Троицкие Листки (148)

638. Плач блаженного аввы Исаии 1. Увы мне бедному! Увы мне несчастному! От огня геенского еще не далек я: еще действуют в душе моей те, которые увлекают в оный человека; еще имеют над сердцем моим силу те, которые хотят низвергнуть меня в вечное пламя; еще не знаю, что будет со мною. Еще не проложил я прямой дороги. Еще не освободился совершенно от власти воздушныя: посредством дел беззакония она еще силится господствовать над сердцем моим. Еще не принял я в свое сердце моего Освободителя, Который для того и сходил на землю, чтобы освободить меня от тяжкого рабства духов злобы, а во мне живет еще нечестие их. Не вижу еще, на что могу надеяться в страшный день судный. Еще не знаю, приговор ли смерти вечной услышу я или нет. Еще не исключен я из числа виновных. Узник, заключенный в темнице, не веселится. Кто скован медными оковами, тот не может делать, что ему угодно. Как поведет других тот, у кого на ногах цепи? Как может быть покоен тот, кто удручен скорбию? Как может с удовольствием вкушать пищу тот, у кого петля на шее? Он и не помышляет уже, как бы совершить еще какие-либо преступления, но стенает и плачет о тех, коими осквернил уже душу свою, и за которые теперь справедливо переносит мучения. 2. Кто размышляет о тех муках, коим подвергнется некогда за свои беззакония, тот уже не рассуждает более ни о чем: его сердце удручено скорбию о предстоящих мучениях; представление о них заглушает все прочие мысли; ему и пища на ум не приходит. Ничего не отвечает он тем, которые бранят его; терпеливо переносит все обиды, почитая себя достойным оных; с тяжкими вздохами и стоном помышляет он о том страшном суде, пред который некогда должен явиться; сильная скорбь сердца источает из очей его обильные слезы. Если вместе с ним влекут и других узников, он не обращает на них внимания, не советуется с ними, что делать. Кийждо свое бремя понесет (Гал. 6; 5). Когда ведут его на место казни, с поникшею головою опускает он глаза свои. Никто не смеет говорить о нем: все боятся лютости мучения. Он сам признается в тех злодеяниях, за кои осужден. 3. Доколе же буду я пренебрегать тем, что вижу пред собою? Сердце мое иссохло; зной страстей палит душу мою; рассеянность ума встревожила мою голову; чувственные потребности оковали меня; плоть нудит меня сойти с прямой дороги. Нет у меня друга, который бы замолвил за меня; нет даров, которые бы мог я послать к небесным гражданам. Со всех сторон облежат меня бедствия, но не узнают меня небесные граждане; прошу, умоляю их — не слушают меня. Сердце мое не находит себе утешения. Жало грехов непрестанно пронзает меня. Бремя беззаконий моих час от часу тяжелеет. Слышу, что место казни близко. Раны, которые, казалось, зажили, снова открылись на моем теле... Прикрывая раны мои, чтобы люди не увидели их, я в то же время не позволяю, чтобы врач залечил их. Врач — хороший и платы не требует; но я так ленив, что в тягость мне даже подойти к Нему. Он Сам подходит ко мне, чтобы уврачевать меня, и видит, что я употребляю в пищу то, что вредно для меня в настоящей болезни. Советует мне, чтобы я вперед воздержался от сей пищи, но лукавое сердце изменяет мне. Всякий раз, как поем запрещенного, раскаиваюсь в своем малодушии, но мое раскаяние непрочно. Врач присылает мне пищу полезную для меня, но худая привычка не дает мне употреблять того, что Он мне присылает. Не знаю, что мне теперь делать? Плачьте с мною, братия мои возлюбленные, да низойдет на меня помощь свыше, да наставит и укрепит меня Господь Бог наш, ибо Его царство, и сила и слава всегда, ныне и присно и во веки веков, аминь. 4. Горе нам, что мы на сем кратком поприще жизни так пристращаемся к чувственным удовольствиям! Мы удовлетворяем беззаконное кратковременное пожелание, и за то становимся недостойными восхитительного зрелища славы Божией. Горе нам! «Тление не наследствует нетление» (1 Кор. 15; 10), а мы. презирая нетленное, сгораем безумною страстью к тленному. Горе нам, питающим и лелеющим плоть свою, которая некогда должна сделаться пищею червей и обратиться в прах! Увы нам! Мы не страшимся ни огня неугасимого, в коем вечно гореть будем, ни червя неусыпаемого, который никогда не перестанет глодать нас... Увы нам! Тело наше, оскверненное беззакониями почитают и лобызают люди благочестивые, а между тем мы — гробы раскрашенные (Мф. 23; 17). Горе нам, пиршествами роскошными возжигающим в себе похоть плотскую! Горе нам! Сын Божий, единосущный Отцу Своему, для нас соделавшийся Сыном человеческим, «не имать в нас, где главы подклонити» (Мф. 8; 20), тогда как лисы — хитрые и нечистые демоны — имеют в нас язвины. Увы нам! Правые сердцем предстанут пред судилище Христово с душами святыми и телами чистыми, а мы — с нечистыми душами своими и скверными телами — как явимся пред Судию неумытного? Горе нам! Приговор смерти вечной изречет Он беззаконникам... 5. Увы нам! Привязанные ко всем порокам и преступлениям, мы еще дерзаем требовать себе чести и славы, святым подобающей. Увы нам! Оскверненные всеми грехами и беззакониями, мы — как будто беспорочные — не стыдимся обращаться в мирном кругу людей невинных и благочестивых. Горе нам! Сами покрытые мраком заблуждений, мы беремся руководить и наставлять тех, которые гораздо лучше и превосходнее нас. Горе нам! Тяжкие и неудобоносимые бремена налагаем мы на выи братьев своих, а сами, будто бы по слабости нашего телесного сложения, не хотим и пальцем коснуться оных. Увы нам! Сами не исполняем того, что повелевают нам законы Божественные, а других не стыдимся наставлять обязанностям благочестия. Когда мы пьем и едим, то не хотим рассудить, какая борьба произойдет оттого для духа нашего. Увы нам! Мы пренебрегаем Божественными молитвами и чтением Священного Писания, а тратим драгоценное время на мелочи и пустословие... 6. Горе нам, живо чувствующим болезни телесные, а для ран и скорбей душевных не имеющим никакого чувства! Горе нам! Не показываем мы ни страха рабского, ни усердия наемников, ни любви сыновней — в исполнении заповедей Божиих. Увы нам! Богатым и сильным угодить стараемся, а бедных, с покорностью вымаливающих у нас крупицы со стола нашего, как навязчивую толпу, гоним от себя прочь. Увы нам! Не по добродетелям, а по одному своему мнению оцениваем мы ближних своих... 7. Увы нам! Рассматриваем, судим, определяем, наставляем других, в чем состоит честное и справедливое, а между тем — как далеки мы от дел добрых и благочестивых! Увы нам! В глазах людей боимся сделать преступление, а пред Богом-тайнозрителем не страшимся совершать дел студных. Горе нам, не осоляющим разговоров наших солию Божественною!.. 8. Увы нам! Днем и ночью повторяем мы: Господи, Господи! А не делаем того, что велит Господь. Увы мне! Пишу плач сей, а нет еще во мне законов истинного покаяния. Увы нам! Мы не размышляем о мрачном вечном пламени, о вечном плаче и скрежетании зубов. Бог отнял у того пламени свет и оставил в нем только силу сожигать, дабы во мраке тем больше страдали осужденные. 9. Увы мне! Бедная душа моя! Мучительная скорбь непрестанно грызет мое сердце; небесное, вечное, нетленное променял я на земное, тленное, скоропреходящее; низкое и достойное презрения предпочел я сладости любви христианской; мрак заблуждения изгнал из души моей свет истины, увы мне бедному. Увы мне несчастному! Диавол опутал меня своими сетями. Кто не станет плакать о моей участи? Кто не прольет слез горести об изнемогшем под бременем трудов бесполезных? Кто не сжалится надо мною, в пристани потерпевшим кораблекрушение? Помилуйте меня, помилуйте меня, хотя вы друзья мои! (Иов. 19; 2). Падите пред любвеобильным Господом нашим Иисусом Христом, умоляйте Его! Да снимет с меня густой мрак, коим обложил меня диавол! Нет скорби, которая бы была сильнее моей. Нет язвы, которая бы равнялась с моею. Ибо беззакония моя превзыдоша главу мою (Пс. 37; 5). Увы мне, бедная душа моя! Помысли, каких благ ты лишаешь себя, каким мучением подвергаешь себя! Итак, прежде нежели угаснет свет над главою твоею, пади к ногам Отца небесного, умоляй Светодавца благоутробного, чтобы освободил тебя от вечного пламени и тьмы кромешной. Ибо благости принадлежит — прощать грехи человеческие. Ему слава и держава во веки веков. Аминь. Оглавление 639. В чем главный грех штундистов? Душа болит, когда подумаешь о наших штундистах, молоканах, баптистах и других отщепенцах от святой Церкви Православной! Какое удивительное легкомыслие, какое непростительное самомнение! 900 лет Русские люди свято хранили веру Православную, которую принял от Греков наш равноапостольный Князь Владимир, а Греки сохранили ее от самых времен Апостольских, и сколько за все это время — ив Греции и у других народов Православных, было людей мудрых, ученых, благочестивых, святых; и все они веровали и молились по православному, и никто из них не дерзал даже сомневаться в истине веры своей: а вот у нас завелись такие умники — штундисты, молокане, баптисты и другие сектанты, которые воображают, будто они лучше всех мужей мудрых и святых уразумели слово Божие, будто все те люди мудрые и святые заблуждались, ошибались, не понимали слова Божия, как нужно, или же других обманывали из-за корысти какой-то... Не гордость ли — думать так? Не страшное ли, гибельное самомнение? Они, видите ли, считают себя и святее, и мудрее, и лучше всех святых Божиих, от века Богу угодивших в вере православной, — мудрее и лучше всех православных Христиан, от самого нашего Православного Царя-батюшки, от всех наших святителей и пастырей, до несметного числа простых людей, в смиренной простоте спасающихся в недрах своей матери — Церкви Православной! Ну не страшное ли это самообольщение? С Богом, что ли, говорили они? Или Бог послал им каких-то новых, мудрых учителей? Знаем мы, откуда и у кого взяли они свою недалекую мудрость. Побывали их первые лжеучители у немцев в немецких колониях, наслушались там еретических толкований о вере, да и стали сами то же повторять: понравилось, видно, учить других, благо для такого учения немного нужно науки: вычитал несколько текстов из Библии, заучил их наизусть, не справляясь, верно ли понял их, — вот и стал учителем! Забыли такие учители-самозванцы слово Писания: не буди мудр о себе (Притч. 3; 7); забыли слово святого Апостола Иакова, брата Господня по плоти: «братия мои! Не многие делайтесь учителями, зная, что мы подвергнемся большему осуждению, ибо все мы много согрешаем» (Иак. 3; 1, 2). И в штунде, в баптизме, у молокан и у всех подобных им сектантов, лишь бы смелости достало, а то всякий может быть учителем. Разве это не гордость, не самомнение, доходящее до глупости? Разве это не тяжкий грех пред Господом Богом и пред ближними, которых такой самозванный учитель вводит в заблуждение? Такие незванные учители любят говорить: "Мы не новую веру держим, мы учим и веруем по Евангелию". Но откуда они взяли самое Евангелие-то? С неба, что ли, оно упало к ним? Конечно нет: они взяли его у той же святой Церкви Православной. Она сберегла его как святой дар от дней святых Апостолов, чрез многие сотни лет. Сберегла она его чрез своих пастырей и архипастырей, из коих многие в былые века и душу свою положили, и кровь свою пролили за святое Евангелие. Эти же святые пастыри и на наш русский язык перевели все книги Священного Писания с языка греческого. Вот как святая Церковь любила и неприкосновенно хранила слово Божие и святое Евангелие. Как же смеют штундисты, разные баптисты и другие сектанты обвинять ее в том, будто она не разумеет и даже будто искажает слово Божие? Она приняла его из рук самих Апостолов, она благоговейно хранила его в течение 1800 лет; когда появились между Христианами разные самочинные люди, еретики, сектанты и раскольники, которые по своему смышлению, как нынешние штундисты, толковали слово Божие, святая Церковь собирала со всех концов мира Христианского своих мудрых и благочестивых пастырей и учителей, и они, призвав на помощь Святого Духа, рассуждали, как должно понимать слово Божие по духу учения Апостольского, и таким образом едиными устами и единым сердцем свидетельствовали единую истинную православную веру. Ближе нас по времени жили они ко временам Апостольским, лучше нас знали от учеников и преемников Апостольских, как понимали святое Писание сами святые Апостолы, а потому могли лучше нас и толковать его согласно с учением самих Апостолов. Многие из них претерпели страдания и смерть от еретиков за православное понимание слова Божия, и не изменили святой истине учения православного. А как они свято и богоугодно жили, о том и говорить нечего: как небо от земли, так далеко отстоит наша грешная жизнь от их святой подвижнической жизни. — так они были кротки, смиренны, любовью к Богу и ближнему преисполнены!.. За то и сподоблялись они от Господа Бога дара чудотворений: болящих исцеляли, даже мертвых воскрешали... Вот от кого мы православные получили книги священного Писания, вот кто передал нам святое Евангелие, вот наши учители и наставники: как должно понимать слово Божие! Они оставили нам толкование на святое Писание. И вот этих-то наших учителей и не хотят знать все эти штундисты, молокане, баптисты и прочие им подобные, коих не перечтешь! Вот их-то, святых, богомудрых, Богом прославленных мужей эти самозванцы-толковники и обвиняют в искажении слова Божия, в том, будто они неправильно толкуют его, будто — страшно, право, вымолвить: — будто они обманывают народ, — перетолковывая слово Божие неправо, в своих видах корыстных! А они вот, эти штундовые вожаки, разные Рябошапки и Шевченки, и понимают, и толкуют слово Божие правильно, они не обманывают народ, чрез них, видите ли, Сам Дух Божий возвещает истину! Не правда ли, какое ужасное самомнение, какое ослепление гордого невежественного ума, который не хочет даже просто и здраво обсудить дело, не хочет подумать: "Да неужели же, в самом деле, все эти миллионы православно веровавших в течение 1800 лет, и ныне верующих, глупее меня? Ужели я такой умник, что могу судить и рядить всех их — эти миллионы православных Христиан, а сам так и ошибиться не могу? А что если я-то именно и ошибаюсь? Что если они-то и правы? Не лучше ли, не безопаснее ли для спасения поточнее от самой Церкви, из ее книг, от ее толковников узнать: что и почему она толкует так, а не иначе? Неужели же никто из православных так и не желает себе спасения? Ужели в Церкви Православной только и есть, что обманщики да невежи, первые всех обманывают, а последние как стадо за ними идут? Ведь вот и Царь наш блюдет веру православную, ужели и он обманщик? Ведь все, что меня смущает, наговорили мне немцы да их ученики — враги Русской земли: дай-ка я проверю, много ли правды в их речах? Ведь и диавол может, как сказано, принимать образ ангела светлого: что мудреного, если меня, пользуясь моею же простотою, только хотят сбить с толку все эти лжеучители немцы и им подобные?" Вот если бы стал так рассуждать добросовестный штундист, да не погордился взять в руки писания святоотеческие, например, толкование святого Иоанна Златоуста на Евангелие, или вообще книги церковные, да стал бы читать их со смирением и охотою, как читает разные немецкие выписки из их лютеровых лжемудрований, то и увидел бы свет истины Божией в учении Церкви Православной. Вот хотя бы относительно тех же святых Евангелий он узнал бы, что в первое время после Апостолов было много разных сочинений, называемых Евангелиями, — об этом и святой Лука Евангелист пишет в самом начале своего Евангелия, — а почему из этих многих сочинений приняты и признаны всем миром Христианским только четыре? Ни в Евангелиях, ни в Апостольских посланиях ни слова не говорится, что их только четыре. Откуда же штундисты знают, что действительно Апостолами оставлено нам только четыре, ни больше, ни меньше Евангелий? Ничего на этот вопрос не могут сказать штундисты, а мы им можем сказать, что все Евангелия, сколько их ни было, в свое время рассмотрела святая Церковь и выбрала из них, и одобрила, признала настоящими Евангелиями только четыре, которые и сохранила, как слово Божие, до наших дней. А все прочие признала и отвергла как подложные. Выходит, что волей-неволей сектанты верят в этом Церкви, хотя и не признаются в этом доверии Церкви. Потом: кто написал Евангелия? Ни один Евангелист не называет сам себя прямо по имени: откуда же штундисты это узнали? А мы знаем это по церковному преданию, от учеников Апостольских до нас дошедшему. Значит, и в этом штундисты и прочие сектанты верят Церкви, хотя и не сознаются в том. Еще: почему они знают, что все, что содержится в Писаниях Апостольских, сохранилось точно и неизменно, как было ими написано, сохранилось, несмотря на то, что прошло с тех пор 1800 лет? Кто им поручился в том? Опять все таже, ими поносимая Церковь Православная: это она свидетельствует непрерывным преемством своего церковного предания, она ручается в том, что слово Божие, ей вверенное, она соблюла в непорушенной целости. Да и теперь: кто поручится, что слово Божие не будет переделано по смышлению разных лжеучителей вроде известного изобретателя своей собственной веры графа Толстого и ему подобных? Ни штундисты, ни молокане, ни баптисты и другие сектанты за это поручиться не могут: скорее они-то и начнут перекраивать священное Писание по своему смышлению, как это и делают их учители, немцы-лютеране. А может поручиться в том едина святая Соборная и Апостольская Церковь: она по слову святого Апостола Павла, есть «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3; 15); ей дано великое обетование Господа: «созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей» (Мф. 16; 18); ей заповедал Христос повиноваться: «аще Церковь преслушает брат твой, буди тебе яко язычник и мытарь» (19). С нею пребудет до скончания века Сам Господь — ее Основатель и Глава. Но вот ей-то и не хотят повиноваться, вопреки столь ясно сказанной заповеди Господа, все эти сектанты: штундисты, баптисты, молокане, раскольники и им подобные; против ее-то учения они и восстают! Почему восстают? Потому что нет в них ни единой крупицы святого смирения христоподражательного: гордость обуяла их, ослепила до того, что они не хотят беспристрастно, по совести, рассмотреть ее святое учение, а только поносят ее, посмеиваются над нею и ее служителями, за что и Господь посмеивается над ними, по слову псалмопевца (Пс. 2; 4). Святые отцы говорят, что в очах Божиих смиренный грешник выше гордого праведника. А потому, какими бы добродетелями ни хвалились хулители Церкви Божией, одна гордость их довлеет к их погибели. Никакие добродетели, как бы высоки они ни казались в глазах человеческих, не имеют никакой цены в очах Божиих, если они творятся без смирения, а смирение и одно, по учению святых Отец, может заменить добродетели, хотя и не без труда. Вот почему напрасно хвалятся своими мнимыми добродетелями, своею якобы доброю жизнью все наши сектанты: их гордость и хула против Церкви Божией довлеет к их погибели. Христос, сказано, возлюбил Церковь и предал Себя за нее; Он — ее Глава; она Его невеста и Его тело: поэтому, кто хулит Церковь, тот оскорбляет Самого Христа, ее Главу, ее Жениха. Он оскорбляет ее, как матерь свою, отрекается от своей матери. А кому Церковь не мать, тому Сам Бог не Отец! Так тяжек грех хулы против Церкви Божией! Да вразумит Господь всех таковых хулителей, имиже весть судьбами: о сем молится и будет молиться непрестанно святая матерь наша Церковь православная... Оглавление 640. Голос спасающей благодати Горе тому, кто оставляет матерь свою, Святую Церковь Православную; такого человека оставляет и благодать Божия, спасительная. К счастью, Господь и во гневе Своем милостив: и удалившись от заблудшего, благодать Господня, так сказать, издали призывает его к покаянию, и благо ему, если он не остается глух к этому благодатному призыванию. Вот что поведала о себе одна монахиня, по имени Евсевия, жившая в Брянском монастыре. — Я родилась от православных родителей и воспитана была ими в православной вере. К сожалению, они, конечно по расчетам мирским, выдали меня замуж за раскольника. Свекор мой, грубый, закоренелый раскольник, настоятельно требовал, чтобы я перешла в раскол, и я, грешная, не устояла, согласилась на это. В деревне Колчевой меня перекрещивали, и, когда стали погружать меня в кадку с водой, я затряслась от страха. "Из-за чего, — думала я, — оставляю православную веру и Святую Церковь? Из-за одних упреков и угроз престарелого свекра... Какое малодушие!.." Как бы то ни было, только меня погрузили в воду, и что же увидела я? Боже мой! И теперь я часто вспоминаю это видение. Мне показалось, будто белый голубь отлетел от меня... "Что это? — подумала я. — Уж не благодать ли Духа Святаго, дарованного мне в Православном Крещении, отлетает от меня? Да, видно, благодать Святаго Духа..." И мне грустно стало. Но мир, суета, заботы мирские опутали меня отовсюду: я свыклась с расколом и видение то забыла. Грешник часто забывает Бога, но Бог никогда не забудет грешника. Не забыл Он и меня, отступившую от веры православной. В 1830 году появилась у нас холера и в нашем семействе первой поразила меня. Страшные боли мучили меня, но помощи, кроме Бога, ниоткуда нельзя было ожидать. В то время у нас все боялись холеры, как болезни заразной, и вот, могла и я сказать со святым Давидом: «И ближнии мои одалече мене сташа» (Пс. 37; 13). Я лежала одинокая в борьбе с тяжкой болезнью. Между тем наступила ночь. Все тихо, только в уединенной комнате, где я лежу, раздаются мои стоны. Вдруг, среди этой тишины, мне слышится, будто кто-то говорит: "Евфросиния! Присоединись к Святой Православной Церкви". Голос этот три раза повторился с краткими промежутками. Я готова была послушаться таинственного голоса. Боли мои утихли, и я спокойно заснула. Настало утро, и я была совершенно здорова; на мш не видно было даже и следов моей жестокой болезни. Среди своих рассказала я, что слышалось мне ночью. Тут был и свекор мой. Выслушав слова мои, он весь изменился в лице, взглянул на меня сверкающими от сильного гнева глазами и дрожащим от злости голосом сказал: "Видишь как диавол-то хитер, как ненавидит он добро! Он опять манит тебя в заблуждение, чтобы потом мучиться тебе в вечном огне!" Что же я? Удивляюсь своему легкомыслию; я поверила, как истине, коварным словам свекра. Но вот опять посещение Господне, опять благодатный зов Его ко мне грешнице!.. Вечером того же дня холера опять поразила меня, и я страдала так жестоко, что с часу на час ожидала себе смерти; но в то время как я, в мучительных страданиях, отчаивалась в самой жизни, ночью опять повторился тот же голос: "Евфросиния! Присоединись к Святой Православной Церкви! "Тут уже дала я решительный обет Богу присоединиться к Церкви Православной, если только Господу угодно будет возвратить мне здоровье, и в этой решимости я забылась. Вдруг вижу, будто святая икона Божией Матери с Предвечным Младенцем, на воздухе, склоняется надо мною, и склоняется так, что покрывает лицо мое. Это повторилось несколько раз. Я спокойно после этого заснула и утром почувствовала себя опять здоровой. Меня навестила племянница моя, и когда я рассказала ей свое видение, она тотчас отвела меня в церковь. Лишь только я вступила туда, как тотчас увидела на столбе ту самую икону которую видела ночью склоняющейся надо мной. Сердце мое сильно билось от радости, и я с умилением выслушала всю литургию. Πотом объявила священнику все свое приключение и вместе с тем желала при соединиться к Святой Православной Церкви. Добрый пастырь принял живое участие в моем положении и велел мне готовиться к присоединению, которое он хотел совершить на другой день. И вот я с радостью вышла из церкви, но на пути домой меня опять начали смущать мрачных мысли: как-то будет поступать со мной муж мой, а особенно свекор... Ах, как много в человеке силы для зла, и как в нем мало ее для доброго дела!.. Но благодарение милостивому Богу: когда я высказала все своему мужу, он сказал мне: "Что ж, хорошо... Я и сам бы готов с тобой присоединиться к Церкви Православной, да видишь, как старик-то наш на это смотрит. Боюсь оскорбить его. Что делать, буди воля Божия! А ты будь покойна, исполни свой обет и не бойся никого и ничего. Я твой защитник". На другой день Господь сподобил меня присоединиться к Православной Церкви, и я возвратилась с такой радостью, какой прежде никогда и не испытывала. Мою сердечную радость делил со мной и муж мой. А свекор... Господь посетил его самого в это время холерой; он страшно мучился, только стонал, ничего не мог высказать и часов через шесть скончался. Жаль было старика: каков бы ни был он, все же близкий родной, мужа моего отец, и между тем умер в упорном заблуждении. Но за одним горем — новое горе: холера разразилась и над мужем моим. Три дня он, бедный, тяжко страдал, но, слава Богу, в эти три дня испытания он успел раскаяться, присоединившись к Православной Церкви, и умер, напутствованный Святыми Таинами. Так стала я горькой вдовой. Для меня только и остались на земле две радости: сын тринадцати лет, да дочь, помоложе его. Сына я отдала в Брянск для приучения к торговле, но там он через два года умер. Каждый знает, чего стоит потеря сына для матери, и матери — вдовы. Обливаясь горькими слезами, отправилась я из деревни в Брянск, чтобы выплакать горе свое над могилой, в которой сокрыт был дорогой для меня прах. Но где же выплакать все горе... К утешению своему я узнала, что тут, в Брянске, устраивается женский монастырь, и вот, решила я вместе с дочерью остаться здесь, чтобы искать утешения в Боге, и Господь исполнил мое желание. Так Он, Милосердый, зовет нас к Себе неведомыми нам путями... (Из книги "Свет во тьме раскола") Оглавление 641. Заочное свидание святых друзей Все святые подвижники, прежде чем достигнуть благодатного состояния, проходят общим путем скорбей и подвига крестного. Таким путем прошел и преподобный наш Сергий. И он выдержал великий подвиг борьбы с врагами спасения: с плотью, миром и диаволом, — борьбы неустанной, для мира непонятной, но для Христова послушника неизбежной. Победа, наконец, одержана. Стихли страсти. Убито себялюбие, повержен в прах идол плотоугодия, не смеет подступить мир с своими соблазнами. "Рубище покрывало его святое тело, — говорит митрополит Платон, — тесная хижина была собеседницею в его богомыслии, и простой жезл подкреплял подвигами добродетели ослабленную плоть. Но дух его был преисполнен обилием благодати, его сердце вкушало те сладости, коих вкус есть вкус манны животной и нетленной". В смиренном сердце подвижника тихо сиял неизреченный свет благодати Божией, согревая все его духовное существо. Ему преизобильно сообщены были все дары Божии: и дар чудотворений, и дар пророчества, и дар утешения и назидания, совета и разума духовного. Для его духовного взора как бы не существует ни преград вещественных, ни расстояния, ни самого времени. Он видит далече отстоящее, яко близ сущее, зрит будущее, как бы настоящее... Он предсказывает несбыточность мечтаний гордого Митяя, он успокаивает Великого князя Димитрия обетованием победы над Мамаем, а в самый час битвы на поле Куликовом, совершая молебное пение в храме своей обители, духовными очами созерцает все, что происходит на этом поле битвы... Вот еще трогательный случай этой дивной прозорливости святого старца, записанный его преподобным учеником Епифанием Премудрым. В 1390 году святитель Стефан, просветитель Перми, путешествовал в Москву. Путь его лежал мимо славной обители Сергиевой, всего в десяти верстах от нее, и святому Стефану очень захотелось видеться со святым ее игуменом. Но обстоятельства требовали спешить в столицу, и он решил посетить преподобного на обратном пути. И вот, поравнявшись с обителью, святой епископ прочитал "Достойно есть яко воистинну... "и издали поклонился в ту сторону, где стояла обитель Сергиева, проговорив: "Мир тебе, духовный брат мой!" Справедливо говорят, что "сердце сердцу весть подает". Так бывает иногда даже с нами, грешными, а сердца святых Божиих еще более связаны союзом любви и потому еще скорее отзываются на привет любви. Преподобный Сергий сидел за трапезою с братией; вдруг он встает из-за стола и после краткой молитвы делает поклон к западу, тихо промолвив: "Радуйся и ты, пастырь Христова стада, и мир Божий да пребывает с тобою!" Братия была очень удивлена таким необычайным поступком своего игумена. Более опытные старцы поняли, что он имел какое-нибудь видение и по окончании трапезы спросили его о случившемся. Преподобный не скрыл от них своего духовного видения. "В этот самый час, — сказал он, — епископ Стефан на пути в Москву остановился против нашего монастыря и поклонился Святой Троице, и нас, смиренных, благословил". Преподобный Сергий назвал даже место, где это произошло, и некоторые из братии тотчас поспешили туда, и еще застали там людей, сопровождавших святителя Стефана. Троицкие иноки спросили их, как было дело. И, услышав их рассказ, прославили Бога, прославляющего их святого старца даром прозорливости. Памятником сего необычайного взаимного приветствия святых друзей служит и поныне каменная часовня на 11-й версте Московской дороги с большим деревянным крестом, — на том месте, где останавливался святитель Стефан Пермский. А в обители преподобного Сергия и доселе свято соблюдается в воспоминание этого заочного свидания святых такой обычай: во время трапезования, пред последним блюдом, ударяют в колокольчик, братия встают, и чередной иеромонах произносит: "Молитвами святителя Стефана и преподобного Сергия, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!" — после чего все садятся оканчивать трапезу. Святые Отцы строго различают в духовной жизни две степени, два состояния, которые они называют "крест деятельный" и "крест созерцательный". Первое состояние есть страдный, многоскорбный узкий путь креста, время подвига, усилий и борьбы с самим собою, — с ветхим человеком, и с врагами спасения — миром и диаволом. Второе состояние есть успокоение сердца в Боге, глубокий мир души, Христовою благодатию победившей страсти, очищенной, просветленной и в таинственном общении с Богом обретшей еще здесь, на земле, залог блаженства Небесного. Первый путь есть общий, для всех спасаемых неизбежный; второй — удел только особенных избранников благодати, о котором святые Отцы не позволяют и мечтать тому, кто не очистил сердца от страстей. Об этом пути один преподобный так говорит: "Если увидишь юного, по своей воле восходящего на небо, удержи его за ногу и сбрось вниз". Это значит — не давай воли неопытному, юному подвижнику возноситься мечтанием, искать в молитве духовных утешений, желать видений и откровений: все это опасно для него, потому что его сердце еще не очищено от страстей. Святой Исаак Сирин пишет, что Божии дарования сами собою приходят, но только тогда, когда место для них в нашем сердце будет чисто, а не осквернено страстями; приходят так, что человек сам не замечает этого. Удивлялся ученик блаженного старца Арсения Афонского — как он видит все, что есть на душе у братий, к нему приходивших. Старец любил своего ученика отечески, и когда тот вопросил его об этом, он сказал: "За любовь твою, чадо мое, скажу тебе, но с тем, чтобы ты до моей смерти никому этого не говорил. Вот уже 50 лет служу я Господу на Святой горе, но только недавно стал немного видеть: как только кто из братий выходит из келлии своей, чтобы идти ко мне, грешному, за советом, а я уже вижу, что у него на душе..." Как это бывает — старец не мог и сам объяснить своему любимому ученику. А нам, страстным, и подавно не постигнуть своим слепотствующим умом дивной тайны облагодатствованного состояния души, — обновленной, освященной, восстановленной в своей первобытной богоподобной красоте и совершенстве. Это мир — для нас, грешных, сокровенный, мир, в котором действуют свои законы, не подходящие под нашу земную мерку, под мерку нашего ограниченного разумения, и мы можем благоговейно созерцать только те слабые лучи их светлой, богоподобной чистоты, которые против их воли как бы прорываются наружу в их необычных поступках, словах и движениях. Ударяя в наше страстное сердце теплотой благодатной, они поражают и смиряют наш ум необычайным для него сиянием иного, высшего порядка вещей и влекут наши души к этим дивным избранникам благодати.