- 329 Просмотров
- Обсудить
Чувства и расположения из отношения к Церкви как вместилищу спасенных и спасаемых
Церковь есть и хранилище благодатных средств спасения, и дом спасающихся и спасенных. Вступивший в живой с нею союз и воспринимает на себя все ее устроение, и вместе вступает в глубокое общение со всеми членами ее. Несте странны и пришельцы, говорит апостол, но сожителе Святым и приснии Богу: наздани бывше на основании Апостол и Пророк, сушу краеугольну Самому Иисусу Христу: о Немже всяко создание составляемо растет в Церковь Святую о Господе (Еф. 2:19, 20, 21). Сие общение так же тесно, как и общение членов в теле, ибо едино тело есмы о Христе (Рим. 12: 4, 5). Так как члены Святой Церкви делятся на две степени, одни уже перешли из сей жизни, упокоены в Царствии Небесном и составляют Церковь торжествующую, другие еще пребывают на земле, стремятся только достигнуть того состояния в борьбе и составляют Церковь воинствующую; то и общение у христиан одно с членами Церкви, торжествующими на небе, а другое с членами Церкви, на земле пребывающими и воинствующими. аа) Из отношения к отшедшим 1) прославленным Что есть общение у земных с небесными, о сем учит апостол: приступисте к Сионстей горе, и ко граду Бога живаго, Иерусалиму небесному: и тмам Ангелов, Торжеству, и Церкви первородных на небесех написанных, и Судии всех Богу: и духом праведник совершенных, и к ходатаю Завета нового Иисусу (Евр. 12: 22-24). Когда такой есть тесный союз, то должны быть и обязательные отношения. Но так как состояние небожителей совсем другое, нежели земных, то иным образом нам должно держать себя в отношении к ним, нежели к тем, с коими живем здесь. Понятие об их состоянии и о способе нашего с ними сношения определяет обязательные для нас в отношении к ним действия и притом как общие ко всем, так и частные к разным чинам их. Так как они уже совершились, взошли в блаженнейшую меру возраста исполнения Христова, достигли высшего предназначенного обожения, предстали пред Бога и пребывают пред лицом Его, как дети в дому, с дерзновением простирая к Нему слово молитвы, прешли от немощи, стали сильны, по благодати Господней, в их действии на тварь видимую и невидимую, то мы должны: воздавать им чествование не Божеское, но выше человеческого, и не как Богу, но как полнейшим сосудам Божества, Богом возвеличенным и прославленным; прибегать к их ходатайству, как к молитвенникам о нас неусыпным и сильным у Бога, по Его человеколюбию и неизреченной благости, и с верою и надеждою просить их помощи и защиты, как сильных по благодати Божией. Так как, далее, они не отделились, а пребывают вместе с нами членами единой Церкви и составляют притом образец и как бы мету, к коей всякий должен устремляться, то отсюда опять следует, что мы должны: познавать их богоподобные свойства и труды, ими подъятые, и всеми силами стараться подражать им в чувствах и делах, почитая их жизнь верным руководительным светом; приходить с ними, сколько возможно, в теснейшее духовное единение, соуслаждаясь их славою и сочувствуя их трудам и добродетелям. Во исполнение всего такого должно: воспоминать их в их дни и праздновать положенные им празднества; чтить их иконы, молиться пред ними и лобызать любовно, возжигать свечи и служить молебны; прочитывать их жития или тропари и кондаки; беседовать о них и о делах их с должным уважением и любовью. И, в частности, каждому лику святых лежащие на нас обязательные действия те же, с некоею тению изменения и отличия соответственно их чину. Потому здесь сама мысль о чине научит, как относиться к ним, только объясни себе значение чина. В сей небесной иерархии выше всех честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим — Владычица Богородица. За Нею чины бесплотных: девять по их порядку; затем святые Божий: пророки и больший из пророков — Предтеча, апостолы и верховные из них — Петр и Павел, святители, из них великие — Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, святой Николай и российские: Петр, Алексей, Иона, Филипп; мученики, исповедники, преподобные, бессребренники, Христа ради юродивые. Ближайшие из них к каждому христианину суть Владычица Богородица, общая всех христиан Матерь и Заступница, Ангел Хранитель, святой соименный, святой храма или страны, тот, коего мощи есть или коим явлено особое заступление. Сии особые отношения выражены в молитвах, обращаемых к ним. По образу их надо поминать их в каждой молитве, совершается ли молитва по чину, или только внутренние возносятся к Богу воззвания: Пресвятая Владычице Богородице, спаси нас! Ангеле Божий, Хранителю мой святый, моли Бога о мне; затем исповедовать Матерь Господа Приснодевою, Богородицею и воздавать Ей чествование высшее всех ангелов и архангелов, яко существенно участвовавшей в устроении воплощенного домостроительства; должно Ангелу Хранителю внимать и приучаться понимать его внушения; святому соименному со-ревновать в его именно добродетелях, знать жизнь его и праздновать день его благочестно; к святому же храма прибегать с особою верою, ибо все крещаемые в том храме становятся под его попечение; к святому страны ходить в храм, к мощам, к иконе. Всю же небесную Церковь должно поминать в главных молитвах по чину их, как в молитве церковной: Спаси, Боже, люди Твоя... Или: Владыко многомилостиве... и в других. Главная цель сих соотношений есть воспитать в себе стремление и жажду вступить в сообщество торжествующих на небе. Все предназначены к тому, и надобно приготовлять себя: чаще обращаться туда мыслию и сердцем, напрягаясь, сколько можно, постигнуть и предвкусить сладость их пребывания там, чтобы наконец сказать: когда-то я разрешусь! Чаще беседовать с ними в молитве и размышлении, чтобы, явившись туда, не быть чуждым им, а вступить как бы в родное общество. 2) К отшедшим и пребывающим в надежде жизни вечной Кроме, впрочем, сих прославленных, совершенных, явленных нашими ходатаями и защитниками, есть еще класс людей, отшедших от нас в вере и уповании, коих участь, однако ж, нам с определенною решительностью неизвестна. И они не отделяются от нас и пребывают в том же доме Церкви, а потому и наши обязанности к ним не прекращаются со смертью их, хотя уже они не могут быть те же, какие были прежде. Так, надобно всякого вообще умершего брата во Христе способствовать похоронить, если есть нужда, и отдать ему последний долг; за всякого приносить молитвы, жертвы и милостыни; или совсем не говорить о них, или говорить одно хорошее, но никак не злословить и не осуждать; исполнять их последнюю добрую волю; с благодарностью воспоминать об их добре и стараться подражать их назидательным обычаям и поддерживать их. А касательно родных, кроме всего сего, надо еще не скорбеть, подобно не имущим упования, хотя и нельзя быть равнодушным; совершать о них поминовения поименно всегда, особенно в 3-й, 9-й, 40-й дни, в год, в дни поминовений церковных и во всякой молитве. Умершим одна отрада — молитва усердная, уповательная, сильная. Милостыня тоже много может; но главное — бескровная жертва. бб) Чувства и расположения к братиям о Христе, живущим с нами на земле и составляющим тело Церкви земной Другого рода обязательные отношения связывают нас с теми христианами, с коими живем на земле. Сии отношения вытекают из понятия о христианах как едином теле Церкви (Еф. 4:16; 1 Кор. 12:12, .27) и бывают двух родов: одни — ко всему телу Церкви, другие же — к каждому члену ее, поелику он член. 1) Ко всему телу Церкви Первые указываются отличительными свойствами живого тела. Отличительные свойства живого организованного тела суть гармония, или стройное согласие всех частей, в одном целом, живое соединение, или сочувствие и сострастие, и распределение трудов между всеми частями в пользу одного целого, минуя себя. Соответственно сим трем свойствам живого тела есть и у христиан в отношении к целому телу Церкви обязательные чувства и расположения, кои сознательно воспитывать в себе неминуемо должно всякому. Именно: 1а) Быть в согласии, или подобонастроении, по духу со всею Церковию. Члены в теле "согласны оттого, что все проникаются одною жизнию. И каждый христианин должен напо-иться одним и тем духом, коим преисполнена вся Церковь. Коль скоро нет сего, он не от Церкви есть: от нас изыдоша, но не быша от нас, говорится о подобных (1 Ин. 2:19). Хотя вещественного отрешения видимого не будет, но оно само совершится внутри над душою, и не мечтательно, а истинно. Сие единство духа выражается в единстве начал умственных и нравственных, или в единомыслии и единоволии. Единомыслие с такою убедительностию предписывается святыми апостолами почти непрестанно! Апостол Петр, после других обязанностей, заключает: конец же, ecu единомуд-ренни будите (1 Пет. 3:8). Апостол Павел завещает: тожде друг ко другу мудрствовать (Рим. 12:16), и то Бога молить: да даст всем тожде мудрствовати друг ко другу о Христе Иисусе: да единодушно едиными усты славят Бога (Рим. 15:6), то самих христиан умоляет: молю вы, братие, именем Господа нашего Иисуса Христа да тожде глаголете ecu, да не будут в вас распри, да будете же утверждени в томже разумении и в тойже мысли (1 Кор. 1:10). Исполните мою радость, да тожде мудрствуете, туже любовь имуще, единодушии, единомудренни (Флп. 2: 2). Это обязывает христианина не быть равнодушным к тому образу мыслей, какой он питает, и не думать, что все равно, как бы ни понимал он иные вещи, он должен всячески заботиться сколько можно искреннее и внутреннее объединиться в разуме и мысли со всеми — потому не только не ставить себе в честь особенность и индивидуальность воззрения, но скорбеть о том, что оно есть, особенно если успело так укорениться, что требует борьбы. С сей точки зрения все философствования и самостоятельные взгляды в области откровенных истин суть преступления. Отцы наши не так поступали. О всяком предмете у них первое было позаботиться узнать, как судили отцы... И это повсевременная практика в Церкви — быть в единомыслии со всеми. Единоволие, или жизнь по воле Божией, иначе чистота... Это обязывает христианина к тому, чтобы быть чистым, как все, и нечистотою своею не осквернять святого тела Церкви... И в Ветхом Завете неоднократно было заповедано: измите злое от вас самих (Втор. 17:7), потому что оно нейдет в общем, чистом составе всех, весь его опорочивает и подвергает опасности, как это и бывало, что за грех одного страдали все. Равно апостол Павел укоряет коринфян, зачем терпят они нечистого, ибо как квас квасит все смешение, так и он нечистою сделал всю их Церковь (1 Кор. 5:6). Так, нечистота есть посягательство на благо всей Церкви, посему требование чистоты есть великой важности. Но, с другой стороны, нечистота в сосуде, наполненном водою, или всплывает наверх, или оседает на низ, то есть находится вне тела воды. Так и всякий нечистый, собственно, есть вне тела Церкви, отделен ли он форменно или нет. Итак, член ты Церкви? Будь же чист, зная, что если не чист, то уже и не член. 1б) Члены живого тела состоят в живом союзе, по коему происходящее во всем теле отражается в каждом члене, и, наоборот, состояние каждого члена отражается в целом составе. Это свойство иначе есть сострастие. Соответствующую ему обязанность тоже прилично назвать сочувствием, или сострастием, по коему живо должно ощущать, что происходит со всеми и во всех братьях наших, или в христианском мире. Апостол Павел так великим его поставляет и в такой степени предписывает, чтобы, когда страждет один член, страдали все и, когда радуется один, радовались бы и все (1 Кор. 12:26), чему сам показал пример, уверяя: кто изнемогает, и не изнемогаю (2 Кор. 11:29). Значит, состояние христианского мира не должно быть чуждо каждого христианина, холодно, без участия им знаемо и представляемо, но должно быть живо им ощущаемо. Сей союз всех сердечный в Слове Божием выражается единодушием... У всех, говорится о первых христианах, была душа едина и сердце едино... (Деян. 4:32), или, как заповедует апостол Павел, все христиане да живут, тщащеся блюсти единение духа в союзе мира (Еф. 4:3). По сей обязанности христианин сердцем своим расширяется по всему пространству христиан и живет с ними не как чужой, а как свой, подобно члену семейства, который, где бы ни был по месту, сердцем всегда находится при своих... Отсутствие такого чувства явно обличает потерю союза, отрезание от тела; и если в каком-либо месте все, именующиеся христианами, дойдут до взаимного отчуждения, то явно, что они перестали быть членами живого тела Церкви, суть ветви отломившиеся. 1в) Между членами живого тела распределены труды для целого так, что каждый член принадлежит целому, а не себе, не для себя работает, а для всех. Подобно сему и всякий христианин должен так действовать, чтобы сия деятельность была жертва целому, должен себя забыть, а иметь в уме одно благое общее, чувствовать себя и сознавать не начальным лицом, а орудием в составе целого тела Церкви. Итак, пусть всякий сознает, чем может и должен он действовать во благо всех, и пусть действует так с сознанием долга, то есть, по апостолу, имеющий дарование служить — служи, учить — учи, утешать — утешай, подавать — подавай (Рим. 12: 7, 8). Вообще, всякому сообщено дарование духа на пользу (1 Кор. 12:7), которыми и должны все взаимно служить между собою (1 Пет. 4:10). Это всем действиям христианина сообщает характер отрешенности, где личные выгоды совсем исчезают из внимания, а в виду имеется одно духовное благо христи-. ан, каково бы оно ни было. Если бы все действователи имели такое настроение, как скоро возвысилось бы и умственное, и нравственное совершенство христиан! Тут благословение Божие — отсюда совершенство или зрелость всякого дела, в которое не позволится войти ничему, что может быть неполезно. Сколько зла от забвения сего простого правила! Так, и душу и тело приноси в жертву благу христиан всех — на всех простирай заботливые виды. 1г) В сих трех расположениях выражается существо и дух христианской любви. Кто имеет сию любовь, тот, приведши себя в единомыслие и единоволие со всеми, а далее, растворившись и как бы разлившись по всем своим чувством и сердцем, всего себя, все силы тела и духа приносит в жертву благу целого тела Церкви, ему себя посвящает с самозабвением и самопожертвованием. Тут труженики истины, молитвенники, блюстители благосостояния. Не всем, конечно, можно выполнить сие требование делом; но всем можно и должно выполнять его в чувстве, в желании, в молитве, как и молимся о благосостоянии Божиих Церквей и о соединении всех. Такое настроение всей деятельности христианина сообщает некоторую независимость и свободу, не связывающуюся тесными пределами состояния своего лица или близких лиц, нередко даже и обстоятельств времени. Любовь дает ему возможность стать выше всего, чтобы оттуда созерцать, куда идет все, как и чем отвратить зло, защитить и возрастить добро. Ей свойственна материнская заботливость, предусматривающая, предостерегающая. Посему часто в деятельности ее можно, по неразумению, видеть нечто непонятное и как будто обличающее недальновидность, но последствия всегда ее оправдывают. И справедливо сию любовь должно назвать духоносною и потому, что она, несомненно, носит Духа, и потому, что сама носится Духом. Прочитав житие такого действователя, невольно воскликнешь: вот что значит истинная христианская любовь! Всем понятно сие чувство. Помолимся, да Бог любви паче и паче возгре-вает его в сердце нашем! 2) К каждому лицу, состоящему с нами в видимой связи Итак, истинно христианская любовь, отрешаясь от всех ограничений, простирается на весь христианский мир. Так же широко стремится она распространить и влияние дел своих, в чем нередко с помощью Божиею и успевает, но преимущественно осуществляется она, или прилагается к делу, в своем тесном кругу, пред теми и на тех, с коими обитает. То общее, глубочайшее, самое коренное настроение любящего сердца воодушевляет и дает отличительный характер христианской деятельности, или частному действованию лица, христианина, в своем месте, времени и обстоятельствах. Пусть при ответе на вопрос: как действовать христианину в отношении к каждому предстоящему лицу — определятся разные обязанности к ближним; но они все будут не что иное, как выражение духа любви, единого в разных применениях. Спрашивается: в каком расположении должно держать себя и как действовать в отношении к христианину, который пред нами? Отвечается: расположись так, как требует дух любви христианской, и действуй так, как требует предстоящее лицо соответственно опять тому же духу любви. Таким образом, есть у нас обязательные к христианам расположения, есть и обязательные к ним действия. 2а) Какие расположения должно питать нам взаимно друг к другу? 1. Нет различия: все одно о Христе Иисусе (Гал. 3:28), говорит апостол, как живые члены одного тела, как родные члены одного семейства. Принимай же всякого с чувством родства, как родного, как брата. Братская любовь — вот истинное расположение, господствующее между христианами! Встретив брата по крови, мы все забываем и чувствуем главным образом одно то, что он брат. Такое настроение должно быть у нас и в отношении ко всякому христианину. Братолюбием друг к другу любезными быть, заповедует нам апостол (Рим. 12:10). Из сего чувства должна истекать вся деятельность христианина в отношении к другим и все другие к ним расположения, обязательные для него. Но само оно частнее выражается в следующих свойствах: В благорасположении, или ощущении удовольствия от присутствия, обращения и общения с другим. Если брат, то кровь должна говорить. Сим чувством указывается сердечный союз. Он же есть верный и самый тонкий свидетель и признак любви истинной, полной, зрелой. Кому неприятно быть с кем, в тех и любви нет: они разъединены. Равнодушие есть уже недоброе состояние, и в христианине ему не должно быть. Оно первый шаг замирания любви и уклонения сердца от истины в отношении к другим. Извиняться может равнодушие, даже и неприятность от встречи с другим, если они невольны — и то только при деятельном и усиленном напряжении на возбуждение расположения к нему. Так как сердце не вдруг настраивается как должно, то чего усильно ищет человек, то вменяется ему ради искания, хотя еще не снискано. В таком случае это будет как бы физическое несовершенство, а не нравственное. В благожелании. Кому приятен другой, тот желает ему всего хорошего. Благожелание — естественный плод расположенности. Оно изъявляется участием во всем, касающемся другого, сочувствием тому, принятием к сердцу, причтением того в свое состояние, разузнаванием, что где нужно, хорошо ли там или худо, с соответственною тому радостию или болёзнованием и порывами на помощь и содействие. Благожелание обнимает все движения доброго сердца для других. Оно отрадно даже и при скорби, дает покой, расширяет сердце и очищает его от эгоистических страстей, как огонь очищает металл. Ему противоположно недоброжелательство — плод равнодушия и холодности. Здесь бывает или отсутствие благожелания, или желание противоположного, то есть зложелание. С ними в содружестве неразрывном — злорадство и зависть, два мучителя, терзающие бедное сердце человека, потерявшего любовь. В благопопечении. Истинное благожелание услаждается благом другого и порывается на помощь и содействие нуждающемуся, почему рождает из себя деятельное и заботливое попечение о благе другого. Это так неизбежно, что пресекается только невозможностью содействовать. Во всяком же другом случае отсутствие его обличает слабость благожелания и отсутствие любви! Не любим словом, но делом и истиною (1 Ин. 3:18). Друг друга тяготы носите (Гал. 6:2), заповедуют апостолы. При сем должно помнить, что попечение делом может происходить не из доброго сердца; равно и то, что и доброе благожелание может быть плодом неразборчивого симпатического природного расположения. Все дело в том, как относится к сим сторонам распоряжающийся ими ум, или лицо внутреннее. Содействуй и без расположения с тою целию, чтобы оно пришло; и благо-желаниям не поддавайся без разбора, чтобы из доброго не выросло зло, ибо сердце слепо. Вообще, надо так настроиться, чтобы содействие исходило не из угождения себе, не из угождения другим, а из одной — внутренней, истинное благо зрящей и к нему все направляющей любви. Прочное, твердое и трезвенное благо-попечение сим способом и образуется. Тогда христианин и желает только того, о чем должно попещись, и печется о том, чего пожелать другому должно. И это есть здравое состояние любви к ближним, без которого и до которого благожелание с благопопечением могут идти врозь, одно другому мешая и даже противореча. Однако ж всеначалом его служит действительное попечение под управлением высшего начала деятельного, а не одно благожелание, которое может быть и бесплодно, и неправо. К отличительным свойствам благопопечения принадлежит неотсрочное, скорое, всеусиль-ное вспомоществование, какое сочтено нужным по соображению с целию. Оно не мятется в суете, а идет ровно, степенно, но и не недугует отлаганием и отсрочками. У него закон: пользуйся всяким случаем, ибо он уже не повторится; сокровиществуй и богатись. Ему противоположно и бесплодное желание, переходящее в пустую мысль о возможностях помочь; но главным образом то, что рождается из недоброжелательства, то есть не только непопечение и несодействие, но даже противодействие, или препятствия успехам, и прямое злодеяние. То и другое — плод эгоистических страстей, всегда притом раздражаемых и усиливаемых взаимными неприятностями. Сими тремя: благорасположением, благоже-ланием и благопопечением — определяется истинное свойство братской любви. Когда нет какого из сих движений сердца и притом не только вообще, но ко всякому, в частности, нет и любви прямой, или она не созрела, а находится еще только в зародыше, растет. Рост ее и необходим, по существу дела. Сердце, в состоянии падшего, не право чувствует. Должно обновить в нем дух правый. Главное, оно пристрастно, любит своих только и им покровительствует... Здесь нет зла, но оно может быть, если его оставить так. Христианину должно всех христиан ввесть в свое родство и со всеми жить как с родными, должно довесть себя до того, чтобы всех обнимать равною любовию — различать же только деятельность или содействие и то не по чувству, а по бескорыстной и отрешенной мере здравого рассуждения. 2. Апостол Павел образ деятельности на других выражает так: братолюбием друг ко другу любезны: честию друг друга больша творяще (Рим. 12:10), то есть братская любовь к другим не может не быть соединена с уважением к ним. Это же расположение прямо рождается и из чувства родственности. У кого есть сие последнее, у того есть и уважение. Из родных мы с уважением смотрим даже на дитя, еще не пришедшее в самосознание. В христианстве же, сем духовном родстве, оно еще естественнее для того, кто глубоко сознает значение христианина. Христианин — храм Духа Святого, жилище Отчее и Сыновнее. Следовательно, он сосуд Божества. Прими же его, как принесшего к тебе Бога в себе, с благословениями, подобно древнему ковчегу, и притом всякого, велик ли он или мал, беден или богат, умен или нет. В чувстве христианского уважения все внешнее должно быть устранено как не принадлежащее самому христианину чужое и пришлое, а должно иметься в виду одно достоинство лица. Внешнее по необходимости разнообразно, а уважение должно быть больше или меньше одинаково ко всем. Источник его — внутреннее значение христианина, с коим может не сообразоваться внешнее. Почти того, кого почтил Бог. Свойство или тон уважения определил апостол Павел словами: честию больша себе творяще. Всякого другого в чувстве сердца должно ставить выше себя, себя — ниже его и не знаками то показывать только, но чувствовать внутри. Знаки могут быть иные, как, например, у начальствующих, а уважение — одно. Нет труднее сей добродетели, ибо она стоит прямо против самости. Особенно она трудна для имеющего отличия и в отношении к тому, кто себя унижает чем-нибудь. Но закон не отменяется ради трудности исполнения. Трудно? — употреби усилие. Главное в сем деле — устранение из внимания внешнего состояния христианина и восприятие им одного внутреннего его значения. Последнее, поелику высоко, будучи живо сознано, родит уважение. Противное уважению чувство есть презорство. По противоположности оно всех ставит ниже себя и, еще более, ставит ни во что. Оно плод гордости, самомнения, забвения себя и брата своего. 3. Уважающий другого священным почитает все, принадлежащее ему, и во всем воздает ему должное. Расположение воздавать всякому должное из уважения и любви есть справедливость. Где есть уважение, там и справедливость, и наоборот... Ибо само уважение есть первая справедливость, из которой истекает и которою поддерживается уже и вся область правды. Правда обыкновенно считается самою внешнею оградою нравственной жизни в том смысле, что кто зашел за ее пределы, тот разоряет основы царства нравственного, от того нечего более ожидать. Но то не истинно, будто правда может ограничиваться одною только отрицательною стороною, то есть только не делать того, что нарушает право другого, или делать только то, что может быть вытребовано законным порядком. Это не христианская правда, а мирская, внешняя, судебная. Христианская же обнимает и положительную сторону, делает все, что должно, для другого не по внешнему страху, а по внутреннему расположению. Правда холодная, законная только и внешняя — нехристианская... Сия последняя идет от совести с участием сердца... Однако ж она отлична от любви, хотя одушевляется ею. Противно ей попрание прав другого, несправедливость есть плод презрения брата своего. Когда лицо вменено ни во что, как уважать права? Таким образом, всякого христианина встреть как брата родного, забывши все внешнее, будь с ним и при нем с приятностию, согрей сердце к нему благожеланиями, обыми его благо-попечением, сколько есть средств и сил, сохраняя при сем полное уважение к лицу его, которое он стал носить во Христе Иисусе, и напрягаясь явить в отношении к нему всю правду и избежать всякой неправды. Все сии чувства одновременно должны возникать и в отношении к каждому христианину. Должно заботиться, чтобы они все были в силе и не отставали друг от друга, чтобы в духе христианина была стройность. Но очевидно, что последние, как бы внешние, пределы, видимые для всех, здесь суть содействие и справедливость. Другие чувства сокрыты внутри и зреют под прикрытием их, как плоды под листьями, и то предшествуют им, то последуют за ними, так, однако ж, что если нет их, то нет истины и в сих последних. Это хорошо отшлифованный сосуд, назначенный для хранения благовонных мастей, но пустой. Так, преимущественно должно иметь полноту любви в сердце, чтобы в нем ближний не тесно вмещался, но чтобы к нему расширялось сердце, подобно Павлову. 2б) Какие требуются действия? Когда есть истинные расположения, будут и действия, ибо несократима, неудобозакрываема сила расположений. Однако ж дела сии источаются не без осмотрительности и условий, но как вообще всякое действие определяется предметом, так и они изменяются соответственно свойствам лица, к которому обращены. Предстоящее нам в христианине лицо есть человек, состоящий из души и тела, с известною мерою благосостояния внешнего. Каждая из сих сторон брата нашего вызывает у нашей любви своего только рода действия, которые и обращаются нам в обязанность. Отсюда само собою видно, что обязательные для нас к братиям нашим, христианам, действия бывают трех родов: одни относятся к их душе, другие — к телу, третьи — к их благосостоянию внешнему.
Из Книги "Начертание христианского нравоучения"
СВЯТИТЕЛЬ ФЕОФАН ЗАТВОРНИК
Церковь есть и хранилище благодатных средств спасения, и дом спасающихся и спасенных. Вступивший в живой с нею союз и воспринимает на себя все ее устроение, и вместе вступает в глубокое общение со всеми членами ее. Несте странны и пришельцы, говорит апостол, но сожителе Святым и приснии Богу: наздани бывше на основании Апостол и Пророк, сушу краеугольну Самому Иисусу Христу: о Немже всяко создание составляемо растет в Церковь Святую о Господе (Еф. 2:19, 20, 21). Сие общение так же тесно, как и общение членов в теле, ибо едино тело есмы о Христе (Рим. 12: 4, 5). Так как члены Святой Церкви делятся на две степени, одни уже перешли из сей жизни, упокоены в Царствии Небесном и составляют Церковь торжествующую, другие еще пребывают на земле, стремятся только достигнуть того состояния в борьбе и составляют Церковь воинствующую; то и общение у христиан одно с членами Церкви, торжествующими на небе, а другое с членами Церкви, на земле пребывающими и воинствующими. аа) Из отношения к отшедшим 1) прославленным Что есть общение у земных с небесными, о сем учит апостол: приступисте к Сионстей горе, и ко граду Бога живаго, Иерусалиму небесному: и тмам Ангелов, Торжеству, и Церкви первородных на небесех написанных, и Судии всех Богу: и духом праведник совершенных, и к ходатаю Завета нового Иисусу (Евр. 12: 22-24). Когда такой есть тесный союз, то должны быть и обязательные отношения. Но так как состояние небожителей совсем другое, нежели земных, то иным образом нам должно держать себя в отношении к ним, нежели к тем, с коими живем здесь. Понятие об их состоянии и о способе нашего с ними сношения определяет обязательные для нас в отношении к ним действия и притом как общие ко всем, так и частные к разным чинам их. Так как они уже совершились, взошли в блаженнейшую меру возраста исполнения Христова, достигли высшего предназначенного обожения, предстали пред Бога и пребывают пред лицом Его, как дети в дому, с дерзновением простирая к Нему слово молитвы, прешли от немощи, стали сильны, по благодати Господней, в их действии на тварь видимую и невидимую, то мы должны: воздавать им чествование не Божеское, но выше человеческого, и не как Богу, но как полнейшим сосудам Божества, Богом возвеличенным и прославленным; прибегать к их ходатайству, как к молитвенникам о нас неусыпным и сильным у Бога, по Его человеколюбию и неизреченной благости, и с верою и надеждою просить их помощи и защиты, как сильных по благодати Божией. Так как, далее, они не отделились, а пребывают вместе с нами членами единой Церкви и составляют притом образец и как бы мету, к коей всякий должен устремляться, то отсюда опять следует, что мы должны: познавать их богоподобные свойства и труды, ими подъятые, и всеми силами стараться подражать им в чувствах и делах, почитая их жизнь верным руководительным светом; приходить с ними, сколько возможно, в теснейшее духовное единение, соуслаждаясь их славою и сочувствуя их трудам и добродетелям. Во исполнение всего такого должно: воспоминать их в их дни и праздновать положенные им празднества; чтить их иконы, молиться пред ними и лобызать любовно, возжигать свечи и служить молебны; прочитывать их жития или тропари и кондаки; беседовать о них и о делах их с должным уважением и любовью. И, в частности, каждому лику святых лежащие на нас обязательные действия те же, с некоею тению изменения и отличия соответственно их чину. Потому здесь сама мысль о чине научит, как относиться к ним, только объясни себе значение чина. В сей небесной иерархии выше всех честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим — Владычица Богородица. За Нею чины бесплотных: девять по их порядку; затем святые Божий: пророки и больший из пророков — Предтеча, апостолы и верховные из них — Петр и Павел, святители, из них великие — Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, святой Николай и российские: Петр, Алексей, Иона, Филипп; мученики, исповедники, преподобные, бессребренники, Христа ради юродивые. Ближайшие из них к каждому христианину суть Владычица Богородица, общая всех христиан Матерь и Заступница, Ангел Хранитель, святой соименный, святой храма или страны, тот, коего мощи есть или коим явлено особое заступление. Сии особые отношения выражены в молитвах, обращаемых к ним. По образу их надо поминать их в каждой молитве, совершается ли молитва по чину, или только внутренние возносятся к Богу воззвания: Пресвятая Владычице Богородице, спаси нас! Ангеле Божий, Хранителю мой святый, моли Бога о мне; затем исповедовать Матерь Господа Приснодевою, Богородицею и воздавать Ей чествование высшее всех ангелов и архангелов, яко существенно участвовавшей в устроении воплощенного домостроительства; должно Ангелу Хранителю внимать и приучаться понимать его внушения; святому соименному со-ревновать в его именно добродетелях, знать жизнь его и праздновать день его благочестно; к святому же храма прибегать с особою верою, ибо все крещаемые в том храме становятся под его попечение; к святому страны ходить в храм, к мощам, к иконе. Всю же небесную Церковь должно поминать в главных молитвах по чину их, как в молитве церковной: Спаси, Боже, люди Твоя... Или: Владыко многомилостиве... и в других. Главная цель сих соотношений есть воспитать в себе стремление и жажду вступить в сообщество торжествующих на небе. Все предназначены к тому, и надобно приготовлять себя: чаще обращаться туда мыслию и сердцем, напрягаясь, сколько можно, постигнуть и предвкусить сладость их пребывания там, чтобы наконец сказать: когда-то я разрешусь! Чаще беседовать с ними в молитве и размышлении, чтобы, явившись туда, не быть чуждым им, а вступить как бы в родное общество. 2) К отшедшим и пребывающим в надежде жизни вечной Кроме, впрочем, сих прославленных, совершенных, явленных нашими ходатаями и защитниками, есть еще класс людей, отшедших от нас в вере и уповании, коих участь, однако ж, нам с определенною решительностью неизвестна. И они не отделяются от нас и пребывают в том же доме Церкви, а потому и наши обязанности к ним не прекращаются со смертью их, хотя уже они не могут быть те же, какие были прежде. Так, надобно всякого вообще умершего брата во Христе способствовать похоронить, если есть нужда, и отдать ему последний долг; за всякого приносить молитвы, жертвы и милостыни; или совсем не говорить о них, или говорить одно хорошее, но никак не злословить и не осуждать; исполнять их последнюю добрую волю; с благодарностью воспоминать об их добре и стараться подражать их назидательным обычаям и поддерживать их. А касательно родных, кроме всего сего, надо еще не скорбеть, подобно не имущим упования, хотя и нельзя быть равнодушным; совершать о них поминовения поименно всегда, особенно в 3-й, 9-й, 40-й дни, в год, в дни поминовений церковных и во всякой молитве. Умершим одна отрада — молитва усердная, уповательная, сильная. Милостыня тоже много может; но главное — бескровная жертва. бб) Чувства и расположения к братиям о Христе, живущим с нами на земле и составляющим тело Церкви земной Другого рода обязательные отношения связывают нас с теми христианами, с коими живем на земле. Сии отношения вытекают из понятия о христианах как едином теле Церкви (Еф. 4:16; 1 Кор. 12:12, .27) и бывают двух родов: одни — ко всему телу Церкви, другие же — к каждому члену ее, поелику он член. 1) Ко всему телу Церкви Первые указываются отличительными свойствами живого тела. Отличительные свойства живого организованного тела суть гармония, или стройное согласие всех частей, в одном целом, живое соединение, или сочувствие и сострастие, и распределение трудов между всеми частями в пользу одного целого, минуя себя. Соответственно сим трем свойствам живого тела есть и у христиан в отношении к целому телу Церкви обязательные чувства и расположения, кои сознательно воспитывать в себе неминуемо должно всякому. Именно: 1а) Быть в согласии, или подобонастроении, по духу со всею Церковию. Члены в теле "согласны оттого, что все проникаются одною жизнию. И каждый христианин должен напо-иться одним и тем духом, коим преисполнена вся Церковь. Коль скоро нет сего, он не от Церкви есть: от нас изыдоша, но не быша от нас, говорится о подобных (1 Ин. 2:19). Хотя вещественного отрешения видимого не будет, но оно само совершится внутри над душою, и не мечтательно, а истинно. Сие единство духа выражается в единстве начал умственных и нравственных, или в единомыслии и единоволии. Единомыслие с такою убедительностию предписывается святыми апостолами почти непрестанно! Апостол Петр, после других обязанностей, заключает: конец же, ecu единомуд-ренни будите (1 Пет. 3:8). Апостол Павел завещает: тожде друг ко другу мудрствовать (Рим. 12:16), и то Бога молить: да даст всем тожде мудрствовати друг ко другу о Христе Иисусе: да единодушно едиными усты славят Бога (Рим. 15:6), то самих христиан умоляет: молю вы, братие, именем Господа нашего Иисуса Христа да тожде глаголете ecu, да не будут в вас распри, да будете же утверждени в томже разумении и в тойже мысли (1 Кор. 1:10). Исполните мою радость, да тожде мудрствуете, туже любовь имуще, единодушии, единомудренни (Флп. 2: 2). Это обязывает христианина не быть равнодушным к тому образу мыслей, какой он питает, и не думать, что все равно, как бы ни понимал он иные вещи, он должен всячески заботиться сколько можно искреннее и внутреннее объединиться в разуме и мысли со всеми — потому не только не ставить себе в честь особенность и индивидуальность воззрения, но скорбеть о том, что оно есть, особенно если успело так укорениться, что требует борьбы. С сей точки зрения все философствования и самостоятельные взгляды в области откровенных истин суть преступления. Отцы наши не так поступали. О всяком предмете у них первое было позаботиться узнать, как судили отцы... И это повсевременная практика в Церкви — быть в единомыслии со всеми. Единоволие, или жизнь по воле Божией, иначе чистота... Это обязывает христианина к тому, чтобы быть чистым, как все, и нечистотою своею не осквернять святого тела Церкви... И в Ветхом Завете неоднократно было заповедано: измите злое от вас самих (Втор. 17:7), потому что оно нейдет в общем, чистом составе всех, весь его опорочивает и подвергает опасности, как это и бывало, что за грех одного страдали все. Равно апостол Павел укоряет коринфян, зачем терпят они нечистого, ибо как квас квасит все смешение, так и он нечистою сделал всю их Церковь (1 Кор. 5:6). Так, нечистота есть посягательство на благо всей Церкви, посему требование чистоты есть великой важности. Но, с другой стороны, нечистота в сосуде, наполненном водою, или всплывает наверх, или оседает на низ, то есть находится вне тела воды. Так и всякий нечистый, собственно, есть вне тела Церкви, отделен ли он форменно или нет. Итак, член ты Церкви? Будь же чист, зная, что если не чист, то уже и не член. 1б) Члены живого тела состоят в живом союзе, по коему происходящее во всем теле отражается в каждом члене, и, наоборот, состояние каждого члена отражается в целом составе. Это свойство иначе есть сострастие. Соответствующую ему обязанность тоже прилично назвать сочувствием, или сострастием, по коему живо должно ощущать, что происходит со всеми и во всех братьях наших, или в христианском мире. Апостол Павел так великим его поставляет и в такой степени предписывает, чтобы, когда страждет один член, страдали все и, когда радуется один, радовались бы и все (1 Кор. 12:26), чему сам показал пример, уверяя: кто изнемогает, и не изнемогаю (2 Кор. 11:29). Значит, состояние христианского мира не должно быть чуждо каждого христианина, холодно, без участия им знаемо и представляемо, но должно быть живо им ощущаемо. Сей союз всех сердечный в Слове Божием выражается единодушием... У всех, говорится о первых христианах, была душа едина и сердце едино... (Деян. 4:32), или, как заповедует апостол Павел, все христиане да живут, тщащеся блюсти единение духа в союзе мира (Еф. 4:3). По сей обязанности христианин сердцем своим расширяется по всему пространству христиан и живет с ними не как чужой, а как свой, подобно члену семейства, который, где бы ни был по месту, сердцем всегда находится при своих... Отсутствие такого чувства явно обличает потерю союза, отрезание от тела; и если в каком-либо месте все, именующиеся христианами, дойдут до взаимного отчуждения, то явно, что они перестали быть членами живого тела Церкви, суть ветви отломившиеся. 1в) Между членами живого тела распределены труды для целого так, что каждый член принадлежит целому, а не себе, не для себя работает, а для всех. Подобно сему и всякий христианин должен так действовать, чтобы сия деятельность была жертва целому, должен себя забыть, а иметь в уме одно благое общее, чувствовать себя и сознавать не начальным лицом, а орудием в составе целого тела Церкви. Итак, пусть всякий сознает, чем может и должен он действовать во благо всех, и пусть действует так с сознанием долга, то есть, по апостолу, имеющий дарование служить — служи, учить — учи, утешать — утешай, подавать — подавай (Рим. 12: 7, 8). Вообще, всякому сообщено дарование духа на пользу (1 Кор. 12:7), которыми и должны все взаимно служить между собою (1 Пет. 4:10). Это всем действиям христианина сообщает характер отрешенности, где личные выгоды совсем исчезают из внимания, а в виду имеется одно духовное благо христи-. ан, каково бы оно ни было. Если бы все действователи имели такое настроение, как скоро возвысилось бы и умственное, и нравственное совершенство христиан! Тут благословение Божие — отсюда совершенство или зрелость всякого дела, в которое не позволится войти ничему, что может быть неполезно. Сколько зла от забвения сего простого правила! Так, и душу и тело приноси в жертву благу христиан всех — на всех простирай заботливые виды. 1г) В сих трех расположениях выражается существо и дух христианской любви. Кто имеет сию любовь, тот, приведши себя в единомыслие и единоволие со всеми, а далее, растворившись и как бы разлившись по всем своим чувством и сердцем, всего себя, все силы тела и духа приносит в жертву благу целого тела Церкви, ему себя посвящает с самозабвением и самопожертвованием. Тут труженики истины, молитвенники, блюстители благосостояния. Не всем, конечно, можно выполнить сие требование делом; но всем можно и должно выполнять его в чувстве, в желании, в молитве, как и молимся о благосостоянии Божиих Церквей и о соединении всех. Такое настроение всей деятельности христианина сообщает некоторую независимость и свободу, не связывающуюся тесными пределами состояния своего лица или близких лиц, нередко даже и обстоятельств времени. Любовь дает ему возможность стать выше всего, чтобы оттуда созерцать, куда идет все, как и чем отвратить зло, защитить и возрастить добро. Ей свойственна материнская заботливость, предусматривающая, предостерегающая. Посему часто в деятельности ее можно, по неразумению, видеть нечто непонятное и как будто обличающее недальновидность, но последствия всегда ее оправдывают. И справедливо сию любовь должно назвать духоносною и потому, что она, несомненно, носит Духа, и потому, что сама носится Духом. Прочитав житие такого действователя, невольно воскликнешь: вот что значит истинная христианская любовь! Всем понятно сие чувство. Помолимся, да Бог любви паче и паче возгре-вает его в сердце нашем! 2) К каждому лицу, состоящему с нами в видимой связи Итак, истинно христианская любовь, отрешаясь от всех ограничений, простирается на весь христианский мир. Так же широко стремится она распространить и влияние дел своих, в чем нередко с помощью Божиею и успевает, но преимущественно осуществляется она, или прилагается к делу, в своем тесном кругу, пред теми и на тех, с коими обитает. То общее, глубочайшее, самое коренное настроение любящего сердца воодушевляет и дает отличительный характер христианской деятельности, или частному действованию лица, христианина, в своем месте, времени и обстоятельствах. Пусть при ответе на вопрос: как действовать христианину в отношении к каждому предстоящему лицу — определятся разные обязанности к ближним; но они все будут не что иное, как выражение духа любви, единого в разных применениях. Спрашивается: в каком расположении должно держать себя и как действовать в отношении к христианину, который пред нами? Отвечается: расположись так, как требует дух любви христианской, и действуй так, как требует предстоящее лицо соответственно опять тому же духу любви. Таким образом, есть у нас обязательные к христианам расположения, есть и обязательные к ним действия. 2а) Какие расположения должно питать нам взаимно друг к другу? 1. Нет различия: все одно о Христе Иисусе (Гал. 3:28), говорит апостол, как живые члены одного тела, как родные члены одного семейства. Принимай же всякого с чувством родства, как родного, как брата. Братская любовь — вот истинное расположение, господствующее между христианами! Встретив брата по крови, мы все забываем и чувствуем главным образом одно то, что он брат. Такое настроение должно быть у нас и в отношении ко всякому христианину. Братолюбием друг к другу любезными быть, заповедует нам апостол (Рим. 12:10). Из сего чувства должна истекать вся деятельность христианина в отношении к другим и все другие к ним расположения, обязательные для него. Но само оно частнее выражается в следующих свойствах: В благорасположении, или ощущении удовольствия от присутствия, обращения и общения с другим. Если брат, то кровь должна говорить. Сим чувством указывается сердечный союз. Он же есть верный и самый тонкий свидетель и признак любви истинной, полной, зрелой. Кому неприятно быть с кем, в тех и любви нет: они разъединены. Равнодушие есть уже недоброе состояние, и в христианине ему не должно быть. Оно первый шаг замирания любви и уклонения сердца от истины в отношении к другим. Извиняться может равнодушие, даже и неприятность от встречи с другим, если они невольны — и то только при деятельном и усиленном напряжении на возбуждение расположения к нему. Так как сердце не вдруг настраивается как должно, то чего усильно ищет человек, то вменяется ему ради искания, хотя еще не снискано. В таком случае это будет как бы физическое несовершенство, а не нравственное. В благожелании. Кому приятен другой, тот желает ему всего хорошего. Благожелание — естественный плод расположенности. Оно изъявляется участием во всем, касающемся другого, сочувствием тому, принятием к сердцу, причтением того в свое состояние, разузнаванием, что где нужно, хорошо ли там или худо, с соответственною тому радостию или болёзнованием и порывами на помощь и содействие. Благожелание обнимает все движения доброго сердца для других. Оно отрадно даже и при скорби, дает покой, расширяет сердце и очищает его от эгоистических страстей, как огонь очищает металл. Ему противоположно недоброжелательство — плод равнодушия и холодности. Здесь бывает или отсутствие благожелания, или желание противоположного, то есть зложелание. С ними в содружестве неразрывном — злорадство и зависть, два мучителя, терзающие бедное сердце человека, потерявшего любовь. В благопопечении. Истинное благожелание услаждается благом другого и порывается на помощь и содействие нуждающемуся, почему рождает из себя деятельное и заботливое попечение о благе другого. Это так неизбежно, что пресекается только невозможностью содействовать. Во всяком же другом случае отсутствие его обличает слабость благожелания и отсутствие любви! Не любим словом, но делом и истиною (1 Ин. 3:18). Друг друга тяготы носите (Гал. 6:2), заповедуют апостолы. При сем должно помнить, что попечение делом может происходить не из доброго сердца; равно и то, что и доброе благожелание может быть плодом неразборчивого симпатического природного расположения. Все дело в том, как относится к сим сторонам распоряжающийся ими ум, или лицо внутреннее. Содействуй и без расположения с тою целию, чтобы оно пришло; и благо-желаниям не поддавайся без разбора, чтобы из доброго не выросло зло, ибо сердце слепо. Вообще, надо так настроиться, чтобы содействие исходило не из угождения себе, не из угождения другим, а из одной — внутренней, истинное благо зрящей и к нему все направляющей любви. Прочное, твердое и трезвенное благо-попечение сим способом и образуется. Тогда христианин и желает только того, о чем должно попещись, и печется о том, чего пожелать другому должно. И это есть здравое состояние любви к ближним, без которого и до которого благожелание с благопопечением могут идти врозь, одно другому мешая и даже противореча. Однако ж всеначалом его служит действительное попечение под управлением высшего начала деятельного, а не одно благожелание, которое может быть и бесплодно, и неправо. К отличительным свойствам благопопечения принадлежит неотсрочное, скорое, всеусиль-ное вспомоществование, какое сочтено нужным по соображению с целию. Оно не мятется в суете, а идет ровно, степенно, но и не недугует отлаганием и отсрочками. У него закон: пользуйся всяким случаем, ибо он уже не повторится; сокровиществуй и богатись. Ему противоположно и бесплодное желание, переходящее в пустую мысль о возможностях помочь; но главным образом то, что рождается из недоброжелательства, то есть не только непопечение и несодействие, но даже противодействие, или препятствия успехам, и прямое злодеяние. То и другое — плод эгоистических страстей, всегда притом раздражаемых и усиливаемых взаимными неприятностями. Сими тремя: благорасположением, благоже-ланием и благопопечением — определяется истинное свойство братской любви. Когда нет какого из сих движений сердца и притом не только вообще, но ко всякому, в частности, нет и любви прямой, или она не созрела, а находится еще только в зародыше, растет. Рост ее и необходим, по существу дела. Сердце, в состоянии падшего, не право чувствует. Должно обновить в нем дух правый. Главное, оно пристрастно, любит своих только и им покровительствует... Здесь нет зла, но оно может быть, если его оставить так. Христианину должно всех христиан ввесть в свое родство и со всеми жить как с родными, должно довесть себя до того, чтобы всех обнимать равною любовию — различать же только деятельность или содействие и то не по чувству, а по бескорыстной и отрешенной мере здравого рассуждения. 2. Апостол Павел образ деятельности на других выражает так: братолюбием друг ко другу любезны: честию друг друга больша творяще (Рим. 12:10), то есть братская любовь к другим не может не быть соединена с уважением к ним. Это же расположение прямо рождается и из чувства родственности. У кого есть сие последнее, у того есть и уважение. Из родных мы с уважением смотрим даже на дитя, еще не пришедшее в самосознание. В христианстве же, сем духовном родстве, оно еще естественнее для того, кто глубоко сознает значение христианина. Христианин — храм Духа Святого, жилище Отчее и Сыновнее. Следовательно, он сосуд Божества. Прими же его, как принесшего к тебе Бога в себе, с благословениями, подобно древнему ковчегу, и притом всякого, велик ли он или мал, беден или богат, умен или нет. В чувстве христианского уважения все внешнее должно быть устранено как не принадлежащее самому христианину чужое и пришлое, а должно иметься в виду одно достоинство лица. Внешнее по необходимости разнообразно, а уважение должно быть больше или меньше одинаково ко всем. Источник его — внутреннее значение христианина, с коим может не сообразоваться внешнее. Почти того, кого почтил Бог. Свойство или тон уважения определил апостол Павел словами: честию больша себе творяще. Всякого другого в чувстве сердца должно ставить выше себя, себя — ниже его и не знаками то показывать только, но чувствовать внутри. Знаки могут быть иные, как, например, у начальствующих, а уважение — одно. Нет труднее сей добродетели, ибо она стоит прямо против самости. Особенно она трудна для имеющего отличия и в отношении к тому, кто себя унижает чем-нибудь. Но закон не отменяется ради трудности исполнения. Трудно? — употреби усилие. Главное в сем деле — устранение из внимания внешнего состояния христианина и восприятие им одного внутреннего его значения. Последнее, поелику высоко, будучи живо сознано, родит уважение. Противное уважению чувство есть презорство. По противоположности оно всех ставит ниже себя и, еще более, ставит ни во что. Оно плод гордости, самомнения, забвения себя и брата своего. 3. Уважающий другого священным почитает все, принадлежащее ему, и во всем воздает ему должное. Расположение воздавать всякому должное из уважения и любви есть справедливость. Где есть уважение, там и справедливость, и наоборот... Ибо само уважение есть первая справедливость, из которой истекает и которою поддерживается уже и вся область правды. Правда обыкновенно считается самою внешнею оградою нравственной жизни в том смысле, что кто зашел за ее пределы, тот разоряет основы царства нравственного, от того нечего более ожидать. Но то не истинно, будто правда может ограничиваться одною только отрицательною стороною, то есть только не делать того, что нарушает право другого, или делать только то, что может быть вытребовано законным порядком. Это не христианская правда, а мирская, внешняя, судебная. Христианская же обнимает и положительную сторону, делает все, что должно, для другого не по внешнему страху, а по внутреннему расположению. Правда холодная, законная только и внешняя — нехристианская... Сия последняя идет от совести с участием сердца... Однако ж она отлична от любви, хотя одушевляется ею. Противно ей попрание прав другого, несправедливость есть плод презрения брата своего. Когда лицо вменено ни во что, как уважать права? Таким образом, всякого христианина встреть как брата родного, забывши все внешнее, будь с ним и при нем с приятностию, согрей сердце к нему благожеланиями, обыми его благо-попечением, сколько есть средств и сил, сохраняя при сем полное уважение к лицу его, которое он стал носить во Христе Иисусе, и напрягаясь явить в отношении к нему всю правду и избежать всякой неправды. Все сии чувства одновременно должны возникать и в отношении к каждому христианину. Должно заботиться, чтобы они все были в силе и не отставали друг от друга, чтобы в духе христианина была стройность. Но очевидно, что последние, как бы внешние, пределы, видимые для всех, здесь суть содействие и справедливость. Другие чувства сокрыты внутри и зреют под прикрытием их, как плоды под листьями, и то предшествуют им, то последуют за ними, так, однако ж, что если нет их, то нет истины и в сих последних. Это хорошо отшлифованный сосуд, назначенный для хранения благовонных мастей, но пустой. Так, преимущественно должно иметь полноту любви в сердце, чтобы в нем ближний не тесно вмещался, но чтобы к нему расширялось сердце, подобно Павлову. 2б) Какие требуются действия? Когда есть истинные расположения, будут и действия, ибо несократима, неудобозакрываема сила расположений. Однако ж дела сии источаются не без осмотрительности и условий, но как вообще всякое действие определяется предметом, так и они изменяются соответственно свойствам лица, к которому обращены. Предстоящее нам в христианине лицо есть человек, состоящий из души и тела, с известною мерою благосостояния внешнего. Каждая из сих сторон брата нашего вызывает у нашей любви своего только рода действия, которые и обращаются нам в обязанность. Отсюда само собою видно, что обязательные для нас к братиям нашим, христианам, действия бывают трех родов: одни относятся к их душе, другие — к телу, третьи — к их благосостоянию внешнему.
Из Книги "Начертание христианского нравоучения"
СВЯТИТЕЛЬ ФЕОФАН ЗАТВОРНИК
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.