Меню
Назад » »

Макарий Митрополит (Булгаков) История русской церкви (168)

На двенадцатый вопрос, согрешил ли Никон, когда назвал себя великим государем потому только, что так назвал его царь, желая его паче обычая почтить, Паисий отвечал: "Истинно согрешил". Никон: да в чем же согрешил, когда ты сам говоришь, что так назвал его сам государь? А я скажу тебе даже, где и когда назвал. Когда государь из-под Смоленска пришел в Вязьму и мы с его царицею и всем семейством пришли туда же, то он "со многим молением говорил нам, чтобы писаться великим государем, а нашего изволения на то не было". Теперь же он порицает нас за то, что мы начали так писаться: Господь Бог рассудит в день Судный. Тут Никон допустил совершенную неправду: из-под Смоленска в Вязьму царь пришел уже под конец 1654 г., а Никон еще в 53 и в течение всего 54 г. величался великим государем и в своих грамотах, и даже печатных книгах, которые издавались с его благословения. Затем Никон продолжал: "Скажите мне, в чем разность между словами: государь и господин. Епископы все пишутся великими господами, а бояре и все люди - государями. И почему ныне все кого хотят, того и называют государем, даже меньших себя?" (л. 84 - 85). По тринадцатому вопросу и ответу обвиняли Никона в том, что он назвал свой Воскресенский монастырь Новым Иерусалимом, причем Паисий выражался, что Никон начинает новое письмо, которого ждут евреи, что из его Нового Иерусалима произойдет антихрист, что Иерусалимов только два, земной и небесный, и непростительно выдумывать еще третий. Никон: новым Иерусалимом назвал Воскресенский монастырь сам царь, когда приходил сюда на освящение церкви со всем своим синклитом, и царская грамота о том сохраняется доселе. А что ты говоришь, будто я начинаю новое письмо, то я по св. канонам проклинаю и тебя, начинающего вопреки правил издавать новые законы на соблазн людям. Не погрешил бы тот, кто обвязал бы вокруг шеи твоей жерновый камень и потопил бы тебя в море. Если ты не знаешь, где подобает родиться отцу твоему антихристу, мы покажем тебе то место от св. книг. И приводятся все места об антихристе и о последних временах из Евангелия и апостольских писаний, потом из ветхозаветных книг и отрывки из Ипполита, из Ефрема Сирина и др. Потом Никон старается разъяснить, что не грешно называть по образцу древнего Иерусалима Новый Иерусалим, как же грешат те, которые по образцу Животворящего Креста, на котором распят Господь, устрояют другие кресты; по образцу Воскресенского храма в Иерусалиме созидают и в других местах храмы во имя Воскресения Христова, с оригинальных Евангелий списывают копии и пр. (л. 85 об. - 100). Четырнадцатый вопрос был, не говорит ли святой Герман, патриарх Цареградский, что жертвенник образует собою Вифлеем, а престол - Гроб Господень. Никон отвечал, что такие названия действительно приличествуют жертвеннику и престолу, и кратко объяснил, почему приличествуют. А потом снова обратился к тому же предмету, которым занимался в тринадцатом своем возражении, и стал опровергать сказанное Паисием, будто бы название Воскресенского монастыря Новым Иерусалимом означает, что древний Иерусалим уже не существует, престол апостола Иакова, брата Господня, престал, и Христос сказал неправду о Своей Церкви: Врата адова не одолеют ей. Никон доказывал, что это название вовсе не имеет такого смысла, что Новый Иерусалим назван по образцу древнего, который продолжает существовать, хотя и под властию мусульман, что Церковь Христова не привязана к месту, и хотя рассеяна по разным странам, но есть едина, и что врата адова никогда ее не одолеют, - в подтверждение приведено множество текстов из Священного Писания, особенно из Апокалипсиса и толкований св. отцов (л. 100 - 116). В пятнадцатом вопросе и ответе говорилось, что Никон разорил Коломенскую епископию для своего Воскресенского монастыря. Никон: вместо одной епархии открыть другую не значит разорение, но строение. Коломенская епархия близко прилежит к патриаршей области, а Вятская земля отстоит от нее более полуторы тысячи верст, и там множество людей и немало еще остатков язычества. Ради того по совету с царем и перенесена туда епархия из Коломны, а не ради Воскресенского монастыря, который тогда еще и не зачинался. Сколько давала доходов Коломенская епархия, столько и выделяется из патриаршей епархии (для Вятской). Также сколько было крестьянских дворов в Коломенской епископии, столько по указу государеву и там дано, а дворы Коломенской епископии взяты на государя, а после государь пожаловал их в Воскресенский монастырь, когда был здесь на освящении церкви, а не я взял или разорил. Если Коломенский епископ в указанную епархию нейдет вопреки правил и беззаконно скитается, то его правила извергают: ему бы хотелось в митрополиты или в патриархи. Приводятся правила с толкованиями как об открытии новых епархий, так и о виновности епископов, не желающих идти в назначенные им епархии (л. 116 - 120). В шестнадцатом вопросе и ответе говорилось, что архиереям неприлично строить города или обозы, а Никон строит себе город и обоз, полюбил жить в местах пустых и безлюдных и наполнил те места наймитами и боярскими подданными, что он имеет там даже больше поместьев и доходов, нежели на Москве патриархия. Никон: обоза я не строю, и если оградил себя оградою по обычаю иных монастырей, то никакой надежды на нее не полагаю, а огражден Божественною благодатию. Место это отнюдь не пусто, но весьма многолюдно, и не наймиты в нем живут и не люди боярские, но рабы Бога Вышнего. Нет здесь ни города, ни обоза, а только церкви и монастырь, который основан законно и по правилам (которые и приводятся вместе с толкованиями). Затем Никон резко укоряет Паисия, что он говорит ложь, руководствуется ложными книгами на соблазн людям и, оставя свое гнездо, скитается и учит в чужой епархии (л. 120 - 127). В семнадцатом вопросе и ответе говорилось: неверно утверждает Никон, что он "не обретается вне от своего престола и епархии", проживая в Воскресенском монастыре, и удалился туда по благословным причинам. Московский патриарх должен жить в Москве, как Цареградский живет в Царьграде, Иерусалимский - в Иерусалиме. Если бы Москву постигло воинское разорение или другие бедствия, тогда можно было из нее перенести престол в другое место, как перенесены престолы из Антиохии и Александрии. Но Москва благодатию Божиею живет и царствует, и Никон тем виновнее, что удалился из Москвы без особенного ведома царя и без совета всех архиереев и всего Собора, да и после удаления мог бы подробно изъяснить все царю чрез писание, мог бы созвать Собор, чтобы очиститься, оправдаться. Но ничего этого не сделал, а все делает только по страсти самолюбия и проклятой гордости. Никон к Паисию: неправда, и Восточные патриархи исходят от своих престолов, шествуют по странам, некоторые приходили даже к нам, как и многие митрополиты и епископы с Востока, и не переставали, однако ж, называться по именам своих епархий. Да и ты здесь, в чужой епархии, пишешься Газским митрополитом, хотя столько времени скитаешься вдали от Газы, ползая, как змей по земле, и извергая свои смертоносные слова для уязвления простых людей; даже бывал ли ты в Газе и есть ли там престол архиерейский? В Москве, правда, не было воинского разорения или подобного бедствия почему бы я мог удалиться из нее, но не больше ли войны гнев царский? Не видишь ли, до чего царь гневается на меня? Он верит всякой лжи против меня и по всей России сыскивает о делах наших; он вопреки правил своим повелением, ничего не сказавши нам, созвал Собор, который справедливо назвать не только сонмищем иудейским, но и бесовским, потому что он делал только то, чего хотел и что приказывал царь. Из Москвы я отошел не без ведома царева: царь знал, что гневается на меня без правды. И от него приходили ко мне князь Юрий Иванович Ромодановский да Афанасий Иванович Матюшкин, и я им говорил, что иду из Москвы от немилосердия государя, пусть ему будет просторнее без меня, а то, гневаясь на меня, он не ходит в церковь, не исполняет своих обещаний, данных при нашем избрании на патриаршество, отнял себе суд церковный, велел судить нас самих и всех архиереев и духовный чин приказным людям. О всем этом я по совершении литургии в соборной церкви засвидетельствовал пред Богом и святыми, пред архиереями и всем Собором, а "царь принудил их сказать то мое свидетельство отреканием и многими пытками стращал, а всем архиереям свое государево жалованье давал для того, чтобы на меня подписались". И после отъезду из Москвы много было писано нами к государю от Божественного Писания о его царских делах, но он не слушает, а еще больше гневается. Созывать же Собор, чтоб пред ним очиститься и оправдаться, было нам неприлично и противно правилам: своего патриарха архиереи судить не могут. Говоришь о моем самолюбии и гордости, да какое тут самолюбие - терпеть все зло ради заповеди Божией? В чем наша гордость, когда мы исполняем на деле сказанное: Удалися от зла и сотвори благо? Ты проклинаешь гордость, но какую? Не ту ли, которою сам гордишься, величаясь митрополитом, когда по многим канонам недостоин даже священства, не только архиерейства? Но эту гордость и мы по св. канонам проклинаем трижды: да будешь проклят, да будешь проклят, да будешь проклят". При раскрытии этого возражения Никоном приведено много текстов Священного Писания, церковных правил с толкованиями и значительный отрывок из деяния Московского Собора 1660 г. (л. 126 об. - 142). В ответе на восемнадцатый вопрос говорилось: следовало бы Никону, когда опасение его миновалось, возвратиться в Москву на кафедру: он пастырь, епископ, ему вверено множество душ, и он отдаст за них ответ Богу. Никон в защиту себя указывал на продолжающуюся злобу царя, привел множество текстов Священного Писания, что нужно удаляться от всего злого, что христиане должны отличаться взаимною любовию, а между тем они постоянно ненавидят друг друга, и снова резко нападал на Паисия Лигарида: "Ты меня не знаешь, не видел меня, и ничего от меня не слышал, и по клевете одного неверного человека пишешь ответы против меня. Ты явился чуждым Божественной благодати, потому что вопреки правил много лет проживаешь в чужой епархии и один, митрополит, дерзаешь судить и осуждать патриарха, возносясь гордостию, как сатана и антихрист" (л. 142 - 150). В ответе на девятнадцатый вопрос Паисий писал: Никону следовало, когда он отходил, оставить вместо себя до своего возвращения наместника и приказать ему управлять Церковию, а то пришлось самому государю поручить это дело Крутицкому митрополиту. В опровержение этого Никону стоило только сказать правду, именно сказать, что он сам приказал на время митрополиту Крутицкому править делами Церкви, в чем и сознается в своем послании к Цареградскому патриарху Дионисию. Но Никон не сказал правды, а отвечал: "Нам, от злобы царския отходящим, аще бы и приказать, не послушал бы никто". Потом напал на Паисия, что он ничем не лучше язычника, потому что не молится и не постится, как поведали находящиеся при нем и заметили в Сергиевой лавре, когда он посетил ее. Напал на государя, что он приказал Крутицкому править делами, и привел ряд текстов из Библии и правил, что мирские власти не должны вмешиваться в церковные дела, не должны избирать и ставить архиереев; привел ряд изречений и примеров из Библии, как страшен гнев царский и как убегали от него пророки и другие святые мужи. Затем, обращаясь к себе, продолжал: "Царь говорит, что не гнал нас с престола, но мы тогда же засвидетельствовали пред Богом и всеми святыми о неправдах царя и его напрасном на нас гневе, да и теперь он не перестает гнать нас. Ему кажется легко, что дал волю всякому неправеднику злословить нас, как хочет и умеет, а нам от тех злодеев смерть приходит. Какого еще гонения, когда всех архиереев и других духовных созвал на нас, сказки готовые прислал на Собор и одних милостию и жалованьем, других страхом - всех принудил по своему хотению? А потом кто о чем ни бьет на меня челом, все с выговорами присылает государь, как к осужденному, своих думных, и которые боголюбцы посещали нас в нашей бедности или скорбели о нас, тех или в заточение сослал, или обложил лютыми прещениями... Или что лютее сего? Государь разослал по всему государству грамоты во все монастыри, чтобы ему подробно описали, сколько я будто бы взял, когда был на патриаршестве, из каждого монастыря казны, хлеба, лошадей, вотчин на промен в цену и без цены, также сосудов серебряных и золотых и иного чего, в каком году и месяце, а о себе не изволил государь подумать, сколько позабрал у великой церкви Успенской Пресв. Богородицы вотчин, людей, хлеба, рыбы, денег, лошадей и других потреб, также сколько позабрал от прочих церквей и монастырей, тогда как церкви и монастыри вовсе не повинны давать ему какие-либо дани" . Следует выписка правил в подтверждение последней мысли и отрывок из книги Никона Черногорца (л. 150 - 175). На двадцатый вопрос, грешит ли государь, что оставляет Церковь вдовствующею, Паисий отвечал: "Если он делает это для достойных причин, нам неизвестных, то не имеет смертного греха, однако несвободен от меньшего греха, потому что многие соблазняются и думают, что дело то зависит от его лености и нерадения. А .самое главное радение царя - радение о Церкви, потому что никогда не укрепляются дела царские, пока не укрепятся дела матери его Церкви". Никон: "Радение о Церкви, управление делами Церкви не принадлежит царю. В числе чинов Церкви, которые дал ей Бог (1 Кор. 12. 28 - 30), нет царя. Всякому своя мера, и кто вступается не в свое дело, того ожидает тяжелое наказание (приводятся тексты Священного Писания). Хочешь ли видеть различие между царскою и иерейскою властию, размышляй: "Честен престол царский, украшен камнями, обложен золотом, но царю дано устроять только то, что на земле, большей власти он не имеет. А престол священства на небеси: что связывает священник на земле, то связывается на небеси. Он стоит между Богом и людьми и от Бога низводит нам милости, а от нас возносит к Богу молитвы и примиряет нас с Богом. Потому и цари помазуются священническою рукою, а не священники царскою и благословляют самую главу царскую, но меньший от большего благословляется... Глава Церкви - Христос, а царь не есть и не может быть главою Церкви, но только один из ее членов, потому и не может действовать в Церкви... Священство гораздо больше царства. Живительно, как человеколюбие Божие терпит то, что ныне не только сам царь приял на себя сан святительства, но и все находящиеся в его власти то же творят". Затем приводятся примеры, чему подвергались цари и другие мирские люди, посягавшие на что-либо церковное (л. 175 об. - 192 об.). В ответе на 21-й вопрос Паисий писал: архиереи и бояре, которые не бьют челом царю, чтоб учинил в том деле совершенное исправление, весьма согрешают, потому что не показывают ревности об общем благе и оставляют Церковь в смирении, когда могли бы отвести от нее такой позор. Никон сам отрекся от своей духовной жены - Церкви, и через то умер для нее, и уже четыре года вовсе не печется о ней. Церковь вправе избрать и иметь у себя другого мужа. Никон возражает: архиереи действительно согрешают, но только в том, что действуют вопреки своей архиерейской присяге, данной при поставлении. Затем приводит самую присягу, рассматривает ее по частям и говорит: архиереи во всем солгали пред Богом и Церковию, обещались соблюдать правила святых апостолов и святых отцов и ничего не соблюдают, дерзают вопреки правил судить своего патриарха; обещались во всем повиноваться ему и не повинуются, не делать ничего по принуждению от царей, от бояр и князей и делают, за что и подлежат все извержению (приводятся правила). В опровержение же того, что он отрекся от своей Церкви, умер для нее, четыре года оставляет ее во вдовстве, Никон старается доказать, что не отрекался от своей Церкви, не оставлял ее и что, хотя бы и оставил, нет правила расторгать брак через четыре года, а он должен оставаться неразрывным на всю жизнь, для чего и выписывает множество правил с толкованиями о нерасторжимости брака. При этом Никон нападает на Паисия, жалуется на царя: "Ты называешь меня умершим для Церкви... Мертв тот человек, который, оставя свою епархию без вины и переходя с места на место, творит смуты в городах, как ты смутил мутьян и изгнал их государя и, пришедши сюда, также творишь многие смущения и соблазны. Такому человеку, хотя он и жив, надлежало бы, по Евангелию, привязать к себе жерновый камень и утопиться в море... Царь сказал о нас, как передают слышавшие: если бы я не боялся Бога, то сделал бы патриарху то, чего он не ведает... А Родион Стрешнев и Иосиф Сукин, когда я сказал пред ними: "Мало христианства в царе", грозили в моей келье убить меня, говоря: "Если станешь произносить такие слова, я не потерплю более" (л. 192 об. - 219). В 22-м вопросе Стрешнев, проклятый Никоном, спрашивал, важно ли проклятие Никона и нужно ли нам бояться его клятвы. Паисий отвечал: "Проклятие есть как бы молния, как бы меч обоюдоострый; если проклятие бывает по достоинству, то сожжет виновного, а если не по достоинству, то падает на того, кто произносит проклятие". Никон возразил: "Скажи мне, кого я проклял; если разумеешь Крутицкого митрополита, то я объясню тебе, за что я его проклял". И начал перечислять его преступления, что он ездил на ослята, поставил Мстиславского епископа, ни разу не посещал своей епархии и пр., одробно раскрывал важность каждого из этих преступлений, привел множество правил с толкованиями и спрашивал Паисия: "Как же ты и Крутицкий митрополит не антихристы и не отступники от Бога, когда вы отверглись от Его Божественных повелений и не слушаетесь правил св. апостолов и св. отцов?" (л. 219 - 245 об.). На 23-й вопрос, прилично ли архиерею бить других, ссылать в ссылку, как делал Никон, Паисий отвечал, что, по его мнению, нет в человеке лучшей добродетели, как правда и кротость, и худшего зла, как гнев; указал в пример кротости на Авраама, Моисея, Давида и др. и объяснял, что самые одежды архиерейские: стихарь, саккос, омофор, митра и пр. - знаменуют кротость, чистоту и другие добродетели в архиерее. Никон: Авраам отметил смертию многих за племянника своего Лота, Моисей убил египтянина и не раз поражал казнями своевольных сынов Израиля, Давид убил Урию, и все святые хотя не мстили за себя, но по суду мстили и наказывали за всякую неправду. Сам Христос вервием изгнал из церкви непотребных торжников, и правила Церкви, даже градские законы греческих благочестивых царей не возбраняют архиереям бить и наказывать преступников (приводятся правила и законы из Кормчей). Почему и "мы как прежде смиряли в Церкви, иногда вервием, а иногда рукою помалу, так и ныне не отрицаемся то же творить врагам и бесстрашным людям по образу Христову и по правилам св. апостолов и св. отцов. А одежды архиерейские по своему смыслу отнюдь не возбраняют архиерею наказывать по справедливости виновных" (следует истолкование каждой из архиерейских одежд по порядку). В заключение Никон заметил Паисию: "Для других ты хвалишь терпение, а сам являешься нетерпеливым; ублажаешь кротость, а сам, как лев, яришься; превозносишь целомудрие, а сам всегда любодействуешь; заповедуешь любить добродетель и правду, а сам непрестанно враждуешь" (л. 245 об. - 268). В 24-м вопросе Стрешнев говорил: царь поручил Никону досматривать всякие судьбы (дела) церковные и даровал ему все привилегии, которыми Константин Великий почтил папу Римского Сильвестра. А Паисий на это сделал замечание: почести от царя надобно принимать осторожно; Никону было бы полезнее иметь менее привилегий, потому что иные его надмили; смотрелся он в них, как в зеркало, и с ним случилось то же, что пишут стихотворцы о Нарциссе, который в речной воде сначала любовался лицом своим, потом хотел поцеловать его и утонул. Эти вопрос и ответ чрезвычайно раздражили Никона, и он написал на них весьма обширную отповедь, в которой излил весь свой гнев на своих противников, особенно на царя, со всею необузданностию в словах и выражениях. Никон прежде всего утверждал, что царь не только не дал и не мог дать ему никаких прав в Церкви, но и отнял полученные им от Бога, не только сам не любит и не исполняет никаких заповедей Божиих, но ненавидит и преследует тех, кто исполняет эти заповеди: "Как ты говоришь, совопросниче, что царь вручил Никону досматривать всякие судьбы церковные? Разве не знаешь, что не от царей приемлется начальство священства, но от священства на царство помазуются и что священство гораздо более царства? Мы не знаем иного законоположника себе, кроме Христа, Который дал нам власть вязать и решить. Уж не эту ли привилегию дал нам царь? Нет, но он похитил ее от нас, как свидетельствуют его беззаконные дела. Какие? Он Церковию обладает, священными вещами богатится и питается, славится тем, что все церковники: митрополиты, архиепископы, епископы, священники и все причетники - покоряются ему, оброки дают, работают, воюют; судом и пошлинами владеет. А мы такой привилегии не только не принимаем, но гнушаемся ею, бегаем от нее, как от антихристова узаконения... Господь сказал о последнем времени, что тогда восстанут многие лжепророки и за умножение беззакония иссякнет любы многих. Кто же лжепророки? Газский митрополит, который ничего не говорит от Божественных Писаний, но все от себя... Какого беззакония? Того, если кто восхитит себе не принадлежащее ему, как государь царь восхитил Церковь и все достояние ее в свою власть беззаконно и потому нас ненавидит, как прелюбодей никогда не может любить законного мужа, но всегда помышляет о нем злое... Что вручил нам? Священство ли? Но сам того не имеет, как может другим преподать? Не власть ли вязать и решить? Но и это ему не принадлежит, а одному Христу... Апостол сказал: Ныне антихриста мнози быша: иже знает Бога, послушает нас, и иже несть от Бога, не послушает нас. О сем познаваем духа истины и духа лестча (1 Ин. 2. 18; 4. 6). Кто же ныне антихристы? Крутицкий и ему подобные. Кто дух лестчий? Газский митрополит и подобные ему... Скажи мне, какие привилегии подарил мне царь, я скажу, какие он разорил и пренебрег. Христос дал апостолу Петру и прочим апостолам ключи Царствия Небесного - царь отнял те ключи у Петра и прочих апостолов и их преемников. Что связывают они на земле и Владыка Христос связывает на небеси, то царь разрешает на земле, а что они разрешают на земле и на небеси, то царь вяжет на земле... Господь сказал: Аще пребудете в словеси Моем, воистину ученицы Мои будете. Государь царь не только сам не пребывает, но и пребывающих ненавидит. Господь сказал: Аще кто слово Мое соблюдет, смерти не имать видети. Государь царь не только сам не соблюдает, но и соблюдающих казни предает. Простому человеку уподобил меня, по злобе своей зовет Никоном и даже патриархом не именует и не меня только, худого раба Божия, но и Господа моего Иисуса Христа поработил себе, все данное Ему в вечное наследие и св. Его Церкви усвоил себе и своим людям". Далее перебирается все учение о блаженствах, приводятся одна за другою многие евангельские заповеди, и все это прилагается к царю, и говорится, что царь ничего этого не соблюдает, а действует наперекор. "Ныне государь за одно слово, если кто молвит о правде, языки режет, руки и ноги отсекает, в невозвратное заточение ссылает... Он уничижил и обесчестил благодать Св. Духа и сотворил ее немощною, так что без царского указа ныне она не может действовать. Ныне архиереи пишут, что поставили того или другого архимандрита или священника по благодати Св. Духа и по указу великого государя... Он не содрогается, что такая хула на Св. Духа не отпустится ему ни в сей жизни, ни в будущей, но действует как великий архиерей и кого хочет, того приказывает рукополагать". После этого Никон обратился к грамоте Константина Великого папе Сильвестру, привел ее всю по частям и, прилагая каждую часть к царю, повторял, что царь не дал таких привилегий Никону и даже какие дал, те отнял. Привел также церковный устав равноапостольного князя Владимира, перечислил права и преимущества, данные Церкви последующими князьями, и утверждал, что "царь все законы всех благочестивых царей и вел. князей, преданные Церкви, ниспроверг и все, что отец его с святейшим Филаретом патриархом исправили, и обновили, и утвердили, все ни во что положил... Повсюду ведомо, что государь царь не любит Господа, потому что не хранит Его заповедей, и не есть ученик Христов, потому что не любит нас". Наконец, Никон старался доказать, что "священство есть более царства, что священство от Бога, помазание же на царство от священства". С этою целию подробно изложил, как учреждено священство в Ветхом Завете и как учреждено священство новозаветное; как распространилось христианство по разным странам и с ним церковная иерархия; как мало-помалу распространилась святая вера в России и у нас появились архиереи, митрополиты; как учредилось патриаршество в России, как Иеремия посвятил Иова и какую дал грамоту, как потом Феофан посвятил Филарета Никитича и какую дал грамоту. Сделавши отсюда вывод, что "священство началось не от человек и не от царей, а от Самого Бога", Никон продолжал: "Священство честнее царства; царство чрез священство помазуется чувственным елеем, а помазание священства совершается Св. Духом непосредственно", в подтверждение чего привел самые молитвы, которые читаются при рукоположении архиереев, разобрал весь чин царского миропомазания; привел молитвы, тогда читаемые, и самое поучение патриарха к царю при его миропомазании. В общем заключении этой своей части Никон выражал свои мысли уже несколько смиреннее или спокойнее, говоря: "Иные думают, что царь выше архиерея, и это подкрепляют, во-первых, тем, что господство происходит не от кого иного, как только от Господа Бога; во-вторых, тем, что если бы архиерей был выше царя, тогда бы и начатки от него шли до архиерея, чего не бывает; в-третьих, тем, что царю дано ограждать мечом закон и правду, защищать вдов и сирот, творить суд и расправу, чего архиерею не дозволено... Другие рассуждают, что архиерей выше царя. Власти архиерейской поручил Бог ключи Царства Небесного и дал силу вязать и решить на земле. Архиерейская власть духовная, и ей подлежат вещи духовные, а власть царя мирская, и ей подлежат вещи временные. Царь обязан произнесть исповедание веры пред архиереем, а последний, выслушав исповедание, должен рассудить, право ли верует царь или достоин клятвы... Оба эти мнения можно примирить. Господь Бог, когда сотворил землю, повелел двум светилам светить ей, солнце и месяцу, и чрез них показал нам власть архиерейскую и царскую: солнцем - власть архиерейскую, месяцем - царскую. Солнце светит днем, как архиерей душам. А меньшее светило месяц, заимствующий свет от солнца, светит ночью, т. е. для тела, - так и царь приемлет помазание и венчание от архиерея, по принятии которых становится уже совершенным светилом и имеет святейшую силу и власть. Такова разность между теми двумя лицами во всем христианстве. Архиерейская власть во дни, т. е. над душами, а царская - в вещах мира сего. Царский меч должен быть готов на врагов веры православной, когда потребуют того архиерейство и все духовенство, и оборонять их от всякой неправды и насилия обязаны мирские власти. Мирские нуждаются в духовных для душевного спасения, духовные - в мирских для обороны. В этом отношении царь и архиерей не выше один другого, но каждый имеет власть от Бога... В вещах же духовных архиерей великий выше царя, и каждый человек православный должен быть в послушании патриарху, потому что он отец наш в вере православной и ему вверена православная Церковь" (л. 268 об. - 366). На 25-й вопрос, может ли государь обратно взять привилегии, данные им кому-либо, Паисий отвечал: "Может, если тот, кому они даны, окажется неблагодарным". "Какие привилегии, - возражает Никон, - уж не эти ли, которые ради милости Божией давал государь в вечное наследие Господу Богу и Пресв. Богородице?" И приводит целиком две известные нам грамоты, пожалованные ему царем на Иверский монастырь: сначала ту, в которой государь в благодарность Никону за сбережение царского семейства во время моровой язвы пожаловал Иверскому монастырю несколько погостов в Новгородском крае с селами и деревнями, а потом ту, в которой государь утвердил "навеки неподвижно" за Иверским монастырем все вотчины, прежде ему пожалованные и им приобретенные. "Так же точно, - продолжает Никон, - и Крестному монастырю, и Воскресенскому грамоты государевы писаны для вечного государева постоянства и утверждения с Господом Богом, а не со мною, смиренным и грешным Никоном патриархом. У кого ж государь возьмет назад данное им Богу за многую Его милость? А хотя б и мне дано то было за мою работу и труды: за что взять, когда царь разгневался на меня неправедно?" Затем излагает историю Каина и делает замечание: "Если Каин согрешил тем, что неправедно принес жертву Богу, то во сколько более грешат те, которые, принесши малое что Богу, хотят, разгневавшись на кого-либо, возвратить себе то?" Излагает историю Анании и Сапфиры, наказанных за их намерение утаить и взять себе часть того, что принадлежало Богу. Перечисляет множество примеров из Ветхого Завета, как строго наказывались люди за нарушение обетов, за клятвопреступление. Нападает на Паисия, называет его антихристом, раскольником, лицемером, лжесловесником и подобным и подробно опровергает его доказательства, будто он, Никон, неблагодарен государю (л. 366 - 420). Переходим к 26-му возражению Никона, которое одно обширнее всех, взятых вместе 25 возражений его, доселе нами рассмотренных (л. 421 - 928). Оно направлено сперва против вопроса, а потом против ответа, в которых Никон обвинялся в хуле на царя. В вопросе было сказано: Никон бранил и бранит ныне государя за то, что государь учредил Монастырский приказ и посадил в нем судьями мирских людей, и за то, что поставлял по монастырям архимандритов и игуменов, кого хочет. "Я, Никон, не бранил и не браню государя, но злобу его осуждаю и не перестану осуждать" - так начал Никон свое оправдание и повел речь издалека. Прежде всего указал на Адама, Каина, царя Авимелеха, которые были наказаны за то, что неправедно судили и поступили; на первосвященника Аарона и на казни израильтян за сопротивление ему; изложил словами Библии всю историю, как дал Бог израильтянам первого царя, и словами Евангелия всю историю суда над Иисусом Христом, делая по местам свои замечания и применения к своему времени вроде следующего: "Евреи говорили: Не имамы царя, токмо кесаря - так и ныне говорят: нам-де не надобен патриарх, добр и Крутицкий митрополит". Потом доказывал, что царь и мирские власти не вправе судить церковный чин, что лица духовные не должны прибегать к суду мирских властей, а должны сопротивляться их притязаниям и мужественно переносить от них за это гонения, и привел ряд текстов из Священного Писания, много правил с толкованиями из Кормчей, целые рассказы о святом Афанасии Великом, Василии Великом и Иоанне Златоусте, как непоколебимо отстаивали они свои права против мирских властителей, несмотря ни на какие угрозы и притеснения. С другой стороны, перечислил несколько царей, иудейских и израильских, из которых одни имели доброе отношение к Церкви, а другие посягали на ее права и за то подвергались наказаниям; из новозаветной истории указал на царя Константина Великого, столько сделавшего для Церкви, на царя Юстиниана Великого и привел несколько глав из его Свитка новых заповедей; наконец, из русской истории привел церковные уставы святого Владимира и Ярослава, ярлык хана бека святителю Петру, упомянув и о других таких же ярлыках; затем привел всю длинную речь царя Ивана Васильевича IV на Стоглавом Соборе и всю обширную главу Стоглава о святительском суде и дошел до Уложения царя Алексея Михайловича. Занявшись Уложением, Никон сначала сделал несколько общих замечаний, потом разобрал некоторые главы, и при этом постоянно обращался к составителю Уложения князю Никите Ивановичу Одоевскому, и поносил его и его товарищей без всякой меры, называл его беззаконником, врагом Божиим и всякой истины, богоборцем, отступником от Христа и подобным. В предисловии к Уложенной книге, которое Никон привел сполна, сказано, что царь приказал князю Одоевскому и его товарищам, князьям Прозоровскому и Волконскому, да дьякам Леонтьеву и Грибоедову, написать статьи из правил святых апостолов и святых отцов, из градских законов греческих царей и из разных узаконений прежних русских царей и великих князей и изложить, чтоб всем людям Московского государства суд и расправа были равны, приказал также созвать выборных людей из Москвы и из других городов, чтобы вместе с теми выборными людьми и освященным Собором обсудить новое Уложение, и что князь Одоевский с товарищами действительно в точности исполнил волю государя, и Уложение, прочитанное пред царем, всем освященным Собором, синклитом и выборными людьми, было всеми утверждено. Никон против этого заметил: а) ведено было написать из правил и из прежних узаконений, а не новые законы вводить, написать, чтоб суд и расправа были равны всяких чинов людям Московского государства, а не патриарху, не митрополитам и вообще освященному чину; б) князь Никита Иванович Одоевский, человек прегордый, страха Божия в сердце не имеет, правил апостольских и отеческих никогда не читает и не разумеет и враг всякой истины, а товарищи его - люди простые, Божественного Писания не ведущие, дьяки же - это заведомые враги Божии и дневные разбойники, без всякой пощады губящие людей Божиих; в) выборных людей созывали не по воле, а ради страха; г) князь Одоевский с товарищами все солгал, ничего не выписывал из правил святых апостолов и святых отцов и из градских законов греческих царей, но написал все новое, чуждое православия. Затем Никон остановился на первых словах 10-й главы Уложения: "Суд государя царя и великого князя Алексея Михайловича всея России судить боярам и окольничим" и пр. - и воскликнул: "Как ты, списатель царского суда и, скажу, беззакония, называешь суд судом государя царя? Суд есть Божий от начала, а не царев, не человеком предан, но Самим Богом". В подтверждение этого привел бесчисленное множество текстов из Пятикнижия, из книг Царств, особенно из Псалтири, из книг пророческих и из книг новозаветных и снова спрашивал: "Как же ты, списатель неправедный, не убоялся обесчестить Господа Бога, говоря "суд царя и великого князя"? Кто ты, дерзнувший вопреки Божественных законов написать новые бесовские законы, как новый Лютер? Какой ты советник Богу, ни поп, ни дьякон, дерзнувший мудрствовать противное Богу и святым". И привел еще множество текстов и правил с толкованиями, доказывая, что заповеди Божии, каноны и уставы Церкви должно содержать неизменно без всяких прибавлений и что за отступление от них Бог посылает страшные казни, каковы: мор, голод и другие бедствия, какие тогда поражали Россию. Далее, выписав 25-ю статью 10-й главы Уложения, где сказано, что никакие судебные дела не должны происходить в приказах "в день Рождества Христова, в день св. Богоявления... в праздник рождения государя царя" и пр., Никон снова обрушился на князя с упреками: "Как ты в своем ложном и проклятом писании осмелился не исповедать Христа Господом Богом? Разве ты не мог написать "Рождество или Богоявление Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа"? И даже не назвал эти дни праздниками, а день государева рождения назвал праздником, т. е. человека предпочел Богу. Послушай Григория Богослова". И привел большие отрывки из Слов Григория Богослова на Воскресение Христово, на Рождество Христово и на Крещение Христово, а также несколько правил в доказательство, что праздники Господни суть действительно великие праздники и торжества и гораздо выше царских. Не удовольствовавшись этим, повел еще длинную речь об антихристе и, перечислив признаки его пришествия, спрашивал: "Видишь ли, списатель лжи, что провозвестил Божественный апостол? Не пришло ли ныне отступление от св. Евангелия и от преданий св. апостолов и св. отцов? Не явился ли человек греха, сын погибели, превозносяйся паче всякого Бога и имеющий погубить многих? Какой же больше погибели, когда, оставив закон и заповеди Божии, предпочли предания человеческие, т. е. Уложенную книгу, полную горести и лести? Антихрист приготовит и иных многих, как тебя, списатель лжи, и тебе подобных. Он сядет во храме Божием, не в одном Иерусалиме, но повсюду в церквах, т. е. приимет власть над всеми церквами и церковными пастырями, на которых ты, отступник, по действу сатаны написал суд творить простым людям, т. е. на патриарха, митрополитов, архиепископов, епископов и пр. О гонении же на Церковь Господь открыл возлюбленному ученику Своему Иоанну Богослову". Следуют длиннейшие выписки из Апокалипсиса и из толкования на Апокалипсис, многочисленные увещания словами Евангелия следовать только заповедям Божиим, не принимать новых учений и многочисленные укоры князю Одоевскому, что он, "отступник от Христа, написал в своем Уложении не от заповедей Христовых или св. апостолов", что он, "богоборец, не устыдился разорить не закон только и пророки, но и самое св. Евангелие" и, "разорив сам все св. заповеди, написал свое беззаконие в закон всем людям". Не станем рассматривать частных замечаний Никона на те или другие статьи Уложения - это повело бы нас слишком далеко, да и самые замечания маловажны. Чаще всего в них повторяется, что те или другие статьи противны заповедям Божиим и канонам Церкви или содержат в себе какие-либо несообразности. Упомянем только об одном замечании, которое сделал Никон на 5-ю статью 16-й главы, где говорится, что слободы патриарха и других властей и монастырские около Москвы взять за государя. "Зачем же ты, оставя Господа, - говорит Никон, - нападаешь на рабов? Патриарх и сам раб Божий и служитель св. Церкви и не имеет своих вотчин: его вотчины и крестьяне - Божие наследие. Цари, князья и другие боголюбцы жертвуют свои имения Господу Богу и святым Его к церквам в вечный поминок, а не патриарху, не владыкам, не монастырям, как и свидетельствуют самые грамоты тех боголюбцев... Священническая часть - Божия часть, наше достояние не наше, но Божие достояние". Этим замечанием, которое далее подкреплено правилами и текстами из Библии, оканчивается все, что хотел возразить Никон Стрешневу на его 26-й вопрос. Обращаясь к Паисию Лигариду, Никон сказал: "Прочитай и ты, ответотворче, если хочешь, вместе с сущими с тобою, написанное мною" - и приступил к разбору самого ответа. Здесь было сказано: "Пускай бы прежде не бывало Монастырского приказа и он подлинно был учрежден царем Алексеем Михайловичем, но это сделано для лучшего порядка и суда, чтобы судьи могли правильно рассматривать челобитные и добрых оправдывать, а виноватых смирять". Никон не обратил внимания на слова "пускай бы прежде не бывало Монастырского приказа" - приказ был и прежде Алексея Михайловича, но не имел такой самостоятельности, такой широкой власти, таких подробных правил, какие даны ему в Уложении. Никон возразил только: "Где написано, чтобы царям, князьям, боярам судить патриарха, митрополитов, архиепископов, епископов и весь церковный чин? Такого правила не найдешь, если и прочтешь все правила, а найдешь разве в законах нехристианских и мучительских... Впрочем, об этом довольно уже показано прежде". Далее в ответе говорилось: "Да каков суд у самого Никона? Сидел ли он когда-либо на своем судебном месте? Никогда. Он только держал мирских людей, которые судили в его приказах, и раздавал челобитные людям своего двора, которые иногда прямое делали кривым и кривое прямым. Так ли делают судьи? Так ли должны относиться к детям патриархи, отцы отцов?" Никон: "Кто посадил тебя на месте Божием, чтобы судить патрираха? По каким законам становишь себя нашим судьею? Правила никому не дозволяют судить патриарха, не только пришельцу, но и всем епископам" а пришельцу запрещают в чужой епархии учить или законополагать и за это извергают из сана. О тебе ж знающие люди говорят, что ты 30 лет был дьяконом у папы, и показывают книгу, напечатанную в Риме с твоим именем... А что ты говоришь о мирских судьях в патриарших приказах, это не без правды. Но так и у всех митрополитов, архиепископов и епископов в России. На основании правил Карфагенского Собора (75 и 96), дозволяющих епископам иметь наместников, у нас вошло в обычай и в закон, чтобы и в архиерейских судилищах были мирские судьи, и это не без царской воли. Они же служат владыкам посредниками для сношений с царем, так как в России никому не запрещено входить на царский двор: ни еретикам, ни жидам, ни магометанам, а запрещено только православным епископам архимандритам, игуменам и монахам". Нельзя не чувствовать, как слабо защищался Никон против того, что и у него в приказах, как в Монастырском приказе, судят духовенство мирские же судьи и что, значит, жалобы его на Монастырский приказ малоосновательны, если не совсем напрасны. Еще далее в ответе было написано: "А что царь может ставить архимандритов и всякие церковные власти - это одна из привилегий царских, и у всех народов обычай - царю раздавать должности, для чего и царский орел пишется двуглавым, расширяющим достоинство царя церковное и мирское". Никон: "Ты солгал и здесь, как и везде прежде. Нигде, даже в царских законах, не написано, чтобы царю избирать епископов и прочих властей; напротив, и в св. правилах и в законах царских это запрещено, как показано уже нами выше. А то правда, что царское величество расширился над Церковию вопреки Божественных законов и даже возгорелся на Самого Бога широтою своего орла" (следует множество текстов о царях Давиде, Соломоне, о Мессии и пр.). Наконец, в ответе было написано, что по толкованию Матфея Властаря царь входил в алтарь к Святым Тайнам, потому что он помазан от Бога, ради чего и может избирать патриарха и прочие церковные власти. Никон: "Властаря мы не знаем и такого правила о царе не знаем, а знаем, что по 69-му правилу Шестого Вселенского Собора царю не возбраняется входить в алтарь, когда восхощет принести дары Творцу. Но наш царь не только не приносит даров своему Создателю, но и прежде данное св. Церкви прежними царями и князьями себе усвоил на свои потребы... На него, государя, мать его св. соборная Церковь, возродившая его водою и Духом и помазавшая его на царство, плачется, обиженная, как последняя сирота и как вдова, поруганная от прелюбодея, Крутицкого митрополита, прося отмщения. Но он, государь, не мстит и сам восхитил все принадлежащие ей имущества в дом свой... Он берет и с самого патриарха великие дары трижды в год: на праздник Успения Пресв. Богородицы, в неделю ваий и в день преставления святителя Московского Петра - и отсылает те дары в свою царскую казну (следует опять множество текстов и правил об исполнении заповедей, об исполнении обетов). Как же ты говоришь, что царь может избирать патриархов, митрополитов, архимандритов, когда он не исполнил ни в чем своих обетов пред Богом, почему недостоин входить и в церковь и должен всю жизнь свою каяться, а сподобиться св. причастия может только пред своею смертию. Он клятвопреступник и трижды нарушил свои обеты, данные при крещении его, при помазании его на царство и при избрании Никона на патриарший престол. На Никона он до сего времени непрестанно гнев свой держит неведомо за что и много раз принуждал Никона к суду с Романом Боборыкиным и Иваном Сытиным". Вслед за тем Никон рассказал о своей тяжбе с Боборыкиным и подробно изложил, как для расспросов по этому делу приходила иэ Москвы в Воскресенский монастырь 18 июля 1663 г. целая депутация, оставившая монастырь 6 августа. Последнее 27-е возражение Никона принадлежало к числу наиболее кратких. Стрешнев спрашивал: "Некто называет нашего вельможнейшего царя мучителем, несправедливым обидчиком и хищником - что такому следует по св. правилам?" Паисий отвечал: "84-е правило св. апостол пишет: кто ни есть опозорит царя сверх права, будет казнен, а если и духовного чину, будет изложен, а если мирской человек, да будет проклят". Стрешневу Никон заметил: "Для чего ты говоришь безыменно: некто называет нашего царя мучителем? Если речь о нас, то не мы одни так исповедуем, но вся тварь соболезнует и совоздыхает с нами о лютых наших скорбях. А неправда и немилость царя явны всем, кроме тебя одного". Против ответа Паисия Никон возражал: "Правило св. апостол говорит так: аще кто досадит цареви или князю без правды, аще есть причетник, да извержется, аще мирский человек, да отлучится. Сказано: аще досадит без правды, а не вообще досадит; сказано: причетник, а не архиерей да извержется; и ина слава солнцу, ина слава звездам... Правило упоминает только о двух лицах - причетнике и о мирянине и вовсе не говорит, чтобы их казнить: ты солгал на правило". Но дело в том, что Паисий и Никон представили одно и то же правило в двух различных переводах, равно неточных. В точном переводе с подлинного текста оно гласит: "Аще кто досадит царю или князю не по правде, да понесет наказание, и аще то будет клирик, да извержется, а если мирянин, да отлучится". Выражение "да понесет наказание" совсем не значит "да будет казнен". Название же клирика обнимает всех принадлежащих к церковному клиру, а не одних причетников. Никон укорял своего противника напрасно. Затем Никон привел толкование на означенное правило и сказал, что "досаждать царю всем возбранено, а не архиереям, обличать же царя по достоянию не возбранено, и мног уже лик злопострадавших собран у Господа для обличения неподобных дел царских". Наконец, Никон пытался объяснить, что иное значит "дерзновение", с каким он обличает царя, а иное "дерзость", и привел из ветхозаветной истории множество примеров, в чем одни обнаруживали свое дерзновение и в чем другие - дерзость (л. 928 - 955). Неизвестно, почему Никон не написал возражений на вопросы и ответы 28, 29 и 30. В 28-м ответе говорилось: Никон несправедливо жалуется на то, что его не позвали на Собор и не выслушали, зачем он оставил кафедру; зовут на суд только виноватых, а невиноватый сам идет на суд оправдаться; Никон сам должен был явиться на Собор или, если б ему то помешали, прислать на Собор от себя грамоту с объяснением всего, что было нужно. В 29-м ответе Никон несправедливо укоряет архиереев, будто они нарушили данную ему присягу и отверглись его. Не они отверглись, а он отвергся от них, оставил их и убежал, куда захотел. В 30-м ответе Никон несправедливо предал проклятию Стрешнева за то, что последний будто бы приучил свою собаку благословлять. За такое маловажное дело не должно проклинать; проклятие налагается только за смертные грехи и только тогда, когда виновный по троекратном обличении не покается. Никон трудился над своими "Возражениями", вероятно, довольно продолжительное время, судя по тому, что в предпоследнем возражении упоминает о событии, случившемся уже в июле и августе 1663 г., да иначе и невозможно было написать такую громадную книгу. Он, кажется, думал, что, чем обширнее будут его "Возражения", тем убедительнее и тем сильнее он поразит своих противников, но вышло наоборот. Он всячески старался распространять и подкреплять свои мысли, не только главные, но и побочные, набором библейских текстов и церковных правил и выдержками из других книг. Но среди этого множества текстов и правил, приведенных притом большею частию неудачно и мало относившихся к делу, мысли самого Никона как бы расплывались и терялись, и уследить за ними по местам до крайности трудно. Нужно иметь великое терпение, чтобы читать книгу Никона даже по частям, и если предположить, что он успел выпустить ее и распространить, по крайней мере между своими приверженцами, то, наверно, мало нашлось охотников, чтоб прочесть и осилить ее всю. Видеть в этой книге обширную начитанность и ученость Никона не совсем основательно. Он имел под руками Библию, печатную Кормчую, толковое Евангелие и Апостол, да еще две-три книги и черпал из них полною рукою сколько хотел, а делать это, особенно из Кормчей при ее указателе, было вовсе нетрудно. Он переписал в свою громадную книгу едва ли не четверть Кормчей и разве только немногим меньше Библии, а многие тексты и правила переписал даже по нескольку раз - хотя, с другой стороны, невозможно отвергать и того, что Никон действительно хорошо знал и Библию и Кормчую еще прежде, чем принялся за свои "Возражения". Нравственный же облик Никона является в книге, к сожалению, в самом непривлекательном виде. Вопреки правде Никон утверждает, что не отрекался от своего престола, что все сказки об этом очевидцев - выдумка, что бывший на него Собор в Москве был только слепым орудием царя, что сам царь умолял его, Никона, писаться великим государем и пр. Вопреки правде с озлоблением нападает на Уложенную книгу и называет ее проклятою за то, будто она отдала весь суд над архиереями и вообще духовенством мирским людям, а не по одним только делам исковым. Вопреки правде и христианской любви называет своих противников, Паисия, Питирима, князя Одоевского, антихристами, безбожниками и другими поносными именами, а самого царя клятвопреступником, гонителем Церкви, нарушителем всех заповедей Божиих, всех канонов. Книга дышит гордостью, гневом, даже ненавистию и оставляет в душе читателя самое тяжелое впечатление. Между тем, пока Никон писал свою книгу "Возражений", события шли своим чередом. Месяца через три или четыре после того, как Паисием Лигаридом составлены были ответы на вопросы Стрешнева, в один из дней Четыредесятницы (Филиппова поста), тот же Паисий, как сам говорит, "приглашен был частным образом думными боярами и спрошен, каким образом Церкви избавиться от такого продолжительного вдовства, ибо постыдно ей быть без пастыря. Я отвечал: легко избавиться, если только правительство от души согласится исполнить мою мысль". Государь, которому было передано сказанное Паисием, изъявил согласие и после многих вопросов и предложений Паисию в частной с ним беседе произнес: "Ради самой истины открой мне твою мысль о средствах к исправлению Церкви нашей". Паисий отвечал: "Отправь грамоты к четырем Восточным патриархам, и объяви им все дело о Никоне, и тотчас же достигнешь своего желания". Государь обещал подумать об этом и посоветоваться с боярами. Долго ли он размышлял и совещался с боярами, но окончательное решение в душе его последовало 21 декабря 1662 г., вдень памяти святителя Московского Петра. В этот день, как говорится в официальной записке, великий государь, находясь на всенощном бдении в соборной церкви у мощей святителя, "прииде во умиление" о ней, что она вдовствует без пастыря уже пятое лето, и о несогласии в церковном пении и в церковных службах, вследствие чего в народе многое размышление и соблазн, а в иных местах и расколы, и о том, что Никон, хотя оставил свой престол, предает проклятию людей без соборного решения и без всякого испытания и творит иные подобные дела. И в тот же день, 21 декабря, государь дал указ: 1. Ради всяких церковных вин, которые учинились на Москве при бытии патриарха Никона и доныне действуют, быть Собору в мае или в июне 1663 г. 2. На этот Собор пригласить Вселенских патриархов и всех русских архиереев, для чего тем и другим послать царские грамоты. 3. Для приготовления необходимых для Собора сведений вызвать в Москву Рязанского архиепископа Илариона и придать к нему боярина Петра Михайловича Салтыкова, да думного дьяка Прокопия Елизарова, да дьяка Лукиана Голосова, чтобы они взяли расписки и сказки за руками а) у соборных ключарей - что патриарх Никон взял из соборной церкви образов и всякой церковной утвари с распискою и без расписки; б) у патриарших приказных людей - что он взял из домовой казны денег, золотых и ефимков, и всякой домовой казны, хлеба, лошадей и иного чего, когда поехал из Москвы, оставя престол; что при нем променено патриарших вотчин и кому, что у кого выменено или взято в цену или без цены, где и когда и те вымененные и взятые вотчины все ли ныне в домовых патриарших вотчинах или куда отданы; в) у справщиков печатных книг - сколько при Никоне было выходов книг печатных и каких и выходы эти во всем ли сходны между собою или в чем не сходны; все ли целы на Печатном дворе книги, печатные и письменные харатейные, и переводы из присланных греческих книг, с которых печатаны новые книги, или некоторых нет и где они ныне; г) у старца Арсения Суханова - что он купил в Палестине книг и иного чего для Никона, и что за все то дано денег, и куда то отдано. 4. Послать государевы грамоты во все монастыри к архимандритам, игуменам и строителям с братиею, чтобы они отписали к государю и прислали сказки и расписки за своими руками, сколько патриарх Никон взял себе у тех монастырей церковных каких потреб или монастырской казны, хлеба, лошадей и иного чего и монастырских вотчин на мену и в цену или без цены, в каких местах и когда.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar