Глава 3
Поведенческая сторона
человеческих взаимоотношений

 

Эмоциональная сторона образа определяет общую динамику взаимоотношений социальных субъектов. Она придает им большую или меньшую силу, энергетику межличностного взаимодействия. В конечном счете эта энергетика переходит в поведенческую сторону взаимоотношений, что перестраивает всю систему психического отражения личности в соответствии с системой восприятия ситуации межличностного взаимодействия. Эта поведенческая сторона как раз и является той демаркационной линией, которая устанавливает границу между выбором личностью организации своего поведения с другой личностью как со своим «собратом», членом одного сообщества, или как с представителем иного сообщества, переходя в своих отношениях на уровень взаимоотношений социальных групп. Такая роль воспринимаемого личностью образа наглядно прослеживается при его дальнейшем анализе.
Наиболее подходящим обозначением для описания одного из компонентов поведенческой стороны, сложившимся в отечественной психологии, служит термин «установка». Это явление, если его представить упрощенно и образно, служит той границей, за которой начинаются реальные действия личности. Не затрагивая, в силу широты поведенческой проблемы, аспекты, связанные с установкой, рассмотрим, как на ее уровне в процессе реальных взаимоотношений субъектов проявляется социальный контекст.
В целом многие согласны с тем, что социальная установка — это «состояние готовности личности к определенному восприятию и оценке социальных явлений, процессов, ситуаций, поведению в ней» [191]. Дело заключается только в том, какой смысл вкладывать в слова «состояние готовности».
Сейчас, пожалуй, найдется уже мало специалистов, которые относили бы установку исключительно к явлениям биологического порядка. Такая позиция брала свое начало в школе Д.Н. Узнадзе, первым в отечественной психологии обратившего внимание на особое состояние моторики организма после его реакции на длительные или часто повторяющиеся стимулы. Состояние, с которым человек вступает в новый двигательный акт, предопределено усвоенным опытом движений, приводившим к успешности действия. Та же особенность свойственна протеканию всех процессов: и созерцанию, и памяти, и мышлению человека. В результате, несмотря на дискретность ситуаций, человек сохраняет непрерывность своего поведения по способу его осуществления. Как только вновь возникает ситуация, аналогичная встречавшейся ранее, он возвращается к прекращенному в то время действию, сохраняя, таким образом, непрерывность данной стороны взаимодействия со средой.
Д.Н. Узнадзе считал установку определенным посредником между миром физических вещей и психическим миром человека. Он полагал, что установка должна быть «принципом связи» как между физическим и психическим, так и между двумя психическими рядами. Она должна быть таким «переводчиком» событий, происходящих во внешнем мире, в психические явления, который сохранял бы адекватность физических воздействий. Через нее должно осуществляться воздействие на субъективные психические явления. Психические же явления, в свою очередь, могут только через нее оказывать влияние на физический мир. Она должна предшествовать психическим сознательным процессам и существовать до появления сознательной психики, так как сама сознательная психика необходимо развивается из этой субстанции.
Поэтому не зря он первоначально назвал установку «биосферой» и считал ее принципом жизни человека [271].
Эти положения важны тем, что в проблеме взаимоотношений установка должна играть роль «переводчика» событий, включающего воспринимаемую личность в ту или иную структуру социального контекста.
Через установки человек интегрирован в процесс изменения универсума как равный среди прочих элементов природы. Поэтому речь здесь может идти лишь о динамике, т.е. о типе взаимодействия, но не о его социальном содержании, различном в каждой специфической ситуации. Однако в научной практике все получилось наоборот.
Социальное содержание начало вноситься в понятие установки после того, как отечественные социальные психологи обратили внимание на исследование аттитюдов (attitude), начатые американскими психологами Томасом и Знанецким [301]. Их исследования соотношения групповых и персональных ценностей (изучавшихся на примере адаптации эмигрантов-поляков в американском обществе) непосредственно затрагивали взаимоотношения людей, но строились на принципиально иных, нежели наши, методологических основаниях.
Жесткое противопоставление личности и группы, которое было характерно для большинства всех последующих исследований подобного толка, можно выразить словами Ш.А. Надирашвили: «Личные ориентации создаются у человека под воздействием индивидуальных потребностей и нужд, тогда как социальные ориентации обуславливаются требованиями других людей» [172, с. 174].
Такое основание приводит к тому, что утверждение процитированного выше последователя грузинской психологической школы вступает в противоречие с сутью теории Д. Узнадзе. Это противоречие заключено в том, что установку начинают наполнять социальным содержанием, раскрываемым через ценности (см. например: установки на брак и семью [115], установки на творчество и инициативность в работе [248], политические установки [242] и т.д.).
В результате отечественное понятие полностью совпало с понятием установки, принятым в западной психологии. Установка начала вмещать в себя и познавательную, и эмоциональную, и поведенческую стороны соответствующего психологического явления, предшествующего реальному поведенческому акту. В качестве примера можно привести иллюстрацию из популярного в США учебника психологии: около 90% американцев знают, что курение приводит к сердечным заболеваниям (познавательная сторона), 30% американцев курят (поведенческая сторона), некоторые из них в связи этим даже испытывают отрицательные эмоции (эмоциональная сторона) [510]. Конечно, пример не совсем корректен, так как курение 30% американцев — это их реальное поведение, а не установка, но в целом смысл западного понятия установки передан довольно точно. И этот пример ясно показывает, что понятие attitude заменяет понятие социально-психологического отношения.
Возникла проблема согласования понятия установки с основными психологическими категориями. И первой такой категорией стала категория деятельности. Этому противоречию целиком посвящена монография А.Г. Асмолова [19]. Согласно методологии, доминирующей в отечественной психологии, деятельность первична по отношению к психологическим феноменам. Но тогда возникают затруднения с утверждением первичности установки, регулирующей деятельность. С одной стороны, установка должна возникать в процессе деятельности, направленной на удовлетворение потребности в соответствующей ситуации. С другой, восприятие ситуации, в которой протекает деятельность, предопределено установкой, настраивающей человека на субъективную трактовку реальности.
Попытки спасти высокий научный статус установок и одновременно не утратить их специфику как психологического явления привели к их дальнейшей дифференциации. Стали выделять когнитивные, аффективные, поведенческие установки [243], первичные и фиксированные установки [295], смысловые, целевые, операциональные установки [19], социальные фиксированные установки, базовые социальные установки, ценностные ориентации, объединенные понятием диспозиции [319].
Последняя теория, сформулированная В.А. Ядовым, наиболее любопытна в нашем контексте. Ее основная идея заключается в том, что человек обладает сложной системой различных диспозиционных образований, которые регулируют его поведение и деятельность. Эти диспозиции организованы иерархически, т.е. они обладают более низким и более высоким уровнем включенности в структуру личности.
Первый уровень включает элементарные фиксированные установки, они формируются на основе витальных потребностей и в простейших ситуациях, и аналогичны установкам, исследованным Д.Н. Узнадзе.
Второй уровень составляют диспозиции, которые формируются на основе потребности человека в общении, осуществляемом в малой группе и, соответственно, в тех ситуациях, которые заданы деятельностью в этой группе. Это социальные фиксированные установки, или аттитюды. Ядов связывает их с определенным отношением человека к социальным объектам и, соответственно, наполняет трехкомпонентной структурой, имеющей когнитивный, аффективный и поведенческий компоненты.
Третий уровень образует общая направленность интересов личности относительно конкретной сферы социальной активности, или базовые социальные установки. Они служат выражением отношения человека к значимым областям его активности, таким, как работа и досуг.
И, наконец, на четвертом уровне располагается система ценностных ориентаций личности. Они регулируют поведение и деятельность личности в наиболее значимых ситуациях, связанных с жизнедеятельностью личности в целом, с жизненными целями и средствами их достижения. Они детерминированы типом общества, системой его экономических, политических, идеологических принципов.
Ценность этой позиции в том, что она включает личность в культуру сообщества на всех уровнях ее организации. Но, определяя диспозиции, В.А. Ядов вынужден оперировать категорией социально-психологических отношений, так как все столь разнородные по своим целям установки можно объединить только на основе таких отношений. В результате дифференциация этих понятий становится не совсем отчетливой.
Можно прогнозировать, что, расширенное содержание социальной установки приводит, в конечном счете, к ее использованию в качестве синонима социально-психологического отношения и оставляет в тени ее специфическую, динамическую сторону.
Вряд ли есть необходимость, выделяя социальную природу установки, наполнять ее конкретным социальным содержанием или смыслом, который вкладывает личность в свои действия.
Если мы не будем придерживаться этого, то придем к оценке социальных установок как искажающих восприятие [115], иллюзий, примитивных форм ожидания [172] и т.д. В качестве подтверждения такой точки зрения приводятся многочисленные данные западных и отечественных исследований по выявлению социальных установок и соотнесению их с реальным поведением людей. Приведем пример, непосредственно касающийся роли социальной установки в организации отношений:
Широко известен феномен Лапьера, который он обнаружил, путешествуя в 1934 г. по Соединенным Штатам с молодой супружеской парой китайцев. Посещая десятки мотелей и гостиниц, они нигде не встретили отказа. Тем не менее в 92% случаев попыток предварительной письменной договоренности они получили уведомление о невозможности обслуживания представителей данной национальности [387, с. 24]. Обычно в литературе это приводится как иллюстрация расхождения поведения и установки.
На приведенный выше пример можно посмотреть с другой точки зрения. Скорее всего, в экспериментах Лапьера мы сталкиваемся со случаем перехода с межиндивидуального на межгрупповой уровень общения в соответствии с воспринимаемой личностью ситуацией. Когда супруги-китайцы приходили лично, то они воспринимались как пара человек, обладающих каждый своей индивидуальностью, попавших в ситуацию отсутствия крова и нуждающихся в отдыхе. Взаимодействие осуществлялось на межиндивидуальном уровне отношений. В случае посылки письма они воспринимались как представители китайской национальной группы, и взаимодействие с ними начинало выстраиваться на межгрупповом уровне отношений. В этом, скорее всего, и состоит главная роль социально-психологической установки. Дополнительные примеры делают еще более очевидным подобный вывод.
Исследования, проведенные в Западно-Вирджинских угольных копях в начале 1950-х годов, обнаружили тот же установочный эффект. Шахтеры не имели ничего против бригад, включающих негров. Но они строго соблюдали сегрегационные правила, выходя на поверхность [434].
Исследования проблемы адаптации женщин к морской службе показали, что сослуживцы-мужчины не испытывают тревоги за женщин, которых они знают лично, но зато беспокоятся за женщин вообще [456].
Такие эмпирические результаты истолковывались обычно как несоответствие сложному реальному поведению упрощенных установочных оценок, основанных на расовых, национальных, кастовых и других предубеждениях.
Примем во внимание, что на уровне социальной установки закрепляется социальный опыт личности. Поэтому неразумно рассматривать такие установки, сколько бы ущерба они ни приносили политике или идеологии, только как итог постоянных ошибок и неэффективного поведения. В них обязательно должна содержаться необходимость, оправдывающая их существование. Однако моральные оценки нередко не дают нам увидеть эволюционную уместность явления в регулировании поведения человека.
Наличие психологической установки не вызывает сомнения. Она существует не только у людей, но и у животных. Однако границы существования социальной установки не совсем понятны. В частности, вызывает сомнение необходимость внесения в понятие социальной установки общественного содержания в виде конкретных расовых предубеждений, суеверий и социальных ярлыков, коль скоро они ведут к совпадению понятий установки и социально-психологического отношения и вызывают упомянутые проблемы в толковании термина социальной установки.
В рассмотренных примерах, если их лишить конкретного общественного содержания, социальная суть не исчезает. Наоборот, именно сейчас она и начинает становиться очевидной.
В животном мире вариаций поведения, которые приведены в примерах, не бывает. Такие биологические признаки, как цвет кожи, оперенья, форма строения тела становятся сигналами, вызывающими однозначное поведение, не зависящее от смены контекста внешней среды, окружающей животное.Имея дело с человеком, мы вынуждены признать, что данная стабильность поведения нарушается. Как только обобщенный образ представителей различных социальных групп сменяется восприятием конкретных представителей этих групп, поведенческие реакции респондентов в корне меняются. Становится очевидным, что социальность в приведенных примерах, отражающих взаимоотношения, заключена в переходе с групповой на индивидуальную (персональную) ориентацию действий.