Меню
Назад » »

Высоцкий Владимир (81)

Татуировка
Не делили мы тебя и не ласкали,
А что любили, так это позади.
Я в душе ношу твой светлый образ, Валя,
А Леша выколол твой образ на груди.
Я в тот день, когда прощались на вокзале,
Я тебя до гроба помнить обещал.
Я сказал, — Я не забуду в жизни Вали!
— А я тем более! - Мне Леша отвечал.
А теперь реши, кому из нас с ним хуже,
И кому трудней, попробуй разберись.
У него твой профиль выколот снаружи,
А у меня душа исколота снутри.
И когда мне так уж тошно, хоть на плаху
(Пусть слова мои тебя не оскорбят),
Я прошу, чтоб леша расстегнул рубаху,
И гляжу, гляжу часами на тебя.
Но недавно мой товарищ, друг хороший,
Он беду мою искусством поборол,
Он скопировал тебя с груди у Леши
И на грудь мою твой профиль наколол.
Знаю я, своих друзей чернить неловко,
Но ты мне ближе и роднее оттого,
Что моя, верней, твоя татуировка
Много лучше и красивше, чем его.
***
Я сейчас взорвусь, как триста тонн тротила,
Во мне заряд нетворческого зла.
Меня сегодня муза посетила,
Посетила, так, немного посидела и ушла.
У ней имелись веские причины,
Я, в общем, не имею права на нытье:
Ну, вы представьте, ночью муза у мужчины,
Бог весть, что люди скажут про нее.
И все же мне досадно, одиноко,
Ведь эта муза, люди подтвердят,
Засиживалась сутками у Блока,
У Бальмонта жила, не выходя.
Я бросился к столу, весь нетерпенье,
Но, господи, помилуй и спаси,
Она ушла, исчезло вдохновенье
И три рубля, должно быть, на такси.
Я в бешенстве ношусь, как зверь, по дому,
Ну бог с ней, с музой, я ее простил.
Она ушла к кому-нибудь другому,
Я, видно, ее плохо угостил.
Огромный торт, утыканный свечами,
Засох от горя, да и я иссяк.
С соседями я допил, сволочами,
Для музы предназначенный коньяк.
Ушли года, как люди в черном списке,
Все в прошлом, я зеваю от тоски.
Она ушла безмолвно, по-английски,
Но от нее остались две строки.
Вот две строки, я гений, прочь сомненья,
Даешь восторги, лавры и цветы!
Вот две строки: я помню это чудное мгновенье,
Когда передо мной явилась ты!
***
Наш Федя с детства связан был с землею,
Домой таскал и щебень, и гранит.
Однажды он принес домой такое,
Что мама с папой плакали навзрыд.
Он древние строения искал с остервенением
И часто диким голосом кричал,
Что, дескать, есть еще тропа,
Где встретишь питекантропа,
И в грудь себя при этом ударял.
Студентом Федя очень был настроен
Поднять археологию на щит.
Он в институт притаскивал такое,
Что мы вокруг все плакали навзрыд.
Привез однажды с практики
Два ржавых экспонатика
И уверял, что это — древний клад.
А на раскопках в Элисте
Нашел вставные челюсти
Размером с самогонный аппарат.
Он жизнь решил закончить холостую
И стал бороться за семейный быт,
Я, говорил, жену найду такую
От зависти заплачете навзрыд!
Он все углы облазил,
В Европе был и в Азии
И все же откопал свой идеал.
Но идеал связать не мог
В археологии двух строк
И Федя его снова закопал.
Мишка Шихман
Мишка Шихман башковит,
У него предвиденье,
Что мы видим, говорит,
Кроме телевиденья?
Смотришь конкурс в Сопоте
И глотаешь пыль,
А кого ни попадя
Пускают в Израиль.
Мишка также сообщил
По дороге в Мневники:
«Голду Меир я словил
В радиоприемнике».
И такое рассказал,
До того красиво,
Что я чуть было не попал
В лапы Тель-Авива.
Я сперва-то был не пьян,
Возразил два раза я.
Говорю, — Моше Даян
Стерва одноглазая.
Агрессивный, бестия,
Чистый фараон,
Ну, а где агрессия,
Там мне не резон.
Мишка тут же впал в экстаз
После литры выпитой.
Говорит: «Они же нас
Выгнали с Египета.
Оскорбления простить
Не могу такого,
Я позор желаю смыть
С рождества Христова».
Мишка взял меня за грудь,
Мол, мне нужна компания,
Мы с тобой не как-нибудь,
Здравствуй — до свидания.
Мы побредем, паломники,
Чувства подавив.
Хрена ли нам Мневники,
Едем в Тель-Авив!
Я сказал, — я вот он весь,
Ты же меня спас в порту,
Но, говорю, загвоздка есть,
Русский я по паспорту,
Только русские в родне,
Прадед мой — самарин,
Если кто и влез ко мне,
Только что татарин.
Мишку Шихмана не трожь,
С Мишкой прочь сомнения:
У него евреи сплошь
В каждом поколении.
Вон, дед параличом разбит,
Бывший врач-вредитель,
А у меня — антисемит
На антисемите.
Мишка — врач, он вдруг затих,
В Израиле бездна их.
Там гинекологов одних,
Как собак нерезаных.
Нет зубным врачам пути,
Слишком много просятся.
Где ж на всех зубов найти?
Значит, безработица.
Мишка мой кричит:
«К чертям! Виза или ванная!
Едем, Коля, море там
Израилеванное».
Видя Мишкину тоску,
(А он в тоске опасный),
Я еще хлебнул кваску
И сказал: «Согласный!»
Хвост огромный в кабинет
Из людей, пожалуй, ста,
Мишке там сказали: «Нет»,
Ну а мне: «Пожалуйста».
Он кричал: «Ошибка тут,
Это я еврей!», А ему:
«Не шибко тут, Выйди из дверей!»
Мишку мучает вопрос,
Кто тут враг таинственный,
А ответ ужасно прост
И ответ единственный.
Я в порядке, тьфу-тьфу-тьфу,
Мишка пьет проклятую.
Говорит, что за графу
Не пустили пятую.
***
Нету меня, я покинул Россею,
Мои девочки ходят в соплях.
Я теперь свои семечки сею
На чужих Елисейских полях.
Кто-то вякнул в трамвае на Пресне:
«Нет его, умотал, наконец.
Вот и пусть свои чуждые песни
Пишет там про Версальский дворец!»
Слышу сзади обмен новостями:
«Да не тот, тот уехал, спроси!»
Ах не тот, говорят, и толкают локтями
И сидят на коленях в такси.
А тот, с которым сидел в Магадане,
Мой дружок еще по гражданской войне
Говорит, что пишу я, мол, Ваня,
Скучно, Ваня, давай, брат, ко мне!
И что я уж просился обратно,
Унижался, юлил, умолял.
Ерунда, не вернусь, вероятно,
Потому что я не уезжал.
Кто поверил — тому по подарку,
Чтоб хороший конец, как в кино,
Забирай триумфальную арку,
Налетай на заводы Рено!
Я смеюсь, умираю от смеха,
Как поверили этому бреду?
Не волнуйтесь, я не уехал,
И не надейтесь — не уеду!
Индийская культура
Чем славится индийская культура?
Вот, скажем, Шива — многорук, клыкаст.
Еще артиста знаем, Радж Капура,
И касту йогов — высшую из каст.
Говорят, что раньше йог мог
Ничего не бравши в рот — год,
А теперь они рекорд бьют
Все едят и целый год пьют.
А что же мы? И мы не хуже многих.
Мы тоже можем ночь недосыпать.
И бродят многочисленные йоги,
Их, правда, очень трудно распознать.
Очень много может йог штук.
Вот один недавно лег вдруг,
Третий день уже лежит — стыд,
Ну, а он себе лежит, спит.
Я знаю, что у них секретов много,
Поговорить бы с йогом тет на тет!
Ведь даже яд не действует на йога,
На яды у него иммунитет.
Под водой не дышит час — раз,
Не обидчив на слова — два.
Если чует, что старик, вдруг
Скажет: «Стоп!» И в тот же миг — труп.
Я попросил подвыпившего йога
(Он бритвы, гвозди ел, как колбасу):
«Послушай, друг, откройся мне, ей-богу,
С собой в могилу тайну унесу!»
Был ответ на мой вопрос прост,
Но поссорились мы с ним в дым.
Я бы мог открыть ответ тот,
Но йог велел хранить секрет. Вот.
***
Где мои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где мои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
А где не гаснет ночью свет?
На Большом Каретном.
И где меня сегодня нет?
На Большом Каретном.
Помнишь ли товарищ этот дом?
Верю, вспоминаешь ты о нем.
Я скажу, что тот полжизни потерял,
Кто на Большом Каретном не бывал.
Еще бы ведь…
Где мои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где мои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
А где мой черный пистолет?
На Большом Каретном.
А где меня сегодня нет?
На Большом Каретном.
Переименован он теперь,
Стало все по-новому, верь-не верь,
И все же, где б ты ни был, где ты не бредешь,
Нет-нет, да по Каретному пройдешь.
Еще бы ведь…
Где мои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где мои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
А где не гаснет ночью свет?
На Большом Каретном.
А где меня сегодня нет?
На Большом Каретном…
Марш космических негодяев
Вы мне не поверите, иль просто не поймете,
В космосе страшней, чем даже в дантовском аду!
По пространству-времени мы прем на звездолете,
Как с горы на собственном заду,
Но от Земли до Беты восемь ден,
Ну, а до планеты Эпсилон
Не считаем мы, чтоб не сойти с ума.
Вечность и тоска. Ох влипли как!
Наизусть читаем Киплинга,
А вокруг-космическая тьма.
На земле читали в фантастических романах
Про возможность встречи с иноземным существом.
Мы на земле забыли десять заповедей рваных,
Нам все встречи с ближним нипочем.
Нам прививки сделаны от грез и снов дешевых,
От дурных болезней и от бешеных зверей.
Нам плевать из космоса на взрывы всех сверхновых,
На земле бывало веселей!
Но от Земли до Беты восемь ден,
Ну, а до планеты Эпсилон
Не считаем мы, чтоб не сойти с ума.
Вечность и тоска. Ох влипли как!
Наизусть читаем Киплинга,
А вокруг космическая тьма.
Прежнего, земного не увидим небосклона.
Если верить россказням ученых чудаков,
То, когда вернемся мы, по всем по их законам
На Земле пройдет семьсот веков!
Ну, так есть смеяться отчего:
На Земле бояться нечего,
На Земле нет больше тюрем и дворцов.
На Бога уповали, бедного,
Но теперь мы знаем: нет его.
Ныне, присно и во век веков.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar