Глава 2
Система как ключевое понятие
в исследованиях человеческих
отношений
 

Пространство между целостностями наполнены не просто связями, но отношениями, которые, собственно, создают свойства включающей, объемлющей элементы целостности и условие существования этих элементов. Структурный анализ социального объединения или личности как вещи, сколь бы сложен он ни был, не может раскрыть их непростую внутреннюю динамическую сущность, определенную отношениями взаимодействующих внутри них элементов.
Сама по себе духовная целостность, в отличие от материальной (такой, например, как «чаша Хайдеггера»), обладает не просто упорядоченной многомножественностью. Социально-психологическая целостность не может быть итогом механического или химического соединения пригнанных друг к другу частей, соединенных и застывших. Любую мозаику, сколь бы искусной она ни была, легко разбить на отдельные кусочки.
Социально-психологическое единство личности, группы или социальной организации внешне разрушить не так-то просто. Политикам хорошо известно, что угроза группе извне не уменьшает, наоборот, резко повышает сплоченность внутри нее, а физическое разъединение членов группы нередко ведет к повышению единообразия группового поведения. И именно только в процессе интенсивного обмена социально-психологическими отношениями между элементами это единство становится очевидным. В статике, в ситуации покоя элементов единство обычно «молчит».
Таким образом, отношения между социальными объектами играют ключевую роль для понимания свойств социальных явлений как духовно-материальных целостностей, для понимания феномена возникновения и путей реализации поведения людей. Чтобы обратиться к исследованию закономерностей формирования и развития отношений, мы вынуждены, кроме понятия вещи, привлечь новое «центральное» понятие. Оно должно служить обозначением своеобразной среды, собирающей и преломляющей все богатство различных аналитических подходов.
Таким понятием, вмещающим в себя интегрированную совокупность множества взаимосоотносящихся психологических явлений, находящихся в состоянии психологического или социально-психологического обмена и создающих за счет этого новое психологическое явление, служит понятие системы.
Термин «система» стал так популярен, что мы можем его встретить в большинстве научных исследований, посвященных психологическим проблемам. Он постепенно превращается в некий элемент этикета с сугубо ритуальным смыслом поклонения «научному идолу» или стремления приобщиться к соответствующей субкультуре. Такое состояние дел вынуждает не просто сослаться на какое-либо определение, но и более строго очертить границы применения данного термина.
Возьмем один из самых простых подходов к определению системы, встречающихся в научной литературе: «Система определяется через множество составляющих ее элементов и множества отношений, существующих между этими элементами» [88, с. 15]. Или вспомним предельно простое утверждение О. Ланге о том, что системой мы будем называть множество связанных действующих элементов [126].
Определения подобного рода не обеспечивают даже уровня декларируемого ими множественного анализа (не говоря уже о системном). Они не ставят границ как для множеств, так и для простых совокупностей объектов, отношения между которыми могут быть не только разноаспектными, но и не иметь никакой непосредственной связи с сутью системы, ради которой они рассматриваются.
Согласно другому определению системы, данному А. Холлом и Р. Фейджином, утверждается множество объектов вместе с отношениями (relationship) между объектами и между их атрибутами (свойствами) [292, с. 258].
Теперь мы можем приоткрыть занавес над психологическим явлением как вещью. Но, к сожалению, лишь приоткрыть, так как подобные определения охватывают и те «дурные общности» [94, с. 92], которые возникают в результате доступности наблюдения только некоторой совокупности, воспринимаемой нами в силу наших субъективных возможностей. Из-за этого любую систему мы можем подменить в силу ограниченности своего восприятия любой ее частью.
Либо она явится нам вещью, будучи на самом деле простым конгломератом разносистемных, но опосредованно связанных друг с другом элементов. В данном определении нам явно недостаточно одного указания на множество, даже если это множество взаимодействующих вещей. В частности, ему не хватает указания на единство этого множества, т.е. на его вещность как необходимое условие существования систем.

В.П. Кузьмин справедливо подчеркивает как одну из главных характеристик систем их целостность, иными словами, их вещность. «...целостные, устойчивые единства, эти единицы объективного мира мы и называем обобщенно системами» [117, с. 8]. Целостность — это character indelibilis (неотъемлемое свойство) всех систем.
Требованию целостности отвечает определение, данное системе В.Н. Садовским: система — это «совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которая образует определенную целостность, единство» [228, с. 610].
Однако сущность системы в таком определении совершенно теряется. Вряд ли целью системы мы можем признать создание целостности как таковой. По крайней мере, это кажется весьма сомнительной целью социальных систем, создаваемых человеческими отношениями. Целью создания сложных социальных образований скорее является возможность возникновения нового качества, позволяющего социальным элементам сохраняться и развиваться далее.
Приведенные аргументы подкрепляют суждение В.П. Кузьмина о том, что «...понятие «система» ...выступает универсализированным обозначением качественного объекта, пригодным для описания любого «качественного узла», совокупности, целостности, комплекса» [117, с. 12]. Целостность системы означает, иными словами, факт появления нового свойства и новой вещи как итог совместного существования элементов множества, наполняющего данную систему.
Таким образом, чтобы разрешить ставшую более ясной для нас проблему диалектической связи сложного психологического явления (вещи) — и единичного (конкретных элементов этого явления), мы должны отразить в понятии системы ее атрибутивный аспект.
Данный подход детально разработан в концепции А.И. Уемова, который формулирует определение системы «как множества объектов, на которых реализуется заранее определенное отношение с фиксированными свойствами» или «как множество объектов, которые обладают заранее определенными свойствами с фиксированными между ними отношениями» [272, с. 21].
Однако если мы возьмем любые числа из десятичного ряда, то свойства их вполне фиксированы и между ними реализуется вполне определенное отношение, заданное десятичной системой счисления. Тем не менее перед нами выступает на поверхность лишь часть системы, остальные элементы которой скрыты за пределами определения. Мы оказываемся перед лицом конкретно-эмпирической, но не истинной целостности вещи.

Очень близко нам по своему подходу определение В.Н. Сагатовского, вся концепция которого строится на уже упомянутой триаде: связь — свойство — отношение и поднимает нас на уровень действительной целостности. С помощью его мы в состоянии придать личности и группам черты целостных субъектов социальной активности. Согласно этому определению, «...система — это множество элементов, структура которого является необходимым и достаточным условием наличия качества данного множества» [227, с. 323]. Но, к сожалению, и это определение нельзя признать окончательным.
Мы поставили себе задачу сформулировать понятия, дающие возможность изучения сложных, многоуровневых, психосоциальных явлений, реализуемых как индивидом, конкретной группой, так и всей организацией человеческого сообщества. Определение системы должно вмещать в себя потенциал диалектического противоречия: единичное — особенное — всеобщее. Для психологии, в конечном счете, важно определить, каким образом отделенный по своей биологической природе, конкретный человеческий индивид или конкретная группа людей (единичное) через такие социальные образования как группы или межгрупповые объединения (особенное) реализуют законы социального уровня организации универсума (всеобщее).
Особенное, по справедливому утверждению И.А. Ильина, «... содержится во «всеобщем», ...оно создается последним, ...всеобщее не только мыслится в особенном, но реально составляет его внутреннюю субстанциональную сущность» [94, с. 99]. В особенном встречаются и интегрируются субстанциональная сущность всеобщего и конкретно-эмпирическое содержание единичного.
Определение В.Н. Сагатовского не выражает, на наш взгляд, динамики такого взаимопроникновения всеобщего, особенного и единичного. Завершаясь на факте создания нового качества, т.е. на вещи, целостности, оно упускает из виду, что само упомянутое множество остается, в свою очередь, лишь моментом существования всеобщего, т. е. элементом нового множества, охватывающего первое. Таким способом утверждается дискретность и прерывистость, изменчивость социального мира, его особенность, но упускается шанс рассмотреть его как единый «организм», имеющий, в конечном счете, надсистемные цели. Теряется возможность распространить на эмпирическую конкретность психологических явлений законы всеобщего и неизменного и увидеть те естественные границы, в рамках которых человеческий мир будет развиваться по законам эволюции, а не испытывать насилие из-за амбиций и чрезмерного честолюбия человечества. Выйти из этого затруднения можно, обратившись к динамической стороне систем.
Людвиг фон Берталанфи, один из первых в ряду ученых, определивших систему, утверждает, что это комплекс элементов, находящихся во взаимодействии [140]. Такой же точки зрения на роль взаимодействия придерживаются и отечественные специалисты в области теории систем В.Н. Садовский и Э.Г. Юдин [228]. У.Р. Эшби приводит эффектную иллюстрацию данного тезиса: прибавляя один пенс к другому, мы получаем только два отдельных пенса, а не систему, так как они не взаимодействуют друг с другом; соединяя кислоту со щелочью, мы получаем систему, так как между ними возникает бурная реакция [314].
Подобная точка зрения встречает серьезные возражения. Еще в 1947 г. А.А. Малиновский писал, что волк Украины не взаимодействует с волком Сибири, и они тем не менее являются элементами системы биовида [152]. А.И. Уемов использовал этот пример, чтобы доказать второстепенность роли взаимодействия.
Однако, если присмотреться внимательнее, то два пенса превращаются в систему и начинают воздействовать и питать друг друга как столько становятся, например, уставным капиталом какой-нибудь финансовой компании. В то же время волк Украины и волк Сибири не система, а только часть чего-то гораздо большего, чем они сами — системы биовида. Поэтому в чувственной данности их взаимодействие настолько же ничтожно, насколько они ничтожны перед своим видом. Они и сами могут стать системой по стечению обстоятельств. Например, семьей. Но это будет уже принципиально иная система.
Образование систем достигается во многом благодаря тому, что действие, которое на уровне вещи ее формирует, производя дискретные изменения элементов системы, согласуя их друг с другом, превращается на уровне системы во взаимодействие вещей и взаимообмен элементами множеств, которые эти вещи включают в себя. Взаимодействие возникает, как только становится возможным отталкивание действия от свойства, определяемого целостностью системы, и возвращение его к действующему объекту.
Не оспаривая истинности тезиса о том, что «Все в мире есть система», мы считаем целесообразным, по крайней мере, при изучении социальных явлений различать системы потенциальные и системы актуальные и в дальнейшем изложении иметь в виду только последние. Все остальные для нас — теоретические конструкты большей или меньшей степени абстрактности, решающие гносеологические задачи. В этом смысле понятие системы для нас не относительно, как считают некоторые авторы [140], а абсолютно, так как она основана на конкретном отношении между ее элементами. Относительность же систем остается на долю атрибутивно-феноменологического подхода.
Аргументацию правомерности такого подхода к психологическим проблемам можно обнаружить в исследовании Я.В. Пономарева; среди прочих интересных идей он излагает подход к оценке человеческой психики как к соотношению оригинал — модель, которое из происшедшего в прошлом актуального взаимодействия предметов превратилось в потенциальное отношение. Если же перед нами актуальная система, то она не может быть не наполнена динамикой своих элементов, т.е. не может быть множеством, не получившим момента самодвижения.
Таким образом, понятие системы должно отражать ее отличие от множества за счет требования необходимости и достаточности ее элементов для образования нового качества, приобретаемого этим множеством на основе определенного отношения. Отличие от вещи должно отражать динамический аспект системы, заключающийся во взаимообмене и переходе элементов системы друг в друга. Понятие системы должно содержать в себе возможность диалектики конкретного, особенного и всеобщего, т.е. диалектики, подчиняющей наше чувственное, конкретно-эмпирическое существование универсальным законам развития мира.

Обобщив все сказанное, можно предложить следующее определение:

Система — это множество элементов, взаимодействующих на основе определенного отношения, делающего структуру данного множества необходимым и достаточным условием появления новой вещи (качества) как элемента иного множества.
Отношение, которое является основой для интеграции элементов множества в систему, вслед за В.Н. Сагатовским мы назовем «принципом устройства системы» [227, с. 332].

Структура системы в отличие от структуры вещи приобретает также более сложный и более динамичный характер. Нас уже не могут устроить те многочисленные определения структуры, которые встречаются обычно в литературе по теории систем, которые фиксируют определенную упорядоченность связей и отношений элементов вещи [126, 227, 269].
В своей работе Г.А. Югай акцентирует внимание на том, что «содержанием его (понятия структуры) является не столько строение объекта, сколько его организация» [315, с. 118]. Полностью соглашаясь с этим, подчеркнем, что такой взгляд на структуру явления необходимо выталкивает нас на уровень системного анализа. И это, конечно, при условии того, что сам термин «организация» включает как пространственные характеристики связей и отношений, так и их временную закономерность (и даже в первую очередь последнюю).
Для нас важно не только содержание взаимодействий, но и их чередуемость. Очевидно, что при исследовании социальных явлений, таких, как политические движения людей и тенденции развития государственных образований, формирование личности, большую роль играют не только соотношение атрибутивных характеристик соответствующих психологических явлений, входящих в поле исследования, но и закономерности возникновения импульсов взаимодействий между ними.
Решающим во многих случаях оказываются не только содержание взаимодействия, но и его последовательность, упорядоченность. Когда объект устойчив и развивается, движения его психологических элементов предсказуемы и взаимосогласованы. В период кризисов центробежные тенденции приводят к импульсивному, хаотическому поиску путей напряженного равновесия этих элементов со своей средой, предсказать которые чрезвычайно сложно.
Единство системы, таким образом, включает не только силу связей и соотношение свойств элементов, но и критически зависит от ритма этих связей. «Ритм...— это не поток и не течение, а слаженность» [289, с. 356]. Поэтому ритм взаимодействия элементов системы необходимо входит в характеристику ее структуры.
При встрече с соответствующей ситуацией ритм превращается в конкретную мелодию психологического процесса. Одновременно определенный уровень, определенная сторона психологического явления становятся актуальными.


Так, нотный стан с изображенными на нем семью нотными знаками представляет собой, с точки зрения музыканта, вещь, фиксирующую возможность общения и эстетического наслаждения, но она в своей статике равнодушна относительно субъекта. И только реализуясь во времени, т.е. в определенной последовательности и ритме, своим звучанием вещь превращается в систему конкретной мелодии, заставляющую субъекта переживать.
На уровне системы рельефно проявляется зародившаяся в вещи многосложность триады: связи — свойства — отношения. Функционирование элементов системы как вещи приводит к тому, что связи элементов, отношения между ними и их свойства не существуют в чистом виде. Отношения как предмет нашего изучения, хотя и выступают своей основной стороной, силой изменения элементов системы, включают в снятом виде и свойства этих элементов, и картину их связей со всеми прочими элементами системы.
Отражение этого момента психикой приводит к возникновению триединства эмоционального (отношения), действенного (связь) и когнитивного (свойство) компонентов психологических явлений.