Поснов М.Э. "История Христианской Церкви" (27)

Христологический вопрос. В то время, как человеческие умы еще волновал вопрос: явившееся на земле Божество тождественно ли с высочайшим Божеством, возникал уже второй вопрос, как произошло на земле соединение Божественного во Христе с человеческим. Точнее, здесь было два вопроса: а) какого рода было челове-чество Иисуса Христа и б) как нужно представлять себе соединение Божества и человечества. Эти проблемы не были новыми. Против докетов Церковь утвердила истинное человечество Христа, против евионитян, а позднее – ариан, защищала Его Божество. И еще в борьбе с гностиками неизбежно был выдви-нут вопрос о соединении Божества и человечества во Христе. Со времени же святого Иринея и Тертуллиана, данный вопрос занял положение близкое к центру богословских рассуждении. Тертуллиан пишет сочинение "De Carne Christi," причем, воплощение он понимает в смысле облечения Логоса человеческою плотью: Иисус Христос есть «indutus» (Adv. Praxeam. с. XXVII – Ранее святой Игнатий Богоносец Иисуса Христа sarkoforoq, ad Smyrn. с. V). Св. Ириней, Мефодий Олимпийский и позднейшие богословы представляли себе соединение двух природ во Христе, как krasiq, а западные обозначали Его сходным термином commixtio. Так у Тертул-лиана, Киприана и Лактанция (Apologia с. XXI). Но тут оставалось не-выясненным, как нужно понимать самое sarx, или саго, совпа-дают ли они с antrwpoq? Оригеном была выставлена христо-логическая теория, по которой во Христе определенно призна-валась человеческая душа. К этому он побуждался космологи-ческим постулатом. Христос был посредствующим членом между Логосом и материей, для связи их должна была слу-жить человеческая душа Христа, созданная до мира вместе с другими душами, но не падшая подобно им. Общим пред-ставлением арианства было «что плоть Христа нельзя считать бездушною» (swma ayuhon). Выдававшийся между арианами Евдоксий Константинопольский (+370 г.) исповедовал: «веру-ем... во единого Господа Сына... sarkwtenta, ouk enantrwpjsanta, oute gar yuhjn eneiljfen alla sarx gegonen.» Вопреки арианскому положению о "swma ayuhon," древнейший из известных нам полемистов против ариан, Евстафий Антиохийский, раз-личая учение о Логосе и христологию, проводил строгую гра-ницу между teoq logoq, aswmatoq, apateq teion pneuma во Христе с одной стороны, и тленным храмом, в котором Он жил, antrwpinon organon, который Он принял. Сам Логос имел свое на-чало не из Марии, не подчинялся закону (ср. Лук. 2:21), не страдал, не умер, не воскрес и не прославлен. Все это собствен-но относится к человеку, который состоял из тела и души (corpore homini haec applicanda sunt proprie, qui ex anima constat et). Св. Афанасий, хотя и редко употреблял до 340 г. об Иисусе Христе выражения – antrwpinon organon, через который последовало epifanei tou Teou, говорил об antrwpoq и enoikein (вселении) логоса в naoq, который Он Себе приготовил; у него встречаются термины sunaptein, sunafj и sunafteiq antrwpoq. Но он именовал Святую Марию Teotokoq и учил о ton estaurwmenon einai Teon... В особенности старался глубоко проникнуть в сущность изречения o logoq sarx egeneto староникеец Аполлинарий Лаодикийский (+390 г.), сирийский грек. Он также был хорошо знаком с Антиохийским экзегезисом, как и с греческой фило-софией, и одинаково называл своими учителями Платона и Аристотеля. Он был сведущ во всех богословских течениях, как выдававшийся мыслитель IV-го века, последовательный и ясный богослов, твердо засвидетельствовавший веру в омоусию Сына и Святого Духа. Он поднял много богословских вопросов и обсуждал их с такой полнотой, последовательностью и ос-троумием, что только части из них было достаточно для рас-крытия и решения на целые три столетия, до 680 г. Между поднятыми вопросами первое место занимал вопрос об отно-шении Сына Божия к человечеству. Аполлинарий, во-первых, открыто соглашался с монархианами и арианами, признавая, как логическую невозможность, чтобы две совершенные при-роды, которые ta enantia telousin – одна atreptoq (неизменяема), другая treptoq (изменяема) – могли действительно объеди-ниться (Ps. Athan. с. Apol. 1, 2). Но, во-вторых, вместе с Иринеем и другими, в реальном нераздельном единении Божественной и человечес-кой природ – видел единственное ручательство физического, то есть целой природы, – спасения и обожения, и в-третьих, наконец, как убежденный никеец, не мог отказаться от призна-ния совершенной Божественной природы Христа. Вследствие этого, он открыто доказывал, что человеческая природа во Христе не могла быть полной, совершенной. Он создал такое представление о Христе: Nouq, jgoumenikon или kinoun, то есть, все, что управляет телом, как безвольным органом (kinoumenon) – должно быть во Христе свыше (ex ouranou) Логосом. Благодаря этому, вопреки арианам, изменяемость, приписываемая Иисусу Христу арианами, и связанная с нею греховность – совер-шенно устраняется. Таким образом, получается безусловная и нераздельная личность, которая состоит из pneuma или nouq, yuhj и sarx, то есть, действительно eiq uioq. Две натуры во Христе так тесно связаны, что можно говорить о mia fusiq tou Teou logou sesarkwmenou (Ср. Adv. Jovian, у Hahn'a, Biblloth. der Symbol., s. 267). «Это учение, говорит историк Мёллер, которое выражает логически-ясную христологию о соединении двух естеств и спасении человеческой природы и которое было пер-вою ступенью, даже основою монофизитства, – жило пока как факт в области бессознательного.» Аполлинарий высказал свое учение еще в 352 г. Алек-сандрийский Собор 362 г. был принципиально против такого учения. Но ввиду громадных заслуг Аполлинария, как старо-никейца, и строго-ортодоксального характера его учения о Божестве Иисуса Христа, на Востоке не были склонны вникать в заблуждение Аполлинария по вопросу о соединении в лице Иисуса Христа двух природ и особенно не были расположены осуждать личность Аполлинария, которого многие – в том числе и каппадокийцы – считали своим учителем. Кроме того, справедливость требует сказать, что учение богословов Александрийской Церкви по этому вопросу далеко не отлича-лось ясностью, даже правильностью. Правда, явные ошибки Аполлинария были замечены и указаны еще св. Афанасием, а потом позже Григорием Назианзянином, Григорием Нисским и Епифанием. Главная заслуга их в том, что они доказали необходимость признания во Христе разумной человеческой души. По вопросу же – как соединились во Христе две природы – упомянутые отцы до-пускали неясные, смутные и даже неправильные выражения. Так св. Григорий Назианзянин, твердо исповедуя в лице Ии-суса Христа fuseiq men duo, teoq kai anrwpoq de ou duo (Oratio II, 38), говорит о смешении (mixiq, sugkrasiq, anakrasiq) во Христе двух природ. Григорий Нисский, как будто бы, был не далек от мысли о превращении во Христе человеческой природы в Божественную (metapoijsiq, с. Eunom. XLV, 700). Св. Епифаний употреблял такое выражение ta duo kekrasaq qiq en, то есть, Иисус Христос позволил соединиться двум природам в одну (Ancorat. §§44, 81). Таким образом выходило, хотя теоретически рассматривали во Христе две природы, как нечто «иное и иное» (allo kai allo), и считали их свойства (idiwmata) исключающими друг друга, – фактически имело место смешение свойств (communicatio idiomatum). Поэтому еще от древности говорили о «распятом Боге» (Deus crucifixus) и Пресвятую Деву Марию называли Teotokoq. Религиозно-практи-ческий интерес у отцов и богословов IV-го века направлялся на действительность нашего спасения. В философских рассуждениях, в логических выводах, точных формулировках здесь не чувствовалось нужды. Это, конечно, не случайный факт, что св. Афанасий не оставил никакого ученого трактата о Святой Троице. Вера в реальное, действительное воплощение и вочеловечение Бога твердо стояла; но самый факт призна-вался глубоко-таинственным и не подлежащим человеческому рассудочному исследованию. Лично, конкретно не осуждаемый на Востоке (Константинопольский Собор 381 г., II-ой Вселенский, ясно анафематствует только "... kai tjn airesin twn Apollinaristwn," прав. I), Аполлинарий продолжал свою учительскую деятельность. По крайней мере, его слушал в Антиохии, в 384 году, Блаженный Иероним, не возбуждая вопроса об его еретичестве. Впервые осудил Аполлинария Запад, при папе Дамасе, на Римском Соборе 377 г., и исповедал кафолическую веру, что совершенный Бог воспринял совершенного человека (Peirfectum deum perfectum suscepisse hominem. (Mansi III, 461)). Аргумент папы, выдвинутый против Аполлинария, формулируется так: «Если воспринят (Сыном Божьим) не-совершенный человек, то несовершенно и наше спасение, по-тому что не весь человек спасается. Если весь человек погиб, то необходимо, чтобы спасено было все, что погибло.» Этим аргументом часто пользовались в эпоху христологических споров. На Востоке «ересь Аполлинаристов» была осуждена на Константинопольском Соборе 381 года. Вынужденный, в конце концов, оставить Церковь, Апол-линарий обосновал свои общины в Сирии. Начало христологических споров. Диодор Тарсийский и Феодор Мопсуэстийский. Вопрос, как могли совершенный Бог и совершенный человек образовать единство (одно) – кроме Аполлинария – занимал его решительных противников, антиохийцев, однако, в философском воззрении отчасти единомышленников. Из формулы, что Христос есть "совершенный Бог и совершенный Человек," т.е. действует и kata pneuma и kata sarka, они делали вывод, что во Христе нужно признать две различных и всегда остающихся различными природы. Диодор Тарский и Феодор Мопсуэстийский, бывши трезвыми философами, отлич-ными экзегетами, строгими аскетами и убежденными никей-цами, правильно рассуждали, что полное, совершенное челове-чество не может быть мыслимо без свободы и изменения, что Божество и человечество – противоположности, которые просто не могут быть соединены, сплавлены. На этом основывалась их христология, которая у них определялась не космически-сотериологическим принципом, но живым евангельским обра-зом Иисуса Христа. Христос состоит из двух раздельных при-род, объединение которых можно мыслить так: Бог-Логос воспринял отдельного Человека (teleionn antrwpon, teleion antrwpou proswpon), до известной степени соединился с ним, то есть вселился в Него. Это вселение не было существенным, субстанциональным, – но не было и духовным только, а kata harin, то есть Бог соединился с человеком Ии-сусом совершенно особым образом, отчасти по аналогии своего соединения с благочестивыми душами (kat eudokian) и сжился (соприкоснулся) с ним (sunafeia). Логос жил во Христе, как во храме. Человеческая природа субстанциально не изменилась; но мало-по-малу развивалась, совершенствовалась. Соедине-ние это (suntelein eiq en proswpon) не было физическим (enwsiq fusikj), но относительным (anwsiq shetikj). Первоначально оно было мо-ральным; но благодаря развитию, усовершенствованию и укреплению, становится как бы единым достопоклоняемым существом или субъектом (Антиохийская богословская школа, в противоположность Апол-линарию). О воплощении в собственном смысле не было речи, но можно говорить только о восприятии человека со стороны Логоса. Поэтому называть Марию "Teotokoq," в строгом смысле, есть абсурд. Все в деятельности Христа явно делилось на Божеское и человеческое. В конце концов Иисус стал «обожествленным человеком» (antrwpoq enteoq). Диодор Тарский и Феодор Мопсуэстийский, как блестящие представители Антиохийской школы, определяют собою глав-ное направление этой школы. Несторий всецело был их учеником. Исходный пункт III-го и IV-го Вселенского Собора – это различие в богословствовании представителей Александрийс-кой и Антиохийской школы. Поэтому есть большой интерес и даже необходимо изложить богословские воззрения Кирилла Александрийского, как самого крупного представителя Алек-сандрийской школы в IV-ом веке и что не менее важно, как современника Несторию. Учение Кирилла Александрийского. Значительное неудобство при изложении учения Кирилла возникает из того, что он не развивал его положительным методом, по принципу теоретического исследования, а только по требованиям полемическим и формулировал в нужных для цели тезисах. Поэтому-то и в терминологии св. Кирилл не был устойчив, хотя и имеет в данном случае некоторое преимуще-ство пред каппадокийцами, как не допускавший смешения, слияния Божества с человечеством. Вера св. Кирилла, как и св. Афанасия и Григория Назианзянина, – в противоположность антиохийцам, – исходила не от исторического Христа, а от Teoq-Logoq. Бог-Слово чрез воплощение усвоил Себе, так сказать включил в состав всю человеческую природу и однако остался Тем же Самым, Каким был и до воплощения; ничто в Нем не изменилось; но челове-чество Он воспринял в единство Своего существа, не утративши ничего в нем; напротив, Он возвел его чрез Свое восприятие в Свое существо к высшей чести. Соединившись и с человеческою природою, Иисус Христос остался Тем же самым, Каким был и до воплощения, т.е. одним нераздельным индивидом, который нечто присоединил, приобщил Себе, не изменяя, не претворяя этого в Свое существо. Все, что переносило тело и человеческая душа Бога-Слова, Он Сам переносил, ибо они суть Его тело и Его душа. Такую схему можно подтвердить изречением са-мого Кирилла Александрийского. Слово – по нему – соделалось человеком, но не восприняло человека – gegonen antrwpoq, ouk antrwpoq anelaben (Epist. 45. Migne. Patr. gr. LXXII, c, 236). Однако, оно человеческое естество сделало Своим – idian epoise tjn sarka. Соединившегося с ним kat ousian, kata fusin, kat upostasin – Бога родила Святая Дева телесно; поэтому мы говорим, что Она есть Богородица (teon, enwtenta sarki kat' upostasin j agia partenoq sarkikwq tautj soi kai Teotokon einai autjn, Epist. 17. Migne. Patr. Gr. LXXII, c. 17). Родившись от Девы, Слово пребывает тем, чем было (memenjke oper jn); Оно только человеческую природу восприняло в единство Своего существа и ныне есть Бог и Человек, один из двух естеств – ek duoin teleioin, ek duoin pragmatoin, ex amfoin. Единое богочеловеческое лицо называется en en proswpon, mia upostasiq, mia fusiq tou Teou logou sesarkomenj (Как уже замечено, выражение собственно Аполлинария; оно находилось в Ps. Athanas. исповедании ad Jovianum. Но св. Кирилл, как и все в его время, считал его подлинно Афанасьевым). Последнее изречение было причиною того, что Кирилла обвиняли в смешении двух природ (Слова или понятия upostasiq и fusiq на языке Кирилла строго не разграничиваются). Поэтому Кирилл неоднократно повторял, что две природы соединены во Христе asunhutwq, atreptoq, ametabljtoq, без Смешения – (sunhusiq, sunkrasiq, sunousiwsiq). – Справедливость требует сказать, что неустановившаяся терминология позволила допустить некое «сплетение» (sumplokj) Логоса с плотью, и некоторое смешение (anamihtj tropon tina), подобно смешению воды с землею (Сказанным объясняются упреки Кириллу со стороны Гарнака, DG. II. s. 349, в неустойчивости в терминологии. См. свящ. Т. Лященко. Св. Кирилл Алексадрийский 1913, стр. 245). Встречающееся в сочинениях Кирилла выражение – после унии с восточными – что до соединения в нем – Слове, две fuseiq, а после него, только одна fusiq – возбуждало нарекания на него... Однако, Кирилл этими словами указывает на соединение Логоса с полною – состоящею из души и тела – человеческою природою, которая по соединении существует не в самой себе, а в Логосе. Кирилл так рассуждает: «Мы говорим, что две природы (duo fuseiq) соединены, но после соединения деление на два су-щества не имеет места; посему веруем, что есть одна природа Сына (mian einai pisteuomen tjn uion fusin), потому что существует один сделавшийся человеком и плотью» (Epist. 40. Migne. LXXII, c. 192-193). Как здесь, так и вообще соединение двух природ Кирилл обозначает большею частью словом enwsiq, которое употреблялось отцами и прежде, например, enwsiq fusikj, kata fusin kat' upostasin, kat' uosian Слово enoikjsiq, которое вместо вочеловечения говорит как бы о простом обитании, Кирилл считал несторианским термином (Гарнак, DG. II. s. 351, признает характерным и останавли-вает внимание на том факте, что Кирилл определенно отвергал тот взгляд, будто во Христе был на лицо индивидуальный человек, хотя он и приписывал Христу все составные части человеческого существа. В заключение изложения Кириллова учения о лице Иисуса Христа Гарнак, DG. II. s. 352, и Лоофс, Leitfaden s. 293, ставят вопрос: не было ли это учение «монофизитским» и отвечают в том смысле, что нужно де отличать существо дела, содержание – от образа выражения; затем, поскольку Кирилл учил, что Логос и после воплощения пребывал mia fusiq он мог быть цитирован и монофизитами. Но, с другой стороны, Кирилл утверждал, что полное совершенное человечество во Христе не смешалось с Божеством. Этот тезис был уже против монофизитов). Как видно из предшествующего, превосходящий человеческое разумение вопрос о соединении в одном лице Бого-человека двух природ – естественно не поддавался усвоению человеческою мыслью, полному уяснению и точному выра-жению. Разности, неясности в понимании данного непости-жимого предмета со стороны богословов Александрийских и Антиохийских отражались на языке, на образе выражений, очень несогласных, иногда противоречивых. Но они сущест-вовали отдавна и не приводили к серьезным разногласиям. Отношение восточных к заблуждениям Аполлинария ясно до-казывает их осторожное отношение к таинственному вопросу. Чтобы возбудить вопрос о страшной ереси, которая будто бы угрожает чистоте и целости христианского учения и для подавления которой требуется вселенский собор, – нужны были многие другие привходящие обстоятельства и индиви-дуальные качества лиц, возглавлявших в 1-ю четверть V-ro века александрийскую и константинопольскую кафедры. Соперничество Александрийского и Константинопольского епископов Характеры Кирилла Александрийского и Нестория Константинопольского. 1. К IV-му и в IV-ом столетии первенство на Востоке при-надлежало Александрийскому епископу. Деятельность св. Александра и, в особенности, Афанасия Великого доставили Александрийской кафедре неувядаемую славу. Преемник пос-леднего, архиепископ Петр, провозглашенный императором Феодосием наряду с папой Дамасом образцом христианской веры, а потом Тимофей считали себя в праве промовировать своего кандидата на Константинопольскую кафедру (после удаления Демофила) – в лице злополучного Максима-Киника. Но вот Константинопольский Собор 381 г. вдруг, неожиданно создает 3-м каноном соперника Александрийскому архиепис-копу в образе Константинопольского епископа, доселе под-чиненного Ираклийскому митрополиту. Однако, и после упомянутого Собора Александрийский архиепископ не считает себя утратившим свои права на Востоке. Преемник Тимофея, архиепископ Александрийский Феофил (с 388 г.) в 397 г. по смерти Константинопольского епископа Нектария, стремился поставить на вакантную кафедру Исидора, пресвитера своего клира. Но здесь он должен был уступить всесильному тогда вельможе, временщику Евтропию, выдвинувшему кандидатуру Антиохийского пресвитера Иоанна. Уже вследствие одного этого, архиепископ Феофил не мог питать особых симпатий к Иоанну, занявшему Константинопольскую кафедру. Но здесь произошли и новые события, которые чувство недовольства Иоанном у Феофила усилили и довели его до неприязни и вражды. В самом конце IV-ro века архиепископ Феофил под-верг жестокому гонению Нитрийских монахов за их почитание Оригена, объявленного со стороны некоторых богословов еретиком. Феофил разгромил Нитрию, и до 300 монахов при-нуждены были бежать в Палестину. Пятьдесят же монахов из Палестины пришли в Константинополь; между ними были 4 так называемые «долгие братья» (adlfoi makroi) – Аммоний, Диоскор, Евсевий, Евтимий, из которых старший Аммоний пользовался большим авторитетом (Созомен. Ц. История VIII, II). Иоанн Златоуст сжалился над изгнанными монахами, дал им приют, но не принял их в церковное общение, а написал ходатайство за них архиепископу Феофилу. Последний был страшно недоволен вмешательством Константинопольского архиепископа. Между тем в Константинополе монахи-оригенисты нашли доступ к императрице и подали ей жалобу на Феофила. Результатом этого был вызов последнего на суд в Константинополь. Однако, Феофил сумел повернуть дело так, что не Иоанн Златоуст стал судить его, а он сам сделался судьею... над Иоанном Златоустом... Борьба за первенство на Вос-токе и неприязненное отношение Александрийского архиеписко-па к Константинопольскому – были унаследованы и преемни-ком Феофила, его племянником Кириллом, Александрийским архиепископом с 412 г. Когда в 417 г. Константинопольский архиепископ Аттик восстановил в диптихах имя Иоанна Зла-тоуста, то Кирилл резко осудил его поступок. Внезапное воз-вышение Константинопольского епископа на Соборе 381 г. обеспокоило не только Александрийского архиепископа, но и Римского папу. Как мотив к возвышению, 3-ий канон указы-вает на "новый Рим," как седалище Константинопольского епископа. Отсюда могло следовать, что Римский папа, как епископ "старого Рима," может оказаться ниже Констан-тинопольского. Это во-первых. Во-вторых, между Римом и Кон-стантинополем начался спор из-за Иллирика, поставленного теперь в зависимость в гражданском отношении от Констан-тинополя, а в церковном от Рима. В-третьих, современный Несторию, папа Келестин I (422-432 г.) был недоволен Нес-торием лично за то, что последний принял участие в изгнанных из Италии пелагианах и, отправляя папе письмо по этому по-воду, назвал его «братом»; тогда как Кирилл Александрийс-кий именовал папу «отцом отцов.» II. В том, что за возбужденный жаркий христологический спор подлежат большой ответственности Кирилл и Несторий, как известные индивидуальности, как личные характеры, – так в этом согласны старые и новые, не одни лишь историки-богословы. Так Римский папа Келестин писал Несторию по поводу возникшего спора: «Откуда пришло тебе желание направлять свои речи на такие предметы, решение которых по началам разума есть нечестие? Зачем епископу проповедовать народу такое, чем оскорбляется в нем благоговение к рождению Девы? Нечестивыми словами о Боге не должно возмущать чистоту древней веры» (Деяния Вселенских Соборов, русский перевод, Том I, стр. 155). Точно так же писал и Акакий Веррийский в своем ответном письме к Кириллу по поводу ереси Нестория: «...В самом начале не было надобности предлагать это учение.» "В самом деле, какую принес пользу (Церкви) Апол-линарий Лаодокийский, который думал быть великим борцом впереди других, – в защиту правой веры, крепким воителем против врагов её? Не видна ли крепкая рассудительность, полное благоразумие в словах, которые сказаны одним из прежних епископов (Василием Великим), желавших людей умных остановить от исследования того, что выше сил челове-ка? Его слова таковы: тайну, как родил Отец Единородного, надобно почтить благоговейным молчанием о ней. ... Иссле-дование этого недоступно всем силам небесным, а не только человеческим" (Ibidem стр. 169). Согласно с отцами IV-ro и V-го в.в. думают и новые историки. Проф. А. Лебедев (Проф. А.П. Лебедев. История Вселенских Соборов, Том I, стр. 167-8) говорит: «мы думаем, что эти споры едва ли возгорелись бы, если бы на сцене церковно-исторической не появилось Нестория, человека с достоинствами, но крайне запальчивого, любившего настоять на своем, гордого; а главное, как питомец монастырский, он мало знал жизнь и её требования, узко понимал интересы Церкви. В самом деле, по христологическому вопросу много было уже написано прекрасного отцами Церкви IV-ro века, но вопрос от этого не приблизился к уразумению.» Священник (впослед-ствии епископ Тихон) Лященко (Свящ. Т. Лященко. Св. Кирилл Александрийский. Киев 1913 г. стр. 209) в своем специальном труде о Кирилле Александрийском пишет: «Конечно, при ином характере Нестория и при ином его положении в Церкви, его ересь далеко не так сильно взволновала бы Церковь и, быть может, даже не потребовала бы созыва Вселенского Собора. То же мы должны сказать и о значении личности св. Кирилла в истории несторианства. Не будь Кирилла, история несторианских споров могла быть иная.» Проф. Ф.А. Терновский того же мнения. Проф. В. Болотов (Проф. В.В. Болотов. Лекции по истории Церкви. Том IV, стр. 184) замечает: «Вообще говоря, при том состоянии философской мысли, какой её можно представлять в V-ом веке, вполне ученый спор о таких важных вопросах, как единство личности относится к единству сознания и самосознания – был невозможен... Вопрос о единстве лица казался тогда понятнее в его конкрет-ной постановке, как вопрос об одном и двух сынах ... А при такой постановке его, Несторий всегда со всею ясностью вы-сказывался за единство лица, решительно отвергая предполо-жение, что учит о двух сынах.» Несторий, как Константинопольский архиепископ 24 декабря 427 г. скончался архиепископ Константино-польский Сисиний, славившийся своим благочестием. На осво-бодившуюся кафедру выступили два кандидата – Прокл, на-реченный епископ Кизический и ученый пресвитер Филипп из Сиды (Сократ. Ц. История VII, 27-29). Кандидаты были с большими достоинствами. Но императором Феодосием им был предпочтен, как достой-нейший, «иноземец из Антиохии» – Несторий (Ibidem VII, 29). Несторий был сириец по происхождению, родом из Гарманикеи. Внешняя жизнь его своим ходом напоминает жизнь св. Иоанна Златоуста. Несторий также учился в ораторской школе, основанной Ливанием, а богословское образование по-лучил в Антиохии от Феодора Мопсуэстийского, также провел несколько лет в подвигах монашества, был сделан пресвитером и жил в монастыре св. Евпрепия, у стен города. Он, подобно Иоанну Златоусту, славился красноречием, чем и обратил на себя внимание двора. Но он сам некоторое время колебался принять высокую честь. Народ с радостью приветствовал вы-бор императора, надеясь найти в Несторий второго Злато-уста (Иоанн Кассиан. De Incarnatione. Migne. Ser. lat. c. 366). И он действительно был человек по замечанию даже нерасположенного к нему (за его гонение новациан) историка Сократа (Сократ. VI, 29) «с хорошим голосом и отличным даром слова.» Кроме того, Несторий обладал величавою осанкою, а бледное и суровое лицо его, светлый и глубокий взгляд придавали всей его фигуре нечто такое, что во все времена считалось при-надлежностью оратора. Отдавая дань ораторским дарованиям Нестория, новые историки расходятся в оценке его нравствен-ного характера. В особенности мрачными красками изображает его о. Лященко (епископ Тихон) и отчасти проф. Терновский. Однако, другие, например, проф. Лебедев (Лебедев. I, 168), Гидулянов (Проф. Гидуланов. Восточные патриархи. 625) и проф. Болотов (Лекции IV, 178) не считают возможным что-нибудь ска-зать дурное и о нравственной личности Нестория. «Этот Кон-стантинопольский патриарх, говорит последний, был совсем не поверхностный ученый... Что это не был характер низкий, за это ручаются факты глубоко-искреннего и почтительного отношения к нему со стороны его приверженцев...» Несторий был фанатичен, но, вероятно, не более многих из своих собра-тий. Не он, а его пресвитер Анастасий первый бросил вызов Константинопольскому населению проповедью против Оеотокоч. Не Несторий, а Дорофей Маркианопольский провозгласил анафему тому, кто Святую Деву называет Богородицею. Посвящение Нестория на Царьградскую кафедру произо-шло 10 апреля 428 г. По Сократу (Сократ. VII, 29), новый епископ в своей вступительной речи, – говоря риторически in persona del, обра-тился к императору с следующими словами: «Царь, дай мне землю, очищенную от ересей; а я за то дам тебе небо; по-моги мне истребить еретиков, и помогу тебе истребить персов.» Свою нетерпимость в делах веры Несторий обнаружил са-мым решительным образом тем, что на 5-ый день после своего посвящения распорядился разрушить арианский храм в Кон-стантинополе. Тогда ариане сами подожгли здание, пожар рас-пространился на соседние дома и причинил много бед. Несторию дали прозвище поджигателя (Сократ. VII, 29). В правление мягкого, очень тактичного патриарха Аттика, законы, изданные против еретиков, особенно во времена Феодосия I, применялись крайне редко, пришли почти в забвение. Теперь быстро они все были приведены в действие. 30-го мая 428 г., очевидно, под влиянием энергичного Нестория, был издан общий указ об еретиках на имя «верного и испытанного в православии» префекта пре-тория Флоренция (Codex Theodos. XVI, 5, 65; Mansi IX, 763). Ариане, македониане и аполлинаристы лишались права иметь церкви в городах; новациане и саббатиане (четыредесятники) теряют право обновлять свои цер-кви и так далее, в том же роде. Еретики лишаются права сос-тоять на государственной службе, прав дарения и наследо-вания. Еретикам воспрещается крестить и обращать в свою веру, как свободных людей, так и рабов. Нового в этом прос-транном указе ничего не было, но ранее он был лишь мертвою буквою. Во исполнение вновь изданного указа, между прочим, епископ Антоний города Герм в Гелеспонте начал преследовать македониан. Последние его убили. Несторий убедил импера-тора отнять в наказание у них церкви (Сократ. VI, 31). Являясь самым решительным врагом еретиков, Несторий не мог себе даже и представить, чтобы его могли заподозрить в лжеучении (Mansi V, 753 А). Между тем это случилось. Из сообщений самого Нестория (Ibidem) и историка Сократа (Сократ. Ц. История VII, 32) следует, что споры относительно Teotokoq в приложении к Святой Деве Ма-рии, происходили в Царьграде еще до прибытия Нестория, а в лице его встретили наиболее способное на них отозваться лицо. Несторий еще в Антиохии разъяснял догматы. Заставши те-перь догматические расхождения в Царьграде, Несторий по-ручил своему синкеллу, пресвитеру Анастасию, уладить их. Миссия последнего совсем не удалась, главным образом вслед-ствие его резкого характера. Однажды он, в присутствии са-мого Нестория, сказал в церкви: «Пусть никто не называет Марию Богородицею, ибо Мария была человек, а от человека Богу родиться невозможно» (Сократ. VII, 32; Евагрий. Ц. История I, 2). Слова эти вызвали большое смущение среди слушателей. Но Несторий подтвердил выска-занное Анастасием. Этот случай породил сильное возбуждение в городе: пошли споры и раздоры. Однако, Несторий, вместо успокоения, тем чаще стал обращаться к этой теме в своих проповедях (Сократ. VII, 32). В день Рождества Христова, при большом стечении народа, он дал подробное, обоснованное изложение своей точки зрения на этот вопрос. Вскоре в оппозицию Несторию стали оба бывшие сопер-ники при замещении Константинопольской кафедры – Фи-липп и Прокл. Первый прямо упрекал своего архиепископа в ереси. Несторий, в свою очередь, обвинял его в манихействе. В один из праздников Богородицы (Благовещение 429 г.) выступил с словом возражения против Нестория и Прокл. Он встретил среди слушателей большое сочувствие. За это не воз-любил его Несторий и сам продолжал в проповедях развивать прежние свои мысли. При этом ему пришлось однажды подвер-гнуться публичному оскорблению со стороны Евсевия схолас-тика, т.е. ритора по профессии, впоследствии епископа Дорилейского, который прервал архиепископа возгласом: "Нет, сам вечный Логос подверг себя второму рождению," – назвав его (Нестория) слова ложью и богохульством. Через несколько дней на стенах церкви появилось формулированное обличение Нестория в ереси, причем его учение сближалось с ересью Павла Самосатского (Mansi IV, 1008-1012). Император стал на сторону Нестория. Пульхерия объявилась его врагом. До сих пор речь идет о волнениях в Константинополе, вызванных проповедями Нестория и его единомышленников. Эти волнения нельзя особенно преувеличивать. Повидимому, их можно было еще успокоить, заглушить. По крайней мере, в конце 430 г. Несторий в беседе со своим клиром разъяснял, в каком смысле можно употреблять и наименование Оеотокоч. Это еще ранее получения Несторием дружественного послания – увещания от Иоанна Антиохийского. Последний, зная об-стоятельства дела, мог совершенно серьезно подумать, что вол-нения в Константинополе улеглись. Однако, дело приняло совершенно другой оборот, когда в него с большою горячностью вмешался Кирилл Александрий-ский. Среди народа распространился сборник проповедей Нес-тория, говоренных им отчасти в Антиохии еще, а отчасти в Царьграде – главным образом относительно eoroxos. Сбор-ники попали в Рим и Египет. Это дало повод Кириллу напи-сать "послание к египетским монахам," где он, не называя Нестория по имени, бичует его учение. Это было, конечно, право Кирилла поучать монахов своего округа. Агрессивный характер действия Кирилла получают тогда, когда он высту-пил за пределы своего патриархата. Кирилл взял на себя смелость написать поучительное письмо Несторию. Это было в конце лета 429 г. Несторий ответил ему кротко, восхваляя христианскую добродетель кротость (Непонятно, каким образом в таком кратком письме, где скрывается даже чувство полученной обиды или оскорбления, видят так много «гордости, высокомерия» и даже угроз по адресу Кирилла. См. свящ. Т. Лященко, епископ Тихон, "Св. Кирилл Александрийский," Киев 1913 г. стр. 288) и с большою сдер-жанностью. Тогда Кирилл пишет другое послание Несторию чисто-догматического характера или содержания. Кроме того, он направил письма к восточным епископам – Иоанну Антиохийскому, Акакию Веррийскому и другим лицам. Но все это, повидимому, было у него подготовлением к более серьез-ному шагу – составлению писем к папе Римскому и импе-ратору Феодосию, а также отдельных писем императрицам (См. эти интересные письма в русском переводе "Деяния Все-ленских Соборов," I, 147). Первое письмо имело чрезвычайный успех: оно, можно ска-зать, решило дело. Кирилл обращается к папе как к «преподобнейшему и боголюбезнейшему отцу»; входить в сноше-ние с папою его будто бы заставляет «давний обычай Цер-квей.» Кирилл просит папу произнести свое суждение по делу Нестория. Папе, конечно, подобное письмо не могло не понравиться. Папа Келестин I (422-432 г.) вполне принимает усвояемую ему роль судьи и отвечает в благодушно-снисхо-дительном тоне, с изысканными комплиментами по адресу Кирилла. В заключение, папа, передавая свои полномочия Кириллу, делает такое распоряжение: «Итак, ты, приняв на себя подобающую власть и заступив наше место с усвоенной ему властью, приведи в исполнение с непреклонной твердостью правоту проповедуемого им учения, произнести на него про-клятие» (ibidem). Это послание написано после Римского Собора, однако, о нем папа не упоминает. Письма же Нестория папе были в другом роде, без всякой тени подобострастия, как от равного к равному, «брату.» В том же роде были и действия его, например, по делу пелагиан (Когда изгнанные из Италии пелагиане обратились к защите Нестория, прося или ходатайствуя о суде церковном, то Несторий писал «брату» Келестину, прося его доставить сведения за что пелагиане от-лучены от Церкви, ибо они считают себя невинно пострадавшими). Разумеется, избалован-ному Римскому первосвященнику эти слова могли показаться оскорбительною фамилиарностью. Оскорбленная личность, по-видимому, и дает себя знать в решительных, властных и энер-гичных действиях папы Келестина I чрез Кирилла по отно-шению к Несторию. Сам Келестин homo simplex в богословских вопросах. Опровержение учения Нестория писал, по его указа-нию, ученик Иоанна Златоуста Иоанн-Кассиан (В своем сочинении De incarnatione – Mansi IV. coil. 1017, 1025, 1035, 1047). На ос-новании его произошло осуждение Нестория (без вызова его самого) на Римском Соборе 11 августа 430 г. и состоялся при-веденный выше приговор, проведение которого в жизнь было поручено Кириллу. Кирилл, по-видимому, этого то и добивался, и в поручении папы почерпнул большое мужество. Поэтому, несмотря на то, что обращение Кирилла с письмами к царю и царскому се-мейству было очень неудачно, – император в своем секретном письме к Кириллу обличает его в интриге и называет его истинным виновником всей происшедшей смуты; – несмотря на то, что Акакий Веррийский (Алеппский) дает знать Ки-риллу, что он ничего не находит еретического у Нестория и просит его пользоваться епископскою властью к созиданию, а не для разорения; несмотря на то, что Несторий после письма к нему Иоанна Антиохийского – да еще и прежде – находит возможным допустить употребление слова «Богородица» толь-ко с ясным пониманием смысла этого слова: Кирилл осенью 430 г., в октябре, созывает Собор, составляет от имени его 12 пресловутых, анафематизмов и требует под ними подписи Нес-тория. Анафематизмы были получены в Константинополе 30-го ноября 430 г. На эти анафематизмы Несторий ответил 12-ю же анти-анафематизмами. Впоследствии Кирилловы анафематизмы опровергали Блаженный Феодорит и Андрей Самосатский. Последний написал целую книгу. Вскоре после получения анафематизмов, 6 декабря 430 г. Несторий в проповеди жа-ловался своей пастве, не называя Кирилла по имени, а именуя его "некиим египтянином," на гонения от Александрии: ранее Антиохийских епископов Мелетия и Флавиана, затем Кон-стантинопольского патриарха Иоанна Златоуста, а теперь его самого. Конечно, указать на «Египетское гонение» и отож-дествить свое дело с делом Златоуста было выгодно для Нес-тория... Да, и действительно, нечто аналогичное будто бы и было. Также, как «долгие братья» жаловались Иоанну Златоусту на Феофила Александрийского, после чего он вскоре был потребован императором на суд; также и теперь прибыло в Константинополь несколько александрийцев с жалобою на Кирилла; следовательно, последний мог ожидать, что его по-требуют также на суд в Константинополь и – что особенно важно – император в упомянутом письме к Кириллу приг-лашал его на имеющий быть Собор в Константинополе. Мы изложили так сказать пролог к Ефесскому Собору, завязку той драмы, которая разыгрывалась в течение не толь-ко нескольких лет, но и целых десятилетий и даже столетий. Чрезвычайно важно определить конкретнее позицию тех двух главных лиц, которые стояли в центре тогдашних событий – необходимо точнее знать credo Нестория и Кирилла. Едва ли можно согласиться с теми историками (Joseph Kard. Hergenrother. B. I. s. 549. Auflage. VI, J.P, Kirsch, 1924), ко-торые уравнивают позицию Кирилла в отношении к Нес-торию с оппозицией Афанасия к Арию. В смысле личного характера Афанасию было присуще спокойствие, объектив-ность, сдержанность и склонность к миру (миролюбие). Кирилла же трудно защитить от обвинений в страстности, даже запальчивости, властолюбии и хитрости. Что касается характера богословских воззрений, то учение св. Афанасия от-личалось сравнительно большею определенностью и даже точ-ностью, и это даже при невыработанности в его время богослов-ской терминологии... Между тем Кирилл, живя после каппадокийцев, разграничивших смысл слов ousia и upostasiq, не принимал в соображение этого. Чрез это он впал – к громад-ному, даже роковому соблазну несогласных с ним – в ту серьезную ошибку, что пользовался изречениями Аполлинария, принимая их за выражения св. Афанасия. Кирилл учил не только об "enwsiq kat' upostasin," но и «enwsiq fusikj» и "enwsiq kata fusin," т.е. утверждал соединение физическое, природное. Значит, у fusiq = upostasiq. Вследствие этого, понять выражения Кирилла, после выяснения терминологии каппа-докиицами, – в ортодоксальном смысле человеку, не вполне единомысленному с ним, было очень не легко. Еще более трудным для понимания в точно общецерковном смысле пред-ставлялось выражение Кирилла "mia fusiq tou Teou Logou sesarkwmenj," собственно аполлинариево, но принятое им, как Афанасьеве (Herele. Conciliengeschichte В II. s. 144). Верно сказал один историк (Проф. В. В. Болотов. Лекции по истории древней Церкви IV-180) о Кирилле, архиепископе Александрийском. «В своем богословском направлении Кирилл не только дошел до той черты, какую указал для выражения православной истины Собор Халкидонский, но и перешел чер-ту, сделал один лишний шаг в сторону монофелитства. Следо-вательно, он стоял от Нестория далее и требовал от него больше отречения, чем это нужно было для защиты православия.» Говоря об учении Нестория нужно прежде всего подчерк-нуть, что оно было специально антиохийское, а не лично ска-занное им. Его прямым учителем является Феодор Мопсуэстийский, а за ним непосредственно стоит Диодор Тарсийский. Проф. А. Бриллиантов прямо говорит, что «у Диодора и Феодора и нужно было искать истинный источник несторианства, к которым восточные обращались и после осуждения Нестория, как к непререкаемым авторитетам» (Происхождение монофизитства. СПБ. 1906, стр. 22. ср. 7-8). Несторий даже не был крайним выразителем этой школы, а только умерен-ным представителем. Мы не согласны с Лоофсом, по которому и Феодор Мопсуэстийский учил о двух сынах (Realencyklopadie Hauck. В. XIII, s. 740). Но что о двух сынах учил Диодор Тарсийский, это ясно следует из фрагментов Мария Меркатора «Teleioq pro aiwnwn o Uioq, teleion ton ek Dabid aneiljfen Uioq Teou uion Dabid» (Migne – Patrologie Ser. gr. t. XXXIII, c. 1560 А, «Совершенный прежде веков Сын воспринял совершенного от Давида, Сын Божий Сына Давида.» Ср. Handbuch der Kirchengeschichte, Preuschen-Kruger I). Несторий, наоборот, говорит: «Один Христос и один Господь, но ко Христу единородному Сыну прилагается имя Христа и Сына то по Божеству, то по человечеству, то Божеству и человечеству.» И еще: «Христос как таковой неделим. Отсюда мы не имеем двух Христов или Сынов... но Он Сам единый является двойным не по достоинству, а по естеству» (Migne. Patrologie Ser. gr. LXXXVI P. 64 И 84 ср. 88). Он определен-но говорит: «hwrizw taq fusiq, all' enw proskunjsin – разделяю природы, но объединяю в поклонении» (Migne. Patrologie. Ser. gr. LXXV1, II, 10 с. 100). Подобно антиохийцам, он различает «храм» от "живущего в нем," «Гос-пода» от "образа раба," «вседержителя Бога» от «споклоняемого человека»; также он признает образ единения естеств sunafeia eiq enoq proswpon, enwsiq shetikj – «относительное единство»; или не допускает единения fuseiq (или upostaseiq) kat' ousian, но лишь kata sunafeian. Антиохийская богословская школа, в противоположность Аполлинарию, утверждая полное человечество Иисуса Христа и не желая впасть в динамизм Павла Самосатского, пришла к отречению и отрицанию, как видим, физического или ипостас-ного единения Божества и человечества в Спасителе, т.е. fuseiq kat'uosian пo cуществу, а лишь – kata sunafeian; "вcелeние (enoikjsiq) Логоса в человеческую природу Иисуса было не по fusei а eudokia (Cм. неправославные изречения в извлечении из сочинений Несторня у Mansi V (русский перевод Деяния Вселенских Соборов. Том I. стр. 230-234). Хотя по этим вопросам до Халкидонского Собора не было догматического определения, но ортодоксальное учение выявлялось ина-че, чем рассуждали антиохийские богословы).