- 279 Просмотров
- Обсудить
О некоем манихее Удалившись оттуда в окрестности Лакедемона, блаженный Серапион услышал, что один из первых людей города, муж, впрочем, добродетельный, по вере, со всем своим домом, был манихей. Сей наилучший из монахов, так же как и прежде, продал себя этому человеку и в два года успел отклонить от ереси его самого и его жену со всем домом его и присоединить их к Церкви. Они полюбили его не как раба, но более, чем родного брата и отца; содержали его в великой чести и вместе с ним прославляли Бога. Преподав им многие наставления, Серапион, сей духовный адамант, чрез несколько времени удалился от них, отдав и этим своим хозяевам деньги, за которые продал себя, и, не имея с собою решительно ничего, сел на корабль, как будто ему следовало плыть в Рим. Корабельщики, смотря на Серапиона, полагали, что он свои пожитки уже перенес на корабль или что станет тратить золото на издержки, и потому без расспросов приняли его, каждый думая, что другой взял его пожитки. По отплытии, быв уже стадий на пятьсот от Александрии, они около захождения солнца наперед пообедали сами, потом стали есть и прочие бывшие на корабле. Видя, что Серапион не ест в первый день, они предполагали, что сей путешественник получил отвращение от пищи вследствие плавания; то же было и во второй, то же – и в третий, и в четвертый день. Но в пятый, во время общего обеда, видя, что он опять сидит спокойно, они сказали ему: «Ты что не ешь, любезный?». «Мне нечего есть»,– отвечал он им. Услышав это, корабельщики стали спрашивать друг у друга, кто взял его запасы на корабль. Когда же узнали, что никто не брал (ибо ничего у него не было), то начали бранить его и говорили: «Как ты вошел сюда без всяких запасов? Чем будешь кормиться в продолжение плавания?». И еще: «Чем заплатишь нам за перевоз?». Он равнодушно отвечал: «У меня ничего нет. Отвезите меня и бросьте там, где взяли». Корабельщики говорят ему: «Что ты сердишься? При настоящем, благодаря Богу, попутном ветре мы не согласимся сделать это, хотя бы ты дал нам и сто золотых. Мы пойдем к своему месту и совершим предлежащий путь». Таким образом, Серапион пробыл без забот на корабле и корабельщики кормили его до самого Рима. Пришедши в Рим, подвижник Христов осведомился, кто в этом городе лучший подвижник или подвижница. О Домнине Между прочим, он встретился с одним доблестным в подвижничестве мужем, учеником Оригена Домнином, который совершил великие подвиги. О нем ходила молва, что он сделал много чудес. Говорили, что, по смерти его, даже постель его исцеляла болезни. Встретившись с ним и получив от него наставления (ибо сей муж отличался и нравом, и познаниями, и словом, и жизнию), Серапион спросил его: «Какой еще есть там подвижник или подвижница?» – и узнал от него об одной деве, пребывающей в безмолвии, которая двадцать пять лет жила, заключившись в своей келии, и ни с кем никогда не виделась. О римской девице Итак, сей славный муж, узнав дом, пошел туда и сказал прислуживавшей ей старице: «Скажи девице, что один монах непременно желает с нею видеться». Старица отвечала ему, что эта затворница много лет никого не видит. Но он повторил: «Поди скажи, что я должен с нею видеться, ибо меня послал к ней Бог». Однако ж она и тут не послушалась. Пробыв три дня, Серапион наконец увидел ее и сказал: «Что ты сидишь здесь?». «Я не сижу,– отвечала она,– а иду». «Куда же ты идешь?» – спросил ее Серапион. «К Богу моему»,– отвечала девица. «Жива ты или умерла?» – говорит ей раб Божий. «Верую Богу моему, что умерла для мира,– отвечает она,– ибо, кто живет по плоти, тот не пойдет к Богу». Услышав сие, блаженный Серапион сказал: «Дабы уверить меня в том, что ты умерла для мира, сделай то, что я делаю». Она отвечала ему: «Приказывай, но только возможное, и я сделаю». «Для мертвого, подобного тебе, все возможно, кроме нечестия,– отвечал он и потом сказал ей: – Сойди вниз и пройдись». «Я не выхожу двадцать пять лет,– отвечала она ему,– как же теперь пойду?». «Вот,– сказал Серапион,– не говорила ли ты: “Я умерла для сего мира”? Очевидно поэтому, что и мир для тебя не существует. А если так, то мертвый ничего не чувствует и для тебя должно быть совершенно равно – выйти или не выйти». Девица, услышав это, пошла. Когда она вышла вон и дошла до одной церкви, блаженный, вошедши в церковь, сказал ей там: «Если хочешь уверить меня в том, что ты умерла и уже не живешь для людей, чтобы угождать им, сделай то, что я могу сделать, и тогда убедишь меня, что ты действительно умерла для сего мира». «Что же должна я сделать?» – спросила девица. «Сними с себя все платье, как вот я,– сказал он,– положи его на плечи и ступай по городу, а я без стыда пойду вперед тебя в таком же виде». «Но если,– отвечала она,– я сделаю это, то многих соблазню таким бесстыдством и кто-нибудь скажет, что это сумасшедшая или беснующаяся». «А тебе что за дело, если это скажут,– отвечал блаженный Серапион.– Ведь ты говоришь, что умерла для людей, а мертвецу нет никакой нужды до того, бранит ли кто его или смеется над ним, потому что он нечувствителен ко всему». Тогда говорит ему эта девица: «Прошу тебя, прикажи мне сделать другой какой угодно подвиг, и я сделаю; теперь я не дошла еще, а только молюсь о том, чтобы дойти до такой степени». После этого раб Божий, бесстрастный Серапион, сказал ей: «Смотри же, сестра, не величайся, будто ты святее всех, и не хвались, что умерла для сего мира. Ты вот узнала, что жива еще и угождаешь людям. Я могу быть более мертвым, нежели ты, и что я умер для мира, могу доказать делом – именно тем, что равнодушно взираю на него, ибо, не стыдясь и не соблазняясь, могу сделать то, что приказывал тебе». Сими словами научив ее смиренномудрию и сокрушив ее гордость, блаженный оставил ее совершенною и удалился от нее. Такова жизнь Серапиона, мужа бесстрастного и в высшей степени нестяжательного. Много славных и удивительных дел, относящихся к бесстрастию, совершил добродетельный мудрец Христов, но мы из многого описали немногое и показали чистоту его жизни. Сей бессмертный муж умер на шестидесятом году жизни и погребен в самой пустыне. О Евагрии, знаменитом диаконе Находя несправедливым умолчать о делах Евагрия, знаменитого диакона Христова, мужа жизни апостольской,– напротив, признав за справедливое предать оные писанию для назидания читателей и прославления благости Спасителя нашего, я предложу сначала, как поступил он в монашество и как, потрудившись достойно своего обета, скончался в пустыне пятидесяти четырех лет, по словам Писания: Скончався вмале исполни лета долга, угодна бо бе Господеви душа его (Прем. 4, 13–14). Родом был он понтиец, из города иберийского, сын пресвитера, и святым Василием, архиепископом Кесарийским, поставлен в чтеца к Церкви Аргосской. По преставлении же святого архиепископа Василия, святой Григорий, епископ Нисский, брат архиепископа Василия, стяжавшего славу апостольскую, мудрейший, бесстрастнейший и весьма знаменитый ученостию, обратив внимание на способности Евагрия, рукоположил его во диакона. Пришедши оттуда на Великий Собор Константинопольский, святой епископ Григорий оставил его у блаженного епископа Нектария, как искуснейшего в опровержении всех ересей. И стал он славиться в великом городе, мужественно побеждая словами всякую ересь. Случилось, что этот муж, которого во всем городе уважали за отличную честность нравов, был уязвлен страстною любовию к женщине, как он сам рассказывал нам после, когда уже освободился от сего искушения. Женщина взаимно полюбила его, а она была из знатного дома. Евагрий, боясь Бога, стыдясь своей совести, представляя себе скверну порока и злорадование еретиков, усердно молил Бога воспрепятствовать намерению женщины, которая, быв распалена страстию, усиливалась вовлечь его в грех. Он хотел удалиться от нее, но не мог, удерживаемый узами ее одолжений. Немного спустя после молитвы, которою предотвратил он совершение греха, предстал ему в видении Ангел в одежде воина эпархова и, взяв его, повел будто в судилище, бросил в темницу, обложил шею его железными узами и связал руки железными цепями. Между тем приходившие к нему не говорили ему о причине заключения. Сам же он, мучимый совестию, думал, что подвергся сему за то дело, и полагал, что муж женщины донес о нем судие. Он находился в чрезвычайном смущении, когда производился суд над другими и когда пытали других касательно подобного же преступления. После столь великой боязни и безмерного мучения Ангел, так устрашивший его в видении, принял образ искреннего друга его и пришел будто навестить его. Казалось, он чрезвычайно был поражен и опечален тем, что друг его терпит поносные узы и сидит в заключении между сорока преступниками, и сказал ему: «Господин диакон! За что так бесчестно держат тебя с преступниками?». «Поистине не знаю,– отвечал он.– Впрочем, у меня есть подозрение, что на меня донес такой-то эпарх по безумной ревности, и я опасаюсь, не подкуплен ли им градоначальник и не подвергнут ли меня самому тяжкому наказанию». Тогда представший ему в виде друга сказал: «Хочешь ли послушаться друга своего? Я советую тебе не оставаться в этом городе». Евагрий отвечал ему: «Если Бог освободит меня от этой беды и ты потом увидишь меня в Константинополе, знай, что я по справедливости подвергаюсь такому наказанию и достоин еще большего». Друг сказал ему: «Когда так, я принесу Евангелие, а ты поклянись мне на нем, что удалишься из сего города и позаботишься о душе своей, и я избавлю тебя от этой беды». Евагрий сказал: «Прошу тебя, поклянусь тебе, как хочешь, только избавь меня от этой мрачной тучи». После сего тот принес Евангелие и требовал клятвы. Евагрий поклялся на Евангелии не оставаться здесь, кроме одного дня, и то для того только, чтобы перенести на корабль свою одежду. По произнесении клятвы, встревоженный, он вышел из того состояния, в котором был ночью. Вставши, он размышлял: «Пусть клятва сделана в исступлении, но все же я поклялся». Итак, перенесши все, что имел, на корабль, он отплыл в Иерусалим и там принят был блаженною Меланиею Римлянкою. Потом диавол опять ожесточил его сердце, как сердце фараона, и он, будто пылкий юноша, опять впал в сомнение и колебался душою, ни с кем не говоря ни слова, а там опять переменил одежду и ум его обуяло ораторское тщеславие. Но Бог, удерживающий всех нас от погибели, поверг его здесь в другую беду – послал на него горячку и тяжкою болезнию в продолжение шести месяцев измождил плоть его, которая препятствовала ему быть добродетельным. Когда врачи уже сомневались в нем и не находили способа вылечить его, блаженная Мелания сказала: «Не нравится мне, сын мой, долгая болезнь твоя. Скажи мне, что у тебя на душе, ибо не эта настоящая твоя болезнь». Он признался ей во всем, что случилось с ним в Константинополе. Блаженная сказала ему: «Дай мне пред Богом слово, что ты решишься вести монашескую жизнь, и я хотя грешница, но помолюсь Господу, чтобы дано было тебе время обращения и продолжение жизни». Он согласился. Когда она помолилась, он в несколько дней выздоровел. По выздоровлении, получив от нее самой иноческое одеяние, Евагрий отправился в Нитрийскую гору, что в Египте, где прожил два года, а на третий удалился в пустыню. Четырнадцать лет он прожил в так называемых Келлиях и ел в день по литре хлеба, а в три месяца употреблял секстарий елея – так постился этот человек, воспитанный в неге и роскоши! Он сочинил сто молитв и записывал, на сколько каждогодно употребил пищи (он прекрасно писал скорописным почерком). В продолжение пятнадцати лет, очистив ум, он удостоился дара ведения, и мудрости, и различения духов. Он составил три книги под заглавиями «Священная», «О монашестве», «Об опровержении» и изложил в них средства против демонов. На него иногда сильно восставал демон блуда, как он сам говорил нам, и тогда целую ночь сидел он нагой в колодце во время зимы, так что тело его цепенело. В другое время досаждал ему дух хулы – и тогда он сорок дней не входил под кровлю, так что тело его, как у диких зверей, покрывалось множеством насекомых. Однажды явились ему днем три демона в одежде клириков для состязания с ним о вере: один называл себя арианином, другой – евномианином, третий – аполлинаристом. Но он скоро победил их духовною мудростию. В другой день, когда пропал ключ от церкви, Евагрий, осенив замок знамением креста и призвав имя Христово, толкнул дверь рукой и отворил ее. Он столько раз был бит демонами и столько претерпел искушений от различных бесов, что трудно их и перечислить. Одному из учеников своих он предсказал все, что случится с ним чрез восемнадцать лет, и предсказал подробно. Сей блаженный муж говорил: «С тех пор как я пришел в пустыню, не ел я ни салата, ни зелени, никаких свежих растений, ни плодов древесных, ни винограда, не омывал тела, не ел ни мяса, ни хлеба, ни вина и вообще ничего, что приготовляется на огне, кроме некоторых сырых овощей и небольшого количества воды». Наконец, после того как он прожил таким образом шестнадцать лет, не принимая вареной пищи, и когда тело его ослабело и желудок расстроился, он почувствовал нужду в пище, приготовляемой на огне, и стал вкушать хлеб. Но и последние два года не ел вареных овощей, разве только кашицу или бобы. Так блаженный умерщвлял тело и оживотворял свою душу Святым Духом, причащаясь в церкви в праздник Богоявления. Этот доблестный подвижник Христов говорил нам перед смертию: «Вот уже три года не тревожила меня плотская похоть». Если после такой добродетельной жизни, после таких подвижнических, неутомимых трудов и непрестанного бодрствования в молитве ненавистник добра и погибельный демон так нападал на этого праведника, то сколько могут терпеть от нечистого демона или от собственного нерадения люди беспечные?! Когда этому святому возвестили о смерти его отца, он сказал возвестившему: «Перестань говорить хулу – мой Отец бессмертен!». Доселе – высокая жизнь славного Евагрия, исполненная добродетельных подвигов. Об авве Пиоре Некто по имени Пиор, родом египтянин, в юных летах отрекшись мира, удалился из дома отеческого и от избытка духовной любви дал обет Богу не видеть более никого из родных. Спустя пятьдесят лет сестра его, уже состарившаяся, узнала от кого-то, что брат ее жив, и решилась во что бы то ни стало увидеть его. Не имея возможности идти в пустыню, она просила местного епископа написать к пустынникам, чтобы они послали Пиора для свидания с нею. После многого принуждения послушаться отцов он решился идти, взяв с собою еще одного, и дал знать дому сестры, что пришел брат ее Пиор и стоит за дверьми. Угадывая по скрипу двери, что сестра идет встретить его, Пиор зажмурил глаза и громко говорил ей: «Сестра, это я – Пиор, брат твой; вот смотри на меня, сколько хочешь». Получив желаемое, она прославила Бога и, хотя много настаивала, однако ж не убедила его войти в дом. Он же, сотворив молитву на пороге, возвратился опять в свою родную пустыню и там усовершался в подвижнической добродетели. О сем святом муже рассказывают вот какой чудный опыт его терпения. На месте своего жития выкопал он колодезь и нашел воду самую горькую, но, несмотря на это, оставался там до самой смерти и употреблял одну эту горькую воду, в чем и открылось терпение этого мужественного воина Христова. Многие из монахов, мужи опытнейшие, по смерти сего бессмертного наперерыв усиливались остаться в его келии, но не могли прожить и одного года, ибо там и вода чрезвычайно горька, и место очень страшно и лишено всяких удобств жизни. О Моисее Ливийском Моисей Ливийский был муж весьма кроткий и любвеобильный. Он удостоился дара исцелений. Сам он рассказывал мне: «В монастырь я поступил очень молодым и стал копать большой колодезь, шириною в двадцать футов. Его три дня рыли мы, восемьдесят человек, и прокопали уже на локоть обыкновенную жилу, как можно было видеть, а воды не нашли. Весьма опечалившись, мы думали уже оставить работу. В то самое время, как мы рассуждали об этом, пришел к нам из глубокой пустыни, в самый (шестой) час зноя, блаженный Пиор, старец, одетый милотию, и, приветствовав нас, сказал нам после приветствия: “Что вы упали духом, маловерные? Я видел, что вы малодушествуете со вчерашнего дня”. Сказав это, он спустил лестницу в отверстие колодезя и сотворил с нами молитву, потом взял заступ и, ударив в землю троекратно, сказал: “Боже святых патриархов! Не остави всуе рабов Твоих, но пошли им воду на пользу”. И тотчас побежала вода так, что обрызгала всех нас. Вслед за сим, сотворив опять молитву, он пошел прочь. Сколько ни принуждали мы его обедать у нас, он не согласился, сказав: “Зачем я послан был, то сделал, а за этим не был послан”. Таковы дивные чудеса Пиора, крепкого столпа терпения, и таков конец добродетели его. За горькую воду он теперь с великою духовною радостию вкушает из вечного потока сладости». Об авве Хронии Некто по имени Хроний, родом из деревни, называемой Финик, отмерял от своей деревни, бывшей близ пустыни, пять тысяч шагов, считая правою ногою; потом, помолившись, выкопал там колодезь и нашел очень хорошую воду, которая держалась в глубине семи локтей. Он построил там для себя малую хижину и с того дня, как водворился в этом уединенном убежище, молился Богу, чтобы ему не возвращаться в страну обитаемую. По прошествии немногих лет он удостоен был пресвитерства, и около него собралось братии до двадцати человек. Говорят о добродетели его подвижничества, что он шестьдесят лет предстоял у жертвенника, священнодействуя, и во все это время не выходил из пустыни и вкушал хлеб только от труда рук своих. Об авве Иакове Вместе с ним жил некто Иаков, из его соседей, прозванный Хромым, муж многозначительный. Оба они были известны блаженному Антонию. Об авве Пафнутии В один день пришел туда и Пафнутий, называемый Кефала, муж чудный. Он имел дар знания Божественного Писания Ветхого и Нового Завета и изъяснял все Писание, не читавши Писания. Впрочем, так был скромен, что скрывал в себе этот дар пророческий. Рассказывают в похвалу его добродетели, что в продолжение восьмидесяти лет он не имел вместе двух срачиц. Встретившись с сими отцами, я и блаженные диаконы Евагрий и Альбин расспрашивали их о причинах падений или уклонения братий от доброй жизни. О Херемоне Случилось, что в те дни подвижник Херемон скончался сидя и найден был мертвым на стуле с работою в руках. Случилось, что и другой брат, копая колодезь, засыпан был землею, а еще третий брат, идучи из Скита, умер от жажды. О падшем Стефане Вспомнили мы и о Стефане, впадшем в постыдное распутство, и об Евкарпии и Ироне Александрийском, также о Валенте Палестинском и скитском Птоломее египтянине. Когда мы спрашивали, отчего при такой добродетельной жизни в пустыне одни обольщаются помыслами, другие уловляются чревоугодием, иные впадают в распутство, святые отцы и вместе с ними многоопытный Пафнутий дали нам такой ответ. Все, что ни случается, бывает двояко: или по благоволению Божию, или по Божию попущению. Когда делают добрые дела для славы Божией, это бывает по благоволению Божию, а что сопряжено со вредом, с опасностию и с бедствием, то делается по Божию попущению. Попущение бывает в отношении к тем, которых Бог оставляет за их неразумие и неверие, ибо невозможно, чтобы правомыслящий и благочестиво живущий был оставлен и пал постыдным образом или обольщен был демонами. Но подвергаются падению и те, которые совершают добродетель или с нечистою целию, или из человекоугодия и по гордости ума. Таких людей Бог оставляет ради их же обращения, чтобы они чрез оставление, почувствовав перемену в своем состоянии, исправили или свое намерение, или дело, ибо иногда погрешают намерением, иногда – самым делом, когда имеют в виду порочную цель либо (сознательно) делают не так, как должно. Случается, например, что развратный человек с худым намерением подает милостыню молодым женщинам для постыдной цели. Между тем дело доброе – давать пособие, например, сироте, монахине, подвижнице. Случается также, что и с добрым намерением дают милостыню больным, старым или лишившимся богатства, но дают скупо и с ропотом. В этом случае цель добрая, но само дело недостойно цели, ибо милостыню должно давать с веселием и без скупости. Говорили еще святые, что во многих душах есть особенные предрасположения: в иных – естественная доброта души, в других – склонность к подвижничеству. Но, когда и действование по естественной склонности, и доброта не бывают направлены ни к добру, ни к богоугодной цели, когда обладающие особенным даром учения не воздают благодарности подателю благ Богу, но относят это к собственному произволению, благорасположению и способности,– тогда они оставляются Промыслом и впадают в постыдные дела или в постыдные страсти и позор. И вот, оставленные Промыслом, они, из-за постигшего их бесчестия и унижения, мало-помалу отлагают надмение мнимою своею добродетелию и перестают уже доверять себе, а воздают благодарность дарующему все Богу. Когда гордый, надмевающийся превосходством своего ума, самые дарования душевные и способы к приобретению знания приписывает не Богу, а своим усилиям или природе, тогда Бог отъемлет у него Ангела, которому назначено Промыслом блюсти сей дар. Как скоро Ангел отступает, этим человеком, который надмевается своим умом, овладевает противник, и он впадает в распутство, чтобы это скотоподобное или псоподобное распутство изгнало из человека демонское надмение, то есть превозношение, чтобы по удалении свидетеля целомудрия слова таких людей не заслуживали вероятия, поколику благочестивые бегают исходящего из таких уст учения, как источника, наполненного пиявицами, и исполняется на них сказанное в Писании: Грешнику же рече Бог: вскую ты поведаеши оправдания Моя и восприемлеши завет Мой усты твоими (Пс. 49, 16). И в самом деле, души, зараженные страстями, подобны различным источникам: души чревоугодников и винопийц подобны источникам грязным; души сребролюбцев и любостяжателей – источникам, наполненным жабами; души гордых и завистливых, имеющие способность к познаниям, подобны источникам, в которых живут змеи, ибо разум у них всегда застаивается, как гнилая вода в болоте, потому что никому не хочется почерпать оттуда по причине горечи нрава и зловония нечистых дел. Посему Давид и молит Бога даровать ему три дара: благость, учение и знание, ибо без благости знание бесполезно. Но если такой человек исправится, удалив от себя причину, за которую Бог оставляет его, то есть надмение, и восприимет смиренномудрие, познает свою ограниченность и не станет превозноситься над другими, но будет благодарить Бога, то ему дается опять твердое знание, ибо слова духовные, не сопровождаемые честною и целомудренною жизнию, подобны колосьям, поврежденным от ветра, которые хотя имеют вид колосьев, но лишены питательных зерен. Итак, всякое падение – бывает ли оно посредством языка, или зрения, или обоняния, или действования, или посредством всего тела – по мере надменности или самомнения происходит вследствие оставления Богом, Который и этим щадит оставляемых, ибо, если бы, и несмотря на порочную жизнь таких людей, Бог стал свидетельствовать о высоте их ума Своим содействием их учению, они, превозносясь надмением, при всей своей порочности сделались бы демонами. И вот что еще говорили нам эти лучшие из отцов, преподобные мужи: «Когда увидите кого-нибудь по жизни развратного, а по словам увлекательного, вспомните о демоне, который беседовал, как сказано в Евангелии, с Господом, и о свидетельстве Писания, которое говорит: Змий же бе мудрейший всех зверей сущих на земли (Быт. 3, 1). Эта мудрость послужила ему более во вред, потому что не была сопутствуема добродетелию». Итак, верному и доброму мужу должно иметь в мыслях только то, что внушает Бог, должно говорить, что мыслит, и делать, что говорит, ибо если истине слова не сопутствует добродетельная жизнь и еще благородный добрый нрав, то это, по слову блаженного Иова, хлеб без соли. Его никак не станут есть, а если кто и съест, то подвергнется большому расстройству в здоровье. «Если,– сказали они,– и станет кто есть хлеб без соли, если и есть вкус в словах пустых, то разве для тех, которые не имеют у себя свидетельства добрых дел». Бог оставляет людей по различным причинам. Иногда сие бывает для того, чтобы обнаружилась сокровенная добродетель, какова, например, добродетель великого подвижника Иова, с которым Бог беседовал и говорил: Не отвергай суда Моего; мниши ли Мя инако тебе сотворша, разве да явишися правдив? (Иов 40, 3). «Ты известен Мне от начала, Мне, Который видит сокровенное и проникает во глубину помыслов человеческих. Но поелику сии добродетели твои были неизвестны людям и злонамеренные подозревали, что ты угождаешь Мне из-за богатства, то Я и навел на тебя такое бедствие – отнял у тебя богатство, чтобы показать им твое благодарное любомудрие». Иногда Бог оставляет человека для того, чтобы отвратить его от гордости и удалить от самомнения или кичливости. Это можно видеть на блаженном апостоле Павле. И он подвергался бедствиям, заушениям и различным лишениям, потому и говорил: …дадеся ми пакостник плоти, ангел сатанин, да ми пакости деет, да не превозношуся (2 Кор. 12, 7), то есть чтобы состояние безмятежное и благополучное и почесть за толикие чудеса не повергли его в диавольскую гордость, если бы он безопасно покоился. Оставлен был за свои грехи и расслабленный, которому Иисус Христос сказал: …се здрав еси; ктому не согрешай, да не горше ти что будет (Ин. 5, 14). Оставлен был и Иуда, который предпочел сребро Слову Жизни, почему и удавился (см.: Деян. 1, 18). Оставлен был и Исав, потому и впал в невоздержность и предпочел грубую пищу благословению отца (см.: Быт. 25, 30–34). Познав все сие Духом Святым, блаженный апостол Павел сказал об оставляеых таким образом: Якоже не искусиша имети Бога в разуме, сего ради предаде их Бог в неискусен ум, творити неподобная (Рим. 1, 28). А о других, которые думали о себе, что имеют познание о Боге при развращенном сердце и тщеславии, сказал: Занеже разумевше Бога, не яко Бога прославиша или благодариша, но осуетишася помышлении своими, и омрачися неразумное их сердце; глаголющеся быти мудри, объюродеша, пораженные демоном самомнения и неразумия, темже и предаде их Бог в страсти бесчестия, во еже сквернитися телесем их (Рим. 1, 21–22, 24). Отсюда должны мы знать, что невозможно впасть в невоздержность тому, кто не оставлен Промыслом Божиим, а оставляются люди Богом и предаются таким бедам за свое собственное нерадение и беспечность.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.