Свт. Феофан Затворник / ПОСЛАНИЕ СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА К ЕФЕСЯНАМ (22)

Стих 14. Станите убo препоясаны чресла ваша истиною, и оболкшеся в броня правды. «Устроив такое войско, пробудив в нем воинственный дух и ободрив его, святой Павел наконец и вооружает это войско. Ибо никакой пользы не будет от оружия, если прежде не будут собраны воины и в душах их не будет возбуждено мужество. Сначала надлежит вооружить их извнутри, а потом уже извне. Если так бывает в отношении к воинам, сражающимся против внешних врагов, то тем более так должно быть в отношении к воинам духовным, которым нисколько не свойственно вооружаться с внешней стороны, но все их вооружение должно быть со стороны внутренней. И Апостол пробудил в собранных им воинах воинственный дух, воспламенил его, придал им смелости, поставил их в добром порядке и теперь вооружает их. Но смотри, как облекает их в самое оружие». « Станите убо, говорит он. Первое дело строевых — уметь хорошо стоять: от этого зависит многое. Почему и Апостол нередко беседует о том, что должно стоять. Так, например, и в другом месте он говорит: стойте, бодрствуйте (1 Кор. 16, 13). И опять: тако стойте о Господе (Флп. 4, 1). Или еще: мняйся стояти, да блюдется, да не падет (1 Кор. 10, 12). Но заметь, что не о простом каком-нибудь говорит он стоянии, а о стоянии благочинном. Опытные в воинских делах понимают, что значит уменье стоять. Кто прямо стоит, тот стоит не развлекаясь и ни к чему не наклоняясь. В стоянии видна точная прямота. Итак, действительно, прямые стоят. А кто не стоит, те не могут сохранить прямого положения, развлекаются и предаются рассеянности. Тот, кто ищет удовольствий, находится не в прямом положении, а в наклонном, равным образом и сребролюбец, и человек сладострастный. Умеющему стоять самое стояние может служить как бы некоторой опорой, и все, касающееся борьбы, ему представится легким» (святой Златоуст). Кого же именно в духовном смысле можно почитать стоящим? Припомним, что выше говорилось: востани спяй. Это воззвание — к грешнику спящему. Когда пробуждается он, то, возжелав лучшего, решается посвятить жизнь свою всю Богоугождению, во Христе Иисусе, Господе нашем, сие единое имея на потребу и на то единое взор свой, все силы и заботы свои устремляя. Вот такой — и есть стоящий! Такой только и становится целию для вражеских стрел и нападений. Такого только и вооружать можно, потому что он горит желанием все делать, чтоб достигнуть преднамеренного. У кого же нет этого, тому, что ни говори, все бесполезно. Руки не протянет он и ноги не двинет в этом смысле, потому что не тем заняты его ум и сердце. Принявшему такое стамое (прямое, вертикальное) положение и все мысли ума и все желания сердца своего к Богу устремившему, — что советует прежде всего сделать святой Павел? — Препоясать чресла свои истиною. И святой Апостол Петр заповедует христианам препоясание, именуя его препоясанием помышлений, и уравнивает с трезвением (1 Пет. 1, 13). Мысли грешника непрестанно блуждают и никогда не постоят на одном. Это брожение помышлений делает его бессильным нравственно и вместе открывает его всем приражениям и злокозненностям врага. Вместе с бродящими в голове мыслями и образами пробирается туда и враг, и начинает строить свои призрачные планы и увлекать на страстное и греховное. Грешник думает, что все то его построение собственное, а оно все вражье, и, исполняя то, он врагу служит. Когда покается он и станет, как показано, первая его забота должна быть — остановить брожение помыслов, чтоб преградить врагу всякий к себе доступ, ибо он чрез помыслы подходит. Останавливается брожение помыслов трезвением, которое есть постоянное внимание ума к движениям помыслов с целию не допускать ни одного недоброго. Это и есть препоясание помышлений святого Апостола Петра. Святой Павел велит препоясать их истиною. — Самое действительное средство! Отчего блуждает ум в пустомыслии и мечтах? — Оттого, что пуст. Пуст он,— а между тем быстродвижен по природе и без занятия быть не может. Как нечем дельным заняться, он и пускается в пустомыслие, — пустое брожение мыслей и мечты. Наполните его истиной, — и вместо пустых мечтаний он будет переходить созерцанием от одной истины к другой. Тогда и движение быстрое помыслов прекратится, ибо всякая истина будет удерживать на себе внимание не на одно мгновение, а надолго, иногда часы и дни, месяцы и годы; и врагу доступ пресечется, ибо он ложь есть и не может показываться там, где царствует истина; лучи ее, как молния, поражают его. Как ум наполнить истиною?! — Пересмотри все содержание христианского учения,— каждую истину уясни, обставь приличными основаниями, возведи до убеждения и углуби ее в ум. Так истина за истиною будет влагаться в ум и проникать его; наконец и все войдут туда, и содержание ума отождествится с содержанием Богооткровенных истин. От этого он будет преисполнен здравых понятий и суждений о всем сущем и бывающем, и станет крепок сам в себе, так что его ничем не собьешь. Враг чем берет? — Представляет призрак истины и добра и увлекает. Но кто ведает истину полно, тот сразу разоблачит призрачность лжи и отразит тем нападение. Исполненный таким образом истиною силен бывает, как и тот, кто опоясан. Опоясываются затем, чтоб стать крепче. И тот, кто истиною исполняется, становится крепким, будто опоясывается. Такова и есть цель слова Апостольского. Воин духовный непобедим, когда полон истины. Святой Златоуст говорит: «Не о чувственном препоясании говорит Апостол; в этом месте он выражается иносказательно. Что же это значит? — Человека рассеянного, преданного пожеланиям, у которого помыслы устремлены долу, он обуздывает посредством опоясания. Когда он опоясывает чресла, то тем самым укрепляет нашу душу, потому что он разумеет не телесные чресла, но чресла в смысле духовном. И как телесные чресла служат основанием (скрепою) для нижних и верхних частей тела, так точно и духовные чресла. Чтобы нам удобнее было бежать, мы опоясываем себя: это обезопашивает нашу силу. Пусть то же, говорит Апостол, наблюдается и в отношении к душе, и тогда во всех делах своих мы будем иметь более силы. Телесные чресла мы опоясываем поясом; а здесь чем? — Главою наших помыслов, то есть истиною.— Итак, оставим всякую ложь, будем поступать во всем по истине. Будем ли искать славы, — но славы истинной, или желать жизни,— но жизни истинной. Если мы оградим себя этим, то есть опояшемся истиною, то никто нас не одолеет. — Препоясанный истиною, во-первых, никогда не почувствует изнеможения; во-вторых, хотя бы он и утомился, то получит подкрепление в той же истине. В самом деле, заставит ли его страдать бедность? — Нисколько. Помышление об истинном богатстве успокоит его, а бедность напомнит ему об истинной нищете — духовной. Не покажется ли ему тяжким рабство? — Нимало. Ибо он знает истинное рабство. — Болезнь? — И она — нет. — Быть препоясанным значит иметь бодрствующую душу. Чтобы стоять мужественно, для этого нужно опоясаться. Препояшем же и мы себя (подобно израильтянам пред выходом из Египта, вкушавшим пасху, опоясавшись). Ибо и мы также хотим выйти, и много потом придется испытать нам трудностей. Когда мы проходим чрез эту греховную область, тотчас является диавол, начинает хитрить, употребляет все меры к тому, чтобы людей, которые избавились от Египта (греха и страстей), перешли Чермное море (в слезах покаяния), освободились от демонов и неисчислимых бед,— взять и погубить. Но да не унываем. И у нас есть столп огненный. Это благодать Духа. Нашим исходом предводительствует не Моисей, а Иисус. — Будем ходить благопрепоясанные, чтоб одолеть врагов». Оболкшеся в броня правды. Воины надевают броню — многосоставные латы. Удар врага, падая на нее, не проходит до тела и раны не причиняет. Это — многопомощное оружие! Нужно им облечься и духовному воину. Что же здесь броня? — Правда. Правда здесь — праведность, всякое доброе и святое расположение сердца. Чтобы видеть, как совокупность таких расположений составляет броню, отражающую удары, приведем на память, как действуют вражеские искушения. Размах вражеского меча — есть нанесение помысла, в надежде, что в сердце отзовется ему сочувствие, на основании которого он потом состроит сильное искушение. Представляется, например, лицо оскорбившее: это вражеский взмах меча. Когда на это в сердце отзовется неприязненное чувство к оскорбившему: это значит, что меч прошел до тела души и уранил ее. Подскакивает тогда враг к душе и воздымает в ней целую бурю враждования и мстительности. Но когда в сердце лежит постоянное расположение прощать обиды и держать себя всегда в тихой кротости и мирности со всеми, тогда сколько враг ни напрягайся представлять душе в помыслах лица оскорбившие, в сердце никакого отзвука им не будет, а следовательно, врагу не к чему будет приплесть и свое искушение. Удар его меча отскочит от сердца, как от воина, облеченного в броню. Так вообразите, что в сердце положены все добрые расположения, возлюблены им и составляют предмет его драгости и блюдения, как сокровища: тогда какие бы хитрости враг ни употреблял насеять в душу возбудительные помыслы, пользы ему от этого никакой не будет, потому что от них никакого не останется следа в душе. Помыслы, при всем препоясании их трезвением, вниманием и бодренностию, могут проскользать, потому Апостол и не удовольствовался одним препоясанием, а велел надевать и броню — в сердце внедрить все святые расположения, чтобы хоть и прокрадутся как-либо помыслы, никакого от них худого воздействия не произошло в сердце. Эту духовную броню, — многосоставные духовные латы,— святой Павел часто изображал в своих посланиях. Так в послании к Колоссянам пишет он: облецытеся... во утробы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость и долготерпение... прощающе... над всеми... стяжите любовь... и мир Божий да водворяется в сердцах ваших (Кол. 3, 12 — 15). Подобно сему и святой Апостол Петр сцепляет такую духовную броню: тщание все привнесше, подадите в вере вашей добродетель, в добродетели же разум, в разуме же воздержание, в воздержании же терпение, в терпении же благочестие, во благочестии же братолюбие, в братолюбии же любовь (2 Пет. 1, 5 — 7). И вообще, кто облечен в броню правды, тот о том только и помышляет, елика суть истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста, елика прелюбезна, елика доброхвална, аще кая добродетель и аще кая похвала (Флп. 4, 8).— Кто так огражден, того какой вражий удар поранить сможет?! Такие добрые расположения все в естество наше вложены, как учит святой Макарий, в самом создании, но прившедшие страсти помрачили их и прикрыли. Следует только возочистить их, сбросив налегший на них срамный покров. Это совершается уже в первой решимости благоугождать Богу возлюблением всякой добродетели. Хотя они не бывают еще внедрены, но воз-желание их заменяет место внедрения, и хотя с болию, но все-таки всякий раз отражает удар и воина представляет непобежденным. В этом смысле говорит о сем и святой Златоуст: «Как броня хранит от поранений, так и правда спасает нас». Правдою же называет здесь всякую вообще добродетель. Как бы так было сказано: «Внедривши в свое сердце праведные намерения и предприятия». О таких людях и Христос говорит: блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся (Мф. 5, 6). «Кто оградил свое сердце правдою, тот так же бывает крепок, как и самая броня». — О тех же, в сердце коих уже действительно внедрены все добрые расположения, святой Златоуст говорит ниже: «Праведный, яко лев, уповая ходит (Притч. 28, 1). Кто облечен в такую броню, тому нечего бояться вражеских полчищ. Напротив, он смело может идти в самую среду неприятелей». Стих 15. И обувше нозе во уготование благовествования мира. «Выражение не совсем понятное», — замечает святой Златоуст. Если б святой Павел писал наставление проповедникам Евангелия, то слова эти были бы понятны сами собою. Но как он пишет общие всем христианам правила брани, благовестие же Евангелия нельзя поставлять в общую всем обязанность, то его здесь и не следует разуметь. И святой Златоуст не настаивает на этом, выставляет только как предположение: «Разумеет здесь Апостол или готовность к благовестию». Или, то есть может быть.— Нельзя разуметь здесь и добродетели миролюбия, как бы так: будьте готовы и всегда ревнуйте сохранять мир со всеми, ибо миролюбие заключается уже в броне правды. Можно бы понимать слово мир не как указание на особую добродетель, а как обозначение качества Евангелия умиротворительного, и потому заключающегося уже в слове Евангелия, так что и сего одного слова,— то есть Евангелия — достаточно бы было для выражения мысли, — можно бы разуметь здесь готовность жить по Евангелию. Святой Златоуст и другие наши толковники на этой мысли больше и останавливаются. Так святой Златоуст говорит: «Под уготованием благовествования разумеется самый лучший образ жизни». Что это за лучший образ жизни, сказывает он ниже: «Будем вести себя достойно Евангелия, будем поступать так, чтобы вся жизнь и дела наши были чисты в течение всего нашего земного поприща».— Но твердая решимость на такую жизнь, — готовность, — заключается уже во внушении: станите, и составляет существенную черту стояния. Частные же добродетели, в которых проявляется сия готовность, заключаются уже в броне правды. — Приходится или оставить нерешенным, что именно разумеет здесь святой Павел, или придумать еще какое-либо предположение. Решаемся на последнее и берем в руководство слово святого Златоуста, который говорит: «Или, — если это объяснение, — то есть понимание здесь готовности к благовестию, — неверно,— (Апостол) хочет сказать, чтобы они (ефесяне) готовились к исходу».— Память об исходе, или о смерти, с заботливым приготовлением к ней всех подвижников, — неутомимых борцов с врагами нашего спасения, — почитается самым могущественным средством к отражению вражеских стрел. Не она ли точно и разумеется здесь? Только надобно выяснить все соприкосновенные сей памяти проявления духовной жизни.— Память о смерти не есть голая память. Она содержит в себе переселение сердцем из сей жизни в другую. Помнят о смерти не затем только, чтобы пугать себя, но чтобы ни к чему временному не привязываться, потому что, как бы оно велико ни было, ныне или завтра его надо оставить. Сердце, ни к чему здесь не привязанное, отбросило все вкусы земные, а находит вкус только в неземном и тем услаждается. У кого таково сердце, тот телом здесь живет, а сердцем на небе, в другой жизни. Но такое настроение есть существо Евангелия. Ибо Господь говорит то, что Царство Его внутри нас есть, то, что оно не от мира сего. Кто в сердце, — тот внутрь и есть, и кто сердцем в другом мире живет, тот уже не от мира сего есть. Не в Царстве же ли он, которое указал Спаситель и о коем благовествует Евангелие? Возьмем другой несколько ход мыслей. Тем, которые решаются идти вслед Господа, что Он заповедует во-первых? — Да отвергнутся себе. По ходу речи слово сие значит: возлюбить путь Господень и решиться верным ему пребыть до положения живота. Оно требует готовности на всякие жертвы, на всякого рода лишения и страдания, и даже на смерть. У святых подвижников часто слышится завет: хочешь успешно течь путем Господним? — Умри наперед. Собираем все эти мысли воедино и говорим: таков дух жизни по Евангелию, что он требует мертвости всему земному и переселения сердцем в иную жизнь, с готовностию на всякие лишения и даже смерть. Кто так настроился, тот у готовился к жизни по Евангелию,— исполнил то, что внушает Апостол, заповедуя обуть ноги в готовность, требуемую Евангелием. Кто таков, тот не досязаем для стрел вражиих. — Какая стрела достанет то сердце, которое на небе? Или какая чувствительная рана может быть нанесена тому, кто умер,— и держит себя в недвижимой мертвости? Остановиться на таком понимании слов Апостола заставляет и самый строй речи его. Препоясав воина духовного истиною, он преобразовал его ум; облекши его в броню правды — он преобразовал его волю. Ожидается, что скажет о преобразовании сердца. Указанное нами настроение и есть действительное его преобразование и вместе с первыми двумя — самое сильное средство к отражению врага. Но что все эти три орудия должно истолковать так, чтобы понятия, в них влагаемые, состояли в соответствии (были координаты), этого требует образ выражения: — препоясавше, — оболкшеся,— обувше. Применим к обуви указанное настроение сердца. Кто бос или плохо обут, тот робко ступает, боясь боли от неровностей пути. А кто обут хорошо, тот смело ступает и по кочками, и по кремнистым, и по усеянным колючками стезям. Таков, кто всему земному умер и сердцем живет на небе, с готовностию на лишения и смерть. Смело идет он, ничего не боясь, ибо на все уже у готовился, и ничего нельзя придумать, на что бы он не был готов. А кто еще живет на земле и земные питает вкусы, интересы и надежды, тот непрестанно охает и вскрикивает, будто на колючки ступает. Стих 16. Над всеми же, восприимше щит веры, в немже возможете вся стрелы лукаваго разжженныя угасити. Следует новый ряд оружий духовных — щит веры, шлем спасения, меч духовный. И их, судя по обороту речи, надлежит истолковать так, чтобы понятия, ими подаваемые, состояли в соответствии (были тоже координаты) между собою. И не только это,— но и в известном соотношении с тремя предыдущими. Полагать можно, что щит веры имеет соотношение с обутием ног в сказанную готовность, шлем спасения — с облечением в броню правды, меч духовный — глагол Божий,— с препоясанием истиною. Идут в восходящем порядке. Если первый ряд орудий весь — указывает, что должно быть от нас, то второй укажет, что есть от Бога и порядка спасения, Им учрежденного. Так будем вести и толкование. Над всеми,— поверх всех этих трех надложите новый ряд орудий, поверх каждого — особое. Во-первых, восприимите щит веры. «Под верою здесь разумеет Апостол не исповедание истин веры (познание догматов), но ту, которая несомненно верует в будущее, как в настоящее, может совершать знамения и горы преставлять» (Феофилакт). «Вместо щита да будет у вас вера, потому что она указует вам всемогущего Бога, она открывает награды за брань, провозглашение победителями и венцы за доблести» (Феодорит). Можно ее и так определить: детская уверенность в Боге, столь тесно с Ним соединяющая, что не разделяет себя от Него и Его от себя. Оттого она и всесильна, ибо в ней действующим является Сам Бог, Который и дает ее. Святой Златоуст говорит о такой вере: «Весьма справедливо Апостол называет веру щитом. Подобно тому, как щит застеняет собою все тело, делаясь как бы стеною, — и вера защищает нас таким же образом. Ибо все ей уступает. Ничто не в силах разорвать сего щита. Послушай, что говорит Христос Господь Своим ученикам: аще имате веру, яко зерно горушно, речете горе сей: прейди отсюду тамо, и прейдет (Мф. 17, 20)». Чтобы лучше уяснить себе, что это за вера, сделаем несколько выписок о ней из святого Исаака Сирианина. «Под верою разумеем не основание общего всем исповедания, но оную мысленную силу, которая светом ума подкрепляет сердце и свидетельством совести возбуждает в душе великое упование на Бога, чтобы не заботилась она о себе самой, но попечение свое во всем беззаботно возвергла на Бога» (Слово 44). «Душа, однажды с верою предавшая себя Богу и многократным опытом изведавшая Его содействие, не заботится уже о себе, но связуется изумлением и молчанием... Кто последует такой вере, тот вскоре делается свободен и самовластен, и как сын Божий всем пользуется самовластно. Возлюбивший веру сию, как Бог, распоряжается всяким тварным естеством... Многие по вере входили в пламень, обуздывали сожигающую силу огня и невредимо проходили посреди его, и по хребту моря шествовали, как по суше... Сокровищ веры не вмещает ни земля, ни небо. Ничего никогда не утрачивает тот, у кого сердце подкрепляется верою. И когда ничего не имеет, все содержит он верою (2 Кор. б, 10), как написано: вся, елика воспросите в молитве, верующе, приимете (Мф. 21, 22); и еще: Господь близ. Ни о чемже пецытеся (Флп. 4, 5 — 6). Вся возможна верующему (Мк. 9, 23), потому что для Бога ничего нет невозможного. Какое неизреченное богатство!» (Слово 25). «Вера говорит: на всякое дело довлеет для меня Того, Кому единожды предал я душу свою. Меня нет здесь; Он это знает. Кто таков, за таковым последует благодать и открывает ему силу Свою в различных вспоможениях, сперва в этом явном, касающемся тела, а потом и в рассуждении сокровенного, открывает пред ним хитросплетение помыслов и прелесть их, — посрамляет пред очами его всю злокозненность демонов» (Слово 49). Святой же Златоуст говорят, что такая вера повелевает демонами. Вот какой обезопашивающий щит есть она! Трудно нам вместить такие суждения о вере. Так она далека от нас, или мы от нее. Можем, однако ж, догадываться, что такова она от сорастворения сознания с Господом, со святою Церковию и со всеми святыми. Она чувствует в себе, что не одна, а что и Господь с нею, с нею Ангелы и святые Божий. Оттого чувствует себя столько сильною, сколько сильна Церковь и сколько могуществен Господь. Богом моим, говорит, прейду стену... Аще и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною ecи... Аще Бог по нас, кто на мы?! (2 Цар. 22, 30; Пс. 22, 4; Рим. 8,31). И то не можем не понять, что такой веры нельзя себе набить самому думанием о ней или желанием ее. Она есть плод того, что Господь действительно принимает душу в десницу Свою, действительно исполняет ее Своею силою, действительно прививает ее живо к живым членам живого тела Своего. Сила Господа, главы Церкви, и сила всего тела Его Церкви отражается в ней. Она и сильна. Вот истинный щит! Разжжеиныя стрелы суть внутренние и внешние искушения, сильные и решительные, как бы последние усилия врага, где он совмещает всю свою злокозненность. Их нельзя определить именно; потому что они изменяются соответственно лицу, по обстоятельствам его. Для одного — одно, а для другого — другое бывает разжженною стрелою. Святой Златоуст говорит: «Стрелами лукавого Апостол назвал как искушения (внешние), так и неистовые пожелания, а словом: разжженныя — означил свойство их. Много помыслов, волнующих душу, много сомнений и неразрешимых вопросов, но истинная вера на все дает успокоительный ответ. Много внушений, которыми диавол, воспламеняя душу, повергает ее в разного рода недоумения. Например, говорят: есть ли воскресение? Если ли суд? Есть ли воздаяние? — Имей только щит веры, и ты угасишь им стрелы диавола. Возникло ли в тебе какое-либо неистовое желание? Запылали ль внутри тебя огнем лукавые помыслы? — Покажи врагу веру в грядущие блага, и он более не покажется, мало того: погибнет. Вся, говорит, стрелы, а не так, чтобы одни угасить, а другие нет. Видишь ли, сколько стрел угасили некогда праведники? В нас воюют помыслы — пошлем вперед веру. Нас обуревают неистовые пожелания — призовем на помощь веру. Мы находимся в трудных обстоятельствах и несчастии — будем искать утешения в вере. Вера есть то, чем оберегается всякое оружие. Если ее потеряем, то и оружие (всякое) тотчас сокрушится. Над всеми, сказано, восприимше щит веры. Над всеми: над чем же именно? — И над истиною, и над правдою, и над уготованием благовествования. Значит, те нуждаются в вере». Этот щит веры стоит в прямом соотношении с предыдущим обутием ног — или готовностию на все, с отрешением от всего. Та готовность пролагает путь к восприятию сей веры, а вера эта запечатлевает ту готовность. Стих 17. И шлем спасения восприимите, и меч духовный, иже есть глагол Божий. Возложит шлем на голову, в послании к Солунянам истолковано: восприять упование спасения (1 Сол. 5, 8). Если то же толкование приложить и к настоящему месту, то шлем спасения будет то же, что предыдущий,— щит веры. Святой Златоуст так это и понимает. Он говорит: «И шлем спасения восприимите, то есть вы не иначе можете достигнуть окончательной безопасности и избежать всякой беды, как посредством веры. Как шлем охраняет голову от всяких ударов и ран, потому что укрывает ее со всех сторон, так и вера, кроме того, что служит вместо щита, заменяет еще собою шлем спасения». Но если, как нельзя не согласиться, всякое из предполагаемых Апостолом оружий есть особое оружие, то и под шлемом спасения надо разуметь что-либо другое от щита веры. И сам святой Златоуст не удовольствовался предыдущим толкованием, а предложил новое. Берет он голову души и для нее определяет шлем. Голова души — ум. Голову телесную покрывает шлем, а ум — голову душевную — Божественные созерцания, в которые вступают по очищении от страстей, или по погашении всех огненных стрел лукавого. Вот слова его: «Когда стрелы лукавого (злые помыслы) будут угашены, то на место их будем иметь помыслы, которые станут охранять владычественное (ум) в нас и не допустят, чтоб оно страдало каким-либо недугом. Ибо, когда угасишь одни — противные помыслы, то взамен их непременно возникают в нас другие, которые спасают и внушают надежду. И, как шлем голову, так они будут укрывать владычественное в нас». То же повторяют и Экумений с Феофилактом. В правилах святого Василия Великого против каждой страсти прописывается, как самое могущественное средство, Божественное созерцание, то есть память или сознание Божественного вездеприсутствия, и помышление о Божеских свойствах и действиях, и особенно об устроении нашего спасения, что все можно назвать спасительным Богомыслием. Оно всю душу облекает светом, на который диавол взглянуть не может и увидеть души, чтобы нанесть ей удар. Но посмотрим все выражения Апостола. Когда он говорит: препояшьте чресла истиною, мы разумеем: пояс — истина. Когда говорит: облекитесь в броню правды, мы разумеем: броня — правда. Когда говорит: обуйтесь в уготование, мы разумеем: обувь — готовность на всякие жертвы и самую смерть. Когда говорит: восприимите щит веры, мы разумеем: щит — вера. Подходя после всего этого к словам: шлем спасения восприимите, мы, кажется, должны также разуметь, но подобию разумения предыдущих выражений: шлем — спасение. Останется только определительнее выразить, что есть спасение. Спасение, конечно, есть спасение в Господе Иисусе Христе. Состоит оно в сочетании с Ним, как Сам Он сказал: будьте во Мне и Я в вас. Иначе ничего не выйдет из вас. Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5). Сочетание с Господом совершается чрез таинства. Первое привитие Его к нам и нас к Нему совершается в таинстве крещения. Поддерживается и углубляется сие сочетание — чрез таинства покаяния и причащения. Существо причащения таково: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем (Ин. 6, 56). Поставим эти истины в наше место,— и получим: шлем — спасение, то есть сочетание с Господом Спасителем в таинствах, и именно чрез частую исповедь и причащение. Кто так будет делать, тот не может не прийти в сознание, что стоит под Господом — Главою, Который и прикрывает его прочнее и обезопашеннее, чем шлем — голову. Впереди говорилось, что щит веры есть сила, исходящая от сочетания с Господом и святою Церковию, - Ангелами и святыми. Теперь выходит, что необходимое средство и условие к сему сочетанию и углублению его есть принятие Святых Тайн. И это-то означает — спасение, в слове Апостола: шлем спасения. Потому Апостол и не сказал, как обычно: σωτηριας, но: σωτηριου,— спасительного. Что у нас спасительное? — Ничего нет спасительнее таинств! Принимая в этом смысле слово Апостола, получим особое, мощное оружие против врагов. Оно и в действии состоит у всех борцов. Не это ли разумел и блаженный Феодорит?! Ибо он пишет: «И шлем спасения восприимите. Сам Владыка Христос, говорит Апостол, покроет главу вашу, и, как бы некиим шлемом, оградит спасением, чтобы не принимать вам ударов, наносимых неприязненными». В этом разумении шлем спасения будет стоять в соотношении с бронею правды, под которою разумеется вся совокупность добродетелей. Каждой добродетели одна надпись: сие да мудрствуется в вас, еже во Христе Иисусе. К кому же это приложимее, как не к тому, кто с Господом глубже сочетавается чрез таинства, получая чрез них и особую благодать на творение всякого добра. И меч духовный, иже есть глагол Божий. Что есть меч духовный, изъясняет сам Апостол, говоря, что это есть глагол Божий, то есть Богооткровенное слово. Как сим словом поражать можно врага, показал Сам Господь, когда, искушаемый в пустыне, все хитросплетения диавола рассекал мечом слова Божия. Восприять такой меч, значит — знать на память Божественные изречения и во время благопотребное износить их из сердца, наперекор внушениям диавольским. Условие действенности такого оружия есть не вера только и любовь к слову Божию, но и расположение по нему жизни. Поелику такое состояние благодатию Божиею производится, то произносящий возлюбленное и делом осуществляемое слово в нем износит и благодатную силу, которая опаляет врага. Опытные борцы с диаволом — подвижники — говорят, что если в час искушения начнешь читать псалмы и особенно такие, в которых говорится что-либо относящееся к искушению, то оно тотчас исчезнет, как исчезает дым от дуновения ветра. Иные говорят: собери и содержи в памяти наготове изречения Писания против всякой страсти, и, когда случится быть искушаему какою, припоминай и читай вслух, если можно, сии изречения,— и искушение отойдет. Святой Златоуст говорит на это: «Не один щит и шлем нам нужно взять, но также и меч духовный, дабы не только обезопасить себя от стрел, бросаемых в нас диаволом, но поразить и его самого. Действительно, владея этим мечом, душа, быв при этом еще ограждена от разжженных стрел, может с полной смелостию стать против врага и не опасаться за свой успех; она в силах будет, разорвав броню неприятеля, убить дракона и отсечь ему голову. И сам Павел тем же мечом рассеял и пленил умыслы диавола. Глаголом Божиим он называет здесь заповедь, или учение, которое завещал Иисус Христос Апостолам и которое они повсюду проповедовали, совершая во имя Его чудеса. Будем же наблюдать одно: как бы сохранить во всем заповеди Божии. Ибо исполнение их поведет нас к тому, что таким образом мы низложим и умертвим диавола — этого хитрого змия». В этом разумении меч духовный, глагол Божий, будет стоять в соответствии с препоясанием истиною, подавая обильный источник, откуда почерпать истину. Так эти новые три оружия стали в параллель с предыдущими, то есть союз с Господом в Церкви, что то же есть, что принадлежание Православной Церкви, — принятие таинств и слово Божие. Все это имеет всякий под руками и силою всего пользоваться может к преодолению вражеских падений. Не можем пропустить без внимания особое понимание меча духовного, выраженное блаженным Феодоритом. Он говорит, что «мечом духовным (τοθ πνευματος — Духа) Апостол назвал действенность Духа, по которой духовный человек запрещает диаволу и обращает его в бегство. «Мысль та, что духовный человек, в котором благодать Духа начала явно действовать, по очищении страстей, получает особую силу на бесов. Почему говорит им: именем Господа Иисуса Христа повелеваю тебе — изыди и ктому не вниди, — и бесы бежат. — Это и есть действенность Духа. Огнь Духа опаляет их. Христианам совершенным всегда принадлежала и принадлежит такая власть». — Не ее ли и разумел Апостол? Эту мысль, между прочим, приводят и Экумений с Феофилактом.