Глава 3
Психологические основания
межличностных отношений людей

 

Это исследование еще раз подтвердило тезис о том, что в поведении человека какая-либо одна сторона личности не играет определяющей роли. Личность реагирует всем своим психологическим складом, всей своей целостностью, и изучать ее можно только как систему социально-психологических свойств. Обосновать же эту систему и понять причины ее формирования, а — главное — найти пути эффективной психопрофилактики криминальной агрессии можно только в процессе ее полисистемного исследования. В частности, в уже упомянутой работе значимыми факторами, сопровождающими криминальность подростков, были выявлены: отсутствие матери, пьянство отца, конфликты с учителями, асоциальные референтные группы и пр.


Проблема социальной идентичности, сознания личности и ее взаимоотношения с другими


Проблема социальной идентичности для отечественной психологии относительно новая. Она привлекла внимание психологов в 1980-е годы, после того как работы Генри Тэджфела стали известны российским психологам. Но очень быстро она стала одной из центральных проблем социальной психологии, так как открывала путь к пониманию многих важнейших вопросов, связанных с интеграцией личности в социокультурном аспекте.
В настоящее время это одна из разрабатываемых тем отечественной социальной психологии. Достаточно вспомнить работы таких известных авторов, как Н.Л. Иванова [90, 91], Н.М. Лебедева [128, 129], Г.У. Солдатова [236], Т.Г. Стефаненко [254, 253]. Не претендуя на подробный обзор современных исследований, мы все же коснемся понятия идентичности в русле построения взаимоотношений личности.
Традиционно начиная с Гюстава Лебона личность противопоставлялась обществу, и подчинение ее общественным требованиям связывалось с утратой уникальности и личной свободы [131]. Некоторая тень прошлого еще сохраняется и на наиболее популярном толковании понятия идентичности.
Впервые к проблеме идентичности в психологии обратился У. Джемс. Он разработал концепцию осмысления личностью своей самотождественности, своих границ и места в мире. Он также выделил в этом осмыслении личный и социальный аспекты, противопоставив, таким образом, личность и общество [57].
Однако, как принято считать, в научном обиходе сам термин стал популярен после того, как З. Фрейд использовал его для обозначения процесса самоотождествления ребенка с родителем того же пола, что ведет к усвоению нравственных ценностей и формированию Супер-эго, в частности, механизма вины, т.е. идентичность всегда признавалась как часть Я-концепции человека.
Ученик Фрейда Э. Фромм определяет персональную идентичность как результат индивидуализации человека, называя ее «одной из ведущих человеческих потребностей, составляющих самую сущность человеческого бытия». Она представляет потребность в связи с окружающим миром, потребность избежать одиночества за счет самоотождествления с какими-либо идеями, ценностями, социальными стандартами, т.е. путем формирования социальной идентичности [284, с. 260]. Но название книги «Бегство от свободы» делает очевидным смысл, который Фромм вкладывал в понятие идентичности.
Другой классик психоанализа Э. Эриксон вывел концепцию идентичности на центральное место в современной социальной теории. Он ввел понятие психосоциальной идентичности как продукта взаимодействия между обществом и личностью. Она определяется степенью зрелости личности, связанной с ее стремлением к интеграции с социальными структурами, такими, как государство, нация, социальные группы.
Эриксон определил идентичность как личностный конструкт, который отражает внутреннюю солидарность человека с социальными, групповыми идеалами и стандартами. Таким образом, солидарность в структуре личности Эриксон считал собственно социальной идентичностью. Эта первая попытка не противопоставления, а интеграции человека с обществом через идентичность чрезвычайно, на наш взгляд, важна для понимания природы данного феномена.
Следует отдать должное исследованиям сторонников символического интеракционизма и особенно его основателю Дж. Миду, который рассматривал идентичность как результат межличностного взаимодействия и влияния «обобщенного другого», т.е. обезличенных установок норм и ценностей общества [92]. Согласно Дж. Миду, идентичность — это момент встречи индивида и общества [24].
Немецкий философ и социолог Ю. Хабермас предложил использовать термин «Я-идентичность» как совокупность личностной и социальной идентичностей [86].
Эволюция проблемы идентичности (от упрощенных взглядов до сложных теоретических концепций) прослеживается в фундаментальных трудах и многих других классиков зарубежной философии, психологии и социологии (К. Юнг, Ч. Кули, К. Леви-Стросс, А. Маслоу, Р. Мейли, Г. Оллпорт, К. Роджерс, Х. Салливен, Ю. Хабермас, В. Хесле, К. Хорни, Э. Шпрангер, Э. Гидденс, С. Московиси), а также в работах классиков отечественной психологии и философии (К. Альбуханова-Славская, М. Бахтин, Л. Выготский, А. Гусейнов, О. Дробницкий, Э. Ильенков, И. Кон, А. Леонтьев, Ю. Лотман, С. Рубинштейн, Л. Сохань, А. Спиркин, В. Ядов).
Большой импульс активности в сфере эмпирических исследований идентичности личности придала концепция социальной идентичности Г. Тэджфела, который рассматривал социальную идентичность как форму представленности социальной структуры в сознании личности и понимал под ней «индивидуальное знание о том, что персона принадлежит к некоторой социальной группе вместе с определенным эмоциональным и ценностным персональным смыслом группового членства» [473].
В концепции его ученика Дж. Тернера это оформилось в виде системы самокатегоризаций личности.
Эти самокатегории взаимозависимы и представляют собой иерархическую систему классификации, отражающую разные уровни абстракции Я-концепции. Таких уровней, по крайней мере, три: 1) наивысший (superordinate) отражает бытие человека в целом; 2) средний соответствует межгрупповым отношениям (в терминах, используемых Тернером, и формирует социальную идентичность); 3) подчиненный основан на дифференциации среди ингрупповых членов и формирует персональную идентичность. Каждый более высокий уровень полностью включает в себя предыдущий.
Видимо, работы Ю. Хабермаса, Г. Тэджфела и Дж. Тернера повлияли на официальную точку зрения советских психологов, когда они вслед за упомянутыми авторами под Я-концепцией стали понимать когнитивную систему, состоящую из двух подсистем: личной идентичности и социальной идентичности.
Первая включает самоопределение в терминах физических, интеллектуальных и нравственных индивидуальных черт, а вторая — складывается из осознания себя как относящегося к определенным социальным категориям: расе, национальности, классу и пр. [241].
При таком подходе прослеживаются три неудовлетворяющих нас момента. Социальные группы исчезают как целостные социальные системы, а не категории совокупностей. Социальная структура противопоставляется личности. Не менее важно, что идентичность лишается своей мотивирующей силы, оставаясь лишь некоторой информацией.
Более приемлемой нам кажется позиция Т.Г. Стефаненко, она понимает под идентичностью личности «часть «Я-концепции» индивида, которая возникает из осознания своей принадлежности к определенной социо-культурной среде, своих индивидуальных качеств, своей половой принадлежности вместе с ценностным и эмоциональным значением, придаваемым этим характеристикам» [254, с. 65]. Такое понимание идентичности делает очевидным ее роль как необходимого условия усвоения личностью социально-психологических отношений того сообщества, с которым она себя идентифицирует.
Вероятно, следует учитывать, что личность является носителем как межгрупповых отношений, отражающих ее тождество с другими членами социальной группы, так и межиндивидуальных отношений, отражающих ее уникальность в сравнении с другими членами социальной группы. Поэтому более корректно любую идентичность рассматривать в качестве личностной, выделяя в ней межгрупповой и межиндивидуальный уровни организации идентичности, которые и позволяют целостной личности адекватно реагировать в различных социальных контекстах.
Интерпретируя идею Т.Г. Стефаненко в русле нашей терминологии, можем предположить, что межиндивидуальный полюс идентичности будет снижать количество стереотипных ролевых проявлений, и наоборот, актуализация межгрупповой идентичности тормозит установки и поведение, порождаемые межиндивидаульной самокатегоризацией, и приводит к усилению процессов деперсонализации [252]. Это механизм, обеспечивающий баланс поведения личности в полисистемной среде ее существования.
Идентичность, с одной стороны, служит основой воспроизводства социальных групп и поддержания их целостности, а с другой — из различных социальных источников, через уникальность конкретной личности инициирует процесс обновления социальной структуры и способствует складыванию новых социальных общностей.
Приобретение личностной идентичности является одной из сильных социальных потребностей человека. Даже при условии неблагоприятного социального окружения личность будет стремиться к идентификации себя с другими.
Исследования Ю.В. Макаровой, проведенные среди заключенных исправительно-трудовых учреждения по программе нашей лаборатории, обнаружили парадоксальность психологического состояния осужденных. Это связано с тем, что, несмотря на опасение реакций на свои действия со стороны других осужденных, являющееся следствием «тюремного синдрома» и заставляющее «отгораживаться» от других отбывающих наказание, осужденному все же приходится отождествлять себя с ближайшим окружением.
Такое отождествление можно определить применительно к большинству как «вынужденную» идентификацию. Восприятие своей причастности к своеобразному сообществу «мы» возникает лишь в определенном контексте и сопровождается неизбежным противопоставлением себя всем остальным, не входящим в это объединение, а потому являющимся «врагами», общностью «не мы».
Обозначенный процесс «интеграции» осужденного со своим ближайшим окружением возникает как реакция на агрессию со стороны людей из сообщества «не мы», как протест на необоснованное видение в осужденном злостного преступника [149].
Отсутствие хорошо сформированной и непротиворечивой структуры идентичности личности ведет к маргинальной «Я-концепции» личности, ее непредсказуемому поведению, росту агрессивных чувств, снижению эффективности социального контроля и механизмов вины, размыванию социальной структуры сообщества.
В этом смысле предположения о возможности самоотождествления сразу с несколькими этническими группами [66], на наш взгляд, могут быть справедливы только при условии, если противоречия таких идентичностей будут сняты на суперординатном уровне, т.е. на уровне идентичности с сообществом, объемлющем все нижележащие.
Приобретение идентичности личностью нередко связывают с одновременными процессами ее деперсонализации, платой за которое является торможение индивидуальных особенностей личности и ограничение ее рамками социальной группы. Нам кажется более верным рассматрение приобретения личностью очередного аспекта идентичности как процесса обогащения «Я-концепции». Переживание идентичности, выражавшееся в чувстве «Мы», было первым социальным чувством, которое не предполагало никакой иной самоопределенности. И лишь усложнение структуры социальной идентичности открыло путь самосознанию к индивидуальным аспектам личности. Оно отражало рост степеней свободы личности в социальном контексте. Приобретая очередной аспект идентичности, личность становится более богатой в репертуаре своего социального поведения и более гармоничной в своих отношениях с внешним миром.
Мы специально связываем проблему социальной идентичности с проблемой сознания личности, так как идентичность становится фундаментальной причиной возникновения сознания личности, объясняющей его эволюционную целесообразность.
Можем выдвинуть предположение о том, что именно феномен идентичности личности с себе подобными способствовал появлению феномена сознания человека.
Этот феномен становится потенциально возможным только с возникновением свойства социальности. Как справедливо отмечал А.В. Брушлинский, «сознание существует лишь соотносительно с бессознательным, т.е. одно без другого невозможно (как объект без субъекта…). В этом смысле у животного нет не только сознательного, но и бессознательного. У младенца их тоже еще нет, хотя уже начинают формироваться предпосылки для последующей дифференциации (через интеграцию) сознания и бессознательного. Противоречивое динамическое взаимодействие обоих этих уровней психики связано, в частности, с соотношением объекта и (сигнального) раздражителя» [42, с. 67].
Сознание, как правило, рассматривается как высший уровень развития психики, ее интегрирующая форма, сложившаяся в процессе трудовой деятельности при постоянном общении людей. Процессу общения придается некоторая подчиненная функция сопровождения процесса труда.
Одной из главных характеристик сознания является различение субъекта и объекта: «Я» и «не-Я». Хотя этим утверждается уже наличие самосознания, сформировавшегося в своей мотивирующей силе несколько позднее сознания и требующей переживания своей уникальности.
Другой важной характеристикой признается целеполагание, планирование и регуляция деятельности. Многое в этих характеристиках может быть объяснено развитием мышления и эмоциональной сферы, кроме того, что человеческое целеполагание всегда содержит в себе в явной или скрытой форме присутствие других.
Наконец, пожалуй, наиболее распространенной характеристикой сознания является то, что включает совокупность знаний об окружающем нас мире, которая позволяет человеку формировать объективный взгляд на природу и общество.
Все эти характеристики не оправданны с точки зрения адаптации и жизни животного, но приобретают совершенно другой смысл с точки зрения диалектики взаимоотношений единичного (индивидуального субъекта жизнедеятельности) и особенного (коллективного субъекта жизнедеятельности).