Священномученик Аркадий (Остальский) / Мы не должны бояться никаких страданий (8)

Тов. Ворожейкин: До этого заседания мы с тов. Дубовым беседовали с Епископом Аверкием по этому вопросу. Замена ценных священных сосудов менее ценными вполне допустима на основании богословского учения. Это нам заявил Епископ Аверкий и целый ряд других представителей духовенства. Епископ указал, что совершение таинства вполне возможно с сосудами менее ценными, если их заранее освятить. Есть исторические факты, когда и в прежние годы Церковь передавала ценности во время народных бедствий и заменяла их менее ценными предметами. На прошлом заседании свящ. Поникаров заявил, что такая замена совершенно недопустима, и что таинство можно совершать только с ценными сосудами. Сейчас он подтверждает тоже самое. Еп. Аверкий: Я говорил, что в истории Церкви были случаи, когда таинства совершались в деревянных сосудах, я приводил примеры из жизни мучеников. Материал, из которого сделан сосуд, не имеет решающего значения и употребление менее ценных сосудов, по моему мнению, возможно. Но я не касаюсь вопроса о замене. Если сосуд был в употреблении, то здесь мы уже связаны каноническими основаниями, и употреблять его не можем. Свящ. Поникаров: Вы сослались на прошлое заседание и заявили, что я сказал, что таинства можно совершать только в драгоценных сосудах. Это говорил не я, а ксёндз. Я вовсе не того мнения, чтобы сосуд был обязательно золотой или серебряный. Можно употреблять и менее ценные сосуды, но только в том случае, если этот сосуд предназначен именно для этого. Но если сосуд, скажем, предназначен для пива, то его для таинства употреблять нельзя, и наоборот. Тов. Дубовый (старший): Мне кажется, что доклад тов. Николаенко был достаточно ясным. Священники – люди образованные, и они должны были дать нам ясный ответ на его доклад. Здесь что-то недоговорено. Мы вас пригласили сюда потому, что нам нужен ваш духовный авторитет, так как юридическое право у нас есть. Вооруженной силой мы обладаем, но нам нужна помощь духовная. Я член центральной комиссии помощи голодающим, я недавно был на съезде комнезамов (т.е. комитетов незаможников – сост.), где нам сказали: если мы сейчас не поможем, то загубим десятки миллионов душ. В этом съезде участвовали полтора тысячи беспартийных крестьян, которые приняли единогласно резолюцию о необходимости изъять ценности из церквей. Мы хотим помочь голодающим, но в тоже время мы не желаем пролить ни одной капли крови. Поэтому, я хотел бы, чтобы вы, люди образованные, владеющие словом, высказались здесь, в чём выразится ваша помощь. Вы можете объяснить верующим разными воззваниями и пропагандой, что это необходимо сделать. Еп. Аверкий: По мере сил мы всё время призывали верующих к помощи голодающим и встречали у них сочувствие. Мы и теперь продолжаем это делать. Свящ. Гаськевич: Вы говорите, что духовенство недоговаривает, но как мы можем говорить, если это не наше. Помочь надо, но не могу же я сказать: «отдайте». Но помогать надо всеми средствами. Я также не могу уговаривать паству отдать священные сосуды. Я раньше говорил, что если эти предметы были в употреблении и освящены, то их трогать нельзя. Как же я могу теперь заявлять совершенно противоположное? Нет, этого нельзя. Тов. Мусульбас: Я думаю, что мы здесь все грамотные люди, кто больше, кто меньше. Я не могу понять, неужели волынское духовенство толкует богословскую науку по-своему, а одесское и николаевское духовенство по-своему. Там архиерей выпускает воззвания и выступает с проповедями о необходимости заменить священные сосуды менее ценными. Далее, вы говорите, что сосуды, бывшие в употреблении, не могут быть употреблены для богослужения, вместе с тем вы нам заявили, что некоторые менее ценные предметы и кресты вы можете отдать. Но ведь эти предметы тоже употреблялись в богослужении. Здесь противоречие – или ничего нельзя давать, или можно всё. Мне известно, что верующие говорят, что всякий сосуд очищается через огонь. Так что если взять какую-нибудь чашу и провести её через огонь, то всё простится. Тут нечего заниматься дипломатией, а нужно сказать определённо. Один из вас здесь сказал: если вы возьмёте вооруженной силой, то мы возражать не можем. Но тут вопрос не о вооруженной силе, а о помощи духовенства. Вы должны разъяснить верующим, что если мы встретим в каком-нибудь месте враждебное отношение, как это было в Шуе и Вознесенске, где под влиянием черносотенного выступления произошли кровавые столкновения, если здесь черносотенное духовенство будет агитировать против нас, мы, может быть, столкнёмся с необходимостью применить вооруженную силу. Духовенство должно принять все меры, чтобы предотвратить эксцессы. Оно должно разъяснить верующим, чтобы при изъятии не имели места такие явления, как в Шуе и Вознесенске. Мы должны наоборот встретить такое отношение, как в Одессе и Запорожье, где Епископы сами выпускают воззвания, сами обращаются к низшему духовенству и к верующим о том, что это необходимо сделать. Вы должны поступать как любвеобильные представители Церкви. <...> Тов. Ноготович: Я хочу поставить вопрос: есть ли какое догматическое указание, что если перед нами дилемма: или смерть или ценности, то можно ли их изъять или нет? Если нет такого толкования, то ваше личное мнение по этому вопросу. Тов. Николаенко: Ввиду того, что мы сопротивления здесь не встречаем, я предлагаю, что для того, чтобы избежать того, чего мы все боимся, необходимо создать комиссию, в которую вошли бы представители помгола, горсовета, комнезама и два представителя от духовенства. Эта комиссия должна будет практически сговориться, она должна будет издавать за общей подписью обращение к православной пастве и перейти к практическому осуществлению вопроса. Желательно, чтобы в этой комиссии участвовал Епископ. Еп. Аверкий: Разрешите, чтобы собрание духовенства и прихожан избрало представителя от духовенства и от мирян. Я бы хотел, чтобы это было по избранию, а не по назначению. Тов. Николаенко: Я думаю, что наше духовенство признает духовный авторитет Епископа, который пользуется авторитетом и у нас. Я думаю, духовенство всё равно пошлёт Епископа. Мы Вам не диктуем, но указываем. Предложение тов. Николаенко принимается«228. Уже на следующий день, 26 апреля, было созвано собрание духовенства г. Житомира для решения вопроса о делегировании двух священнослужителей для представительства в комиссии по изъятию церковных ценностей. Придя на это собрание, протоиерей Аркадий Остальский узнал, что у Епископа Аверкия имеется экземпляр послания Святейшего Патриарха Тихона по поводу изъятия церковных ценностей. Он подошёл к Епископу и выразил желание ознакомиться с посланием. К его просьбе присоединился и подошедший протоиерей Юлиан Красицкий. Владыка Аверкий ответил, что взять у него послание для ознакомления можно будет после окончания собрания. Духовенство собиралось очень медленно и открытие собрания затягивалось. Вскоре после его начала о. Аркадий вынужден был уйти на погребение. Уходя, он попросил сидевшего рядом протоиерея Юлиана после окончания собрания взять у Епископа послание и принести ему. Собрание духовенства решило своих представителей в комиссию по изъятию ценностей не посылать, но вместе с тем и не препятствовать изъятию ценностей из церквей, т.к. духовенство не является лицом, имеющим право распоряжаться ценностями, находящимися в храме. Это право принадлежит общинам. Об этом был составлен акт иереем Орестом Бычковским, который вёл протокол собрания, и все присутствующие его подписали. Но этот акт был со временем утерян. Позже протоиерей Юлиан Красицкий так рассказывал об истории с текстом послания Патриарха: «26 апреля 1922 года я прибыл на собрание духовенства г. Житомира, бывшее в архиерейском доме. На собрании должен был обсуждаться вопрос о делегировании двух представителей от городского духовенства в комиссию по изъятию церковных ценностей. Я прибыл до открытия заседания, когда ещё не всё духовенство собралось. Мне сразу, когда я подошёл для приветствия к Епископу, пришлось услышать разговор о послании Патриарха Тихона, разговор происходил между Епископом Аверкием и протоиереем Остальским, выразившим желание ознакомиться с этим посланием. Я, читавший газетные выдержки из послания, также хотел его прочесть в подлиннике и в целом виде, и присоединился к просьбе прот. Остальского получить его для собственного ознакомления. Епископ Аверкий сказал, что он его даст для прочтения, но от оглашения его воздерживается и полагает, что пользование этим посланием может иметь нежелательные последствия. Протоиерей Остальский ушёл вскоре после открытия заседания на какое-то требоисполнение, и так как сидел рядом со мной, то, уходя, попросил по окончании заседания взять послание и передать ему. По окончании заседания я подошёл к Епископу Аверкию и напомнил ему просьбу протоиерея Остальского и, получив послание, на другой день или через день, не помню точно, отнёс в церковь, где служил протоиерей Остальский и лично передал в ризнице ему патриаршее послание <...>»229. Епископ Аверкий свидетельствовал об этом так: «26 апреля <...> ко мне обратился с просьбой о послании о. Аркадий Остальский. <...> Так как о. Аркадий Остальский очень интересовался этим вопросом, я сказал ему и о полученном мною экземпляре. О. Аркадий просил дать ему для ознакомления, и так как он тогда очень спешил, то просил передать чрез священника о. Юлиана Красицкого, который имел скоро встретиться с о. протоиереем Аркадием Остальским. Передавая послание о. Юлиану Красицкому, я просил его предупредить о. Аркадия Остальского, что послание незаверенное, и, что доверчивое отношение к нему и пользование могут иметь нежелательные последствия. О. Аркадий Остальский, не получив моего благословения и разрешения, огласил послание в храме. И через несколько дней возвратил послание мне»230. Получив от о. Юлиана послание Святейшего Патриарха Тихона, как свидетельствовала позже член Свято-Николаевского братства Наталья Михайловна Хомякова, «<...> после богослужения в маленькой церкви священник Остальский обратился к находящимся возле комнаты церкви братчицам: «Кто может чётким почерком переписать мне бумагу?» Я вызвалась и сказала, что могу переписать. И желая переписать её тут же в церкви, развернула и начала разбирать, но было столько неразборчивых слов, что я просила стоящих возле меня помочь мне разобрать. Чернила я в церкви не нашла и пошла её переписать в ближайшую квартиру одной из братчиц. Оттуда я пошла на урок, и в тот же вечер передала её священнику Остальскому»231. В это время в Волынское губЧека пришла из Харькова следующая телеграмма: «Компания изъятия церковных ценностей помощи голодающим идёт крайне слабо. Имеются сведения неуспеха агитации даже среди некоторых слоёв рабочих. Местная пресса мало уделяет места вопросу. ЦК КПУ вторично категорически предлагает усилить агитацию за сдачу церкценностей голодающим, вызвав широкое массовое движение [в] пользу добровольной сдачи драгоценностей из церквей. Минимальное задание предыдущего циркуляра, чтобы не осталось ни одной крупной фабрики или завода, ни одной красноармейской части, ни одного комнезама, не принявших положительной резолюции. Должно быть выполнено в ближайшие недели под ответственность губкомом. Все резолюции печатать в местной прессе и посылать в центральные газеты»232. В информационной сводке по г. Житомиру от 27 апреля сообщалось: «Электростанция: По данным горинформации рабочие станции отнеслись совершенно безучастно к изъятию церковных ценностей. На следующий день после заседания горсовета, где был поставлен вопрос об изъятии ценностей, рабочие, не веря в то, что ценности действительно спасут голодающих, вели разговоры в этом направлении. Политком находится не на своём месте. Он не ведёт никакой политработы среди рабочих и не поднимает классового сознания их»233. 29 апреля комиссия по изъятию церковных ценностей в г. Житомире начала изымать драгоценности в православных храмах. В этот день ценности изъяли из кафедрального Преображенского собора234. Узнав об этом, братчики стали просить о. Аркадия высказать церковную точку зрения на изъятие ценностей. 30 апреля после богослужения о. Аркадий огласил послание Святейшего Патриарха Тихона и высказал церковную точку зрения на изъятие ценностей. В докладе, подписанном уполномоченным второй группы секретного отдела секретно-оперативной части ГПУ (СО СОЧИ) Петром Ивановичем Ломовских, поданому начальнику Волынского губернского отделения СОЧИ, об этом сообщалось следующее: «Утром 30/4 с/г. была служба в семинарийской церкви, которую совершал отец Аркадий и другой священник. После обедни о. Аркадий прочёл доклад об изъятии церкценностей, где указал, что есть предписание из Москвы митрополита Тихона, чтобы отдать ценности в пользу голодающих, но только не священные, как сосуды, чаши и т.п. Причём, отец Аркадий указал, что этот шаг со стороны власти крайне несправедливый по отношению к духовенству, так как она отделила церковь от государства, то пускай не грабит сейчас церкви. Он также указал на то, что больно ещё то, что со стороны некоторых представителей власти замечаются насмешки и издевательства над религией. Как был случай, когда проходил священник с золотым крестом и один красноармеец прямо ему в лицо засмеялся, говоря, что пусть лучше бы отдал его в пользу голодающих. Очевидно, отец Аркадий недоволен изъятием ценностей. В заключение он заклеймил всех проклятием, кто надругается над верой православной и вообще над религией. Среди священников собора 29/4 с/г. произошёл разговор по поводу изъятия церковных ценностей, причём они выражают сомнение, чтобы эти ценности попадали в действительности в пользу голодающих, а как бы они не попали в руки коммунистов»235. 2 мая изъяли ценности в Богоявленском монастыре. 3 мая было произведено изъятие в следующих житомирских храмах: церкви свт. Иоанна Милостивого на Путятинке, в Крестовоздвиженской церкви, крестовой архиерейской церкви и Иовлевской церкви на Малёванке236. Из доклада членов комиссии видно, как происходило изъятие церковных ценностей в Крестовоздвиженской церкви, где служил братский священник протоиерей Александр Поникаров: «Доношу, что во время проведения кампании изъятия ценностей в церквах г. Житомира, нам (комиссии) пришлось столкнуться с фактом к.р. выходок со стороны священника Крестовоздвиженской церкви, что на Большом базаре, Поникарова. Он, как только мы пришли, всеми силами старался оттянуть время. Не открывая церкви, заявил, что необходимо вызвать старосту. На это мы согласились. Он послал сторожа, и вдруг мы увидали, что посыльных во все стороны побежало вместо одного несколько. В результате через некоторое время вместо старосты стал собираться народ, который хотел ворваться через ограду, но благодаря имеющимся у нас вооружённым курсантам, они были разогнаны. Мы указали на это Поникарову, на что он ответил: «Религиозное чувство их собрало сюда». Ожидая старосту, мы разговаривали, вызвали Поникарова на откровенность, и он об изъятии ценностей стал выражаться как противник, приводя исторические данные и ссылаясь на притчи Христа. На наше возражение он реагировал словами: «Как хотите, верьте или не верьте, но я этому верю и в этом убеждён». Наконец, пришёл староста, церковь открыли, мы приступили к изъятию. И вот здесь Поникаров свою контрреволюционную физиологию показал во всю. Всё, что мы требовали от него для осмотра, он показывать отказывался, говоря: «Берите что хотите, а я сам подавать или называть вам не имею права». Видя, что с ним обращаться по-хорошему нет возможности, нам пришлось прибегнуть к угрозам, и только после этого изъятие благополучно было закончено. Заключение: Свящ. Поникаров, затягивая открытие церкви для нас, ожидал не старосту, а созывал публику, каковую, наверное, заранее инструктировал, как действовать, но, видя, что этот подход не удался благодаря курсантам, он хотел вызвать нас на кощунства, о которых, наверное, затем уже думал распространить среди верующих и вызвать их на возмущение, но и здесь ему не удалось, и дал закончить изъятие. Из этой церкви мы перешли в Подольскую. Не успели мы войти в ограду церкви, как со всех сторон стала сбегаться публика, которая стала кричать и ругаться, указывая нам на то, что их грабят не для голодающих, а для коммунистов, которые всё это спустят за границу. До чего эта публика была заранее, наверное, сагитирована, что нам пришлось расставить курсантов цепью. Наконец изъятие было проведено, ценности забраны, мы их уложили на автомобиль и стали отъезжать, публика расступилась и вдруг взрыв ругани: «Грабители, воры, негодяи, подлецы». Вот крики, которыми нас проводили»237. Позже член комиссии по изъятию ценностей в г. Житомире товарищ Дубовый давал следующие показания о протоиерее Александре Поникарове: «При изъятии ценностей в Крестовоздвиженской церкви священник Поникаров чрезвычайно нервничал. Когда церковный староста стал снимать серебряную крышку с Евангелия, Поникаров потребовал, чтобы это делали на улице, так как это недопустимо в помещении церкви. Когда тов. Дубовый просил Поникарова дать ему из ризницы какой-нибудь старый платок, чтобы завернуть изъятые ценности, так как неудобно по улице их носить незавёрнутыми, Поникаров дерзко заявил: «Если Вам удобно было снимать, так должно быть удобно нести». Тов. Дубовый, не желая делать ему замечания в присутствии верующих, вызвал Поникарова в ризницу и заявил ему, что он держит себя дерзко и вызывающе, рассчитывая таким образом взволновать верующих. При этом тов. Дубовый добавил, что комиссия здесь на его дерзости реагировать не будет, а передаст об этом власти для расследования. Кроме того, Поникаров отказался предъявить книгу, а дал просимую бумажку даже без числа и номера. Частным образом тов. Дубовый получил сведения, что Поникаров считается самым реакционным священником в г. Житомире, и что в то же время он настолько влиятельный, что пользуется авторитетом и влиянием даже у владыки»238. 4 мая ценности были забраны из таких житомирских церквей: Михайловской, Покровской, вышеупомянутой Успенской на Подоле. 5 мая изъяли ценности в Иаковлевском храме и повторно в Крестовоздвиженском храме, а 6 мая повторно в Покровской и Успенской церквях239. 6 мая чекисты арестовывают протоиереев Аркадия Остальского и Александра Поникарова240. Из доклада, который подписал уполномоченный второй группы СО СОЧИ ГПУ Пётр Ломовских, мы узнаём о событиях, произошедших 6 мая: «В церкви, находящейся по улице 1812 года № 12 комиссия по изъятию ценностей приступила к изъятию таковых. Отец Аркадий категорически отказался дать ценности. Им сказали, чтобы они явились для переговоров в губЧека, явиться должен был отец Аркадий. Первый пришёл поздно и возвратился поэтому обратно в церковь, второй пришёл вовремя и был арестован Чека. Вечером того же дня было богослужение в церкви, во время которого явился официальный представитель Чека и задержал отца Аркадия. Среди верующих началось сильное волнение. Через некоторое время «братчики» пошли в Чека с целью освобождения отца Аркадия. Он поднял сильную политику, за что он был арестован <…>»241. Кроме вышеприведённого свидетельства чекистов, существуют также воспоминания члена Свято-Николаевского братства Евгении Юлиановны Гинце: «О. Аркадий, как преданный сын Церкви подчиняется указаниям Святейшего Патриарха и ценностей не сдаёт. Но сатанинская власть делает своё дело. Однажды, после совершения Божественной литургии, при выходе из храма, о. Аркадий арестовывается агентами Чека. Вся огромная толпа молящихся двинулась вместе с арестованным о. Аркадием к зданию Чека. Разъярённые солдаты-чекисты оттянули всю толпу к забору, взяли ружья на изготовку и злобно закричали: «Разойдитесь по домам, иначе – стрелять будем!» Все молчали, прижавшись друг к другу, притаив дыхание. Но вот выступает монахиня Серафима и смело говорит: «Нет, мы не уйдём, пока вы не отпустите нашего батюшку, или берите нас всех вместе с ним». Солдаты опустили винтовки, и нас всех повели в подвал Чека. Было жутко и радостно <…>»242. В день ареста о. Аркадия, 6 мая 1922 года, состоялся его первый допрос: «6 мая 1922 года. Я, уполномоченный 2-й группы СО Ломовских, произвёл допрос священника Остальского Аркадия по делу, дважды вызываемого повесткой в ГПУ, но не явился. Показал следующее: Вопрос: Почему Вы не явились по повестке, посланной Вам неделю тому назад? Ответ: Не являлся я тогда к назначенному дню потому, что повестка попала в означенный день в 12 часов ночи. На другой день утром я послал заявление о причине неявки через гражд. Хомякову Наталию, проживающую Гончарный пер. № 12, т.к. знал по законам старого времени, что после первой повестки посылается вторая, и ждал ответа на своё заявление. Вопрос: Почему не явились на вторую повестку? Ответ: Вторую повестку получил сегодня во время богослужения в 11 часов дня и, окончив богослужение около 4-х, явился в комендатуру, и один из сотрудников заявил мне, что уже поздно, и велел прийти мне к понедельнику в 8 часов. В церковь во время богослужения мне принесли 3-ю повестку, я расписался на ней и к означенному времени явился в комендатуру. Вопрос: Приходилось ли Вам выступать с амвона, в своих проповедях говорить прихожанам по поводу изъятия церковных ценностей, и в каком смысле Вами истолковывалось это изъятие верующим? Ответ: По долгу священства я прочитал в церкви послание Патриарха Тихона и, говоря о необходимости помогать голодающим, высказывал свою мысль об организации церковных комитетов, куда мы должны были бы сдавать ценности, церковную утварь, и эти комитеты с помощью и под контролем госвласти привозили бы церковное имущество по сёлам и меняли бы в церквях на хлеб. Вопрос: Почему Вы не сдали ценностей в комиссию помгола? Ответ: Потому, что я должен подчиняться законам Православной Церкви, которая 73 правилом Апостолов и 10 правилом Двукратного Собора запрещает употребление церковных сосудов на другие надобности. Вопрос: Участвовали Вы в империалистической войне, и чем было вызвано Ваше личное желание пойти туда, и почему Вами, как последователем Христова учения, не был заявлен протест против братоубийственной войны? Ответ: В 1914 году местным Епископом была командирована целая группа священников, в том числе и я. Священник должен на войне быть около раненых и больных, так своей мыслью я понимаю. Вопрос: Ваше личное убеждение по поводу изъятия церковных ценностей, служащих поклонением верующих, в то время, когда умирают миллионы людей? Ответ: Всё имущество церковное – имущество бедных. Это правило нашего братства. Вот почему в братстве нет никаких капиталов, и не покупало братство ценностей. Всё, что поступает в братство, ежедневно раздаётся бедным. Церковные ценности освящённые могут быть употреблены и для голодающих, но с тем только, чтобы они не были употреблены для других надобностей или же для другой цели, а лишь для богослужения. Вопрос: Чем был вызван приход с Вами крупной толпы верующих, когда Вас вызвали по повестке в качестве свидетеля в ГПУ, и какие меры принимаются Вами к устранению этого явления? Ответ: Повестка передана была не лично мне, а через руки молящихся, которым стало известно, что меня вызывают в качестве обвиняемого. Когда я увидел народное волнение и хотел пройти через церковь, народ меня теснил, и я обратился с просьбой не волноваться и меня не сопровождать. Так как меня не послушали, то я ушёл через дверь в ризнице. Нашёл меня народ подле комендатуры, и тут я несколько раз просил разойтись»243. А вот продолжение вышеприведённого доклада, подписанного чекистом Петром Ломовских: «На следующий день было совершено богослужение, на котором было очень много верующих, разговор главным образом сводился к аресту отца Аркадия, а также и всех остальных членов «братства». Один священник (это был протоиерей Юлиан Красицкий – сост.) выступил и сказал, что необходимо принять какие-либо меры к освобождению «заключённых братьев». Он предложил на следующее утро, т.е. 8 мая, собраться всем без всякой паники, а организованно и без оружия пойти к председателю Чека и просить об освобождении арестованных. Причём также твёрдо постановлено: ценностей не сдавать ни в коем случае. В сборе верующих на это утро и вообще во влиянии на таковых о не сдаче ценностей значительную роль сыграла сестра «братства» Наталия Александровна, проживающая по Рудненской улице № 19. Она вообще считается руководительницей в «братстве» и работает в тесном контакте с о. Аркадием. Она сильно заинтересована делом освобождения из-под ареста о. Аркадия. Она в день ареста их ходила до 12-ти часов со своим мужем возле Чека и следила с большим интересом за всем происходящим, причём рассказывает, что когда они проходили, то слышали церковное моление человек около 40-ка, но скоро послышался, по её словам, грубый голос: «Замолчать» и голоса замолкли. На следующий день после ареста в 4 часа ночи, ещё было темно, она отправилась в церковь [и сообщила] об аресте о. Аркадия и ещё нескольких человек, причём просила всех прийти рано в церковь и сговориться относительно освобождения арестованных. Она ещё просила всех, если кто имеет продукты, пускай приносит для арестованных. На собрании верующих она активно выступила за то, чтобы пойти всем в Чека и требовать освобождения заключённых. В противном случае ворваться силой в двери камеры и добиться, как бы то ни было освобождения. Она ещё указала, что ценности она не желает сдавать, хотя если их даже убьют»244. О том, что происходило в Чека, мы знаем из воспоминаний братчицы Евгении Юлиановны Гинце: «Весть о событии с о. Аркадием мгновенно облетела весь город. В Чека стали присылать бесчисленное множество посылок. Арестованные были сыты, так же как и конвой. Под руководством монахини Анастасии в подвале Чека пели церковные песнопения. Изредка через окно видели о. Аркадия, выведенного на прогулку во двор. Отец Аркадий украдкой осенял нас крестным знамением. Так прошло два дня. Наконец, в камеру пришёл начальник Чека Потапов и спросил нас, долго ли мы будем упорствовать? Снова монахиня Серафима выступила от лица всех и сказала: «У вас, товарищ начальник, такое доброе лицо; вы, наверное, никому не хотите зла. Отпустите нам нашего батюшку». Начальник улыбнулся и приказал выходить поодиночке к следователю. Следователь предлагал каждому из нас подписать уже приготовленную бумагу, в которой о. Аркадий обвинялся в сопротивлении советской власти и в возбуждении народа против неё. Я отказалась подписать эту фальшивку, но следователь заявил, что, если я не согласна с её содержанием, нужно сделать оговорку. Так я и сделала, написав, что люди пошли за о. Аркадием по собственной воле, а вовсе не по его наущению»245. А вот ещё несколько докладов, подписанных уполномоченным второй группы СО СОЧИ ГПУ Петром Ломовских: «Сего 7 мая 1922 г. я был вечером в церкви братства, находящейся по улице 1812 г., где происходило служение, и был молебен за арестованных граждан во главе со священником. Для молебна был подан список всех заключённых. За время службы был разговор, что завтра, т.е. 8 мая, пойдут в Чека к председателю. К ним должны примкнуть общество религиозных района железной дороги, т.е. от двух церквей. Кроме того, были разговоры молящихся, чтобы церковных ценностей не дать из тех церквей, из которых ещё не изъяты ценности. Примыкающие церкви: 1) Смолянская и 2) Путятинская. Эта группа должна прибыть после утренней службы, т.е. 8 мая, которая направится в Чека к председателю для того, чтобы он освободил всех их братьев, верующих в Христа, и священника. По окончании вечерней службы выступил с речью один священник, указав на происшедшие событие, и указал на то, чтобы боролись с царями заключения человечества, верующих во Христа. Борьба должна быть за братьев верующих в одиночном порядке и организованно. Ещё указал на то, что борющиеся братья, которые не были лишены свободы, должны быть сознательные, а не панически настроены, и должны знать, что они борются за своих братьев верующих, и должны быть самоотверженными, зная, что они борются с царями заключения человечества и их приверженцами. Кроме того, было сказано одной гражданкой, одетой в форму сестры милосердия, чтобы на завтра, 8 мая, кто что может, чтобы принести заключённым братьям кушать, конечно, в церковь, где будет молитва, и по окончании таковой пойдём в Чека. Всё должно кончиться к 10-ти часам утра, и к этому времени они должны прибыть на место, как выше упомянуто. В том же направлении приняты надлежащие меры. Результаты донесу»246. Доклад от 8 мая: «В Братской церкви в 11 часов на служении присутствовало 15 женщин. Каждая из пришедших принесла с собой узелок с продуктами для арестованных. После служения человек пять взяли все принесенные узелки и пошли в госполитуправление для передачи арестованным. Во время собрания верующих в церкви агитации никакой не было, толковали между собой, что арестованным хуже сделали тем, что толпой собрались к управлению для освобождения их. От арестованных после сдачи посуды были получены записки о том, что с ними обращаются очень хорошо. Все молятся, и просят остальных верующих также молиться за них. Вечером в 7 часов в вышеуказанной церкви начался молебен, на котором присутствовало около 30 женщин и 15 мужчин. Икона Божией Матери была поставлена посреди церкви, и все молились за арестованных – священников Остальского Аркадия, Поникарова Александра и ещё о каком-то Григории. После молебна священник, фамилия которого Красицкий, проживающий по Кафедральной улице в доме, во дворе Воздвиженской церкви, сказал молящимся проповедь, давая разные примеры, стараясь доказать, что неверующие и преследующие верующих подобны слепому, и что им, как слепому, никто не будет верить. Доказал, что есть Бог и Его ангелы, был Сын Его, Апостолы, так и теперь есть братская церковь, учителя и их ученики, т. е. священник и верующие. Подобно Иисусу Христу, Которого преследовали, также и теперь преследуют священников, а после будут преследовать учеников, которые будут проповедовать учение Христа. Обращался к присутствующим, просил их быть осторожными, как в разговорах, так и в действиях. Отметил, что к женщинам верующих братской церкви, которые в косынках, если подойдут какие-нибудь личности и будут расспрашивать относительно арестованных, чтобы не говорили против, ибо будут арестованы, так как расспрашивающие специально посланы для этой цели, дабы узнать, что делается в церквях и среди молящихся, и не уверен в том, что и в данный момент есть люди, следящие за ними. После собеседования освобождённые из-под ареста были встречены своими братьями с приветствиями, поцелуями, после чего начали расходиться. Служение кончилось в 10 часов вечера. В городе, так и на окраинах было спокойно. Наблюдение продолжается, о замеченном будет немедленно сообщено»247. И ещё один краткий доклад от 9 мая: «Настроение духовенства «братства» контрреволюционное и возбуждённое. После проповеди, состоявшейся 8/5 с.г., священник выступил с речью, в которой приказывал сёстрам – членам братства снимать чёрные косынки с себя и ничего никому не говорить, а также, чтобы служащие церкви остерегались и были крайне осторожны с прихожанами, приходившими на исповедь, ибо развелось очень много шпионов. В общем, призвал всех членов «братства» к крайней предусмотрительности и осторожности ввиду того, что за всеми пристально следят <…>»248. В докладе, датированном 9 мая, помощника уполномоченного первой группы Кузнецова на имя начальника Волынского губернского отдела СОЧИ ГПУ говорилось: «Доношу, что изъятие ценностей в молитвенных домах и церквах г. Житомира поверхностно закончено. В данное время после получения приказа из центра, комиссия приступила вторично к тщательному обыску и розыску книг и описей инвентаря, дабы, заполучив таковые, по ним произвести изъятие всех ценностей, какие когда-либо поступали в тот или иной молитвенный дом и церковь. До сих пор мы снятия риз с икон не производили, а вторичным обходом таковые нами снимаются вместе со всеми камнями, на них имеющимися. Приступая далее к точной проверке ценностей, мы наткнулись на тот факт, что инвентарные книги хотя и имеются, но в них ничего не занесено с самого основания молельни. Этот факт наблюдается более всего в синагогах. Настроение публики относительно изъятия ценностей приподнятое, раздаются выкрики: «Черти, грабители, вот так большевики, хорошо же, мы это будем знать и когда-нибудь вспомним» (Подольская церковь). «Милые голубчики, да оставьте нам крест...» и т. д. (Путятинская церковь). Вообще же среди публики слышны только разговоры и ругань на коммунистов. Активного же ничего не замечалось <…>»249. Аппетит большевиков возрастал. Уже на следующий день комиссия «обчистила» Успенскую церковь250, a 11 мая – Преображенский кафедральный собор, изъяв даже архиерейские панагии и митры251. Но верующие сумели спасти от ограбления священные сосуды Богоявленского монастыря, а чтобы о спрятанных ценностях не было известно, из инвентарной книги вырвали листы. В вырывании листов был обвинён секретарь владыки Аверкия Павел Александрович Голосов, которого арестовали252. Ценности из храмов продолжали изымать и дальше, пока не вынесли всё подчистую. Братчики и многие православные житомиряне были возмущены арестом любимого священника. Им казалось, что произошло недоразумение, и после того, как они представят объяснения, о. Аркадия освободят. То же можно сказать и о протоиерее Александре Поникарове, председателе епархиального комитета помощи голодающим. 8 мая, на третий день ареста, православные составили следующее «постановление», под которым стоит 137 подписей: «1922 года, мая, 8 дня. Мы, нижеподписавшиеся действительные члены и прихожане Свято-Николаевского братства, настоящим своим постановлением уполномочиваем членов братства Людмилу Осиповну Цытович и Георгия Ивановича Гайдукова, как законных представителей делегатов братства, для выяснения: 1) обвинений, предъявленных нашему пастырю протоиерею Аркадию Остальскому и 2) времени, в которое должно последовать его освобождение из-под ареста»253. 9 мая представитель рабочих Житомирской водопроводной станции и сети Михаил Антонович Рымаренко писал в Волгубревтрибунал о том, что протоиерей Александр Поникаров «является человеком особенно отзывчивым к нуждам ближних, и, в частности, по его инициативе ещё с 1919 года с разрешения властей организовалась посильная помощь заключённым в допре (доме принудительных работ – сост. ) и др. местах г. Житомира при непосредственном его участии в оказании таковой, причём он безбоязненно во время эпидемий посещал места заключения, поплатившись (как и часть других спутников) тем, что сам заразился тифом. Когда возникли организации помощи голодающим, он также принял деятельное участие в этом, и ныне стоит во главе епархиального комитета, неся всю тяготу бескорыстной работы. При таких условиях обвинение его в противодействии оказанию помощи голодающим совершенно не соответствует его личности и является результатом очевидного и несомненно имеющего разъясниться недоразумения»254. 9 мая отдел «Хранилище» Волынского губернского Чека выписал ордер на принятие от сотрудника товарища Росмана изъятого у протоиерея Аркадия Остальского наперсного серебряного креста с цепью255. 10 мая о. Аркадию «предложили» заполнить анкету арестованного Волынской губернской чрезвычайной комиссии. В графе «степень родства» о. Аркадий написал: «одинокий». В графе «предъявлено ли обвинение и в чём именно» чекисты написали: «За несвоевременную явку. Дважды вызывался повесткой»256. В тот же день состоялся второй допрос арестованного священника. Заполняя первый лист протокола, уполномоченный второй группы СОЧИ ГПУ Пётр Ломовских в пункте «политические убеждения» записал со слов о. Аркадия: «Безразлично. Живу исключительно интересами духа, и власть, какая бы ни была, мною признаётся»257. Наконец товарищ Ломовских начал допрос: «Вопрос: Когда Вы читали послание Патриарха Тихона и после своим толкованием не принимали во внимание, что Вы своим подобным толкованием вызываете нежелательные последствия среди верующих по отношению комиссии, которая работает в данном деле? Ответ: Я этого не предвидел по одному тому, что кроме своего храма нигде не проповедовал. Вопрос: Вы можете утверждать персонально за каждого члена Вашего братства, что они не поведут агитации после Вашего толкования среди граждан? Ответ: Не могу, хотя я их к этому не призывал. Вопрос: Как видно из Ваших показаний, Вы сами утверждаете, что своим толкованием послания Патриарха за передачу ценностей не выражаете солидарности. Это значит равносильно тому, чтобы не сдавать? Ответ: С последним вопросом я не могу согласиться. Почему? Потому, что призыва к не сдаче церковных ценностей не было. Вопрос: После Вашего толкования сейчас же было заметно со стороны верующих ряд противодействий комиссии по изъятию ценностей! И поводом послужило Ваше толкование. Вы с этим согласны? Ответ: Я этого не желал и не желаю. Вопрос: Но Вы согласны с тем, что Ваше толкование по вопросу изъятия ценностей вызвало ряд противодействий? Ответ: Возможно и были в других церквах, но я не виновен в этом. Вопрос: Вы в своём толковании послания Тихона указываете, что шаг, сделанный правительством, не верен, так как Церковь отделена от государства. Ответ: Да, что правительство в силу декрета о свободе Церкви в данном случае должно действовать в согласии с общиною верующих и законами внутреннего управления Церкви. Вопрос: Кто из представителей власти издевался над религией? Пауза. Ответа не дано. Вопрос: Во время толкования послания Тихона, кого Вы предали проклятию и кого под этим подразумеваете? Ответ: Было ли это – не могу отрицать, но и не устанавливаю. Вопрос: Когда Вы толковали послание, коснулись фразы «сомнения», что ценности попадут не голодающим, а коммунистам. Ответ: Не говорил. Вопрос: Что можете добавить к вышесказанному? Ответ: Больше ничего. Прочитано, не добавлю, в чём расписываюсь. Протоиерей Аркадий Остальский»258. Но ниже уполномоченный Пётр Ломовских записал ещё несколько предложений со слов о. Аркадия: «В дополнение моих показаний могу добавить следующее: 1) проповедей на тему по изъятию ценностей из церквей о противодействии читать не буду и 2) возможно я буду на свободе и, если до сих пор ценности из моей церкви не изъяты, у нас не будет никакого противодействия по изъятию, лишь будем просить о разрешении священные сосуды заменить соответствующим количеством обиходного серебра. Больше добавить ничего не могу. Прочитано, в чём расписываюсь. Протоиерей Аркадий Остальский»259. На следующий день о. Аркадий письменно изложил свою точку зрения на изъятие церковных ценностей: «На заданный мне вопрос – как я отношусь к изъятию советской властью церковных ценностей, должен сказать следующее: Церковное имущество есть имущество религиозных общин. Голодающим Церковь не может отказать в помощи; поэтому каждая община должна добросовестно дать на помощь голодающим то церковное имущество, без которого она может обойтись. В разных храмах, особенно Великороссии, имеется много ценностей, неосвящённых для богослужения. Если общины их дадут, то составится огромнейшая сумма и вряд ли потребуется изъятие таких предметов, как освящённые чаши, дискосы, напрестольные кресты, евангелия и дарохранительницы. Что касается освящённых сосудов, то они могут быть отданы, если имеется уверенность в том, что они останутся священными сосудами и будут употребляться только для богослужебных целей, ибо по правилам Св. Апостолов и Двукратного Собора – клирики (Епископы, священники, диаконы), употребляющие св. сосуды на нецерковные надобности, извергаются из сана, а миряне отлучаются от церковного общения. – сост.) войдут представители церковных общин; с их религиозными убеждениями будут считаться, и комголод даст обещание, что освящённые сосуды, хотя бы и за границей, будут употреблены на предметы религиозного культа. В пользу проводимого изъятия ничего не могу говорить или писать, кроме выше сказанного. Говорил доселе в духе послания Патриарха Тихона не с целью противодействия власти, а потому что мои прихожане не раз просили меня осветить это событие с точки зрения правил Православной Церкви. Сейчас не могу я подписаться под актом изъятия церковных ценностей, потому что: 1) ценности изымаются в большинстве случаев людьми неверующими и без запрашивания согласия верующих означенной общины; 2) при изъятии ценностей со священными предметами не всегда обращаются с должным уважением. Так, например, бывают случаи, когда священные сосуды с изображением лика Иисуса Христа выбрасываются на пол; их берут в руки лица с папиросами во рту и с фуражками на голове, что оскорбляет наше религиозное чувство; и 3) нет у меня уверенности в том, что сосуды, в которых совершалось пресуществление Св. Даров, будут употреблены на религиозные надобности в храмах, хотя бы и заграничных, инославных. Протоиерей Аркадий Остальский 1922 год 11 мая»260. После этого о. Аркадия допросили ещё раз: «Вопрос: Скажите, что послужило основанием 2-му пункту Вашего заявления относительно изъятия ценностей? Ответ: В моей церкви были разговоры о том, что когда сдавались в банк изъятые ценности, то их рассматривали люди с папиросами во рту и шапками на голове. Вопрос: Знали ли Вы о том, что власть за подобные поступки карает? Ответ: Я об этом слышал, но подтверждающих фактов не знаю. Вопрос: Подтверждаете ли Вы в настоящее время своё заявление? Ответ: Подтверждаю. Причём, в отношении пункта № 2 разъясняю, что основанием сказать, что лица, подходившие к священным сосудам с папиросками и фуражками, имели в виду оскорбление религиозного чувства верующих, не могу. Протоиерей Аркадий Остальский»261. Но уполномоченному Петру Ломовских этих показаний показалось недостаточно, и он провёл ещё один «дополнительный допрос»: «Вопрос: Скажите, когда Вы получили послание Патриарха Тихона и от кого? Кроме [того], было ли Вам дано соответствующее приказание руководителем епархии владыкой Аверкием огласить последнее прихожанам со своими комментариями? Ответ: Получил я послание [Патриарха] Тихона от Епископа Аверкия на собрании духовенства, состоявшегося недельки две спустя после Пасхи по вопросу о изъятии ценностей. Вопрос стоял в частности: вхождение двух священников – представителей от духовенства в комиссию. В начале этого заседания я ушёл на погребение и результатов не знаю. При выходе я попросил Епископа Аверкия вручить мне послание [Патриарха] Тихона, о котором я узнал там же из частных разговоров. Особого конкретного указания от Епископа Аверкия по вопросу о послании я не получил, но слышал также на собрании (до открытия), что некоторые священники собираются ознакомить прихожан. Я, руководствуясь этим, счёл нужным ознакомить прихожан, высказав при этом свои взгляды на изъятие. Вопрос: Как видно из материалов, Вы в своей проповеди о изъятии ценностей, предназначенной к моменту получения послания Патриарха Тихона <...> в целом относительно назначения изъятых ценностей, и вообще своей проповедью, в частности, сомнением, внушили противное прихожанам. Ответ: В отношении сомнения, как будут высказываться прихожане по вопросу о назначении изъятых ценностей, я, как и ранее, категорически отрицаю. Что же касается моей общей мысли, каждый ц[ерковный] проповедник в своей проповеди должен иметь цель придерживаться рамок послания Патриарха Тихона». Своей рукой о. Аркадий написал: «Прочитано. Добавить ничего не могу, в чём и расписываюсь. Протоиерей Аркадий Остальский»262. После проведения этих допросов чекист Пётр Ломовских составил «постановление»: «1922 года мая 11 дня, Я, Уполномоченный 2-й группы СО СОЧИ Ломовских, рассмотрев настоящее дело, установил: 1) Дважды вызываемый повестками священник Остальский явиться для дачи показания о замеченной агитации, происходившей в вышеназванном приходе среди верующих масс на почве изъятия церкценностей, в обоих случаях своевременно не явился. 2) 30/4 с/г. священником Остальским среди верующих своего прихода было прочитано послание Патриарха Тихона по вопросу изъятия ценностей и после прочтения своим толкованием он выразил скрытое нежелание о сдаче церкценностей в помощь голодающих. 3) <...> Толкование священником Остальским воззвания Патриарха вызвало ряд нежелательных явлений среди масс верующих, например, имело место в кладбищенской церкви, Покровской, как видно из материала комиссии по изъятию ценностей. и 4) Во время прихода священника Остальского в Губотдел ГПУ, приводя с собой организованную массу верующих прихожан своего прихода, способствовал спровоцировать мирное население на поднятие восстания в г. Житомире.