А.В. Карташев / Очерки по истории Русской Церкви (44)

Сигизмунд III (1587-1632 гг.). По смерти 12-го декабря 1586 г. Стефана Батория, опять повторилось междуцарствие в Польше и соединенной теперь с ней Литве. Опять выборные сеймы открыли повод к вероисповедной войне. На Варшавском сейме еще в 1573 г. была провозглашена свобода совести. Но католики в порядке погрома разоряли протестантские церкви, и суды не принимали жалоб, ибо статей закона ο "защите церквей" не существовало. Теперь на конвокационном сейме 1587 г. протестанты потребовали ввести в присягу будущего короля обязательно - опубликовать законы ο защите свободы веры путем регулярных судебных процессов. Такая борьба протестантов всегда была на пользу православия. Католическому духовенству настолько была противна идея защиты чужой веры, что все клирики сбежали с сейма, чтобы не мешать светским римо-католикам принять такое предложение протестантов. Оно и прошло единогласно при одном только жертвенном голосе со стороны одного бискупа, оставленного собраниями в сейме лишь для демонстрации формального соучастия и духовенства в создании нового конституционного положения. Иначе по польской конституции один голос, представляющий депутатскую категорию и возражающий, - сорвал бы все дело. Претендентами на престол были: австрийский эрцгерцог Максимилиан, московский царь Федор Иоаннович и шведский принц Сигизмунд. Но православие московского царя заранее исключало возможность собрать нужное большинство голосов. Одолела сторона Сигизмунда. Ее сторону принял кн. К. К. Острожский. Таким образом, Сигизмунд обязан был своим избранием православной партии. Сигизмунд был воспитанником иезуитов, ибо мать его на протестантском троне была польской королевной. Сигизмунд, конечно, подписал конституционные обязательства, выработанные под давлением протестантов вместе с православными. За это поднесение короны голосами православных Сигизмунд осыпал милостями и кн. К. К. Острожского и стоящих за ним православных. Сигизмунд был еще молод - всего 22-х лет, не воинственен, набожен, мягок. Православные использовали момент его благоволения и испросили y Сигизмунда ряд льгот. Например, в 1589 г. митрополит Онисифор испросил y короля право сохранения имущества митрополичьей кафедры по смерти митрополитов и передачи его во временное владение крылоса (капитула) соборной церкви до нового митрополита, как это делалось y латинской иерархии. A y православных в этот момент имущество кафедры захватывали гражданские власти и часто расхищали, были даже случаи уничтожения владельческих документов. Но все эти милости Сигизмунда III ничуть не доказывали его положительного отношения к православию. Наоборот, как только появились в его царствование первые признаки оживления униатской интриги, так в Сигизмунде III они нашли горячего сочувственника и помощника. Именно он стал королем унии. Зачатки унии. Уния выросла на почве морального падения русской иерархии, пониженной в своих качествах патронатской системой обратного, т.е. дурного подбора. Мы уже говорили ο безобразных нравах, воцарившихся в среде православной иерархии. Материальные интересы в ее быту не только преобладали, но они приняли форму дикой борьбы со включением борьбы вооруженной. Вернемся теперь к поведению уже частично знакомых нам иерархов - боевиков за материальные интересы. Полоцкий епископ Феофан (Богдан Рыпинский) сдавал все церковные имущества в разорительные аренды и привел этим церкви и монастыри в такое истощение, что миряне жаловались королю и выпрашивали y него отдачу церквей в их бескорыстные патронатские руки. Детей своих епископ Феофан отдал в иезуитские коллегии. Был просто-напросто зажиточным барином. Уже знакомый нам "завоеватель" Владимирской кафедры, Феодосий Лозовский, продолжал свою "рыцарскую" линию. Β протокольных записях об его скандальном поведении повествуется: что в 1569 г. он с своими слугами в вечернюю пору напал "разбойным и рейтарским обычаем" на большой дороге на Лысовского и Ставецких (вероятно его должников) и первого собственноручно ранил в голову, затем велел их бить, ограбить, связать и привести под арест в свой замок. Β 1573 г. делал вооруженное нападение на имение Гулевичей. Приближаясь к заключительным срокам своей магнатской барской жизни, он проделал, как изощренный спекулянт, сложную перепродажу своих прав и доходов другому лицу, как своему преемнику (1580 г.). Таковым был человек с подходящими титулами и положением. Это был архимандрит Киево-Печерского монастыря Мелетий Хрептович-Богуринский. Перепродажа прав на архиерейские кафедры, при всем ее уродстве, была законной по патронатскому праву и почти гарантирующей ее результаты перед королевской властью. Поэтому не надо удивляться, что когда акт Мелетием был подписан, то он, не теряя драгоценного времени, уже через 4 дня, как собственник Владимирской кафедры, делает в ратуше г. Владимира заявление, что он, отныне нареченный владыка Владимирский, сдает свою Владимирскую епархию со всеми ее имениями бывшему ее епископу Феодосию до конца его жизни. Сам будет жить в Киеве, a управление епархией поручает своему брату, Семену Хрептовичу-Богуринскому, и зятю епископа Феодосия, Михаилу Дубницкому, войту Владимирскому. A на следующий день в городские книги Мелетий вносит свою расписку в том, что сдал в аренду с в ο ю Владимирскую епархию за 1000 злотых в год и сполна получил от Феодосия всю сумму за все годы его жизни (?). Вопиющая формальная фальшь. Остающиеся годы жизни Феодосия, как и самого Мелетия, есть тайна воли Божией. Это была только формальность, прикрывающая другую реальную сделку и пресекающая возможность ссоры и тяжбы на этой денежной почве. После сделки Феодосий обеспеченно жил еще 10 лет фактическим епископом Владимирским и уже не заботился ο ремонтах кафедрального собора и епископского замка, a вся разорительная эксплуатация Владимирской епархии уже зависела от управляющего - войта Михаила Дубницкого. Луцкий епископ Иона Борзобогатый-Красненский жил исключительно личными интересами: собиранием всех родов пошлин с церквей и духовенства, не без вымогательств. Для сосредоточения в своих руках всех доходов от города Луцка, Иона в 1583 г. закрыл и даже запечатал все семь приходских церквей города, оставив открытым только свой кафедральный собор. Сына своего и внуков Иона назначил личными управляющими всех его архиерейских имений, церквей и монастырей. Вот некоторые иллюстрации такого эксплуататорского управления епархией. Монахи и население округа Жидичинского монастыря жаловались королю Стефану Баторию на разорение монастырей Ионой. Стефан Баторий дал полномочия кн. К. К. Острожскому отобрать Жидичинский монастырь y Ионы, применив, если угодно и силу. K силе прибегнуть пришлось. Острожский прислал отряд вооруженных татар (это было местное население с XIII в., остатки армии Чингисхана). Захватив Жидичинский монастырь силой, Острожский изгнал из него Иону. Королевским указом для церковного управления монастырем был назначен живший в Литве безместный греческий епископ Феофан. Но епископ Иона не дремал. Он опять собрал вооруженный отряд и силой выгнал из Жидичина назначенного туда королем грека. Пришлось войну с Ионой продолжать. По долгу службы, староста Луцкий, кн. Александр Пронский, попытался выбить Иону силой. Попытка удалась. Через два года, в 1584 г. пришлось ее повторить. Князь Пронский, сосредоточив 300 человек пехоты и конницы с ружьями и пушками и взяв монастырь штурмом, изгнал из него Иону и его родственников. Чтобы не повторять наивного разоружения после первого завоевания, кн. Пронский превратил Жидичин в крепость. Окопал рвом, укрепил стены и оставил в них сто человек гарнизона для военной охраны. Иона очутился в положении бунтовщика против законного государственного порядка. Король присудил Иону к высылке. Через год Иона умер. Король назначил (!) преемником Ионы в Луцк Пинского епископа Кирилла Терлецкого. Кирилл Терлецкий, оправдываясь хозяйственной беспорядочностью, водворившейся в Луцкой епархии, имел благовидный предлог сосредоточить свою святительскую энергию на тяжебных делах об имуществе даже в своей бывшей Пинской епархии. Еще предшественник его на Пинской кафедре, Феодосий, отдал замок Жабче в приданое за дочерью зятю его, старосте Луцкому Александру Жаровницкому. Теперь замок уже был в границах новой для Кирилла, Луцкой епархии. И Кирилл в 1585 г. поручил своему родному брату, Ярошу (Ярославу) Терлецкому, с несколькими десятками вооруженных слуг, бояр, гайдуков, пеших и конных, напасть на Жабче. Но на этот раз нападение было отбито. Неугомонный Кирилл с этим не примирился. Β течение года он собрал новую рать наемников из угров, сербов, волхов и всяких гайдуков и теперь уже с артиллерией. Штурм Жабче удался. Было много убитых, раненых. Войску разрешено было грабить и поделить добычу между собой. И вообще Кирилл Терлецкий имел гонор благородного шляхтича и жил в своем замке с многочисленной челядью, имел свое войско и пушки... И вот другой более громкий исторический человек, Львовский епископ Гедеон Болобан. Это он через год по смерти Ионы Борзобогатого сделал нападение на Жидичинский монастырь, куда настоятелем был поставлен безместный епископ грек Феофан. Гедеон Болобан отправил для захвата Жидичинской позиции своего родного брата, светского пана Григория Болобана, с отрядом жолнеров (польск. из немецкого "солднер" = наемный солдат) и неожиданным налетом выбил из монастыря его греческого настоятеля еп. Феофана и объявил монастырь исконной собственностью Львовской кафедры. Это было в 1585 г. B этот год нежданно прибыл во Львов Антиохийский патриарх Иоаким, с полномочиями и от КПльского патриарха. Для мирян и для Львовских братств приезд патриарха был опорой их контроля над многогрешными епископами. Насильственный захват Жидичинского монастыря, к досаде Гедеона, связался с обидой епископу-греку. Это было очень невыгодно ему пред патриархом-контролером, вставшим на сторону местного мирянского контроля братств. Гедеону пришлось нехотя уступить. У него вырвали даже письменное обязательство: - возвратить Жидичинский монастырь Владимирской епархии. Но Гедеон счел наезд патриарха все-таки преходящей случайностью. Покорившись патриаршей воле ad hос, он закулисно обратился в придворные сферы, которым греческий церковный контроль не был особенно приятен. Гедеону за подписью короля Стефана Батория опять выдали акт на владение Жидичинским монастырем. После перевода Кирилла Терлецкого из Пинска в Луцк, на Пинскую кафедру был назначен управлявший Холмской епархией уже в сане епископа - Леонтий Зиновьевич Пельчицкий. Характерна буква указов самого короля, которыми Леонтий назначался на Пинскую кафедру. Король мотивирует его назначение государственными заслугами, которые Леонтий оказал своим государям еще смолоду. Это - "добрые, верные и почетные заслуги." И вот, в вознаграждение за них король, по ходатайству некоторых панов - рад, дает Леонтию епископию Пинскую и Туровскую с соборной церковью и со всеми церквами и монастырями, и со всем духовенством, и со всеми имениями и "подданными," издавна принадлежащими той епархии. Другим указом король уведомляет всех духовных и светских членов епархии ο назначении им нового владыки и "приказывает им признавать его за истинного своего владыку" и оказывать ему честь и послушание. Под такой мощной защитой Пельчицкий как был от начала женатым белым священником, так и продолжал жить семейно с женой, занимая епископскую кафедру. Вот характеристика еше одной епископской персоны, назначенной в 1585 г. на кафедру Перемышльскую и Самборскую. Галицко-русское православное дворянство откровенно пишет бессильному митрополиту Онисифору: "Перемышльская епископия отдана некоему тиуну Стефану Брылинскому (это и есть будущий Арсений) подданному (характерный термин) пана старосты Перемышльского. Пан староста, взяв в свою власть это епископство и привилегий на монастырь св. Спаса в горах, распоряжается церковными имениями, как ему угодно. Α тот негодный нареченный епископ не смеет против него ничего сказать ни сделать как подданный. A что тот тиун негоден к епископскому служению, как человек неученый в слове Божием и по другим причинам; об этом мы все знаем и даем свидетельство. Посему и просим усердно, чтобы твоя милость не производил его в епископский сан до другого сейма, на котором шляхта и обыватели земли Перемышльской и Самборской покажут пред королем и панами-радами ο негодности того тиуна. Если бы даже твоя милость имел ο том негодном, нареченном епископе листы от короля и панов-рад, не спеши производить его в епископа." Но Онисифор, сам двоеженец, очевидно, имел и королевские "листы." A потому тиун Стефан Брылинский и стал епископом Арсением. И просидел на кафедре почти 6 лет до своей смерти в 1591 г., приведя в расстройство дела епархии. Β этом же обращении галицко-русских дворян к митрополиту Онисифору набрасывается и общая картина иерархического разложения. На фоне безволия и попустительства архиереев, все время нарастает унижение православия до уровня прямого публичного издевательства. Вот что пишут русские шляхтичи самому митрополиту в глаза - значит это не преувеличение, a точные размеры фактов: "А что сказать ο порубании св. крестов, об отобрании колоколов в замке и отдаче их жидам? И ты еще сам даешь открытые листы на помощь жидам против церкви Божией, к потехе их, a к большому поруганию нашего св. закона и к нашему сожалению. Какие при этом совершаются опустошения церквей! Из церквей делаются иезуитские костелы. И имения, которые были подарены церкви Божией - привергнуты к костелам. Β честных монастырях вместо игуменов и братии живут "игумены" с женами и детьми и владеют и правят церквами Божиими. Из больших крестов делают малые и из того, что подарено в честь и хвалу Богу, совершают святокрадство и устрояют себе пояса, ложки, злочестивые сосуды для своих похотей. Из риз делают саяны, из епитрахилей брамы. Но что еще прискорбнее, ваша милость, сам один поставляешь епископов без свидетелей и без нас - братии своей, чего и правила вам не дозволяют. И при таком незаконном поставлении возводятся в великий епископский сан люди негодные, которые, к поруганию св. закона на епископском седалище живут без всякого стыда с женами и рождают детей. И множество иных великих бед и нестроений, ο чем мы к сожалению теперь писать не можем. Епископов наставилось много по два на каждую кафедру, a оттого и порядок сгиб. Мы по своему долгу предостерегаем вашу милость и молим и просим: Бога ради, осмотрись, вспомни святых твоих предместников, митрополитов Киевских и возревнуй их благочестию. Не прогневайся на нас, нам жаль души твоей, ты за все должен дать ответ Господу Богу. Особенно же даем знать твоей милости, что архиепископия Киевская (имеется в виду Киево-Софийский собор), находящаяся ныне под твоей властью, отдана некоему еретику жолнеру, a архимандрития Уневская обещана такому же..." Такое положение дел требовало разрешения и какой-то реформы. Иначе предстояло окончательное падение или возрождение. Произошло и то и другое. Иерархия пала в акте унии. A народному православию выпала горькая доля героического возрождения, но и страдания гонений. У н и я. Идея унии, как мы уже видели, лежала в основе самого предприятия Литовского правительства - отделить Киевскую митрополию от Москвы. Уния стала хронической болезнью иерархии западнорусской церкви по мотивам политического удобства и всяких выгод. Идея унии то замирала, то вновь воскресала. Когда обнаружилась общая слабость русской церкви с появлением сначала протестантизма, затем иезуитов, то y таких патриотов русской церкви, как кн. К. К. Острожский, опять забродила мысль: - нельзя ли спасти, поднять, просветить, окультурить и укрепить русскую церковь через унию, путем выведения ее из положения гонимой. Унию он имел в виду достойную, честную, вместе со всей восточной церковью. Его барские, широкие мечты были известны иезуитам. Недаром Петр Скарга свое первое издание "О Едносци..." 1577 г. посвятил кн. К. К. Острожскому. Когда в 1581-83 гг. иезуит Антоний Посевин, бывавший в Москве, теперь из Рима прислан был в Литву, кн. Острожский много беседовал с ним об унии. Ревнитель этой идеи, А. Посевин, убедился в Москве, что Москву нельзя соединить с латинством. И он изменил план работы: поставил себе целью сначала обратить в унию Русь Литовскую, a затем уже через нее попробовать завлечь и Русь Московскую. К переговорам с А. Посевином кн. Острожский привлек и русских духовных лиц. С папским нунцием князь также вел речи об унии. Говорил об этом с самим королем Стефаном Баторием. Все это происходило в конце 70-х годов и начале 80-х, когда кн. Острожский одновременно вел широкую просветительную работу на укрепление престижа православия. Своими мечтами он так увлек папского нунция Болоньета, что тот обращался к королю с предложением, чтобы король пригласил самого КПльского патриарха переселиться на почетное жительство в Вильну или во Львов. Но затем в кн. Острожском произошел какой-то перелом, какое-то разочарование. С 1583 г. и позднее он начинает отрицательно отзываться об иезуитах и латинстве вообще. По неясным для нас причинам, кн. Острожский временно отходит от заинтересованности церковными делами. Когда приехал сюда патр. Иеремия, то Острожский даже не поинтересовался лично увидеться с ним. Разочарование Острожского в "мечтах" об унии было настолько известно осведомленным людям, что когда началась "реальная" работа по проведению унии неидеалистической, a интриганской, то от кн. Острожского утаили начало затеи в секрете. A он вдруг встал на прямую и громкую борьбу с унией. Инициатором этой секретной работы на пользу унии был Луцкий римо-католический епископ Бернард Мациевский. Он был из военных, друг Скарги и человек настойчивый. Именно он, a не иезуиты, первый двинул дело практического осуществления унии. За это впоследствии и папа воздавал благодарность епископу Бернарду Мациевскому, как первовиновнику всего дела. B 1588 г. Бернард писал папскому нунцию в Польше, архиепископу Аннибалу: "В июне месяце, когда я отправился в Подляхию, в другую половину моей епархии, там проезжал в Москву КПльский патриарх Иеремия. Сверх моего ожидания он очень скоро проехал тот город, где я находился. Наступившая ночь помешала мне нагнать его. И я поспешил в Брест, где, казалось, он остановится. Но и оттуда он уехал раньше моего прибытия. Через несколько дней господин Брестский судья (таковым был в тот момент знаменитый виновник унии Адам Потей), хотя и схизматик, но по авторитету, образованности и опытности, человек выдающийся и в религиозных делах, по-видимому, самый сведущий среди своих. После нескольких бесед ο религии с находящимся здесь со мной о. иезуитом, Потей не раз приходил ко мне и с величайшей настойчивостью убеждал меня, чтобы мы с другими епископами богословами католиками позаботились об унии русских с римской церковью, особенно в настоящее время, когда представляется столь удобный случай, какой едва ли повторится. Потей говорил, что само провидение Божие устроило так, что в наши края прибыл Цареградский патриарх. Прибавлял, что следует больше стараться ο собеседованиях с греками, чем об издании сочинений против русских, или чем ο возражениях русским, какие бывают в наших проповедях. Если патриарх согласится на беседу и будет побежден и обличен в заблуждении, тогда он - судья (Потей) и многие другие, знатные родом и добродетелями, ничего так не желающие, как того, чтобы состоялось в духе любви и кротости собеседование наших с патриархом, не захотят более подчиняться ему и следовать его заблуждению. Если же он уклонится от состязания, то подпадет под подозрение в действительной схизме и тем скорее будет покинут русскими. Передавал еще почтенный муж, что он со своими весьма внимательно будет наблюдать: прибыл ли патриарх, чтобы обобрать своих владык и попов, или чтобы позаботиться ο спасении вверенных ему душ (???). Поверьте, что слышанное нами премного утешило нас и обнадежило. И я убежден, что и Ваше преосвященство отнюдь не упустите настоящего, столь удобного случая поддержать наших русских в их ревности, которой они пламенеют." Так обнаружился главный творец назревшей унии. Эта решимость Потея реализовать унию и повела его к принятию епископского сана, что при его социальном положении и высоком интеллектуальном цензе было делом очень легким. С 1593 г. он появляется с именем Ипатия на кафедре Владимирской, как епископ. Родился Адам-Ипатий в 1541 г. в православной семье. Образование получил в кальвинской коллегии князей Радзивиллов. Затем высшее образование в Краковской Академии. Долго служил при делах князей Радзивиллов и в это время открыто принял протестантизм. Двигаясь по линии государственной службы, достиг звания пана-радца, т.е. сенатора. Женился на дочери одного князя, через что связался родством с кн. Острожским. Около 1574 г., по-видимому, в атмосфере семейного родства, принял снова свое природное от колыбели православие. Затем овдовел, и вот в это время в 1588 г. мы и обнаруживаем его пока секретную решимость пойти на унию. Ничего не подозревая, кн. Острожский сам рекомендовал Потея королю, как блестящего кандидата на епископию. Епископ Луцкий, Кирилл Терлецкий, сам постриг Адама и нарек ему имя Ипатий. Β 1593 г. Сигизмунд III сам уведомил кн. Острожского, что "дал владычество Владимирское Брестскому каштеляну Адаму Потею за его заслуги пред королем и Речью Посполитой." Высокий образовательный ценз, свободное владение латинским языком, родственные связи с знатными родами и сознательный план унии делали из Ипатия Потея фигуру фатальную для обессилевшей сверху русской православной церкви. Ипатий Потей и есть личный творец унии. Приезд патриарха Иеремии II. Возникновение унии переплелось с этим чрезвычайным событием - приездом в первый раз за 600 лет правления Русской церковью на ее территорию КПльского патриарха (!). Иеремию II (Траноса) погнала сюда нужда. Β КПле он был усердным строителем, благоукрасителем патриархии и скопидомным собирателем патриаршей казны. Турецкое правительство этого периода уже привыкло почти систематически срезать накопляемый жир на теле патриархии. Так и на этот раз оно основательно ограбило патриархию и изгнало ее из ее кафедрального храма Паммакаристы-Всеблаженной и принадлежащих ей монастырей. Иеремия встал перед героической задачей: - вновь купить и обстроить разоренное седалище патриархии. Он эту задачу выполнил и заслуженно прославлен греками за строительство новой резиденции патриархии. Однако, это стоило Иеремии трудных поездок и унизительных сборов y своих православных братьев - "варваров" русских. Ради денег ом вынужден был в Москве, вопреки греческому патриотизму, создать патриаршество. Ради денег и даров он и здесь в Литовской Руси делал многое, может быть, и не очень ему привычное и приятное, но надо признать, с добросовестной ревностью на пользу православию. Главной целью данной поездки для Иеремии была манившая его своим богатством Москва. Польша и Литва были только перепутьем. Иеремия и не предполагал здесь медлить, тем более долго оставаться. Он и y польских властей ходатайствовал только ο транзитной визе. Β мае 1588 г. с турецко-волошской границы он отправил ходатайство к канцлеру Польши, Яну Замойскому, ο дозволении остановиться ему в Замостье. Канцлер почетно принял патриарха со всей свитой и из Замостья исходатайствовал y короля ему свободный проезд по государству в направлении через Брест и Вильну в Московию. 3-го июля патриарх прибыл в столицу Вильну, где православные уже наметили задержать для своих дел патриарха и достигли своей цели. Русский народ массой вышел навстречу высокому гостю и этим продемонстрировал свою сознательную тягу к его высокому авторитету и расположил Иеремию II пойти навстречу широкой волне ходатайств - защитить здесь слабеющее православие. По всему видно, что Иеремия и приехавшие с ним греки через посредство их земляков, ведших здесь школьное дело, правильно информировались ο многогрешности местной русской иерархии и доброкачественности народно-православных братских настроений. И вот Иеремия канонически оправдал активизм мирянских сил ради спасения православия от морально ослабевшей иерархии. Это не отвержение каноничности, a способ ее восстановления через временное преобладание голоса мирян в идеальном хоре соборности, в предположении необходимого исправления самой иерархии. Иеремия одобрил вновь перередактированный устав Свято-Троицкого Братства с приложением к уставу своей патриаршей печати. Β своей благословенной грамоте братству он утвердил, чтобы в дальнейшем не было ограничений со стороны иерархии уже создавшихся форм автономной деятельности братств. Так благословлена школа с изучением греческого, латинского и русского языков и типография для печатания книг. Братчики не нарушали границ исключительно иерархических прав. Они просили, и патриарх это охотно сделал, чтобы митрополит и его наместник, по ходатайствам братства, ввел в практику всенародное в церкви отлучение от братства лиц, непокорных православной истине или только двусмысленно и соблазнительно в этом отношении ведущих себя. Для поднятия авторитета братства патриарх вводит в текст грамоты свое осуждение всех разорителей братства, не только мирян, но и самих епископов. Β заключение патриаршей грамоты, которая предназначалась для прочтения во всех церквах, патриарх убеждает православных ни в чем не отступать от своего "праведного пути." Вообще, несмотря на денежную заинтересованность, Иеремия II действовал сознательно, выдвигая православный народ, как хранителя православия, a не иерархию, как могущую скорее ему изменить. Это характерно восточное, анти латинское воззрение, оправданное горькими опытами уний y самих греков, где церковь под турецким игом всецело оперлась на верный народ. Систематически утверждая права и привилегии братств, патриарх показал готовность быть грозным по адресу епископов. Сюда в Вильну прибыл к патриарху, ища защиты, Феофан грек, изгнанный из Жидичинского монастыря Львовским епископом Гедеоном Болобаном. Иеремия адресовал свой приказ, направленный во Львов, Каменец и Галич к духовенству и градоначальникам, чтобы все они были свидетелями и содействовали бы возвращению монастыря в управление Феофана грека. Β противном случае патриарх лишает Гедеона Болобана не только власти, но и сана, если понадобится. Пришлось покориться, но, конечно, весь епископат был амбициозно задет этим торжеством мирянской силы и, может быть, лишний раз вздохнул ο клерикальном абсолютизме в случае принятия унии. Спустя год в 1589 г. Иеремия II, учредив в Москве патриаршество, возвращался снова через Литву и прибыл в Вильну. Как раз в этот момент здесь был молодой новоизбранный король Сигизмунд III (1587-1631 гг.). Он проезжал в Ревель на свидание с его отцом, королем Швеции. Православные, голосу которых Сигизмунд был обязан избранием на королевство, направили Иеремию к королю для формального испрашивания на право полного пастырского обозрения своей Киевской митрополии, и король дал такое разрешение особым королевским универсалом. Король с особой готовностью признал благовременной эту манифестацию греческой церковной власти здесь в Польше, чтобы оградить местную православную церковь от всяких претензий на возглавление ее патриаршей Москвой. Нужно было в этом иметь на своей стороне и греческую церковную власть. Автономия Киевской митрополии держалась на основе разрыва греков с Москвой. Теперь, с учреждением патриаршества, установился нормальный канонический мир между Москвой и КПлем. И мог возникнуть вопрос ο каноническом воссоединении разделенной русской церкви. Был и еще мотив - ухаживать за патриархом. Это - планы унии. Мы видели, что Бернард Мациевский с Адамом Потеем считали приезд патриарха шансом исключительно важным для открытия вопроса об унии. Их гадания через Скаргу, который был y короля придворным проповедником, могли быть прямо переданы Сигизмунду. Уния мыслилась и в широком варианте со всей Восточной церковью. Милостивое отношение короля к патриарху использовано православными и для формального укрепления авторитета братств. Устав Виленского Троицкого братства, утвержденный митрополитом еще в 1584 г. и патр. Иеремией в прошлом 1588 г., вновь был поднесен на утверждение самого короля. Это утверждение вскоре дало силу братству в его борьбе с наступавшей унией. Король, конечно, знал, что эта милость с его стороны обоюдоострая. Содействовал король патриарху и в другом решительном акте: в смене митр. Онисифора. Митрополит Михаил Рогоза (1589 - 1596 гг.). Сговорившись с православными мирянами и братчиками, патриарх решил канонически "почистить" упадочный состав иерархии и духовенства. Так как сам митр. Онисифор был вдовец по второй жене, то справедливость требовала применить строгость канонов, прежде всего, к нему, хотя он был человек недурной; он покорно ушел в монастырь. Львовское братство впоследствии (в 1600 г.) писало об Онисифоре, что он "намножил" попов-двоеженцев несколько тысяч. Иеремия издал указ ко всем епископам: "Мы слышали от многих благоверных князей, панов и всего христианства и сами своими глазами видели, что y вас двоеженцы и троеженцы литургисают..." "Повелеваем низложить всех таких священников." Епископу Пинском Леонтию патриарх угрожает низвержением из сана за сокрытие священников двоеженцев. Для низложения митр. Онисифора Иеремия издал отдельный акт и под ним потребовал подписи и всех русских епископов. Надо полагать, что преемник Онисифору выдвинут был как человек, угодный королю и правительству. Это был архим. Минского Вознесенского монастыря, "шляхетне урожонный," Михаил Васильевич Рогоза. Это был характер мягкий, безвольный, ставший, однако, первым митрополитом унии. Не по своей инициативе, a следуя за более решительными характерами. Были ли известны кому-нибудь мысли Рогозы об унии? Позднее Виленские иезуиты писали ему, что он был проведен в митрополиты волей короля, и они "тем пламеннее желают его расположения, чем большую усматривают в нем склонность к латинской церкви." Велика будет их радость, "когда они увидят счастливое завершение так давно желаемой унии в правление и премудрой деятельности такого великого пастыря." Далее авторы письма льстят Рогозе, как он в случае унии "в качестве примаса Восточной церкви, находящейся в польских владениях, будет заседать в сенате рядом с примасом королевства." Характерен истинно латинский совет Рогозе: "что касается мирян, особенно простого народа, то, как вы до сих пор благоразумно поступали, так и впредь вам нужно, насколько возможно, остерегаться, чтобы не подать им и малейшего повода догадаться ο ваших намерениях и целях." Не состоялось ли такое соглашение y Рогозы с иезуитскими кругами, когда он еще был светским "дворным писарем" y воеводы Волынской земли? Тогда понятен и выбор короля на пост митрополита, но тайна осталась не нарушенной до самого конца 1594г., когда уже делалась уния. 1-го августа 1589 г. Михаил Рогоза был посвящен в чин митрополита в Виленском Пречистенском соборе самим патриархом Иеремией II. Какая ирония судьбы! Там, в Москве, Иеремия с большой неохотой едва-едва согласился поставить митр. Иова в чин патриарха, a здесь возглавил русскую церковь с легкостью ставленником иезуитов и отступником от православия. Пример человеческого неведения. Однако, по настоянию мирян-братчиков патриарх не оказал своему официальному ставленнику в митрополиты полного доверия. Он поставил Михаила Рогозу под некоторый явный контроль двух других епископов, опять-таки не проникая в тайны их сердца, где таились тоже соблазны унии. Будущего активного творца унии, Луцкого епископа Кирилла Терлецкого, патриарх облек почетным званием своего экзарха. A Владимирского епископа Мелетия Хребтовича назвал своим прототронием. Несомненно тут сыграли роль и дополнительные денежные дары патриарху, за которыми он и приехал к русским варварам. Митр. Михаил не мог не чувствовать в этих титуляциях обидного к нему недоверия. Но главное, что раздражало русских епископов - это систематическая поддержка против них мирян в лице братств. Так, например, Львовский епископ Гедеон Болобан, старейший по хиротонии среди других, получил свою кафедру по наследству от отца и считал ее, как церковный шляхтич, просто своей магнатской собственностью. С этим сознанием землевладельца помещика он и боролся с Львовским братством за обладание монастырями Онуфриевским и Уневским. A патриарх все-таки утвердил над ними право патроната за братством. И уже пред самым отъездом из Западной Руси, 13-го ноября 1589 г. даровал новую грамоту Львовскому братству, в которой все данные последнему привилегии ограждались анафемой, явно метившей в епископа Гедеона. Пробовал Гедеон перед патриархом интриговать против почтенного титулом экзарха Кирилла Терлецкого, но не имел в том успеха. Все это лично взбесило Гедеона до истерии, и он, даже неожиданно для себя самого, психологически кинулся в сторону унии. Он нанес визит Львовскому римо-католическому епископу Яну Димитрию Соликовскому, с которым был в конфликте. Падал ему в ноги и просил избавить от зависимости от КПльского патриарха. За это его униатские историки называют "принципалом отступления от патриархата." Это был для Гедеона порыв безумия, но он характерен для самочувствия русских архиереев под польской короной. Несмотря на все недосмотры в действиях патриарха Иеремии, его интервенция в дела церковные пробудила местный епископат. Заставила его подтянуться перед ободренными патриархом мирянами. Нужно было восстановить правильный контакт епископов между собой, разрядить мирянскую оппозицию путем правильного ее участия в делах церковных. Все это логически вело к воскрешению и оживлению практики соборности, заброшенной от начала XVI в. со времени митр. Иосифа II Солтана. Михаил Рогоза начал созывать ежегодные соборы в Бресте в июне, после Троицы. Собранный в 1590 г. 20-го июня собор в Бресте, по примеру всех прежних русских соборов, не ограничивался в своем составе епископами, но включал в себя и архимандритов, игуменов, протопопов и крылошан. И даже постановил, чтобы на будущих соборах присутствовали "все архимандриты, игумены, протопопы и иные пресвитеры, сведущие в Священном Писании." За неприбытие грозило даже лишение сана. На соборе 1590 г. присутствовали даже "многие знатные светские чины" и во главе их "пан Адам Потей, каштелян Брестский." Следовательно, по древнерусскому обычаю на соборе присутствовали, насколько это нужно для хода и разъяснения дел, и миряне. Β постановлениях этого собора признано, что гонение на православие и всякого рода отягощение и бесправие в значительной мере зависят от беспорядков, укоренившихся в быте русской православной церкви. Нужно их осознать и исправиться. "В духовенстве великие нестроения и между некоторыми нашими христианами разврат, несогласия, непослушание, бесчинства - от него во многих местах уменьшение хвалы Божией." Чтобы исправить все это, надо позаботиться "о школах, ο науках, ο госпиталях и иных добрых справах." Постановлено для приведения дел в порядок: 1) Ежегодно съезжаться на собор в Бресте 24-го июня. 2) Не явившийся на собор епископ обязан уплатить 50 коп грошей литовских в кружку на общецерковные надобности. 3) Если епископ станет оправдываться болезнью, то обязан на ближайшем соборе подтвердить действительность своей болезни присягой прежде, чем занять свое место в соборе. 4) Если и на другой год не приедет на собор и не подтвердит присягой особых причин своего отсутствия, то без всякого милосердия он будет лишен своей кафедры. 5) Каждый владыка должен иметь с собой на соборе всех своих архимандритов, игуменов, протопопов и священников в Письме Божием наученных. Кто из них не явится на собор, немедленно лишается своего сана. Официально епископы ревновали ο благе православия. A за кулисами собора шел сговор разочарованных патриархом епископов, в глубокой тайне от народа - об унии. Невольно закрадывается подозрение, что столь добродетельная программа ежегодных соборов была подсказана митр. Михаилу епископами-интриганами, чтобы под прикрытием соборов незаметно и незазорно вести взаимные сговоры по проведению унии в жизнь. Присутствие Адама Потея на соборе 1590 г. сыграло агитационную роль. Оказалось, что Гедеон Болобан имел уже совещание с некоторыми епископами еще раньше собора в Бельзе. Теперь четверо из епископов здесь в Бресте в первые же дни съезда 24-го июня подписали первый акт ο готовности принять унию. Текст его таков: "Во имя Божие да будет. Мы, ниже поименные епископы, объявляем, что будучи обязаны заботиться не ο своем только спасении, но и ο христианских людях... желаем, по милости Божией, признавать нашим пастырем единого верховного пастыря и истинного наместника св. Петра на Римской кафедре, святейшего папу и иметь его нашим главой и ему подлежать и повиноваться. От него ожидаем великого умножения хвалы Божией в святой церкви. И не желаем более переносить того на нашей совести. Но, соглашаясь отдать нашу волю и мысль в послушание святейшему отцу и подчинить церкви Божии верховной власти святейшего папы римского, мы выговариваем себе только то, чтобы святейший папа римский оставил нам до скончания века неотмененными и ненарушимыми все церемонии и обряды, т.е. службу Божию и весь церковный порядок, какие издавна содержит наша св. восточная церковь. A его королевская милость, пан наш милостивый, обеспечил бы нам его указами наши привилегии и утвердил бы артикулы, которые нами будут представлены. При таком обеспечении и утверждении актами со стороны святейшего папы и его королевской милости, мы соглашаемся и настоящим документом нашим обещаемся и обязуемся подойти под верховную власть и благословение святейшего отца папы Римского. Для сего, исповедуя Единому в Троице Богу нашу мысль и желание сердца нашего мы и выдаем настоящий документ за подписанием собственных рук наших и приложением наших печатей старшему брату нашему, его милости Кириллу Терлецкому, экзарху и епископу Луцкому и Острожскому."