Меню
Назад » »

Владимир Сергеевич Соловьев (106)

Если в современной жизни поэт видит только или скуку, или ужас, то едва ли найдет он что-нибудь хорошее в истории. Гр. Кутузов нашел в ней для своего творчества только один сюжет - смерть Святополка Окаянного. Это - интересная попытка представить в художественной форме психологию преступника, показать, как совершенное злодеяние объективируется, становится внешнею силою, которая толкает к новым преступлениям. Тем не менее мне кажется непозволительным приписывать историческому лицу, хотя бы даже [91] окаянному, такие преступления, каких он не совершал, особенно же если их и вовсе невозможно было совершить. Гр. Кутузов в своей драматической сцене заставляет Святополка убивать схимонаха Варфоломея, причем выводится также старец Иринарх, строитель скита пустынножителей. Все это принадлежит, очевидно, к монашеству греко-восточному. Между тем действие происходит в 1019 г. в пограничной местности между Польшей и Богемией, т. е. в Силезии или в Моравии, а в этих странах восточное монашество, если бы и успело появиться со всеми своими особенностями в краткое время епископства св. Мефодия (в IX-м веке), то во всяком случае к началу XI века давным-давно исчезло[17].
 Это, конечно, мелочь. Любопытно не то, что автор произвольно и неудачно усугубил окаянство своего героя, а то, что он во всей истории заинтересовался только одним этим окаянным. Такой выбор мрачного злодея в качестве единственного исторического сюжета кажется мне не случайным: он находится в связи - вероятно, невольной и несознанной - с господствующим миросозерцанием нашего поэта и с его взглядом на историю. Признавая жизнь бессмыслицей, он в историческом движении человечества видит не только "чужой шум", "лести звук пустой" и "праздных слов игру", но даже какое-то злодеяние. Основной мотив исторического прогресса есть покорение дикой природы человеческим духом. Но именно это кажется поэту чем-то греховным, заслуживающим кары и получающим ее. Такая идея, согласная с общим пессимизмом гр. Кутузова, вдохновила его поэтическую сказку "Лес", содержание которой он нашел в прозе А. Додэ, но взял по праву как свое и претворил в прекрасные стихи[18].
 
 Есть берег чудесный - морская волна,
 К нему подбегая, смолкает;
 Там силы дремучей и тени полна,
 Кругом вековая царит тишина,
 Там лес-богатырь почивает.
 Он дремлет, и грезит, и шепчет сквозь сон.
 Волшебен и странен тот шепот,
 Как темная молвь стародавних времен,
 Как дального веча торжественный звон,
 Как моря безбрежного ропот.
 
 В это дремучее царство дикой природы пришли люди, после упорной борьбы с лесом одолели его, выжгли себе место и построили город. [92]
 
 То было уж поздней осенней порой,
 И лес их оставил в покое.
 Гордилися люди победой такой
 И славили мудрость свою... но весной
 Вновь горе постигло их злое.
 
 Лес ожил, набрался дикой силы и задавил человеческую культуру.
 И скоро не стало дворцов, площадей,
 
 Проездов и улиц широких.
 Все скрылось во мраке мохнатых ветвей,
 Лишь крики, проклятья и стоны людей
 Носилися в дебрях глубоких!
 Все реже и глуше звучали они,
 Деревья сплетались все гуще;
 В вершинах, как в добрые старые дни,
 Пернатые хором запели в тени,
 А лес разрастался все пуще!
 Свершилось! - В живых ни единой души
 На месте борьбы не осталось,
 И вновь все заснуло средь мертвой тиши;
 Людей появленье в чудесной глуши
 Как сон мимолетный промчалось!
 И ныне, как прежде, морская волна
 Близ тех берегов умолкает,
 Где, силы дремучей и тени полна,
 Кругом вековая царит тишина,
 Где лес-богатырь почивает.
 
 Сочувствие поэта диким силам природы, беспощадно истребляющим не только дела человеческие, но и самих людей,- довольно характерно. Пускай это сказка; но ведь было действительно время, когда не только тот неведомый берег, но и весь земной шар был покрыт сплошными дремучими лесами. Для появления и развития человеческой жизни необходимо было восстание и борьба против этого дикого царства, т. е. преступление de lese - nature[iv] - с точки зрения нашего поэта, который, чтоб быть последовательным, должен желать и этому всемирно-историческому преступлению такой же кары и такого же конца, какие описаны в его сказке.
 
X
 
 Склонный субъективно к отрицательному буддийскому взгляду на мир и жизнь, поэт, естественно, и в предметах своего творчества находит и представляет только подтвер-[93]ждение этого взгляда. Все существующее действует на него особенно своею отрицательною стороною. Жизнь есть бессмысленная тоска, от которой чуждая нам Европа находит развлечение в ненужном шуме так называемых вопросов, а более близкая Азия - в гашише; в самой России царит ничем неодолимая, лишь мгновенно прерываемая ужасами войны скука - скука сытая в столичном обществе, скука голодная - у деревенского люда; такова современность; - поэт с отвращением отводит от нее взор, устремляет его в глубь времен и усматривает там... Святополка Окаянного. Положение поистине безвыходное, напоминающее старинную прибаутку: в воде черти, в земле черви, во бору сучки, на Москве крючки.
 Как хорошо, что художественное творчество, даже у поэтов не чуждых размышления, как гр. Кутузов, не определяется, однако, всецело общим складом их мысли или их основным настроением,- как хорошо, что поэты непоследовательны. Если бы гр. Кутузов был всегда и во всем верен своему буддийскому взгляду, то его стихи служили бы только к наглядному доведению до абсурда известного ложного жизнепонимания. К счастию, он, по крайней мере в молодые годы, писал нередко в силу непосредственного вдохновения элементарными жизненными мотивами и впечатлениями, откуда вышло много прекрасных лирических и описательных мест в его поэме и несколько отдельных стихотворений несомненного достоинства.
 Основные мотивы чистой лирики - любовь и природа. В этой области современному русскому поэту приходится соперничать с Тютчевым и Фетом. Но не останавливаясь на таких предрешающих сравнениях, мы можем отметить у гр. Кутузова несколько очень милых стихотворений, более или менее оригинально варьирующих две вековечные лирические темы[19]. Вот, например:
 
 Прошумели весенние воды,
 Загремели веселые грозы,
 В одеяньях воскресшей природы
 Расцвели гиацинты и розы.
 Пронеслись от далеких поморий
 Перелетные певчие птицы;
 В небесах светлоокие зори
 Во всю ночь не смыкают зеницы.
 Но и в бледной тиши их сияний
 Внятен жизни таинственный лепет,
 Внятны звуки незримых лобзаний
 И любви торжествующий трепет.[94]
 
 Две заключительные строфы я пропускаю, что мог бы с успехом сделать и сам автор. Вообще в лирическом стихотворении если есть возможность остановиться на третьей строфе, то непременно нужно этим пользоваться, как это и сделал наш поэт, например, в стихотворении "Снилось мне утро лазурное, чистое". Я думаю, что и лучшее стихотворение гр. Кутузова в этом роде: "Не смолкай, говори" только выиграло бы, если бы из пяти строф оставить следующие три:
 
 Не смолкай, говори... В ласке речи твоей,
 В беззаветном веселье свиданья,
 Принесла мне с собою ты свежесть полей
 И цветов благовонных лобзанья.
 .................................
 Ни движенья, ни звука вокруг, ни души!
 Беспредметная даль пред очами,
 Мы с тобою вдвоем в полутьме и тиши,
 Под лазурью, луной и звездами.
 ...............................
 В беспредельном молчанье теней и лучей
 Шепчешь ты про любовь и участье...
 Не смолкай, говори... В ласке речи твоей
 Мне звучит беспредельное счастье.
 
 Поэзиею Фета навеяны следующие стихи, посвященные этому поэту:
 
 Словно говор листвы, словно лепет ручья,
 В душу веет прохладою песня твоя;
 Все внимал бы, как струйки дрожат и звучат,
 Все впивал бы листов и цветов аромат,
 Все молчал бы, поникнув, чтоб долго вокруг
 Только песни блуждал торжествующий звук,
 Чтоб на ласку его, на призыв и привет
 Только сердце б томилось и билось в ответ.
 
 При отрицательном взгляде гр. Кутузова на жизнь как на бессмыслицу и на исторический прогресс как на злодеяние, нельзя ожидать найти в его поэзии так называемых гражданских мотивов. По счастливой непоследовательности, в его сборник попало, однако, одно прекрасное стихотворение, посвященное свободе слова:
 
 Для битвы честной и суровой
 С неправдой, злобою и тьмой
 Мне бог дал мысль, мне бог дал слово,
 Свой мощный стяг, свой меч святой.
 Я их принял из божьей длани,
 Как жизни дар, как солнца свет -
 И пусть в пылу на поле брани
 
 95
 
 Нарушу я любви завет,
 Пусть, правый путь во тьме теряя,
 Я грех свершу, как блудный сын,-
 Господен суд не упреждая,
 Да не коснется власть земная
 Того, в чем властен бог един!
 Да,- наложить на разум цепи
 И слово может умертвить
 Лишь тот, кто властен вихрю в степи
 И грому в небе запретить!
 
 Это стихотворение и по мысли, и по тону, и по фактуре весьма напоминает некоторые лирические пьесы гр. А. Толстого, а также одно место в его поэме "Иоанн Дамаскин", которое начинается стихами:
 
 Над вольной мыслью богу не угодны
 Насилие и гнет,
 Она - в душе рожденная свободно -
 В оковах не умрет...[20]
 
 Прямое ли это подражание или невольное совпадение, оно нисколько не уменьшает внутреннего достоинства этих стихов гр. Кутузова.
 Кажется, я указал в сборнике нашего поэта все, что ограничивает мое суждение об основном характере его поэзии, но должен признаться, что и в мелких лирических стихотворениях его гораздо больше таких, которые подтверждают это мое суждение, т. е. выражают то самое буддийское настроение, последнее слово которого сказано в поэме "Рассвет". Вот уже с самого начала:
 
 Тайный полет за мгновеньем мгновенья,
 Взор неподвижный на счастье далекое,
 Много сомнения, много терпения,-
 Вот она, ночь моя, ночь одинокая!
 
 В стихотворении "Поэту", автор, перечисливши все, чем красна человеческая жизнь, заключает так:
 
 Но сон тот мчится прочь, сверкнув во тьме улыбкой,
 И я прощаюся с мгновенною ошибкой,
 Вновь одиночеством и холодом объят.
 Я знаю, не прервет бесстрастного раздумья
 Ни лепет в тишине бегущего ручья,
 Ни радостный порыв счастливого безумья,
 Ни поцелуй любви, ни песня соловья.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar