Варсонофий Оптинский / Духовное наследие (6)

23 декабря 1910 г. Совершение молитвы Иисусовой очень важно. В Оптиной пустыни все иноки обязаны ежедневно совершать пятисотницу, то есть правило, состоящее из 300 молитв Иисусовых, 100 — Божией Матери, 50 — Ангелу-хранителю и 50 — всем святым. Хотя это правило обязательно только для иноков, но хорошо было бы, если бы миряне совершали его по возможности. Хорошо также ежедневно прочитывать 90-й и 50-й псалмы. 90-й псалом "Живый в помощи Вышняго" полезно читать три раза в день: утром, в полдень и вечером. В полдень на человека особенно нападает блудный бес, этот псалом далеко отгоняет его прочь. Апостол Павел говорит: "Трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш, диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити" (1 Пет. 5, 8). Как поэтому необходимо всегда творить молитву Иисусову, которая есть крепкое оружие против врага! Господь сказал: "...Именем Моим бесы ижденут..." (Мк. 16, 17). Молитва эта открывает человеку вечные тайны Божии. В Сибири подвизались два друга — Василиск и Зосима. Последний был человеком образованным, а первый даже неграмотным. Несмотря на такое различие, они искренне любили и дополняли друг друга. Василиск, хотя был и неграмотным, отличался высокой духовной жизнью. Непрестанное творение Иисусовой молитвы доставляло ему невыразимое наслаждение и вводило в глубину богопознания. Часто, когда Зосима приходил к Василиску, тот был в таком духовном экстазе, что не мог вести обыкновенную беседу. Василиск сообщал Зосиме высокие истины, которые тот записывал и после даже издал книгу, но многое не было в нее внесено, так как Василиск не все позволил записывать Исполняйте и вы, мои детки, по силе, эту молитву она сохранит вас от всякого зла. Исполняя ее, вы будете постепенно приобретать кротость, смирение и незлобие. Вы созна́ете свои недостатки, и вам не захочется осуждать ближнего, к врагам отнесетесь благодушно, к недругам — доброжелательно. Эта святая молитва будет хранителем вашего девства. Если же кто из вас соберется выйти замуж, то она же отведет вас от всякого дурного человека и пошлет доброго, верующего друга для совместной помощи на жизненном пути. Есть три пути: замужество, девство и монашество. Каждый путь может привести в Царство Небесное. В замужестве — исполняя во имя Христово обязанности матери и жены; в девстве — посвящая его Богу; в монашестве — отрекаясь от всего Царствия Божия ради. Я не зову вас в монастырь, при настоящем упадке монашеской жизни иногда легче спастись в миру. У всякого своя дорога, только бы человек искренне искал Бога, стремился к Нему. Конечно, путь монашеский — это путь царский, и кто, поступив в монастырь, будет истинным монахом, сподобится великой награды. Интересный случай произошел всего несколько лет тому назад. В некой пустыне один послушник решился выйти из монастыря. Накануне собрал он свои вещи и пригласил несколько послушников прийти к нему на другой день прощаться. Обещал напоить чайком, а может быть, и водочкой. На следующий день пришли гости и удивились. Все вещи опять были разложены, а инок сидел на лавке, по-видимому, не собираясь уходить. Где угощение? Где самовар? — Самовар стоит на полке, — был ответ. — Впрочем, если хотите, я его, пожалуй, поставлю. — То есть как это, если хотите? Ведь ты же нас собирался угостить на прощанье! — Да я, братие, никуда не ухожу. Господь вразумил меня. И инок рассказал о своем сновидении. Он удостоился видеть обитель, уготованную инокам; по красоте своей она была несравненно лучше обители мирских людей. Этот рассказ произвел на всех сильное впечатление. Передали игумену, тот — архиерею. Архиерей признал сон духовным. Он был издан отдельной книжечкой. Но как ни спастись, лишь бы спастись! Господь всех зовет в Свое Царство: "Се, стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною" (Откр. 3, 20), — говорит Христос. Блаженны те, кто слышит глас Господень и следует за Ним! В Казани я знал одну старицу, матушку Евфросинию. Святая это была душа, с юных лет услышавшая призыв Спасителя. Матушка Евфросиния была единственная дочь богатых и знатных родителей. Когда ей минуло двенадцать лет, ее отвезли в Смольный институт. Здесь свободное от занятий время проводила она за чтением священных книг. Ее в шутку называли монашечкой. Она окончила институт и вернулась к родителям, которые были вне себя от радости. При уме и образованности Евфросиния отличалась необыкновенной красотой, что вместе с огромным богатством сулило ей счастливую жизнь. Но сердце Евфросинии не лежало ни к чему земному, она неудержимо стремилась ко Христу, Которого возлюбила с детства. Суета и роскошь в доме родителей ей были нестерпимы. По случаю окончания института родители устроили ей великолепный бал; они любовались и гордились дочерью, которая в бальном платье, вся усыпанная бриллиантами, была поразительно хороша. Но вот среди бала Евфросиния выбирает удобный момент и незаметно покидает зал. Придя в свою комнату, она срывает с себя бриллианты, переодевается в платье горничной и, оставив родителям записку, чтобы ее не искали, вместе с верной служанкой покидает родительский дом. Долго скитались молодые девушки, во многих монастырях их боялись принять. Наконец поселились они в Смоленском монастыре и жили там, не постригаясь. Впоследствии матушка Евфросиния приехала в Казань. Здесь один благочестивый купец выстроил ей отдельный домик, и святая старица мирно доживала свои дни. Я по временам посещал ее. Интересны были ее беседы, всегда живые, глубокие, назидательные. Она была очень умна и начитанна, и в беседе с ней время летело незаметно. Однажды она рассказала мне о том, как слышала пение ангельское. Это было так. По какому-то делу матушка Евфросиния ходила к преосвященнейшему митрополиту Киевскому Филарету[60]. Подходя к дому владыки, она услышала чудное, необыкновенное пение. Наслаждаясь им, матушка недоумевала: кто бы мог так дивно петь? "Верно, к владыке приехали откуда-нибудь певцы", — подумала она. Матушка Евфросиния рассказала ему о том, что слышала, и о своем предположении. Владыка задумался. "Нет, — сказал он, — петь у меня некому; ты слышала, мать, пение Ангелов, но не придавай этому большого значения, чтобы не возгордиться". Однажды с месяц я не был у матушки Евфросинии. Когда отправился к ней, то у ворот встретил купца, который сказал мне: "Идите же скорее, матушка Евфросиния у нас кончается". Я вошел в ее келию. Старица лежала, тяжело дыша, глаза ее были закрыты. Когда я подошел к ней, она открыла их, и лицо ее озарилось ласковой улыбкой. "Слава Богу, Павел Иванович пришел", — произнесла она медленно. Я взял ее руки и сложив персты для крестного знамения, трижды осенил ее. Лицо ее еще больше просветлело. Она слегка вздохнула, затем дыхание ее сделалось коротким, и через несколько минут ее не стало. С утра до вечера келия матушки Евфросинии была наполнена народом. Все хотели отдать последний долг усопшей, непрерывно читали Псалтирь. Я лично не читал, так как много было желающих. Сидел я в калии между шкафом и дверью и пристально смотрел в лицо усопшей. Прекрасное было лицо — такое спокойное, радостное и в то же время величественное. Тяжело мне было. Я чувствовал себя таким одиноким. Хоронили ее во вторник, как помню. Когда вносили ее в церковь, хор запел: "Радуйся, Варваро, невеста Христова прекрасная". Оказывается, читали акафист святой великомученице Варваре. Впоследствии оказалось, что это не было простой случайностью: матушка Евфросиния была в тайной схиме, хотя почти никто этого не знал, и имя имела — Варвара. Слова припева так ясно относились к ней. Господь утешил меня в моей скорби. Вскоре после погребения я увидел сон: обширное беспредельное поле, кругом ни души. Посреди поля стоит гроб с матушкой Евфросинией, и я стою возле. Раннее утро, и еще темно. Вдруг вижу — по небу движутся полки́ воинов со знаменами; казалось, они шли после решительной битвы и очень устали. Я не могу ясно различить их лиц, так как совсем не рассвело, но восходящее солнце уже освещало верхушки их знамен с золотыми крестами. Я проснулся и недоумевал, что означает этот сон. Мне объяснили так: воины со знаменами — это полки ангельские, воевавшие с супротивными силами за душу матушки Евфросинии и победившие. А Ангелы принимают деятельное участие в судьбе человека. Если враги нападают на нас со всех сторон, то тем более светлые, любвеобильные Ангелы стремятся защитить нас, если только человек сам сознательно не переходит на сторону зла. Меня поразил рассказ матушки Евфросинии о слышанном ею ангельском пении, но в жизни святых встречается много таких примеров. Известно повествование о святом Пимене Многострадальном. Он жаждал пострига; и вот однажды ночью видит: приходит игумен с братией и совершает над ним пострижение. Через некоторое время пришел игумен того монастыря с братией и удивился, что отец Пимен облачен в иноческие одежды. На вопрос, кто постригал Пимена, тот, изумившись, сказал: "Да ты же сам, отче!" Стали спрашивать монахов, бывших в соседних келиях, и все подтвердили, что слышали дивное пение молитв, поющихся при пострижении. Понял тогда игумен, что Пимен был пострижен Ангелами. Об ангельском пении еще есть повествование, сравнительно недавнее. Это было в Вологодской губернии. Служили в одном храме обедню. Вдруг на улице произошел пожар. Все бросились из храма, остались только диакон и священник. Певчие тоже разбежались. Но когда диакон начал ектению, с клироса послышалось чудное пение. Мимо церкви проходил в это время один поляк. Привлеченный дивным пением, он вошел в церковь и был поражен небывалым зрелищем. Церковь пуста, только престарелый священник в алтаре и диакон на амвоне. На хорах — светлые мужи в белых одеждах. Они-то и пели. По окончании литургии поляк подошел к священнику сил его, кто были эти благолепные мужи, которые так дивно пели. — Это Ангелы Божии, — ответил иереи. — Если это так, то я сегодня же хочу креститься, — сказал поляк. — Вы уже крещены, — ответил священник, — примите только Православие. И поляк был присоединен к Православной Церкви благодаря ангельскому пению. Сохранилось предание об одном иноке, который, достигнув уже высокой духовной жизни, совершив всевозможные подвиги, начал смущаться помыслом о том, в чем же будет заключаться вечное блаженство. Ведь человеку все может наскучить. В смущении инок не находил себе покоя, душа его скорбела. Однажды пошел он в лес и зашел в густую чащу. Усталый, присел он на старый пень, и вдруг ему показалось, что весь лес осветился каким-то чудным светом. Затем раздалось невыразимо сладостное пение. Объятый духовным восторгом, старец внимал этим звукам. Он забыл все на свете. Но вот, наконец, пение прекратилось. Сколько времени оно продолжалось — год, час, минуту, — старец не мог определить. С сожалением поднялся он со своего места. Как бы хотелось ему, чтобы это небесное пение никогда не прекращалось! С большим трудом выбрался он из леса и пошел в свой монастырь. Но почему-то на каждом шагу старец удивлялся, видя новые, незнакомые ему здания и улицы. Вот, наконец, монастырь. "Да что же это такое, — сказал он про себя, — я, верно, не туда попал". Старец вошел в ограду и сел на скамью рядом с каким-то послушником. — Скажи мне, Господа ради, брат, это ли город Н.? — Да, — ответил тот. — А монастырь-то ваш как называется? — Так-то. — Что за диво? — и старец начал подробно расспрашивать инока об игумене, о братии, называл их по именам, но тот не мог понять его и отвел к игумену. — Принесите древнюю летопись нашего монастыря, — сказал игумен, предчувствуя, что здесь кроется какая-то тайна Божия. — Твой игумен был Иларион? — Ну да, ну да! — обрадовался старец. — Келарий такой-то, иеромонахи такие-то? — Верно, верно, — согласился обрадованный старец. — Воздай славу Господу, отче, — сказал тогда игумен. — Господь совершил над тобою великое чудо. Те иноки, которых ты знал и ищешь, жили триста лет тому назад. В летописи же значится, что в таком-то году, такого-то числа и месяца пропал неизвестно куда один из иноков обители. Тогда все прославили Бога. Существует предание, что в древности были птицы, пение которых звучало так сладостно, что человек, слушая, умирал от умиления. На старце, триста лет слушавшем ангельское пение, явил Господь Свое милосердие. Не оставил он в смущении раба Своего, столько лет Ему работавшего, и вразумил, и утешил его Ему Единому ведомыми судьбами. Любит Господь кротких, смиренных, ибо Сам кроток и смирен сердцем. "...На кого воззрю, — говорит Господь, — токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес Моих" (Ис. 66, 2). Святитель Исаак Сирин говорит: "Если на одну чашу весов положить множество добрых дел, а на другую молчание, то молчание перевесит". Не так давно скончавшийся епископ Феофан[61] так высоко ценил молчание, что в последние годы своей жизни оставил все и затворился в своей безмолвной калии. Помещение его состояло из нескольких комнат и домашней церкви, где епископ Феофан ежедневно совершал литургию. Он писал иногда друзьям своим и замечал между прочим: "Я — архиерей, я и ерей, я и диакон, я и псаломщик". При епископе жил келейник, который убирал его помещение, готовил ему пищу; епископ Феофан любил чистоту, и у него было даже уютно. Когда келейник входил, епископ уходил в другую комнату. Безмолвие доставляло ему высокое утешение, возносило его дух горе́. И все мы твердо верим, что принял Господь его чистую душу в Свое Небесное Царствие. Но в обыкновенной жизни иногда молчание бывает преступно. Садится, например, семейство за обед, а одна из дочерей не хочет ни с кем разговаривать. Ну молчит, молчит, и мать начинает смотреть на нее косо: "Что это она не разговаривает? Верно, считает нас ниже себя". Мать начинает говорить дочери нечто неприятное, а та думает: "Ах, так! Так я совсем ничего не скажу". Наконец мать замолкнет, но по лицу ее видно, что она недовольна. Кончается обед, и все стремятся уйти друг от друга подальше. Скажите, кому нужен такой "подвиг" молчания? Людям он не нравится, да вряд ли и Господу угоден. Господь заповедует: "О сем разумеют еси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою" (Ин. 13, 35). Старайтесь, детки, жить в мире со всеми, насколько, конечно, это от вас зависит. Апостол говорит: "Мир имейте и святыню со всеми..." (Евр. 12, 14). И если будете к этому стремиться, то Сам Господь не оставит вас Своею помощью, поставит вас в такие условия жизни, при которых легче всего спастись, и, наконец, наполнит сердце ваше истинной любовью, которая есть верх совершенства и является источником неизреченной радости, неизреченного блаженства. 29 декабря 1910 г. Сейчас приходили ко мне иноки на благословение. Среди них несколько новопостриженных. У нас в монастыре такой обычай: после пострижения иноки обитают безвыходно четыре дня в храме, туда им и пищу приносят. Затем они исповедуются, причащаются Святых Тайн и после литургии расходятся по своим келиям. Безвыходное пребывание в храме доставляет инокам, особенно внимательным, высокое духовное наслаждение. Спрашиваю я недавно постриженных, что они чувствовали, пребывая в храме. "Было, — отвечают, — радостное, восторженное чувство, но видений никаких не было". Тогда подошел ко мне один из иноков, облаченный в монашеский чин несколько лет тому назад. "Батюшка, — обратился он, — мне все хотелось, но не удавалось вам рассказать нечто из того, что я чувствовал после пострига. Однажды ночью я задремал, прислонясь к гробнице отца Моисея, и вдруг вижу: дивный сад, а в нем множество храмов с голубыми куполами. Вид всего этого был так необычайно величествен, что я невольно залюбовался. Плодов в саду не видел, не слышал и пения, но от созерцания сада и храмов моя душа исполнилась такой духовной радости, такого блаженства, какого я никогда еще не испытывал. Вот уже несколько лет прошло с того времени, но и теперь, когда становится на душе тяжело, стоит только вспомнить об этом видении, чтобы успокоиться и благодушно перенести всякие скорби". Да утешит Господь рабов Своих, трудящихся во славу имени Его! Труден путь иноческий, но зато самый благонадежный ко спасению. Но где же лучше, удобнее служить Господу, как не в обители? Я не зову вас в монастырь, и в миру можно спастись, хотя неудобно это, так как весь уклад мирской жизни не приближает, а отдаляет от Бога. Царствует в миру дух века сего. Порок там ничем не удерживается. Какое, например, безобразие в Москве, особенно в праздники. Целомудренной девушке и по улицам-то проходить страшно: в витринах выставлены такие скверные картины и статуи, что, глядя на них, чувствуешь, как оскорбляется чувство стыдливости и целомудрия. Впрочем, есть люди, живущие и в миру по-монашески, к которым не пристает мирская грязь, душа же их нераздельно принадлежит Господу. Это те, о которых сказал Лермонтов, что "они не созданы для мира, и мир был создан не для них". Из далекого прошлого встает передо мной образ матушки Евфросинии[62]. Познакомился я с матушкой Евфросинией у одного игумена, а затем стал бывать у нее. Когда я с ней познакомился, она была уже старушкой, но лицо ее сохранило следы прежней красоты. Особенно хороши были ее голубые глаза — в них светилось столько неземной красоты! Да и вообще во всем ее облике была какая-то особенная духовная красота. Матушка Евфросиния получила прекрасное образование, знала основательно английский и немецкий языки, а может быть, и французский (я не слышал, чтобы она говорила на этом языке), очень любила поэзию, необычайно хорошо читала стихи, это последнее она в некоторой степени передала и мне. Подобно мудрому книжнику, который износит новое и ветхое, она умела заимствовать полезное не только из Священного Писания, но и из произведений светских писателей. В молодости она любила литературу, но потом стала читать исключительно Священное Писание, Псалтирь и отцов Церкви; особенно любила Исаака Сирина, которого сравнивала с орлом, парящим в поднебесье. Однажды зашел я к ней после всенощной на праздник Покрова Пресвятыя Богородицы: всенощная у нас окончилась рано, в половине восьмого. Матушка встретила меня, как всегда, очень приветливо. — Чайку хочешь? — Не надо, зачем вам возиться? — Какая возня, у меня уже все готово. Я не заметил, как появился на столе самовар. Матушка Евфросиния налила мне стакан, а себе свою чашечку, маленькую, как наперсток. Разговорились мы. — Вот удивляюсь я, отчего ты приходишь ко мне, убогой? — Матушка, — отвечаю я, — когда Христос спросил учеников, не хотят ли от Него отойти (как отошли некоторые ученики), то они отвечали: "Господи, куда мы пойдем, Ты имеешь глаголы Вечной Жизни". То же и я могу сказать вам. Куда мне от вас идти? Вы имеете глаголы Вечной Жизни. Хорошо мне здесь, в вашей маленькой уютной комнатке, с образами и горящей лампадой, спокойно и радостно. — Днесь благодать Святаго Духа нас собра, и вси, вземши крест свой, глаголем: осанна в вышних, — сказала старушка, — а понимаешь ли ты, что значит слово "осанна"? — Спасение, — отвечаю. — Да, осанна — спасение, но, чтобы спастись, необходимо исполнять заповеди Христовы. На Страшном Суде Своем Господь потребует от нас отчета, как мы провели свою жизнь, как исполнили Его святой закон. Здесь ничем нельзя оправдаться: ни богатством, ни обычаями мира. Вот, думалось мне, когда я еще в родном доме жила, явится Господь и спросит: "Исполнила ли ты Мои заповеди?" — "Но я была единственной дочерью богатых родителей". — "Отлично, но исполнила ли ты Мои заповеди?" — "Но я окончила институт". "Хорошо, но исполнила ли ты Мои заповеди?" — "Но я была красавицей". — "Но исполнила ли ты Мои заповеди?". Страшно становилось от таких мыслей, и я решила оставить все мирское. — Да, вы оставили, но нельзя же убегать с бала, — возразил я. — Это и не нужно, но исполнять закон Христов можно и должно во всяком звании и состоянии. — А вы надеетесь спастись? — Надеюсь, — ответила матушка с уверенностью, — не оттого, что я исполняла все заповеди, а хоть за кончики-то бралась. Но главное, уповаю на бесценные заслуги Спасителя моего. Сердце свое очистить надо, чтобы увидеть Господа, — продолжала матушка Евфросиния, — помнишь, Пушкин в стихотворении "Пророк" говорит: И внял я неба содроганье, И горний Ангелов полет, И гад морских подводный ход... Это ясное изображение души человеческой: у нас в сердце может быть "и горний Ангелов полет, и гад морских подводный ход". Чистое сердце созерцает великие тайны Божии. Наоборот, в сердце, отуманенном страстями, замечается "гад морских подводный ход", то есть низменные стремления и желания, всякая нечистота... Когда я возвращался домой после ее похорон, то чувствовал не скорбь, а радость, что сподобился присутствовать при кончине праведницы. Похороны матушки Евфросинии были торжественные, много народа провожало ее до могилы. Погребение совершал архиепископ, который после предания земле ее праха сказал проникновенное слово, о ее тайном постриге с именем Варвара. Кроме нее и архиепископа, никто не знал этого, и от меня скрыла. Очень смиренна была покойница. За святую жизнь Господь сподобил ее дара прозорливости, но она старалась не обнаруживать этого дара. Она часто говорила мне: "Может быть, тебя Господь сподобит послужить Ему в монашестве". Наверно, ее духовному оку было открыто мое будущее, но, по своему смирению, она никогда не говорила утвердительно, а всегда прибавляла "может быть". Похоронили ее около Смоленского собора. Все знавшие ее со слезами, но и с надеждой проводили ее в лучший мир, веруя, что помянет она и их святыми своими молитвами у престола Божия. Напишите и вы в свои поминания имя монахини Варвары, чтобы и за вас она помолилась Господу. Да сподобит Господь и нас христианской кончины, как молится Церковь: "Христианския кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны и добраго ответа на Страшней Судищи Христове". Аминь. 2 января 1911 г. Слава Господу! Дожили мы до праздников, нынешние дни называются святыми днями, так как Церковь посвящает их воспоминаниям о Рождестве Спасителя мира! Но что теперь происходит в миру! Страшно и подумать — объедение, пьянство, разврат... У Гоголя есть "Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем". В ней описывается как из-за ничтожной причины два приятеля поссорились на всю жизнь. Они истощили все свои средства на суды, дошли до бедности, лишь бы только обвинить один другого. Печальная история! В конце повествования автор добавляет: "Скучно жить на этом свете, господа!". Сейчас мы переживаем лютые времена. После объявления всяких свобод при Александре II усилилась разнузданность, люди восстают один на другого, не щадя ни родства, ни дружбы. Восстают против законной власти — все попрано: вера, добродетель, стыд. Театр развращающим образом действует на душу. В нем разыгрываются безнравственные вещи, как, например, "Анатэма" Андреева[63] и т.д. Не скучно, а страшно жить на таком свете, господа! Впрочем, не следует приходить от этого в уныние, было и хуже, да прошло, так и настоящее успокоится. Это еще не время перед Антихристом. Господь милосерд, но и правосуден. Священное Писание говорит: "...Бог поругаем не бывает..." (Гал. 6, 7). Долго терпит Он грехи и беззакония, но если человек не хочет исправиться, то наказывает нечестивцев внезапной смертью. "В чем застану, в том и сужу"[64], — говорит Господь. Ужасна будет участь человека, умершего внезапно во время совершения грехов. Один богач, женившись на бедной девушке, начал вскоре всячески издеваться над ней, а сам предался разгульной жизни. Однажды он был в театре на одном безнравственном представлении. В антракте он отправился в буфет, взял себе рюмку вина и вдруг упал мертвым. Каково такой душе явиться на суд Божий? Однажды в Вене, в Ринг-театре, шло какое-то кощунственное представление. Вдруг вспыхнул пожар и быстро распространился по всему зданию. Множество людей погибло. Потрясающее впечатление произвело зрелище массы гробов, которые затем потянулись по направлению к кладбищу. А какова загробная участь этих людей! Страшно подумать. Теперь все разрешено, театральные представления будут даже в большие [церковные] праздники. Прежде же в казенных театрах под праздники не играли. Помню, однажды в Казани под праздник Святителя Николая давалось представление. Вдруг за кулисами вспыхнул пожар, возбудивший всеобщую панику. Впрочем, жертв человеческих не было. Господь помиловал за молитвы Святителя. Долго после этого под праздник Святителя Николая Чудотворца представлений не давалось. Когда я был в миру, то любил оперу. Хорошая, серьезная музыка доставляла мне удовольствие, и я всегда имел абонемент — кресло в партере. Впоследствии, когда я узнал другие, духовные, утешения, опера перестала меня интересовать. Когда в сердце закроется клапан для мирских наслаждений, тогда открывается другой клапан — для восприятия духовных. Но как стяжать это? Прежде всего миром и любовью к ближним. Любы долготертит, милосердствует, любы не завидит, любы не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине: вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает... (1 Кор. 13,4–8). Кто же спасется? Претерпевый до конца, далее — удалением от греховных удовольствий, каковы, например карты, танцы и т.д. Один человек видел во сне танцующих кадриль, и Ангел Господень вразумил его: "Посмотри, что они делают". Господи, да ведь это поругание Креста Христова! Действительно, французская кадриль была выдумана в эпоху революции для попрания креста, ведь и танцуют ее четыре или восемь человек, чтобы как раз вышел крест. Подобный сон видела одна схимница; ей представилось, что танцующие были объяты пламенем и окружены канатом, а бесы прыгали и злорадствовали о погибели людей. Вот теперь праздники, но какая разница между тем, как празднуют эти святые дни в миру и в монастыре! Там служат врагу, здесь, в монастыре, — Богу. В то время как в миру беззакония достигают самого большого развития, в монастыре радость и мир о Господе! Торжественная служба умиляет душу и располагает ее сильнее восчувствовать всю беспредельную благость Господа, родившегося ныне от Безневестныя Девы Марии. У нас, например, даже сама природа располагает к тихой радости о Господе. В то время как в миру увлекаются светской литературой, часто безнравственной, в монастыре — чтение Псалтири и в свободное время — Жития святых. Когда я поступил в монастырь, то у меня явилось желание перечитать всех наших классиков; я открыл это старцу, но тот запретил. Теперь я радуюсь, что послушался мудрого совета, так как желание заняться светской литературой было приманкой врага, чтобы возбудить во мне воспоминания о мирской жизни, а может быть, и сожаление о ней. Я не хочу сказать, что чтение наших великих писателей было грехом, но есть чтение более полезное и назидательное. Например, чтение Псалтири: здесь мы можем почерпнуть все эстетические наслаждения. Книга эта написана святым пророком и царем Давидом по внушению Святого Духа, сам пророк говорит об этом: "...Язык мой — трость книжника скорописца" (Пс 44, 2). Незаменимое чтение представляют собой Жития святых, особенно на славянском языке. В настоящее время славянский язык не всегда понимают, а между тем он несравненно красивее и богаче русского. Один знаток, сравнивая славянский язык с русским, говорил, что между ними такая же разница, как между дворцом и трактиром. Представьте себе великолепный Миланский собор или собор Святого Петра в Риме, а рядом с ними — простую деревенскую церковь, и это будет подобием славянского и русского языков. В миру чтение Жития святых, в особенности на славянском языке, совсем оставили; вы же не сообразуйтесь с обычаями века сего, а занимайтесь этим спасительным чтением. Посещайте монастыри, особенно в праздники; когда и меня не будет, не забывайте приезжать сюда, чтобы отдохнуть душой. А может быть, кого из вас Господь сподобит монашеского чина. Хотя монастырская жизнь полна скорбей и искушений, но она же несет с собой и великое утешение, о котором мир совсем не имеет ни малейшего понятия. Впрочем, как бы ни спасаться, только бы спастись и достигнуть Царствия Небесного, которого да сподобит нас всех Господь. Аминь. 11 апреля 1911 г. "Воскресения день, просветимся, людие, Пасха, Господня Пасха! От смерти бо к жизни, и от земли к Небеси, Христос Бог нас преведе, победную поющия". Что может быть восторженнее, радостнее этого канона? Полной радости не бывает в этой жизни, где мы зрим Бога яко зерцалом в гадании. Настанет эта радость там, за гробом, когда мы увидим Господа "лицом к лицу". Не все одинаково будут зреть Бога, но по мере восприятия каждого; ведь и зрение Серафимов отличается от зрения простых Ангелов. Одно можно сказать: кто не видел Христа здесь, в этой жизни, тот не увидит Его и там. Способность зреть Бога достигается работой над собой в этой жизни. Жизнь всякого человека-христианина можно изобразить графически в виде непрерывно восходящей линии. Только видеть это восхождение не дает Господь человеку, скрывает его, ведая немощь человеческую и зная, что, наблюдая за своим улучшением, человеку недолго и возгордиться, а где гордость, там падение в бездну. Ужасную вещь выдумал Бенджамин Франклин, предлагавший на особых табличках отмечать, что ты преуспел за день, за неделю и т.д. Этим путем до невероятной прелести можно дойти и в бездну погибели рухнуть. Нет, у нас путь иной, мы все должны стремиться к Богу, Небу, к востоку. Но должны видеть свои грехи и немощи, исповедуя себя первыми из грешников, видя себя ниже всех и всех над собою. А это-то и трудно. Все мы норовим замечать за другими: вот он в чем слаб, а я нет, я паинька, я лучше его — и так над всеми... С этим надо бороться. Тяжела эта борьба, но без нее нельзя узреть Бога. Правда, "лицом к лицу" видят Его немногие, вроде Серафима Саровского, но хотя бы отображение Его видеть должны стремиться все без исключения. Если веруем во Христа и по силе стремимся исполнять его заповеди, то хотя бы в щелочку, а все же видим Его. Наше зрение, то есть способность видеть Христа, и зрение святых людей можно сравнить со способностью человека и орла смотреть на солнце. Орел высоко поднимается над землей, парит в небе и немигающими глазами смотрит на солнце, а человеческое зрение к этому не приспособлено, человек не может вынести всей полноты света, а орел может. Так и с Божественным Светом: те, у кого приспособлено к тому духовное зрение, будут Его видеть, а прочие — нет. Пишет мне один мятущийся интеллигент: "Очень тяжело мне. Внешне все обстоит благополучно, и дела идут хорошо, семья дружная, жена хорошая, но беда в том, что душу свою мне открыть некому. Того, о чем я тоскую, не понимает жена, а дети теперь еще малы. Что мне делать? Как избавиться от тоски и скорби?". Я посоветовал ему читать Псалтирь. Там есть в 93-м псалме: "По множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою" (Пс. 93, 19). "Возьмитесь за этот стих, — написал я ему, — и принимайтесь читать Псалтирь. Думаю, что Бог Вас утешит". Проходит некоторое время, получаю письмо: "Послушал Вас, начал читать Псалтирь и ничего там не понимаю". Отвечаю: "Ты не понимаешь, но зато бесы понимают и бегут прочь. Читай пока, не понимая, а когда-нибудь понимать начнешь". Не знаю, что будет с ним дальше. И вам повторяю: читайте Псалтирь ежедневно, хотя бы понемногу, и Господь не оставит вас Своею милостью, будет всегда вам Помощником и Утешителем. Аминь. 12 апреля 1911 г. В первые дни христианства последователи Христа Спасителя причащались каждый день и жизнь вели равноангельскую, были готовы предстать перед лицом Божиим каждую минуту. Часто случалось, что утром христианин причащался, а вечером его могли схватить и отвести в Колизей. Конечно, находясь в опасности, христиане зорко следили за своим внутренним миром и проводили жизнь в чистоте и святости. Но первые века прошли, гонения со стороны неверных прекратились, всегдашняя опасность миновала. Тогда вместо ежедневного причащения стали причащаться один раз в неделю, затем раз в месяц и даже сократили до одного раза в год. У нас в скиту держатся устава Афонской Горы, где он был составлен святыми старцами и передан во всегдашнее назидание, и в монастыре у нас придерживаются тоже этого правила. Все иноки причащаются пять раз в год, но по благословленной причине можно и чаще. К этому так привыкли, что более частое причащение обращает на себя всеобщее внимание. — Что это отец Иероним сегодня причащается? — Ему разрешил старец. — Но отчего? — Ему явился диавол чувственным образом, а потому он совсем расслабел. — Тогда понятно... Впрочем, исповедоваться можно всегда, даже каждый день, и у нас исповедуют часто. Скитяне даже каждый день приходят к старцу на откровение помыслов, а монастырская братия — раз в неделю. И от монастырской братии, особенно от скитян, требуется высокая жизнь по заповедям Христовым, жизнь равноангельская. Наши почившие старцы осуществили эти высокие заветы, и Господь прославляет их. Тела их, веруем, лежат нетленными. Про батюшку отца Макария достоверно известно, что тело его не подверглось тлению, в чем могли убедиться, когда ставили над ним часовню, а ведь он скончался лет шестьдесят тому назад. Замечательное явление! Тела праведников и подвижников нетленны, от тел же царей и владык мира сего остается горсть золы и больше ничего. Недавно писали, что при раскопках катакомб найдены могилы Диоклетиана, Нерона и других владык, перед которыми когда-то трепетала вся Вселенная. И какова же судьба их праха? Когда служителя спросили, что было в урнах, он равнодушно ответил — зола. — Да где же она? — А я отдал ее жене для стирки белья — хорошая зола! Боже мой! Могли ли эти властелины когда-нибудь предполагать, что прах их попадет в бак для стирки грязного белья! Как много заботились эти люди о своем теле — и вот какова участь этих тел! Святые же, также и все наши оптинские старцы, умерщвляли свое тело — и оно оставалось нетленным. Наша святая обитель привлекает к себе многих богомольцев, и часто слышится такое мнение, что, побывав раз в Оптиной, стремятся туда всей душой. Не имеет наша обитель ни чудотворных икон, ни прославленных мощей, но вся земля здесь как бы полита кровью и потом святых старцев, и молитвами их низводится благодать на души верующих. Нигде в другом месте этого нет. Даже наш владыка, как епископ, посещающий обители, всегда говорил, что в Оптиной есть что-то особенное. В России немного скитов — скитов десять, наверно, будет. Есть у нас один скит, где в храме бывает очень редко кто-нибудь из посторонних и то лишь за обедней. Утреню же мы совершаем всегда только своей скитской семьей. Сильное впечатление производит наш храм на посторонних посетителей — тихий, пустынный. Один благочестивый человек пожертвовал однажды колокол в сто пятьдесят пудов весом, но он не подошел для скита и был снят. У нас самый большой в тридцать девять пудов. Слава Богу, что в нынешний день, в век неверия и полной разнузданности нравов, есть еще в России святые места, тихие пристанища для хотящих спастись. Трудно спастись среди развращенного общества. В Священном Писании говорится: "С преподобным преподобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши и со строптивым развратишися" (Пс. 17, 26). Греховные страсти губительно действуют на душу и тело. Уже находясь в монастыре и читая святых отцов, я узнал, что страсти столь же заразны, как и болезни, они также могут передаваться через предметы, как и зараза. Когда святитель Спиридон, епископ Тримифунтский, ехал на Вселенский Собор, то на пути остановился в одной гостинице. Сопровождавший святого инок, войдя к нему, спросил: — Отче, не могу понять, отчего это наша лошадь не ест капусты, которую я ей купил у нашего хозяина. Капуста хорошая, впору человеку есть, а лошадь не ест? — Оттого, — сказал святой, — что лошадь чувствует нестерпимый смрад, исходящий от капусты по той причине, что наш хозяин заражен страстью скупости. Человек, не просвещенный духом, этого не замечает, но святые имеют дар Божий распознавать страсти. Однажды один из посетителей батюшки отца Амвросия просил продать его шубу, почти совсем новую, на дорогом меху, за половинную цену. С этой целью он оставил шубу у старца. Услышав о ней, козельский исправник приехал к батюшке, прося его благословения на покупку. "Нет, — сказал старец, — не благословляю, она вам не подходит. В Козельске есть один еврей, он ее и купит". Исправник послушался. Оказалось, что шуба принадлежала человеку, зараженному гордостью, и эта страсть передалась тому, кто ее купил. У одного богатого помещика случился пожар в доме. Вдруг в комнату вбежал его отец, умерший незадолго перед тем, одетый, как в гробу, и воскликнул: "Пожар!". Собака, спавшая тут же, бросилась на покойника с отчаянным лаем. Проснулся хозяин и не мог понять, что случилось с собакой, так как покойного отца он не видел, видели только его слуга и собака. Слуга потом и рассказал об этом. В Священном Писании рассказывается, как ослица видела Ангела, а пророк не видел[65]. У животных бывает особенное зрение, конечно, для нашего вразумления. Много назидательного дает нам и наблюдение окружающей природы. Все знают растение подсолнечник. Свою желтую голову он всегда обращает к солнцу, тянется к нему, откуда и получил свое название. Но случается, что подсолнечник перестает поворачиваться к солнцу, тогда опытные в этом деле говорят, что он начал портиться, в нем завелся червь, надо его срезать. Душа, алчущая оправдания Божия, подобно подсолнечнику стремится, тянется к Богу — Источнику света. Если же перестает искать Его, следовательно, такая душа гибнет. Необходимо в этой жизни ощутить Христа; кто не узрел Его здесь, тот не увидит Его и там, в Будущей Жизни. Но как увидеть Христа? Путь к этому возможен — непрестанная молитва Иисусова, которая одна способна вселить Христа в наши души. У преподобного Иоанна Лествичника спросили, есть ли верные признаки, по которым можно узнать, приближается ли душа к Богу или отдаляется от Него. Ведь относительно обыденных предметов есть определенные признаки — хороши они или нет. Когда, например, начинают гнить капуста, мясо, рыба, то легко заметить это, ибо испорченные продукты издают дурной запах, изменяют цвет и вкус, и внешний вид их свидетельствует о порче. Ну а душа? Ведь она бестелесна и не может издавать дурного запаха или менять свой вид. На этот вопрос святой отец ответил, что верный признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего начинает избегать ходить в церковь. Сначала старается прийти к службе попозже, а затем и вовсе перестает посещать храм Божий. Оттого-то для иноков и обязательно посещение службы. Правда, по неотложным делам иногда разрешается не ходить ко всем службам, но при возможности это вменяется в необходимую обязанность. У нас в скиту даже обходят калии по праздникам, чтобы никто не уклонился от церковной службы. Впрочем, это делается еще и по другой причине. Страшные явления бывают иногда в келиях иноков. У нас живут в отдельных келиях, но обязательно не менее двух человек в отдельном помещении. Это для того, чтобы в случае каких-либо бесовских наваждений можно было постучать в келию соседа и попросить помощи. Был у нас флигелек, где жил один монах, но теперь там не позволяют жить одному. Однажды был такой случай. После вечернего правила он увидел, что в его калии сидит какой-то человек уже преклонных лет и говорит ему: — Что ты здесь? Только небо коптишь! Вернись к своим прежним занятиям, ты там принесешь гораздо больше пользы и, получая хорошее содержание, будешь жить в свое удовольствие. — Но как отсюда уйти? Двери скита крепко заперты. Ты об этом не беспокойся, только пожелай — и я мгновенно перенесу тебя. У ворот уже стоит тройка. — Но кто же ты? Верно, демон? Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя! — воскликнул опомнившийся инок, и злой дух исчез. Было около двенадцати часов ночи, когда инок прибежал к батюшке отцу Амвросию и рассказал ему о случившемся. — Да, страшное видение ты имел, — сказал старец. — У тебя был восьмилегионный бес, кому он является, почти всегда того убивает. — Как же я-то спасся? — Господь известил меня, что ты в опасности, — ответил отец Амвросий, — и я встал на молитву; и тебе Господь напомнил о Своем страшном и славном имени, которого трепещут адские силы. Да, страшные вещи бывают у нас иногда. Но в монастыре легче победить диавола, в миру же несравненно труднее, и восьмилегионный бес, явившись, убивает. А является он людям, которые еще не начали праведно жить, а только еще думают об исправлении жизни. Когда я был в миру, то имел товарища, скептически относившегося к монастырям. "Не понимаю, для чего это люди, особенно иноки, сидят в одиночных келиях и удаляются от людских взоров", — говорил он. А между тем этот человек был монахом в душе, и душа его была чистая, возвышенная. Поэт и музыкант, у него был особый дар читать стихи, как ни у кого другого. Музыка была его страстью. Бывало, рассказывает нам что-нибудь и вдруг восклицает: — Нет, я не умею объяснить этого словами, а это вот что! — Сядет к роялю, закинет голову, сыграет импровизацию. — Поняли? — спросит потом. Часто и не понимали его, но он не изменял своей системы объяснений. Квартира его была обставлена со вкусом и не банально: не было в ней диванов со столами перед ними и креслами по бокам, но было все красиво, изящно, оригинально, как незауряден был и ее обитатель. Душа его всегда питалась высокими идеалами и далека была от всякой житейской прозы. Вначале он отвергал монашество, но позже нашел полное удовлетворение своих высоких устремлений именно в монашестве — в монастыре на Афоне, куда ушел, оставив все в миру. Я счастлив был в миру тем, что сближался с людьми, действительно заслуживающими глубокого уважения. Случалось мне бывать и в больших собраниях. Другие играют в карты, танцуют, а мы с несколькими лицами такого же душевного склада уйдем куда-нибудь в самую отдаленную гостиную и беседуем. Я, бывало, и в миру не любил говорить глупостей. Иногда нечего говорить — и молчу, а иногда откуда что берется. Это многие замечали. Конечно, мое удаление от соблазнов мира сего многих смущало, и когда я перестал посещать шумные собрания и полюбил ходить в монастырь, обо мне начали отзываться как о сумасшедшем или, по крайней мере, не совсем нормальном. — Слышали, Павел-то Иванович с монахами сошелся! — Неужели? Вот несчастный человек! Таково было мнение обо мне мирских людей. Да, тяжело спастись в миру! Святитель Николай Мирликииский ушел в пустыню, чтобы там подвизаться в посте и молитве, но Господь не благословил его остаться там. Явившись святому, Господь велел ему идти в мир. "Это не та нива, на которой ты принесешь Мне плод", — сказал Господь. Таисия, Мария Египетская, Евдокия также не жили в монастырях. Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову — и Он не оставит вас. Нынче дни Святой Пасхи, самого великого праздника христианской Церкви, — праздник праздников и торжество торжеств. Каждый день церковь оглашается радостными песнями Пасхального канона. Помню, как восхищалась каноном матушка Евфросиния: "Вот, — говорила она, — прошла моя жизнь, ничего не знаю за собой хорошего, с чем предстать перед престолом Божиим, а услышу пение: "Воскресения день, просветимся, людие..." — и радостно, и спокойно становится на душе. "От смерти бо к жизни, и от земли к Небеси Христос Бог нас приведе...". Господь исполнил желание матушки Евфросинии, и скончалась она на Пасху. Когда подняли гроб с ее иссохшим телом, хор запел "Воскресения день" вместо "Святый Боже", двери церкви широко раскрылись, и с улицы волною хлынул свет, и она ушла к вечному, незаходимому Свету. Да сподобит и нас Господь такой блаженной кончины. Молитесь об этом и, когда диакон возглашает: "Христианския кончины живота нашего, безболезнены, непостыдны, мирны", не забывайте положить поклон, да упокоит вас Господь со всеми святыми. Аминь. На Пасху 13 апреля 1911 г. "Житие наше на Небесах есть" — это всегдашняя тема моих бесед, этой мыслью отрываю я себя и своих слушателей от привязанности к земному, тварному. "Житие наше на Небесах есть". Неудовлетворенность земным чувствуется и у наших великих писателей, например у Тургенева, Пушкина, и у иностранных — Шиллера, Шекспира, Гейне. Лет пятьдесят тому назад, когда я еще ходил по стогнам[66] мира сего, я читал Гейне, но он всегда производил на меня тяжелое впечатление. Это был великий талант, но не просвященный духом Христовой веры. Родом еврей, он хотя и принял христианство, но только для получения привилегий. В душе же он был атеист, не верующий ни в христианство, ни в иудейство. И древние языческие философы, например Аристотель, Платон, Сократ не удовлетворялись земным. Но вот печальное явление: чем выше старались они взлететь, тем глубже падали. С христианином этого не бывает. Напротив, возносясь от земли, отрывая свое сердце от житейских привязанностей, вознесясь горе́ — Богу, он изменяется, перерождается и бывает способен ощущать великие радости. Тоска о потерянном блаженстве сквозит в произведениях великих писателей и художников, но нигде эта скорбь, растворенная, впрочем, утешением, не выражается так сильно, как в наших церковных песнопениях и молитвах. В них слышится то рыдание о потерянном рае, то глубокое сокрушение о грехах, то радостная и победоносная песнь о нашем Искупителе. Взять хотя бы Пасхальный канон. Как он величествен и сладостен, как умиляет и утешает душу, еще не утратившую вкус к духовному! "Ныне вся исполнишася света, небо, и земля, и преисподняя, да празднует убо мир, видимый же весь и невидимый". Да, великие ныне дни. В эти дни радуются и в миру, но не по-духовному. Один радуется, что получил деньги, другой — чины и ордена, третий — по другим причинам. Некоторые радуются, что пост прошел и наступило разрешение на все. Это, пожалуй, законная радость, если только в пище не полагать главного счастья. Но во святых обителях радость бывает о Воскресшем Иисусе. Не оставляйте посещать святые обители, особенно в праздники, когда и меня не будет. Здесь теплится духовная жизнь, согревающая душу человека. Правда, есть и земные радости, облагораживающие душу. Нет греха, например, наслаждаться красотами мира сего. Есть на земле необыкновенно красивые местности. Прекрасны Альпы, освещенные солнцем, великолепны многие места в Италии, про Неаполь сложилась пословица: "Посмотри на Неаполь — и умри". Ни о Париже, ни о Риме этого не говорится. А говорят именно о Неаполе, который действительно дивно хорош со своим голубым морем и горами. Хороша и наша северная природа. Тургенев живо и ярко описал ее в своих произведениях. Он, между прочим, был в Оптиной и восхищался красотой нашей обители. Но нынешний мир есть только слабое подобие мира, бывшего некогда до грехопадения. Есть мир Горний, о красотах которого мы не имеем понятия, а понимают его и наслаждаются им только святые люди. Этот мир остался неповрежденным, но земной мир после грехопадения резко изменился. Все равно как если бы кто-нибудь лучшее музыкальное произведение, например, Бетховена, разделил на отдельные тона — тогда впечатления целого не получилось бы. Или картину, например, Рафаэля, разорвал на клочки и рассматривал отдельные кусочки. Что увидели бы мы? Какой-нибудь пальчик, на другом лоскутке часть одежды и так далее, но величественного впечатления, которое дает произведение Рафаэля, мы, конечно, не получили бы. Разбейте великолепную статую на части — впечатления от прекрасного не получится. Так и нынешний мир. Некоторые подвижники даже отвращали от него свои взоры. Известен один подвижник, который загородил иконой единственное окно своей калии, а из него открывался восхитительный вид. Его спросили: — Как это ты, отец, не хочешь даже взглянуть, а мы не могли налюбоваться на небо, на горы и на Эгейское море с его островами? — Отчего я закрываю окно, вам не понять, но созерцать красоты мира сего я не имею желания, — ответил подвижник.