собой издаваемые ими документы. Но добросовестно ли применять разные критерии, разные мерки для оценки действий и заявлений двух иерархов? Прямой повод издания "Декларации" — известить всероссийскую паству о признании законным органа Высшего церковного управления, но у противников Патриарха Сергия и сама эта легализация, и стремление к ней со стороны Заместителя Местоблюстителя вызывают острую критику. Но обратимся к примеру предшественников митрополита Сергия. Разве не на то, чтобы обеспечить Церкви легальный статус, были направлены заявления, послания, газетные интервью Патриарха Тихона начиная с 1923 г.? Разве легализация высшего церковного управления не была одной из главных забот Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра? Протопресвитер Василий Виноградов, бывший председатель Московского епархиального совета, писал: "Я свидетельствую, что как Патриарх Тихон, так и Сергий были великими страстотерпцами за Русскую Церковь. Бранят патриарха Сергия за то... что будто бы он ввел поминовение властей за богослужением. Но ведь... это... установил именно Патриарх Тихон тотчас после освобождения его из тюрьмы... со своим временным Синодом, в котором (был) всеми восхваляемый еп. Иларион (Троицкий). А указы об этом по приходам рассылал именно я... Сергий только подтвердил... распоряжение Патриарха Тихона, сделанное при давлении епископа Илариона..."244 Еще 28 июля 1925 г. митрополит Петр обратился к пастве с посланием и призывал: "Будем пребывать в союзе мира и любви между собою, будем едино хранить нашу православную веру, являя везде и всюду пример доброй жизни, любви, кротости, смирения и повиновения существующей гражданской власти, в согласии с заповедями Божиими"245. Другим камнем преткновения в "Декларации" служила фраза "мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи". Эту фразу переиначили в саморазоблачительное выражение: "ваши радости — наши радости", утверждая, что авторы "Декларации" приветствуют успехи советского правительства, в том числе связанные и с распространением неверия в народе. Но в этом месте "Декларации" митрополит Сергий и члены Синода говорят отнюдь не о правительстве, которое гонит Церковь, а о Родине, и заявляют не более чем о лояльности государству. В "Деянии Заместителя патриаршего Местоблюстителя и Временного при нем Патриаршего Синода" от 29 марта 1928 г. митрополит Сергий разъяснял, что под успехами, упомянутыми в "Декларации", подразумевалось внешнее благополучие, например хороший урожай, а под неудачами — народные бедствия246. С 1923 г. на позициях лояльности государству стоял и Патриарх Тихон, этой же линии придерживался затем митрополит Петр, об этом заявляли и соловецкие епископы, авторы знаменитой "Памятной записки", которая многими критиками неоднократно противопоставлялась "Декларации", но на самом деле послужила одним из проектов ее247. Д. Поспеловский, касаясь раздела "Декларации", посвященного церковной жизни российской эмиграции, писал в одной из статей, что "полной лояльности можно требовать только от граждан данной страны, а заграничное духовенство состояло или из белых эмигрантов, не являвшихся гражданами СССР (о чем было объявлено Советским правительством специальным декретом), или из русских меньшинств, большинство из которых были уже гражданами стран, в которых они проживали. Неприемлемо это требование было и психологически для людей, ушедших от советского правительства с оружием в руках"248. Заметим, прежде всего, что в этом суждении есть и некая странность. Требование митрополита Сергия дать подписку о лояльности (разумеется, не присягу), относится к заграничному духовенству, которому, равно как и не заграничному, держать оружие в руках категорические запрещают каноны. Сомнителен и тезис о совершенной неприемлемости и абсурдности этого требования. Митрополит Евлогий воспринял требование о лояльности всего лишь как призыв воздерживаться от политических выступлений, он сам дал такую подписку и собрал аналогичные подписки у духовенства возглавляемой им Западноевропейской епархии, его примеру последовал и митрополит Платон. Подобное требование действительно прозвучало впервые, но и оно лежит в русле тех оценок, которые давал Патриарх Тихон поведению и заявлениям политического характера определенной части зарубежного духовенства, ставивших под удар Московскую Патриархию и российскую паству. Еще до своего ареста, 5 мая 1922 г., Патриарх Тихон издал указ об упразднении зарубежного ВЦУ и признал актами, не выражающими официального голоса Русской Православной Церкви и не имеющими церковно-канонического значения, постановление Карловацкого Собора о восстановлении монархии и послание в адрес Генуэзской конференции с просьбой о помощи в борьбе с большевиками. В послании Патриарха Тихона от 1 июля 1923 г. говорится: "Мы могли бы ограничиться этим осуждением владык, бывших на Соборе во главе с высокопреосвященным Антонием (Храповицким), митрополитом Киевским, если бы они раскаялись в своих поступках и прекратили дальнейшую деятельность в этом направлении, но нам сообщают, что они не только не прекратили, а еще и более того ввергают Православную Церковь в политическую борьбу... Пусть хотя теперь они осознают это — смирятся и покаются, а иначе придется звать преосвященных владык в Москву для ответа перед церковным судом и просить власть о разрешении им прибыть сюда"249. Такая угроза звучала, наверное, для архиереев куда серьезнее, чем требование подписки о лояльности. 15 января 1924 г. Патриарх Тихон издал постановление об увольнении на покой митрополита Северо-Американского Платона за контрреволюционные выступления, направленные против советской власти и пагубно отразившиеся на православной Церкви. В этом постановлении митрополиту Платону было предложено прибыть в Москву в распоряжение Патриарха. Есть все основания предполагать, что эти акты изданы не без давления со стороны гражданской власти, но столько же, если не больше, найдется оснований предполагать такое же давление и на митрополита Сергия. Пожалуй, только два документа высшей церковной власти 1926 г. несколько отличались от документов, изданных Патриархом Тихоном после его освобождения в 1923 г. В проекте "Обращения" (от 10 июня 1926 г.) митрополит Сергий акцентирует внимание на идеологической несовместимости христианства с коммунизмом, а второй документ — послание к зарубежным архипастырям (от 12 сентября 1926 г.) — отличал такой теплотой тона, которую не обнаружить ни в обращениях к ним Патриарха Тихона, ни в позднейших посланиях самого митрополита Сергия. Среди соавторов "Декларации" 1927 г. были видные церковные деятели: митрополит Тверской Серафим (Александров) и епископ Сумской Константин (Дьяков), расстрелянные в 1937 г., архиепископ Самарский Анатолий (Грисюк), впоследствии замученный в застенках ГПУ, архиепископ Хутынский Алексий. Заместителя Местоблюстителя поддержали введенный им в состав Временного Патриаршего Синода митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий), а также митрополиты Михаил (Ермаков), экзарх Украины, Никандр (Феноменов), Серафим (Чичагов), архиепископы Евгений (Зернов), Петр (Зверев), епископы Мануил (Лемешевский), Николай (Ярушевич), Венедикт (Плотников). В эмиграции митрополиту Сергию сохранили верность митрополиты Евлогий (Георгиевский), Елевферий (Богоявленский), Платон (Рождественский), архиепископ Сергий (Тихомиров). Через месяц после издания "Декларации" высшее церковное управление, состоявшее из Заместителя Местоблюстителя и Патриаршего Синода, было зарегистрировано НКВД. Юридически Патриаршему Синоду был дан тот же статус, что и обновленческому синоду, хотя обновленцы продолжали пользоваться покровительством со стороны властей, в то время как патриаршая Церковь оставалась гонимой. Только после легализации митрополита Сергия и Синода Восточные Патриархи, вначале Иерусалимский Дамиан, потом Антиохийский Григорий прислали благословение митрополиту Сергию и его Синоду и признание его временным главой патриаршей Церкви. В декабре к митрополиту Сергию обратился с посланием Вселенский Патриарх Василий III, призвав его к примирению с обновленцами. "Ответственность за прошлое тяготеет одинаково на многих, и никто не может сбросить ответственность с одного на других",— говорилось в послании250. 7 октября 1927 г. Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий подает в ОГПУ заявление с просьбой об амнистии и облегчении участи репрессированных священнослужителей в связи с тем, что они "оказались жертвами (может быть, и не без их вины), прежнего нелегального положения нашей Церкви и прежних ее ненормальных отношений к Советскому правительству. Называем их жертвами в том смысле, что не будь ненормальности в отношениях нашей Церкви к соввласти и получи она права легальности лет пять назад, и поведение вышеупомянутых духовных лиц и отношение к ним власти было бы иным, да и теперь можно быть уверенным, что, возвратившись к церковной деятельности при давно жданных новых условиях, эти духовные лица сделают со своей стороны все, чтобы не подавать повода к прежним недоразумениям"251. Нельзя сказать, что это заявление осталось совершенно без ответа, но милости, явленные властью православному духовенству, не обнаружили ее особой щедрости. Несколько священнослужителей смогли вернуться из мест заключения и ссылок в конце 1927 — начале 1928 г. Среди них были архиепископы Захарий (Лобов) и Ювеналий (Масловский), епископы Аркадий (Ершов) и Мануил (Лемешевский), но другие архипастыри и пастыри были арестованы и сосланы. В целях укрепления пошатнувшейся церковной дисциплины Синод издает распоряжение о возношении во всех храмах, подведомственных Московской Патриархии, имени митрополита Сергия вслед за именем Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра. Но начинают исполняться и условия легализации, поставленные Тучковым и принятые Заместителем Местоблюстителя: Синод издает указы о поминовении за богослужением властей, об увольнении сосланных и заключенных епископов на покой и назначении вернувшихся на волю архиереев в дальние епархии, потому что тем архиереям, которых выпускали из лагерей и ссылок, не разрешался въезд в свои епархии. Прежде архиереи, томившиеся в тюрьмах, лагерях и ссылках, оставались на своих кафедрах. Теперь этот своеобразный протест против произвола и беззакония властей уже не могло терпеть правительство. Всем становилось ясно, что "Декларация" повлекла за собой не только легализацию Церкви, но и реальные изменения в церковной политике. На имя митрополита Сергия стали приходить письма с выражением протеста против новой линии Патриархии и призывами отказаться от нее. По стране стали распространяться обличительные послания, обращения, воззвания с критикой "Декларации", с осуждением церковной политики Заместителя Местоблюстителя. С серьезными замечаниями на текст "Декларации" выступил особенно близкий митрополиту Сергию в первые дни его заместительства епископ Прилукский Василий (Зеленцов), арестованный и сосланный на Соловки. Основываясь на постановлении Всероссийского Поместного Собора от 2/15 августа 1918 г. об отказе вести впредь общецерковную политику и считать политику частным занятием членов Церкви, епископ Василий (Зеленцов) в заметке "Необходимые канонические поправки к посланию Заместителя патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и Временного при нем Патриаршего Священного Синода от 16 (29) июля 1927 г." писал, что действия митрополита Сергия и Синода, почившего Патриарха Тихона и Карловацкого Собора были следствиями их личной, а не церковной политики, потому и необязательно поддерживать их. "Стараниям митрополита Сергия и его Св. Синода,— продолжал епископ Василий,— добиться от гонящих Всероссийскую Православную Церковь большевиков мирного отношения к ней Церковь не может не сочувствовать, ибо христианам заповедано от Бога: Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми (Рим. 12. 18). Но Христос разрешает Церкви принять от митрополита Сергия и его Св. Синода только такое примирение с гонителями ее, большевиками и их советской властью, которое действительно будет миром Христовым, т. е. миром такого содержания и качества, каких требует Христос, сказавший: Ищите прежде Царствия Божия и правды его (Мф. 6. 33), а не земного благополучия и безопасности... К сожалению, эта попытка митрополита Сергия и его Св. Синода не только не дает нам еще Христова мира с большевиками, но пока не дает и надежды на такой мир, и то не по одному лишь упорству большевиков во вражде к Православной Церкви, но и потому, что попытка митрополита Сергия и его Синода начата ими и движется вперед не по каноническим рельсам, следовательно, не по пути церковной правды"252. По почину епископа Василия часть архиереев, сосланных на Соловки, составляет отзыв на "Декларацию", в котором делаются возражения против отдельных ее положений: а) "Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и государства; б) послание приносит правительству "всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения". Такого рода выражение благодарности в устах главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви; в) послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь; г) угроза запрещения эмигрантским священнослужителям нарушает постановление Собора 1917–1918 гг. от 2/15 августа 1918 г., разъяснившего всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшего всех лиц, лишенных сана за политические преступления в прошедшем"253. Некоторые из архипастырей, недовольные новым курсом церковной политики Заместителя Местоблюстителя и его Синода, отказывались принимать назначения и по собственной воле уходили на покой. Так поступил бывший Серпуховской епископ Арсений (Жадановский); епископ Серафим (Звездинский) в ответ на требование митрополита Сергия прочитать перед паствой "Декларацию" сказал, что "морально не способен делать то, чего хотят не любящие Христа Спасителя". При этом присутствовал архиепископ Тамбовский Зиновий (Дроздов), и они тут же подали составленные заранее прошения об увольнении на покой. Не был согласен с митрополитом Сергием и передавший ему церковную власть архиепископ Угличский Серафим (Самойлович). Осуждал "Декларацию" и церковную политику Патриархии архиепископ Феодор (Поздеевский), впрочем не одобрявший уже и линии, выбранной Патриархом Тихоном после освобождения из тюрьмы. Владыка Феодор пользовался большим влиянием на епископат, и близкие ему по духу архиереи, епископы Гавриил (Абалышев), Григорий (Козырев), которых называли "даниловцами" по монастырю, где пребывал архиепископ Феодор, разделяли его отношение к "Декларации". Самым непримиримым в этой группе архиереев был епископ Дамаскин (Цедрик), который обратился к митрополиту Сергию с резким посланием: "За что благодарить? За неисчислимые страдания последних лет? За храмы, попираемые отступниками? За то, что погасла лампада преподобного Сергия? За то, что драгоценные для миллионов верующих останки преподобного Серафима, а еще ранее останки святых Феодосия, Митрофана, Тихона и Иоасафа подверглись неимоверному кощунству? За то, что замолчали колокола Кремля? За кровь митрополита Вениамина и других убиенных? За что?.."254 Временно управлявший Вятской епархией епископ Виктор (Островидов), получив "Декларацию", отослал ее обратно в Патриархию, а вслед затем и письмо с весьма мрачной оценкой документа и его автора. По мнению епископа Виктора, "Декларация" содержит "тяжелую неправду" и "возмущающее душу глумление над Святой Православной Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию". Он называет ее прискорбным отречением от самого Господа Спасителя. "Сей же грех, как свидетельствует слово Божие, не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели"255. В Воткинской и Вятской епархиях начались нестроения и распри. Архиепископ Вятский Павел (Борисовский), введенный в Синод, одобрял, естественно, линию митрополита Сергия и осудил поведение своего викария, паства же разделилась. Синод потребовал, чтобы епископ Виктор "как викарий знал свое место и во всем подчинялся бы правящему архиерею". Затем Синод принял постановление об упразднении новосозданной и еще не утвержденной Воткинской епархии и об устранении епископа Виктора от временного управления Вятской епархией. Арестованный и сосланный в Соловецкий лагерь епископ Виктор впоследствии согласился с аргументами архиепископа Илариона, что разрыв общения с Заместителем Местоблюстителя — это каноническое преступление, и в начале 1929 г. сообщил вятской пастве о своем примирении с митрополитом Сергием. После этого разлад в Вятской епархии почти прекратился. Епископ Виктор скончался на Соловках 19 июля 1934 г. * * * Особенно болезненный, затяжной и опасный для единства Церкви характер приобретали протесты архиереев, связанные не столько с принципиальными вопросами церковной политики, сколько с административными перемещениями и увольнениями. Эти действия расценивались как согласие Патриархии на откровенное вмешательство гражданских властей во внутрицерковные дела, к тому же они затрагивали человеческое самолюбие и амбиции архиереев, а также отношение паствы к своим архипастырям. Целый год Ленинградская епархия управлялась митрополитом, который не имел возможности выехать в свой кафедральный город и оставался в Ростове. Положение было неестественным и вызывало разного рода затруднения. Правительство же видело в этом протест церковной власти против своих распоряжений. 13 сентября Синод принимает постановление о переводе митрополита Иосифа на Одесскую кафедру. Еще до того, как митрополит Иосиф официально получил распоряжение Синода, слухи о предстоящем перемещении распространились по питерским приходам, дошли они и до самого архипастыря, и, чтобы предотвратить перевод, он обращается к митрополиту Сергию с пространным посланием: "...Вы сделали меня Ленинградским митрополитом без малейшего домогательства с моей стороны. Не без смущения и тяготы принял я это опасное послушание, которое иные, может быть, разумно, а то и преступно решительно от себя отклонили... Владыко! Ваша твердость еще сильна исправить все и настойчиво положить конец всякой смуте и неопределенности. Правда, я не свободен и не могу сейчас служить своей пастве, но ведь "секрет" этот понятен всему миру... Теперь несвободны (и едва ли будут свободны) все сколько-нибудь твердые и нужные люди... Вы говорите — так хочет власть, возвращающая свободу ссыльным архиереям под условием перемены ими прежнего места служения и жительства. Но какой же толк и польза нам от вызываемой этим чехарды и мешанины архиереев, по духу церковных канонов состоящих в нерасторжимом союзе с паствой, как своей невестой? Не лучше ли сказать: Бог с ней, такой фальшивой человеческой милостью, являющейся просто издевательством над нашим человеческим достоинством, бьющей на дешевый эффект, призраком милования. Пусть уж лучше будет так, как раньше было. Как-нибудь протянем до того времени, когда поймут наконец, что ссылками и напрасными терзаниями неодолима вечная вселенская Истина... Один компромисс может быть допустим в данном случае... Пусть они (архиереи) поселятся и на других местах в качестве временно управляющих этими местами, но с непременным сохранением прежнего места-звания... Не мирясь совестью своею ни на какой другой комбинации, я решительно не могу признать правильным состоявшегося без всякой моей вины и без всякого моего согласия и даже ведома перемещения моего на Одесскую епархию прежним безобразно-царско-распутинским порядком и требую незамедлительного перенесения моего дела из сомнительной не для одного меня компетенции вашего Синода на обсуждение усиленного Собора епископов, коему я только сочту обязанным явить свое беспрекословное послушание"256. Прямой критики "Декларации" в этом послании нет, а ссылка на "царско-распутинские" безобразия должна подчеркнуть, что митрополит Иосиф далек от желаний вернуть старое. Но принять его совет и отказаться от перемещения архиереев означало бы отказаться от твердо выбранного митрополитом Сергием курса на компромисс с советской властью. Несколько высокомерный тон послания и требование митрополита Иосифа созвать Собор епископов для решения его дела о переводе в другую епархию, вероятно, происходят оттого, что он придавал весьма большой вес тому обстоятельству, что по распоряжению первосвятителя Петра был третьим после митрополитов Сергия и Михаила кандидатом в Заместители Местоблюстителя и некоторое время после ареста митрополита Сергия действительно исполнял эту должность. Тем временем в Ростов направлен был Синодом епископ Иннокентий (Лятец). Он настаивал на незамедлительном отъезде митрополита Иосифа в Одессу, дабы не усугублять смуту в Ленинграде и не волновать ростовскую паству. Но митрополит Иосиф оставался непреклонен. 12 октября Синод снова рассматривал дело о замещении Ленинградской и Одесской кафедр и принял постановление: "Считать митр. Иосифа перемещенным на Одесскую кафедру и предложить ему не соблазняться легкой возможностью жить в Ростове, что производит смущение среди верующих как в Ленинграде, так и в Ростовском викариатстве; в порядке церковных послушания и дисциплины вступить в управление Одесской епархией, войти в надлежащие сношения с местной гражданской властью на предмет организации епархиального управления на началах, изложенных в указе Патриаршего Синода... Временно управляющему Ленинградской епархией преосвященному Петергофскому Николаю предложить без промедления объявить по епархии указ о перемещении преосвященного митр. Иосифа и о прекращении возношения его имени как Ленинградской епархии архиерея"257. Общее руководство церковной жизнью епархии Синод поручил самому митрополиту Сергию. Получив это постановление, митрополит Иосиф написал новое письмо митрополиту Сергию, в котором уже не просто отказывался подчиниться Синоду и выехать в Одессу, но и с негодованием обвинял митрополита Сергия в том, что он толкает Церковь Христову в пропасть раскола, и давал ему один "смелый и дерзкий совет: вместо того чтобы продолжать свою пагубную политику, вернуться в тюрьму, в Бутырки, заодно прихватив с собой и весь свой Синод"258. Узнав о перемещении своего митрополита, ленинградское духовенство, уже ранее смущенное "Декларацией", теперь особенно встревожилось. В Петрограде был очаг обновленчества, поэтому питерские священнослужители подозрительно относились ко всякого рода компромиссам и уступкам властям, опасаясь, что за уступками последует предательство. Но большинство пастырей проявили достаточно послушания и благоразумия и против митрополита Сергия не пошли. Однако недовольных оказалось тут больше, чем где бы то ни было. Осуждали "Декларацию" настоятель кафедрального собора Воскресения на Крови протоиерей Василий Верюжский, профессор протоиерей Феодор Андреев, протоиереи Викторин Добронравов, Сергий Тихомиров, Александр Тихомиров, священники Николай Прозоров, Никифор Стрельников, викарные епископы Димитрий (Любимов) и Сергий (Дружинин). Квартира отца Феодора Андреева становится чем-то вроде пристанища недовольных священнослужителей, где в обстановке большой тревоги за судьбу Церкви обсуждаются последние события. Другие викарные питерские архиереи, и особенно Петергофский Николай (Ярушевич), были решительно на стороне митрополита Сергия и Синода. К верности Патриархии призывал паству в своих проповедях протоиерей Николай Чуков, настоятель Сергиевского собора отец Иоанн Морев, священник Василий Запольский. Еще 9 октября 1927 г. епископ Петергофский Николай сообщал в Патриархию о волнениях в Ленинграде, вину за которые он возлагал на митрополита Иосифа. Противники "Декларации", почитатели митрополита Иосифа, готовы были и на крайние шаги, после того как устранение владыки из епархии стало делом решенным. В соборе Воскресения на Крови, в храмах святого Владимира и Никольском за богослужением перестали возносить имя митрополита Сергия, не поминали его и епископы Димитрий и Сергий (Дружинин). Священники и миряне северной столицы из академических кругов обращаются к митрополиту Сергию с посланием, составленным профессором-протоиереем Василием Верюжским, профессорами Новоселовым и Абрамовичем-Барановским: "Вам как лицу, возглавляющему иерархию Российской Православной Церкви, не может быть неизвестным, что положение внутри Церкви в настоящее время чрезвычайно остро, что непрерывно растет недовольство и несогласия среди верующих и что источником таких нестроений в Церкви является Ваша "Декларация"... Эта "Декларация"... не вызывалась внутренними потребностями Церкви, и ни для кого нет секрета в том, что Ваша "Декларация" явилась по требованию гражданской власти, ставящей себе задачей уничтожение всякой религии... Ваша "Декларация" не только не может быть воспринята православным сознанием по своему содержанию... но и побуждает православных все злоключения, постигающие их в области церковной, рассматривать как результаты той же "Декларации"... К таким именно злоключениям нашей местной Церкви относится перемещение в Одессу митрополита Иосифа вопреки желанию паствы и его самого и назначение в нашу епархию епископа Сергия (Зенкевича). Подобные перемещения и назначения епископов, практикуемые и в отношении других епархий Союза, только укрепляют убеждение в том, что епископы назначаются на кафедры не по Вашему произволению... Но в особенности противными религиозному сознанию народа являются дошедшие до нас сведения об устранении из богослужения молений о страдальцах за дело Церкви, находящихся в тюрьмах и ссылках, с одновременным распоряжением о возношении молений за власть, посылающую этих страдальцев в тюрьмы и ссылки... Ничего подобного еще не бывало в истории Церкви. Ввиду изложенного... мы обращаемся к Вам, Высокопреосвященнейший владыко, со слезной просьбой немедленно принять нижеследующие меры ради мира церковного: 1) Отказаться от намечающегося курса порабощения Церкви государством в той форме, какую Вы найдете более подходящей, но которая делала бы ясным для верующих таковой Ваш отказ. 2) Отказаться от перемещения и назначения епископов, помимо согласия на то паствы и самих перемещаемых или назначаемых. 3) Поставить Временный Патриарший Синод на то место, которое было определено ему при самом его учреждении в смысле совещательного органа, состоящего лично при Вас, и полномочия которого кончаются с прекращением Ваших полномочий. Вследствие этого все распоряжения... должны объявляться только от Вашего имени, но не от имени Синода, хотя бы они предварительно и рассматривались в нем. 4) Пересмотреть состав Временного Патриаршего Синода и удалить из него пререкаемых лиц, в особенности митрополита Серафима Тверского (Александрова) и архиепископа Алексия (Симанского). 5) При организации епархиальных управлений должны быть всемерно охраняемы устои Православной Церкви, каноны, постановления Поместного Собора 1917–1918 гг. и особенно авторитет епископата, который так блестяще оправдал себя в тяжелое время борьбы с обновленчеством. 6) Возвратить на Ленинградскую кафедру митрополита Иосифа. 7) ...Впредь до назначения постоянного митрополита отменить возношение Вашего имени во время богослужения. 8) Отменить распоряжение об устранении из богослужений молений о страдальцах за Церковь Христову и о возношении молений за гражданскую власть. Мы призываем Вас, владыко, вспомнить Святейшего Патриарха Тихона, который не стеснялся никакими обстоятельствами в отношении отмены своих распоряжений, когда убеждался, что они не находят себе поддержки в церковном сознании верующих"259. * * * С этим письмом, и посланием от викарных архиереев Ленинградской епархии, несогласных с митрополитом Сергием, и письмом от городских священников направилась депутация из четырех представителей епархии — епископа Гдовского Димитрия (Любимова), профессора протоиерея Василия Верюжского, протоиерея Викторина Добронравова и мирянина С. А. Алексеева — в Москву, к Заместителю Местоблюстителя. Встреча состоялась 12 декабря. Делегаты подошли под благословение к митрополиту Сергию и вручили привезенные документы. Владыка Сергий читал их внимательно, медленно, но часто делал замечания вслух. Члены делегации отвечали или возражали ему, когда затрагивались насущные вопросы, которые привели их сюда. Они надеялись, что живое проникновенное слово или вид плачущего семидесятилетнего старца епископа Димитрия, взывавшего на коленях к архипастырской совести Заместителя Местоблюстителя, поможет им переубедить митрополита Сергия. Разговор продолжался около двух часов, и порой митрополит не мог сдержать гнева и раздражения. — Вот вы протестуете, а многие другие группы меня признают и выражают свое одобрение,— проговорил митрополит Сергий,— не могу же я считаться со всеми и угодить всем, каждой группе. Вы каждый со своей колокольни судите, а я действую для блага всей Русской Церкви. — Мы, владыко,— возразил ему профессор протоиерей Василий Верюжский,— тоже для блага всей Церкви хотим потрудиться, мы не одна из многочисленных маленьких групп, а являемся выразителями церковно-общественного мнения Ленинградской епархии из восьми епископов, лучшей части духовенства. Я являюсь выразителем мнения сотни моих друзей и знакомых и, надеюсь, тысячи единомышленных научных работников Ленинградской епархии, а С. А. Алексеев — представитель широких народных масс. — Вам мешает принять мое "Воззвание" политическая, контрреволюционная идеология, которую осудил Святейший Патриарх Тихон.— Митрополит Сергий, порывшись среди бумаг, достал документ, подписанный Патриархом Тихоном. — Нет, владыко,— возразил профессор протоиерей Василий Верюжский,— нам не политические убеждения, а религиозная совесть не позволяет принять то, что вам ваша совесть принять позволяет. Мы со Святейшим Патриархом Тихоном согласны, мы тоже осуждаем контрреволюционные выступления. Мы стоим на точке зрения Соловецкого осуждения вашей "Декларации". Вам известно это послание с Соловков? — Это послание написал один человек — Зеленцов, а другие меня одобряют. Вам известно, что меня принял и одобрил сам митрополит Петр? — Простите, владыко,— возразил отец Василий Верюжский,— это не совсем так: не сам митрополит Петр, а вам известно это через епископа Василия. — Да. А вы почему это знаете? — Мы знаем это со слов епископа Василия. Митрополит Петр сказал, что "понимает", а не "принимает" вас. А сам митрополит Петр ничего вам не писал. — Так ведь с ним у нас сообщения нет,— и митрополит Сергий продолжил чтение переданных ему бумаг.— Ну а чего же тут особенного, что мы поминаем власть? — сказал он, снова прерывая чтение.— Раз мы ее признали, мы за нее и молимся. Молились же за Нерона. — А за антихриста можно молиться? — спросил профессор протоиерей Василий Верюжский. — Нет, нельзя! — А вы ручаетесь, что это не антихристова власть? — Ручаюсь. Антихрист должен быть три с половиной года, а тут уже десять лет прошло. — А дух-то ведь антихристов, не исповедующий Христа, во плоти пришедшего! — Этот дух всегда был: со времен Христа до наших дней. Какой же это антихрист? Я его не узнаю. — Простите, владыко: вы его не узнаете! Так может сказать только старец, а так как возможность-то есть, что это антихрист, то мы и не молимся. Кроме того, с религиозной точки зрения наши правители — не власть. — Как так "не власть"? — изумился митрополит Сергий. — Властью называется иерархия, когда не только мне кто-то подчинен, а я сам подчиняюсь выше меня стоящему и так далее, и все это восходит к Богу как источнику всякой власти. — Ну, это тонкая философия,— заметил митрополит Сергий. — Чистые сердцем это просто чувствуют; если же рассуждать, то надо рассуждать тонко, так как вопрос новый, глубокий, сложный, подлежащий соборному обсуждению, а не такому упрощенному пониманию, какое даете вы. Митрополит Сергий углубился в чтение. — А молитва за ссыльных и в тюрьмах находящихся,— заговорил он снова,— исключена потому, что из этого делали политическую демонстрацию. — А когда, владыко, будет отменена девятая заповедь блаженства,— ядовито заметил отец Василий Верюжский,— ведь ее тоже можно рассматривать как демонстрацию? — Она не будет отменена,— спокойно возразил митрополит,— это часть литургии,— и опять стал читать бумаги.— Мое имя должно возноситься для того, чтобы отличить православных от борисовщины*. — А известно вам, владыко,— спросил отец Василий Верюжский,— что ваше имя теперь в обновленческих церквах произносится? — Так это только прием! — Так ведь в борисовщине это тоже только прием. — Ну а вот Синод-то чем вам не нравится? — спросил митрополит Сергий. — Мы его не признаем, не верим ему,— сказал отец Викторин Добронравов,— а вам пока еще верим. Ведь вы Заместитель Местоблюстителя, а Синод лично при вас — вроде вашего секретаря. — Нет,— возразил митрополит Сергий,— он орган соуправляющий. — Без Синода вы сами ничего не можете сделать? После долгой паузы митрополит Сергий ответил: — Ну, да, без совещания с ним. — Мы вас просим о нашем деле ничего не докладывать Синоду, мы ему не верим и его не признаем. Мы пришли лично к вам. — Чем же вам не нравится митрополит Серафим? — Будто бы вы, владыко, не знаете. — Это все клевета и сплетни,— ответил митрополит Сергий. — Мы пришли не спорить к вам,— сказал отец Василий Верюжский,— а заявить от многих, пославших нас, что мы не можем, наша религиозная совесть не позволяет нам принять тот курс, который вы проводите. Остановитесь ради Христа! Остановитесь! — Эта ваша позиция называется исповедничеством. У вас ореол? — А кем должен быть христианин? — Есть исповедники, мученики, а есть дипломаты, кормчие. Не всякая жертва принимается. Вспомните Киприана Карфагенского... — Вы спасаете Церковь? — Да, я спасаю Церковь. — Церковь не нуждается в спасении, а вы сами через нее спасаетесь! — Ну да, конечно,— согласился митрополит Сергий,— с религиозной точки зрения бессмысленно сказать: я спасаю Церковь, но я говорю о внешнем положении Церкви. — А митрополит Иосиф? — напомнил отец Василий Верюжский. — Вы его знаете только с одной стороны; нет, он категорически не может быть возвращен..."260 Во время этой беседы говорили также о епископе Петергофском Николае (Ярушевиче), о хиротонии епископа Сергия (Зенкевича) и других вопросах, волновавших ленинградское духовенство и мирян. Через день митрополит Сергий принял у себя профессора протоиерея Василия Верюжского и настойчиво пытался убедить его, что было бы не только безрассудно, но и преступно отказаться от избранного им курса в отношениях с государственной властью. В письменном ответе Заместителя патриаршего Местоблюстителя, который уносил протоиерей Василий Верюжский, утверждалось, что "перемещение епископов — явление временное... часто удар, но не по Церкви, а по личным чувствам самого епископа и паствы. Но, принимая во внимание чрезвычайность положения и те усилия многих разорвать церковное тело тем или иным путем, и епископ и паства должны пожертвовать своими личными чувствами во имя блага общецерковного. Синод стоит на своем месте как орган управляющий. Таким он был и при Патриархе, хотя тоже состоял из лиц приглашенных. О митрополите Серафиме я не знаю ничего, кроме сплетен и беспредметной молвы. Для опорочения человека нужны факты, а не слухи. Не любят его за то, что он, имея некоторый кругозор, не остался при наших взглядах на наше государственное положение. А епископ Алексий допустил в прошлом ошибку, но имел мужество ее исправить. Притом он понес такое же изгнание, как некоторые из его теперешних недоброжелателей. Устранено не моление о сущих в темницах и пленении (в ектении оно осталось), а только то место, которым... иногда злоупотребляли, превращая молитвенное возглашение в демонстрацию"261. Вернувшись после неудачных переговоров с митрополитом Сергием, непримиримые противники его церковной политики созвали в Ленинграде совещание своих единомышленников из духовенства и мирян и объявили митрополита Сергия отпавшим от Церкви и потерявшим благодать священства. Они обратились с посланием к митрополиту Иосифу, умоляя его благословить их на отделение от Заместителя Местоблюстителя. Заручившись поддержкой митрополита Иосифа, 26 декабря на квартире епископа Димитрия (Любимова) собрались епископы Сергий (Дружинин) и Серафим (Протопопов), протоиереи Василий Верюжский и Феодор Андреев. По их приглашению туда явился и сохранявший верность митрополиту Сергию епископ Николай (Ярушевич), которому вручили заранее составленный акт "О разрыве с митрополитом Сергием". В этом документе говорилось: "Решаемся мы на сие лишь после того, как из собственных рук митрополита Сергия приняли свидетельство, что новое направление и устроение русской церковной жизни, им принятое, ни отмене, ни изменению не подлежит. Посему, оставаясь по милости Божией во всем послушными чадами единой святой соборной и апостольской Церкви, сохраняя апостольское преемство чрез патриаршего Местоблюстителя Петра, митрополита Крутицкого, и имея благословение нашего законного епархиального митрополита, мы прекращаем каноническое общение с митрополитом Сергием и со всеми, кого он возглавляет; и впредь до суда "совершенного Собора местности", т. е. с участием всех православных епископов или до открытого и полного покаяния перед святою Церковью самого митрополита Сергия, сохраняем молитвенное общение лишь с теми, кто блюдет "да не преступаются правила отец", и "да не утратим помалу неприметно тоя свободы, которую даровал нам кровию Своею Господь наш Иисус Христос, Освободитель всех человеков" (из 8 правила III Вселенского Собора)"262.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar