Глава 2
Эмоциональная сторона
человеческих взаимоотношений
 

Развитие научного знания в области психологии личности приводит к тому, что 1980-е годы становятся периодом возрождения концепции субъекта. (А.В. Брушлинский, К.А. Абульханова-Славская). И, что, на наш взгляд, особенно важно — коллективного субъекта (А.Л. Журавлев) [80, 82]. Это делало актуальным и обозначаемым специфическое качество, в котором выступает личность в каждой системе связей и отношений (Б.Ф. Ломов).
В разработанной А.С. Петровским стратометрической теории коллектива, центральное звено групповой структуры имеет под собой еще один, более глубокий — нравственный (этический, духовный) — слой [187].
По аналогии с этим рассуждением то же самое можно сказать и о диспозиционной теории личности, разработанной В.А. Ядовым [319]. В высший уровень предлагаемой им структуры личности легко интегрируются те же духовные, нравственные ценности.
Таким образом, к 1980-м годам представители разных теоретических школ социальной психологии подошли к осознанию значимости феномена культуры.
Следует обратить внимание на то, что в социальной психологии понятие культуры практически не определяется и, как правило, переносится из родственных гуманитарных наук. В то же время это понятие затрагивалось рядом исследователей, которые подчеркивали, что сутью культуры сообщества являются система социально-психологических отношений, которая сохраняет и развивает целостность человеческого сообщества. «Культура посредством доминирующих в группе ценностей отражает духовный уровень и психологические особенности общности, структуру ее социально-психологических отношений, и именно этим государственная, национальная, трудовая и прочие социальные системы отличаются друг от друга» [258, с. 185].
Сходной точки зрения придерживается Н.А. Косолапов. Под культурой сообщества он понимает систему «…всевозможных общественных отношений, в которую включен субъект и которая формирует субъекта (сообщает ему знания, навыки, понятия о нормах и ценностях)… выступает ареной его собственной деятельности…» [112, с. 36].
Это определение, данное Н.А. Косолапововым, довольно точно отражает суть культуры. Только под общественными отношениями следует понимать не те безличные отношения между элементами социологической структуры, которые обычно имеются в виду в отечественной научной литературе. Это те социально-психологические отношения, которые существуют между элементами социальной системы и управляют жизнедеятельностью общностей, придавая им силу, мотивирующую, регулирующую их поведение.
Нам представляется, что данных подход наиболее соответствует исследованию взаимодействия культуры и системы индивидуальных ценностей, так как главным аспектом социально-психологических отношений выступает их ценностная сторона. Таким образом, затрагивая наиболее важные характеристики культуры, мы вынуждены исследовать ее ценностную структуру и взаимосвязь с системами индивидуальных ценностей конкретных людей, из которых сообщество состоит.
Наиболее приемлемо, с нашей точки зрения, в исследовании взаимосвязи индивидуальных и общественных ценностей понимание культуры как феномена, через который сознанию личности представлена система ценностей сообщества. Они наполняют индивидуальную жизнь смыслом, а по сути, организуют персональное поведение в духе взаимоотношений социальных субъектов, заставляющих этих субъектов проявлять свойство социальности в зависимости от уровня развития социальной системы.
Этот тонкий механизм вплетения личности в культуру его сообщества обладает вполне для нас очевидной логикой. Отражая отношение человека, образ, складывающийся у него, своей символической стороной из субъективной меры изменения событий, являющейся точкой отсчета биологического индивида, с появлением социального свойства превращается в оценку явлений, точкой отсчета которой служит социальная система.
Эта система в процессе оценки каждый раз актуализируется сознанием личности в соответствии с личностным восприятием социальной действительности.
«Оценка явлений, отношение к ним связаны с психическим с самого его возникновения, так же как их отражение» [220, с. 233]. К этому следует добавить, что оценка и есть психическое отношение, специфика психического отражения, так как психическое отражение основано на мере значимости явления для организма. В социальных системах мы имеем дело не с биологическим, а с особым «социальным организмом».
Ограниченность индивидуальной жизни не позволяет обеспечить устойчивую социальную жизнь сообществ. Динамичность социальных систем сопоставима со сроком, отведенным для индивидуальной жизни, на таком фоне биологические системы в своих основных этапах развития кажутся неподвижными. Жизненно важный для самосохранения опыт сообществ не может быть передан на уровне индивида. Он может быть передан только на уровне личности, через которую осуществляется непрерывная социальная связь поколений, благодаря чему, несмотря на биологическую смерть или смену индивидов, социальное сообщество живет и развивается.
Для самосохранения сообщества недостаточно отражать сущность, структуру явления и накапливать знания о его взаимосвязях. Вместе с необходимостью системного, а более точно — структурно-атрибутивного взгляда на мир необходимо знание о степени влияния явлений на сообщество, т.е. о степени важности изменений, которые могут вызвать эти явления в социальной системе.
Существование мира ценностей человека предопределено принципиально новым способом организации жизни. Вызван этот мир той же потребностью опережающего отражения действительности, что и у животных, но предназначен не для задач самосохранения вида или отдельного биологического организма, а для сохранения и развития социального единства и, соответственно, элементов этого единства (коллективных субъектов и конкретных личностей).
Ценности важны не только для сообщества как коллективного субъекта, но и для жизнедеятельности конкретного индивида как материального носителя свойств сообщества. Одни и те же человеческие потребности в силу многоаспектности его активности, сложной среды существования и собственной организации могут удовлетворяться большим количеством разнообразных объектов. Так, потребность в еде может быть удовлетворена и мясом, и хлебом, и молоком. Или, как в популярной раньше в народе шутке: бутылку водки можно заменить ведром воды, если его выпить и постучаться головой об стенку. И голова болит, и в животе тошно. Но в этой шутке есть доля правды. А истина в том, что эффективность удовлетворения потребностей с помощью различных объектов так же разная. Поэтому и различна их ценность.
Кроме того, потребность в еде, казалось бы, может быть вполне удовлетворена на животном уровне, и для нее хватило бы механизмов инстинктивного поведения. Но в обществе даже эта потребность приобретает социальный оттенок. Так, например, в России красная икра не только эффективно удовлетворяет голод, но в определенном смысле стала символом обеспеченной жизни. Поэтому все окружающие человека объекты организуются по степени их значимости в систему ценностей личности.
Знания о степени влияния сопровождающих человека явлений окружающего мира и особенно других людей формируют мир ценностей — ядро человеческой культуры.
Накапливая опыт социальных изменений, сообщество вступает в сферу социально-психологических отношений к предметам и явлениям, дифференцируя их как способствующих общественному развитию или препятствующих ему. Ценностный компонент восприятия реальности стал неотъемлемой стороной психологических отношений.
Мир ценностей превращается в особый объект активности человека, когда целью служит не овладение каким-либо биологически необходимым материальным предметом или достижение какого-либо состояния, необходимого для существования организма. Целью становится приобретение человеком определенных ценностных признаков, даже если это иногда вредит удовлетворению непосредственно биологических потребностей, но способствует развитию сообщества. Это может проявляться как через овладение материальными ресурсами, имеющими ценность в сообществе, так и через формирование определенных психологических, духовных характеристик личности, придающих ей ценность в данном сообществе.
В связи с этими стремлениями индивид в ходе своего социального развития приобретает подлинно социальную потребность, которую А. Маслоу назвал потребностью самоактуализации. Удовлетворяя ее, создавая новые ценности сообщества, человек стремится вернуть сообществу то, что он воспринял в ходе своего развития, подчиненного реализации более ранних потребностей в оценке, любви и принадлежности. В этот момент замыкается путь от сообщества к индивиду и заканчивающийся этапом — от личности к сообществу. По своему содержанию этот путь наполнен ценностным воспитанием личности, освоением и созданием ею новых ценностей.
В концепции А. Маслоу ясно отражено различие между биологическим миром и миром ценностей человека. Самая нижняя подструктура его иерархии отражает первичные потребности организма. Если они существенно не удовлетворяются, то за этим следует смерть живого существа. Человек умирает от голода, обезвоживания или по другим причинам. Можно согласиться с Маслоу, что если не перейден определенный критический порог удовлетворения биологических потребностей, то социальные потребности людей в известной мере блокируются.
Но за этим порогом ведущую роль на себя принимают социальные потребности и особенно потребность в самоактуализации. Неудовлетворение потребностей, неразрывно связанных с миром ценностей, может повлечь уже не биологическую смерть, а самоубийство, смерть личности. Мы не встретим в природе случая, чтобы кошка бросилась с крыши, потому, что ее покинул кот с маленькими детьми. Она пойдет за соседнюю трубу и встретит там десяток еще более красивых самцов. Но встретим много случаев, когда люди кончают с жизнью, потому что их оставил любимый человек, так как это утрата единства с ним, потеря общности, а значит, и потеря личности, утрата ценностей и смысла жизни.
С позиций сообщества, ценности становятся сферой особой активности, так как элементы социальной системы являются ее эффективными деятелями только в том случае, если видят или ощущают ценность этого сообщества.
Такое встречное движение приводит к тому, что на уровне групповой организации сообщества приобретение им как можно большей ценности в качестве социального объединения в глазах своих членов, с одной стороны, и в качестве социальной системы, в которую она включена, с другой, становится насущной потребностью коллективного субъекта. Без реализации этой потребности сообщество рискует распасться через поглощение его элементов другими коллективными субъектами или через преобладание эмиграции над иммиграцией, или через социальное элиминирование, т.е. устранение такого малоценного объединения социальной системой.
Необходимое условие стабильного существования социальной системы — это предъявление ее элементам с помощью психического отражения тех атрибутов, которые испытали в ходе практики сообщества ценностное измерение. Социально-психологические отношения, существующие в системе, определяют ценность явлений и предметов, имеющих ту или иную важность для жизнедеятельности сообществ. Поэтому отношения как бы застывают, фиксируются в этих явлениях и предметах, приобретая способность передаваться во времени и усваиваться, людьми, в психике которых они ранее не присутствовали.
Таким образом, человечество накапливает огромный жизненно важный опыт проявлений социального свойства, ведущий не только к его сохранению, но и к выработке наиболее адекватной системы взаимоотношений элементов системы в соответствии с потребностями и состоянием сообщества.
Общая линия развития взаимоотношений, благодаря накоплению ценностей, ведет к дальнейшей гуманизации совместного существования социальных групп и личности, к перестройке психологических границ социальных групп, смягчению межгрупповых барьеров, созданию надгрупповых социальных объединений, т.е. новых групп, включающих ранее разъединенные и поляризованные общности. При сохранении системы ценностей сообщества происходит их содержательное обогащение за счет появления новых, более гуманных, исходящих из объединяющей позиции равенства разнообразия.
Позиция равенства разнообразия становится универсальной ценностью, лежащей в самом основании взаимоотношений элементов социальной системы. Уровень соблюдения этой позиции в обществе вызывает уже не взаимоотношение-оценку, а оценку взаимоотношений как справедливых или несправедливых.
Нарушение данной ценности ведет, таким образом, к появлению чувства несправедливости взаимоотношений у членов сообщества и к вероятной смене социальной системы: конфликтам, революциям, переворотам. «...Психологическая энергетика социального движения обеспечивается разрывом между желаемым и действительным, между должным и реально имеющимся. Осознание этого разрыва само может обладать большим мотивационным потенциалом» [303, с. 32].
Переживание равенства-неравенства появилось, в свою очередь, лишь с возникновением системы ценностей.
Возьмем, к примеру, десятичную систему счисления. Цифры в этой системе сами по себе все равны и различаются лишь количеством элементов множества — единиц, в него входящих. Они становятся неравными с превращением в числа, т.е. когда используются для каких-либо вычислений, иными словами, когда они составляют систему и им придается ценностное значение.
То же можно сказать и про социальные объединения. Люди, составляющие их, как элементы социальных множеств все равны, хотя и бесконечно разнообразны и могут теоретически создать бесконечное число множеств. Неравенство появляется тогда, когда люди организуют сообщество, а сообщество задает им определенные свойства и требования к этим свойствам.
Полное социальное равенство людей абсурдно. Оно разрушает социальную систему и превращает ее в простое множество психологически разъединенных людей, в индивидов. Возникая, социальная система задает характер неравенства и одновременно формирует в личностях, входящих в нее, чувство справедливости или несправедливости этого неравенства. Чувство несправедливости приводит к изменению социальных систем. И устранение старого приводит к жизни новое неравенство, заставляя людей менять структуру сферы ценностей и характер воздействия на социальную систему.
Особенно важные атрибуты социального равенства и оценка их изменения заложены в государственном праве. Но и там эти требования не абсолютны. Они исходят из критериев справедливости, извлекаемых из культуры, в которой развивалось сообщество. Так, например, согласно «Правде Этельберта», «Если кто-либо убьет другого, пусть уплатит срединный (установленный за свободного) вергельд в 100 шиллингов.
... Кто разобьет челюсть, пусть возместит 20 шиллингами.
За передние 4 зуба, за каждый — 6 шиллингов, за ближний к ним зуб — 4 шиллинга, за следующий — 3 шиллинга и далее — шиллинг за каждый зуб» [293, с. 62].
На основе такого правового документа судят действие, а не человека. Социальная, духовная ценность личности вообще не берется в расчет. Одновременно существует жесткая градация наказания в соответствии с несложной социальной иерархией: кроль, свободный, батрак, раб, купец, сословие дружинников, служитель церкви. Т.е. сообщество сохранялось как совокупность составляющих его фиксированных и лишенных духовной свободы «единиц». Полное неравенство, но неравенство справедливое для своего времени, соответствующее уровню развития индивидуального сознания.
Ту же картину мы видим и в русском праве до середины XIX в. Только с введением института присяжных в 1864 г. мы можем уверенно сказать, что правоведы стали принимать во внимание уникальность человека, его мотивацию, а не государственную функцию и отдельное социально значимое действие [52, 261].
В ХХ в. в мировое право входят понятия преступления против человечества, разжигание вражды между народами, суверенитет. Понятие справедливости поднимается до уровня ценности общественного самосознания, соответственно восприятию неравенства сообществ. Сейчас мы только вступили на этот этап понимания равенства. Но пройдет время — и наша эпоха будет восприниматься как период «варварства». И будут приняты новые меры справедливости, о которых мы пока можем только гадать.
В современной российской культуре обман на стихийном рынке воспринимается относительно невинным по сравнению с обманом в крупном торговом центре. И, если в первом случае обман иногда рассматривается как следствие собственной невнимательности или ловкости продавца, то во втором случае обман воспринимается как строго наказуемое нарушение взаимоотношений и несправедливое действие, подлежащее уголовному наказанию.
Если действие субъекта воспринимается выходящим за пределы образа справедливого действия, то оно, согласно концепции каузальной атрибуции, воспринимается, в первую очередь, как действие, мотивированное психологией субъекта и объясняемое ее отношением к партнеру по взаимодействию, т.е. несправедливым отношением [148].
Поскольку ценности связаны с вопросом справедливости, т.е. с оценкой легитимности существующей социальной системы, то проблема формирования соответствующих ценностей в общности превращается в проблему власти. По словам Фридриха Ницше, ценность — условие поддержания и наращивания власти и одновременно: «Ценность есть высший квант власти, который может вобрать в себя человек — человек: не человечество» [289, с. 101].
Для сохранения социальной системы элитарные группы вырабатывают целый комплекс идей, ориентированных на поддержание или установление желаемой структуры социально-психологических отношений, и придают им значение ведущих ценностей, которые направляют взаимоотношения социальных элементов в необходимое русло. Этот комплекс идей оформляется в виде идеологии соответствующей системы.
Задача идеологии — с помощью ценностей сформировать смысл человеческой жизни у членов сообщества. Только в этом случае они будут своими действиями поддерживать структуру сообщества и защищать его интересы. Такой смысл невидимыми путями впитывается каждой личностью через дискурсирующие в обществе образы. Так, главными образами советского времени были рабочий и колхозница. Сейчас — предприимчивого мальчика, моющего чужие машины на перекрестке и зарабатывающего свой первый капитал. Поэтому смысл первых был в труде ради общества, смысл второго в индивидуальном накоплении.
Любой образ (не объект сам по себе, а именно его образ) несет в себе отпечаток идеологии соответствующего сообщества. Когда патриотические силы российского сообщества выступают против засилья американских фильмов на отечественном телевидении, а им отвечают с помощью аргументов, апеллирующих к законам демократии, при которых каждый волен в выборе программы, то последние явно лукавят или не до конца понимают сложность социально-психологических процессов. Образ отражает ту культуру, в которой он создан. Поэтому совершенно правы руководители тех государств (например, Франция), которые устанавливают разумную квоту для демонстрации национальной продукции. Бесконтрольным допуском образов иноземной культуры мы элиминируем структуры взаимоотношений, характерные для России.
Идеологические ценности, даже таких больших социологических групп, как нация или государство, опираются на более мощные пласты ценностей, выработанных взаимоотношениями предыдущих поколений и не только элитарными группами, а всеми членами сообществ. Идеология произрастает на этой почве и, в свою очередь, даже когда отмирает, оставляет там свой след, делая вклад в развитие свойства социальности как свойства более глубинного, чем любое конкретное проявление социологического. Это те пласты, которые «...многие называют «социальной душой», это то, что другие называют цивилизацией и культурой, это то, что третьи определяют термином «мир ценностей», в противоположность миру вещей...» (П. Сорокин) [240, с. 39].
Это суждение Питирима Сорокина поднимает важную проблему различения между двумя основополагающими для сообщества понятиями: культуры и цивилизации.
Нередко одним из критериев развития общества как социальной системы называют уровень его цивилизации. Иногда термин «культура» понимают как синоним слова «цивилизация». Но между понятиями цивилизации и культуры существует, на наш взгляд, принципиальное различие, которое подчеркивал И.А. Ильин: «Культура есть явление внутреннее и органическое: оно захватывает самую глубину человеческой души и слагается на путях живой, таинственной целесообразности. Этим она отличается от цивилизации, которая может усваиваться внешне и поверхностно и не требует всей полноты душевного участия» [94, с. 4].
Цивилизация характеризует уровень материальных благ, предоставляемых обществом индивиду, снижая тем самым сумму необходимых затрат физической и психической энергий, необходимых для удовлетворения индивидуальных потребностей. Но это, в свою очередь, как ни парадоксально, может снижать и приспособляемость социальной системы в целом, замедлять ее развитие. «Очень высокий уровень техники был характерен для каждой из задержанных цивилизаций» [267, с. 227]. После разрушения таких цивилизаций остаются лишь их «памятники культуры», которые мы воспринимаем не как утилитарные ценности, а как концентрированная, овеществленная проекция социально-психологических отношений соответствующего времени.
Нередко в качестве синонима культуры используют такой признак уровня цивилизации, как накопленный обществом объем знаний в разных сферах жизни. А. Моль, осуществив анализ тенденций развития современной культуры, приходит к выводу, что преобладающий сейчас в массовой среде способ усвоения знаний, названный им «мозаичной культурой», в строгом смысле слова культурой не является, а представляет собой лишь количественный багаж знаний, так как он не развивает систему отношений человека с миром [166].
Когда мы применяем термин «культура варваров», то имеем в виду не объем знаний, которыми они обладали, а варварскую систему отношений, которая соответствует более низкому уровню развития социальности, потому что культура затрагивает систему ценностей государства.
Отчетливое разделение обществ, которое можно проследить на протяжении многих веков, несмотря на смену государственного устройства, исчезновение и появление новых государств,— это различия по религиозно-мировоззренческим критериям: западно-христианское, православно-христианское, исламское, индуистское, дальневосточное [267, с. 33]. Наиболее сохранными во все времена оставались культурные связи, скрепленные единой системой взглядов на устройство мира, взглядов, определяющих порядок отношений людей к разным сторонам бытия.
Эти культурные связи затрагивают не только толкование отдельных фактов, но и сам принцип мышления. Так, Роберт Солсо приводит пример собственных исследований способностей людей разных культур к абстрактному мышлению. Он задавал простой силлогизм: Иван и Борис всегда едят вместе. Борис сейчас ест. Что делает сейчас Иван? Результаты удивили его. Только 20% студентов МГУ сразу отвечали правильно. Наиболее частый ответ был такой же, как и ответ главы племени Кпелла в исследованиях Коула: «Не знаю, я его не видел» [239].
Солсо приходит к выводу, что такой недостаточно развитый уровень абстрактных рассуждений характерен для менее индустриальных обществ (в подтексте читается: «недостаточно развитых»). Удивляют не результаты, а наивные выводы исследователя. Трудно обвинить в недостатке логики студентов одного из лучших университетов мира.
Мы встретились, скорее всего, с соответствующей культурной особенностью логического мышления. Если западная культура ориентирована преимущественно на логику отношений объектов, для которой колесо обязательно должно быть круглым, то русская культура ориентируется на логику отношений субъектов, для которой надо вначале узнать, чье это колесо.
Вряд ли стоит отдавать приоритет какой-либо из этих логик, так как в совершенно разных условиях жизни сообществ они выработаны с целью эффективной адаптации коллективных субъектов.
Таким образом, во всем разнообразии терминов сфере реальных ценностей, наполняющих жизнь сообщества, вероятно, более соответствует термин «культура социальной группы». Мы понимаем под культурой систему «всевозможных общественных отношений, в которую включен субъект и которая формирует субъекта (сообщает ему знания, навыки, понятия о нормах и ценностях и т.д.), а с другой — выступает ареной его собственной деятельности» [112, с. 36].
Не материальный уровень, а культура делает социальную систему устойчивой, определяет ее расцвет или упадок.
Вследствие такого различения мы можем предположить, что сущетсвуют сообщества, обладающие высоким уровнем развития культуры, но низким уровнем развития цивилизации, и наоборот. Когда академику Б. В. Раушенбаху в США предложили очень выгодные условия для жизни и научных исследований, он отказался. К крайнему удивлению предложившей стороны он достойно ответил: «К сожалению, у вас не было Куликовской битвы».
Квинтэссенцию культуры составляет структура взаимоотношений между сообществами, входящими в данную социальную систему, так как по ним проходит граница дифференциации социально-психологических отношений и их интеграция внутри элементов социальной системы.
Для регулирования взаимодействия социальных групп в пределах необходимого ценностного владения сообщество вырабатывает социальные нормы. Они являются определенными моделями поведения личности и группы, способствующими достижению главных ценностей сообщества и, в конечном счете, достижению жизненно важных для сообщества взаимоотношений. В силу непосредственного участия в регулировании конкретного поведения нормы, в свою очередь, принимаются сообществом «...как некое безусловное благо, как ценность в себе и для себя» [3, с. 30].
( Понятие «ценностного владения» введено Ричардом Эмерсоном, одним из теоретиков концепции обмена ценностями, основанной на подкреплении, для обозначения всей совокупности ценностей, усвоенных и используемых тем или иным социальным субъектом [464]. )
Мы привыкли к тому, что нормативная система сосредоточена в правовых и иных документах, издаваемых специальными элементами социальной системы, осуществляющими контроль поведения своих членов. Но если взглянуть глубже, то все эти нормы являются уже вторичным продуктом, извлеченным из сферы образов восприятия и представлений, и служат лишь развернутой формулировкой этих образов.
В житейской практике личность не в состоянии регулировать поведение с помощью подобных интеллектуальных конструкций. Они обычно так и остаются в сфере сознания личности в виде логических схем, лишенных жизненной, мотивирующей силы. И, лишь реализовавшись на уровне индивидуального психического отражения в символическом содержании новых образов, нормы — а через них и ценности системы — начинают управлять человеческим поведением.
Особую категорию образов, формирующихся под влиянием системы, составляют образы-идеалы, т.е. образы, связанные с деонтической сферой человека, сферой должного. «По своей форме феноменологический идеал — это образ, в котором в персонифицированной форме «записываются» социальные отношения» [303, с. 32]. Мифы и предания о героях, воспоминания о победах и жертвах ради победы, сказки и былины, историческая идеализация жизни сообществ — все это основа для формирования образов-идеалов. Образы-идеалы служат маяками должного в индивидуальной жизни, согласованными с системой взаимоотношений, доминирующих в сообществе.
Усвоение ценностей и формирование образов-идеалов в сознании рядовых членов сообщества проходит через идентификацию индивида со своей группой. Личность снимает свои психологические защитные механизмы только перед ценностями той группы, членом которой себя ощущает. Ценности другой, «чужой», полностью полярной по какому-либо ведущему отношению группы превращаются в антиценности и отторгаются. Поэтому структура взаимоотношений людей играет ведущую роль не только в процессе формирования ценностей, но и определяет характер усвоения ценностей отдельной личностью.
Ценности иного, «чуждого» сообщества со временем могут быть восприняты только в том случае, если их носители имеют шанс быть включенными в сообщество воспринимающих эти ценности по какому-либо иному основанию, хотя бы и по такому широкому, как принадлежность к человеческому сообществу в целом и опора на общечеловеческие ценности.
Таков путь сферы культуры в личность, когда она «...заставляет дух претерпевать, начиная с детства, через семью, школу, университет и т.д., культурный импритинг, необратимое влияние, создающее в мозге межсинаптические цепи и связи, т.е. ее пути, дороги и маяки» [168, с. 70].