Свт. Иннокентий Херсонский / Слова и беседы на праздники Господни (8)

Беседа в день Преображения Господня Приидите взыдем на гору Господню и в дом Бога нашего, и узрим славу Преображения Его, славу яко Единородного от Отца: светом приимем свет, и возвышени бывше духом, Троицу Единосущную воспоим во веки! (На литургии, стих. 4) После того, как вчера от лица Святой Церкви приглашал я вас, братие, предочиститься и приуготовить себя к Божественному восходу на гору Божию святую, дабы там быть самовидцами Преображения Господа, после сего некоторые, вероятно, уже предварили нас сим святым делом, и были мыслью и духом на горе святой; а некоторые, может быть, не только были там, но и сами причастились славы Преображения Господня, которое, по уверению апостола (2 Кор. 3; 18), есть событие, долженствующее повториться над всеми истинными последователями Христовыми. Но тем не менее все, и бывшие и не бывшие, приидите, взыдем на гору Господню! Бывшие на ней не удивятся, что их паки приглашают туда, где верховный из апостолов хотел остаться навсегда; а не бывшие тем паче должны поспешить в то место, где воистину -добро есть... быти! (Мф. 17; 4). Но кто будет нашим руководителем в сем, как называет его Церковь, Божественном восходе? Будут руководителями три святые евангелиста: Матфей, Марк и Лука, кои, хотя сами не созерцали славы Преображения очами телесными, но тем не менее удостоены от Духа Святаго не только созерцать славу сию очами духовными, но и возвестить о ней всему миру в своих писаниях. А чтобы нам по слабости и неопытности своей не отстать и от сих великих руководителей, то будем чаще, среди сего духовного шествия и созерцания, советоваться с теми, кои многократно и весьма успешно совершали оное: я разумею святых отцов, оставивших нам множество прекрасных размышлений о Преображении Господа нашего. В надежде на таких руководителей и наставников, перенесемся, братие, духом на гору Фаворскую. Быстъ же по словесех сих яко дний осмъ (Лк. 9; 28), - так начинается повествование о Преображении. Не без важной причины евангелисты, кои большей частью не обозначают подробно времени событий, в сем случае все указывают на него. Между событием, на которое они указывают, и Преображением Господа должна быть тесная, внутренняя связь. Что же произошло за восемь дней? За восемь дней произошли две важные вещи: одна весьма приятная, а другая весьма неприятная. Приятно было, что Петр на вопрос Иисуса Христа апостолам, вы же кого Мя глаголете быти! (Мф. 16; 15) - вопрос, предложенный по случаю разногласия о Нем народных мнений, - отвечал со всей твердостью: Ты еси Христос, Сын Бога Живаго! (Мф. 16; 16). Богочеловек в награду за такое торжественное исповедание Его Божественного достоинства, еще никому из учеников до толе явно Им не открытого, - пророчественно назвал Петра камнем Своея Церкви, обещал даровать ему ключи Своего Царствия, и с сего времени начал открытее вести Себя в кругу учеников, как обетованный Мессия; но вместе с тем начал и часто предсказывать о Своей крестной смерти. Весьма неприятным было то, что сей же самый Петр, услышав в первый раз о кресте, и думая, что такая ужасная участь вовсе несовместна с достоинством Сына Божия, им исповеданного, почел за долг любви пререкать Ему в сем, говоря: не иматъ быти Тебе сие! (Мф. 16; 22). Пререкание и сострадание сие были так безвременны, так противны планам премудрости Божией о спасении рода человеческого, но вместе и так искусительны для слабой природы человеческой, всегда отвращающейся страданий, что Спаситель, дабы одним разом исторгнуть с корнем опасную мысль, принужден был сказать Петру: иди за Мною, сатано, соблазн Ми еси! (Мф. 16; 23). Вот что произошло за восемь дней до Преображения! Ученикам в первый раз были совершенно ясно открыты и Божественное достоинство Учителя, и Его будущий крест: первое принято единодушно, а последний нашел сильное противоречие. Соображая с сим, что происходит теперь на Фаворе, нетрудно, братие, видеть внутреннюю связь между тем и другим событием. Петр, вопреки мнению народа, почитавшего Иисуса за Илию, или за единого от Пророк, исповедал Его Сыном Божиим; и вот, на Фаворе Сам Отец подтверждает то же самое, а Моисей и Илия являются пред Ним, яко слуги. Но тот же Петр, последуя всеобщему ошибочному мнению своих единоплеменников, полагал, что Крест совершенно несовместим с достоинством Мессии; и вот, Моисей и Илия среди самой славы Фаворской говорят не о чем другом, как о Кресте; да ведают все соблазнявшиеся Крестом, что основание его не на земле, а на небе, что он неразлучен со славою Сына Божия, и есть плод Его собственного произволения и любви к людям (Иоанн Златоуст. Беседа на Евангелие от Матфея 56). Такова связь Преображения Господня с предшествовавшими ему событиями, и таково его внутреннее значение и цель! Святая Церковь весьма ясно и сильно выражает сие самое, когда поет: на горе преобразился еси, да егда Тя узрят распинаема, страдание убо уразумеют вольное. Последуем теперь за сказанием евангелистов. И по днех шестых поят Иисус Петра и Иакова и Иоанна... возведе их на гору высоку едины (Мф. 17; 1). Величайшее чудо требовало не одного свидетеля; посему их поемлется трое; в свидетелях требовалось особенной способности к духовному созерцанию; посему поемлются избраннейшие: Петр - первый из апостолов по вере (Мф. 16; 16-18), Иоанн - первый по любви (Ин. 21; 20), Иаков - первый по терпению и венцу мученическому (Деян. 12; 2). Прочие ученики, вероятно, еще не способны были (Ин. 16; 12) перенести славу Преображения своего Учителя и Господа. Я говорю: перенести. Ибо, хотя на Фаворе было весьма добро быти; но при гласе из облака и избраннейшие упадут ниц и будут вне себя от страха. Для других такое явление могло быть сопряжено с крайней опасностью; тем паче для предателя лучи пренебесной славы могли быть нестерпимы, а его нельзя было оставить одного, не подав повода к подозрениям и жалобе на пренебрежение. Местом Преображения избрана высокая гора, - по древнейшему преданию (святитель Кирилл Иерусалимский. Катехизис 12) Фавор, прославленный еще победою Варака (Суд. 4; 14-16). Великая высота невольно возвышает дух и отрешает, более или менее, от всего земного; а уединенное безмолвие, не возмущаемое присутствием тварей, располагает к собеседованию с Творцом. Посему-то издревле большая часть Богоявлений - Аврааму, Моисею, Илии - последовали на горе. Фавор для того как бы и создан, ибо и ныне еще, по свидетельству путешественников, есть лучшее место в целой Палестине. Творческая десница Бога Отца нарочито предукрасила место будущего Преображения возлюбленного Сына. Сон (Лк. 9; 32), в коем находились апостолы при начале Преображения, дает разуметь, что они возведены были на гору во время, располагающее ко сну, и что им не была открыта предварительно чрезвычайная цель возшествия. Иначе можно ли было предаться сну? Учитель имел обыкновение удаляться в горы для молитвы (Лк. 6; 12), и теперь взыде, -замечает евангелист Лука, - на гору помолитися (Лк. 9; 28). Что произойдет среди сей и от сей молитвы - о том ведал, разве только Сам - Он. Как ни легко было совершать молитву на вершине Фавора, в безмолвии всего окружающего, вблизи Божественного Учителя, но ученики не могли разделять ее с Ним до конца, и уступили над собою власть сну, который, как справедливо замечают, с наибольшей силою нападает на человека во время молитвы, и тогда наипаче овладевает им, когда почему-либо наиболее нужно бдеть. Богочеловек продолжал молиться один. Можете представить, или лучше сказать, невозможно и представить, как молился Отцу - Сын Единородный, Возлюбленный, в минуты столь важные! Евангелисты не сказывают нам, что именно было предметом Его молитвы. Но это отчасти видно само собою. Как для нас в деле спасения нет ничего, так и для Богочеловека в деле служения сему спасению, не было ничего важнее Креста (Лк. 9; 22-24). Мог ли посему самому Крест сей быть забыт в молитве на Фаворе? Моисей и Илия, конечно, не столько сами начали, сколько продолжали начатую в молитве беседу Богочеловека с Отцом, но они - глаголаста исход Его! (Лк. 9; 31). Но что бы ни было предметом Фаворской молитвы Иисусовой, только молитва сия была из самых необыкновенных даже между Его молитвами, ибо, егда моляшеся, видение лица Его ино (Лк. 9; 29): оно просветися яко солнце, ризы же Его быша белы яко свет (Мф. 17; 2), блещащяся (Мк. 9; 3). То есть, - сколько можно изъяснять подобные явления слабым словом человеческим, - молитва до того возбудила и подвигла сокрытую в человечестве Иисусовом полноту Божества, что она, преисполнив душу Богочеловека светом своим, проникла сквозь тело и просияла в лице; не вмещаясь здесь, осияла и преобразила самую одежду. Если вы, братие, читывали жизнеописания святых, то, без сомнения, припомните теперь, что, при всей Божественности настоящего чуда, нечто подобное происходило и в жизни святых. И они иногда, во время молитвы, от внутреннего восторга души, распаленной любовью к Богу, казались окруженными светом небесным и принимали вид прославленный - например, Арсений Великий (Четий Минеи, 8 мая), Феодор Едесский (9 июля), Григорий Омиритский (19 декабря). Тем естественнее было это в молитве Богочеловека, в Коем Божество, как ни скрывалось под завесою человеческой плоти, при всяком особенном случае обнаруживало свое присутствие, и блистало, по выражению Церкви, как молния (служба на Преображение Господне). Фаворская слава требовала неукоснительных свидетелей; но избранные на земли свидетели бяху отягчени сном! (Лк. 9; 32). Посему явились другие, из другого мира, привлеченные силою, может быть, той же необыкновенной молитвы, среди коей и от коей последовало самое Преображение. Явистася им Моисей и Илия, с Ним глаголюща (Мф. 17; 3). Моисей является, как ходатай и учредитель Ветхого Завета, пред Начальником и Совершителем Завета Нового; Илия - как главнейший из пророков, по своей ревности и действиям, пред Тем, в Коем получали теперь исполнение все пророчества. Являются оба - во славе, подобной славе Богочеловека, и от Него видимо заимствуемой, - показуя сим на себе, что и все последователи Его просветятся, чрез Него, некогда яко солнце в Царствии Отца Небесного (Мф. 13; 43). К таковому, раннему в сравнении с другими праведниками, просветлению славою небесною, в Илии положено было начало беспримерным взятием его на небо с телом (4 Цар. 2; 11), а в Моисее - чудесным отсветом славы на лице его от собеседования с Богом (Исх. 34; 29-35), вследствие коего и во время смерти, как замечает святой историк, не отемнесте очи его, не истлеста устне его (Втор. 34; 7). А между тем, предварить видением во плоти Того, Кого все праведники и пророки ветхозаветные желали видеть и не видели, -было новой наградой и для законодателя Синайского и для пустынножителя Кармильского. На Фаворе исполнилось наконец желание их: видеть Бога лицом к лицу (Исх. 33; 13.3Цар. 19; 13), ибо они узрели здесь Того, Который есть сияние славы и образ ипостаси Его (Евр. 1; 3), и сподобились беседовать с Ним лицем к лицу. И для Сына Человеческого первое свидание во славе с величайшими из предшественников и провозвестников Своих служило, без сомнения, некиим утешением среди Его земного многострадального поприща. Но предмет Фаворского собеседования был нерадостен! Явлъшася во славе, глаголаста же исход Его, егоже хотяше скончати во Иерусалиме (Лк. 9; 31). Почему и небожители глаголаста исход, то есть беседовали о последних днях и смерти Богочеловека, а не о другом чем-либо, радостном и приятном; побуждения к сему мы уже коснулись несколько нашим размышлением. То есть Крест, как должно полагать, был уже, еще до явления небожителей земнородных, предметом молитвенного собеседования Иисусова со Отцем, и они не сами начали, а только продолжали уже начатое Самим Крестоносцем слово крестное. Как продолжали? Благоговейным углублением в причины и цель страданий и смерти Сына Божия, приведением на память древних пророчеств и событий, ее прообразовавших, подробнейшим изображением обстоятельств будущего жертвоприношения Голгофского. Такое собеседование с Учителем о Кресте двух величайших лиц Ветхого Завета всего более могло служить в уме апостолов к удалению соблазна от Креста. Не было ли какой-либо потребности в сем собеседовании для Самого Богочеловека? Если и была, то она доведома Ему единому. Когда два свидетеля мира горнего вновь довершали таким образом на земле древнее Богослужение свое, три свидетеля мира дольнего едва не проспали свою великую стражбу: бяху отягчены сном! Такова природа человеческая! На Фаворе и в Гефсимании равна самой себе: дремлет, когда нужно бодрствовать, и, напротив, бдит иногда назло, когда нужно почивать. Наконец, избыток пренебесного света проник и в сомкнутые сном очи. Пред окончанием беседы, когда Моисей и Илия уже готовились отойти паки на небо (Лк. 9; 33), ученики пробудились от сна, чтобы погрузиться в восторг! Пред ними - их Учитель, но какой? и с чем? -Все исполнено света, величия, блаженства! Не было нужды спрашивать, кто беседующие с Ним? Если бы прославленный вид Моисея и Илии и внутренний характер их, отражавшийся в самой внешности, не говорил о них, то сердце давало знать, что это они - первейшие из небожителей! Смятенные, притрепетные, ученики не знали после сего от восторга, что сказать и что делать (Мк. 9; 5). У одного Петра разверзлись, по обычаю, уста; но говорил ими не ум, а сердце, по первому впечатлению чувств. Заметив (Лк. 9; 33), что Моисей и Илия хотят отойти, и не желая так скоро расстаться с Фаворским блаженством, он невольно воскликнул: Господи, добро есть нам зде быти: аще хощеши, сотворим зде три сени, Тебе едину, и Моисеови едину, и едину Илии (Мф. 17; 4). То есть, - как изъясняет сии слова святой Златоуст, - зачем оставлять такое прекрасное место, чтобы идти во Иерусалим, на Крест? -Лучше устроить здесь жилище для всех, и в уединении, сколько можно долее, наслаждаться блаженством. Не ведый, еже глаголаше - замечает о сем восклицании Петровом евангелист Лука. В самом деле, им предполагалось, что Преображение и слава Учителя не суть явления временные, а продолжатся навсегда; что Моисей и Илия с прославленными телами могут остаться жить на нашей бренной земле - предположения несбыточные! Что за образ жизни был бы на Фаворе? Как совершилось бы спасение рода человеческого? Как пришли бы в исполнение пророчества? Как сам Петр получил бы там ключи Царствия? (Мф. 16; 19). Но человек, водящийся чувствами, каковым на этот раз был сын Ионин, не хочет знать ничего подобного, и часто изъявляет желания, дает советы, вовсе несбыточные: не ведый, еже глаголаше! При таком неведении, которое брало верх над умом Петра не на одном Фаворе, одно всегда твердо знал и крепко содержал сын Ионин -свою любовь к Учителю. "Не сие бо взыскуй, - замечает Златоуст, - яко не зело бе изряден утешения образ, но како тепл бе, како распаляшеся ко Христу" (Беседа 56-я; на Евангелие от Матфея). В самом деле, почему особенно добро быти на Фаворе? Потому, что там нет креста для Учителя. - И говоря о создании трех сеней, Петр забывает при сем самого себя и соучеников. Как бы в доказательство, что Петр напрасно среди нерукотворенного зрелища заботится о рукотворенных сенях, и к делу Божию хочет примешать человеческие усилия, - еще (же) ему глаголющу, се, облак светел осени их (Мф. 17; 5); то есть Господа Иисуса с Моисеем и Илиею, которые по тому самому отделились теперь от учеников и представились заключенными в облаке, как в некоем святилище (Дам. в слове на Преображение Господне.). Осенение облаком еще более долженствовало усилить в учениках мысль о непосредственном присутствии теперь на Фаворе Самого Бога, ибо "тако, - говоря словами Златоуста, - присно являшеся Бог": во облаке являлся Он и на Синае (Исх. 20; 21), и в скинии (Ис. 40; 34), и при храме (3 Цар. 8; 10). А мысль о непосредственном присутствии Божием исполнила сердце новым, сильнейшим трепетом. Особенно же убояшася - сами - вшедше во облак (Лк. 9; 34), то есть когда облако осенило потом и учеников. Убояшася, ибо Сам Бог говорил некогда Моисею и другим: не бо узрит человек лице Мое и жив будет (Исх. 33; 20); а здесь лицо сие так явно обнаруживалось в просветленном образе Богочеловека! Вера долженствовала внушать теперь другое - успокоить учеников от ветхозаветного страха: но Фаворские свидетели еще не совсем вошли в дух Нового Завета, и как сами готовы были за несколько пред тем низвести, по примеру Илии, огонь на непокоривых (Лк. 9; 54), так и в Фаворском Богоявлении страшились увидеть Бога Илиина. К довершению торжественного зрелища, но вместе и страха в учениках, глас бысть из облака, глаголющ: сей есть Сын Мой Возлюбленный, Того послушайте! (Мк. 9; 35). Сим окончательно возвещалось все достоинство и вся тайна Божественного Лица Иисусова: большего свидетельства нельзя было ни дать, ни принять на земле. Ибо сам Моисей, законодатель Ветхого Завета, успел заслужить токмо титло верного раба (Евр. 3; 5) в дому Божием, а Сын Марии называется теперь Сыном Единородным, Возлюбленным. Его повелевается слушать, а не книжников, не князей Иудейских, кои влекли к себе бедный народ, - слушать во всем, ибо Он, как Сам утверждал о Себе, всегда творит волю не Свою, а пославшего Его Отца (Ин. 6; 38), проповедует и говорит токмо то, что слышал от Отца (Ин. 8; 26), ибо Он и Отец – одно! (Ин. 10; 30). Послушайте; а посему не пререкайте Ему, и когда Сам пойдет, и когда вас будет звать на Крест. Как бы для того, чтобы сила и значительность сего свидетельства нераздельнее и видимее могли сосредоточиться на лице Свидетельствуемого (Иоанн Златоуст, беседа на Евангелие от Матфея), - егда бысть глас, обретеся Иисус один, - без Моисея и Илии, кои сокрылись внезапно, дав место славе Его - единого. Ничего не могло быть для учеников радостнее гласа, коим Возлюбленный Учитель их нарицался Возлюбленным Сыном Отца Небесного. Но, только един Сын мог слышать бестрепетно подобные гласы Отца. Чадца (Ин. 13; 33), - как называл Спаситель учеников по их детскому чувств), - при слышании сего гласа - падоша ницы и убояшася зело (Мф. 17; 6). Верх славы Божественной Учителя казался им их последней минутой на земле! Востаните и не бойтеся, - сказал Господь, приблизившись к падшим. Но одного гласа было недовольно на восстание, хотя достаточно было на повержение. Посему приступль Иисус, прикоснуся их (Мф. 17; 7), - без сомнения, тем всевосставляющим прикосновением, от коего слепые прозирали, мертвые восставали из гробов (Дан. 10; 8-10. Откр. 1; 17). Ободренные гласом, уврачеванные прикосновением, ученики начали спокойно все видеть; но Божественное видение уже кончилось: возведшее же очи свои, никогоже видеша, токмо Иисуса единого (Мф. 17; 8), - как бы в видимое знамение того, что времена Моисеева закона и Илииной строгости уже прошли, уступив место благодати и истине (Ин. 1; 17). Господь ничего не сказал ученикам в объяснение Своего Преображения. Виденное и слышанное говорило само за себя. Напротив, при сошествии с горы (последовавшем непосредственно за Преображением), Он запретил ученикам даже сказывать кому-либо о происшедшем, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых. И сходящим им с горы, заповеда им Иисус, глаголя: ни комуже поведите видения, дондеже Сын Человеческий из мертвых воскреснет (Мф. 17; 9). Запрещение, по видимому противное гласу небесному: "Сей есть Сын Мой Возлюбленный, Того послушайте", - а в самом деле весьма нужное. Слух о необыкновенном прославлении Иисуса на Фаворе и о явлении Моисея и Илии пред Ним, мог привести в волнение всю Иудею и довести народ Иудейский, и без того склонный к возмущениям, до отпадения от Римлян; а это было совершенно несообразно с духом служения Иисусова, Коего Царство не было от мира сего (Ин. 18; 36). И для прочих учеников Иисусовых, еще не очищенных Крестом и Духом, еще мечтавших о венцах и первенствах (Мф. 20; 20-24), известие о Фаворском событии, происшедшем без них, могло служить поводом к жалобам, соперничеству и взаимным подозрениям. По воскресении, когда земная жизнь Богочеловека кончилась, и то, что в ней было самого таинственного и непостижимого уму, разрешилось Крестом, когда апостолы перестали разуметь Учителя своего по плоти (2 Кор. 5; 16), и расстались с мечтательной мыслью о земном царстве Мессии, - глас Отца, свидетельствующего о Сыне, уже беспрепятственно мог быть услышан всеми и потому начал греметь, через трубы Евангельские, во все концы вселенной. Таким образом, на земле немалое время знали о преславном событии Фаворском только три ученика! Так мало дорожил земной славой Сын Человеческий! Мы теперь, братие, знаем о Нем все, - от мала до велика. Знаем столько, что подобно тому, как Павел говорил некогда Галатам, желая выразить ясность их понятий о Кресте Христовом: среди вас Он распят (Гал. 3; 1), нам можно сказать: среди вас Он преобразился! Знаем даже и то, что Преображение Господа есть образ нашего преображения, что и нам всем, взирая откровенным лицем на славу Господа нашего, должно преобразоваться Духом Божиим в тойже образ... от славы в славу (2 Кор. 3; 18). Что же производит в нас все это знание? Располагает ли сколько-нибудь к тому, чтобы достигать Преображения, нам предназначенного? Слушаем ли Того, Кого глас из облака повелевает слушать? Его ли единого слушаем? Не избираем ли себе других учителей? Не ищем ли других спасителей? Кто слушает Возлюбленного Сына, тот, как Он Сам говорит, по Нем всегда ходит (Ин. 10; 4), на все зрит в Его свете, желает только угодного Ему, творит только Его волю, услаждается Его обетованиями и любовью, - для того Иисус есть все: путь и истина и живот (Ин. 14; 6), - премудрость... и правда... и избавление (1 Кор. 1; 30). То ли Господь наш для нас? И то ли мы для Него? Глас не напрасно гремит из облака: Он судит нам в последний день (Ин. 12; 48), если мы не будем уметь найти нашего спасения в Том, Кто есть Спаситель для всех и каждого! И чувственный человек наш видит, что с Иисусом добро быти. Где столько жизни, света и блаженства, как у Него? И Он Сам, Спаситель наш, хочет, чтобы нам было добро: для сего Он оставил небо, жил на земле, страдал и умер, чтобы нам добро было. На самое небо взошел Он для того, чтобы уготовати обители (Ин. 14; 2), не для Себя, а для нас, бескровных странников земли. Что же, говорю, производит в нас вера во все это? Готовимся ли к обитанию на небе? К вечному преображению с Иисусом? - Не творим ли, напротив, вечных сеней на земли? Не думаем ли быть неподвижными во обилии своем во век! (Пс. 29; 7). Но, братие, сколько бы мы ни воздвигали сеней здесь, сколько бы мы ни прилагали сердец своих к земле, мы не избежим определения небесного: рано или поздно, нас ожидает исход (Лк. 9; 31). Благо нам, если он будет в Иерусалим Небесный, хотя бы на пути надлежало креститься огненным крещением (Мф. 3; 11). А что, если мы прейдем туда, откуда не исходят, дондеже не воздадут последнего кодранта! (Мф. 5; 26). А прейдем, если не престанем быть христианами по одному имени, не воспрянем от сна греховного. Что мешает нам сделать это? Не все ли требуют того? Как? Моисей и Илия, закон и пророки над главою нашею, а мы -спим! Господь преображается во славе Промысла пред нами, то ущедряя нас внезапной милостью, то поражая внезапными лишениями, то вещая уму, то трогая сердце, а мы - спим! О, час, час уже нам от сего гибельного сна востати! (Рим. 13; 11). - Довлеет нам мимошедшее время жития волю языческую творившым, хождшим во всех нечистотах греховных! Пора, истинно пора не ктому человеческим похотем, но воли Божией прочее во плоти жити время! (1 Пет. 4; 3, 2). Аминь.