Меню
Назад » »

Василий Васильевич Казин (2)

ПРОВОДЫ

Казалось, "Радищева" странно встречали:
На волны, игравшие с гордой кормой,
Все громче катился обвалом печали,
С народом, с повозками, берег крутой.

Но даже слепая, глухая могла бы
Душа заприметить, поймать наугад:
Толпясь с сарафанами, камские бабы
Тут правили проводов тяжкий обряд.

То плакали, сбросив объятий нескладность,
То плакали в мокрых объятьях опять,
Что скорбной войны беспощадная жадность
Мужей их навеки собралась отнять.

Как будто палимы желаньем горячим,
Чтоб им посочувствовал к пристани путь,
Протяжным, прощальным, рыдающим плачем
Старались и берег в их горе втянуть.

И берег - высокий, красный, в суглинке -
Взирал, как толпа сарафанная вся
Бросалась к мужьям и назад, по старинке
Рвала себе волосы, в даль голося.

Все ширился пропастью ров расставанья,
И, пролитых слез не стирая с лица,
На палубу острое буйство страданья
Врывалось, стучась пассажирам в сердца.

И в каждом взрывалась страшная жалость,
Но как ее ни были взрывы страшны,
Она виновато, беспомощно жалась
К сознанию твердого долга страны.

Хоть каждая к сердцу была ей кровинка,
Страна приказала: - Все муки узнай,
Жизни лишись,
Но нет, и суглинка,
Вот эту немудрость,
Врагу не отдай!
1941

Советская поэзия. В 2-х томах. 
Библиотека всемирной литературы. Серия третья. 
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм. 
Москва: Художественная литература, 1977.


НЕ ТОТ ЛИ СВЕТ?

Ну не полвека ли с тех пор?
А времени наперекор,
Сквозь вихри дней кипящих,
Я вижу: он вошел во двор,
Стекольщик, несший ящик.

И ящик стекол, стар и хром,
Нес на плече он так двором,
Как будто утру мая
Жар-птицы искристым крылом
Помахивал, шагая.

И не узнал я сам себя:
Мальчишка с видом воробья,
Вдруг от сверканья стекол
Из серости житья-бытья
Я глянул в мир, как сокол.

Со стеклами светлей светил
Явившись, хоть и хром и хил,
Волшебником бесспорным,
Старик весь дух мой захватил
Сверканьем чудотворным.

Во всем, чем жив я как поэт,
Чем смолоду мой стих согрет,
И в этом чувстве стольких лет
К тебе, моя родная,-
Не тот ли чудотворный свет
Горит, не угасая?
1957

Советская поэзия. В 2-х томах. 
Библиотека всемирной литературы. Серия третья. 
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм. 
Москва: Художественная литература, 1977.


КИРИЛЛ И МЕФОДИЙ

Забыть ли ту давность, как двое,
Как двое, и даже зимой
Палимые мыслью одной,
Вы двинулись на боевое
Служительство церкви родной.

Как, пылко печась о народе,
С латинянами в бою
И в азбуку-то свою
Так сбили вы буквы - ну вроде
Как кинутых сирот в семью.

Влекла не корысть вас, не гривна.
И, рыцарствуя вдали,
Подвижники милой земли,
Ах, как вы поистине дивно
И нашей Руси помогли!

Как, влив их и в пушкинский гений,
Подвигли вы ваши азы
Пробиться сквозь тьмы поколений
Тем кличем, каким и низы
Повел ввысь владыками Ленин,
Великий и без молений
Подвижник Октябрьской грозы.
1971

Советская поэзия. В 2-х томах. 
Библиотека всемирной литературы. Серия третья. 
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм. 
Москва: Художественная литература, 1977.


* * *

Силится солнце мая
На небо крепче приналечь,
Ввысь вздымая
Огонь разгоряченных плеч.
Уперлось сияньем,
Синью отекло,
Полыханьем
Запыхалось, запыхалось тяжело.
Ах, без вас и без вас устанет!
Каньте, облака, прочь!
Так тянет, тянет
Солнцу помочь.
Кровь бьет волнами в темя,
Знойными звонами звенит.
Вздвинуть бы бремя
В зенит!
Словно тоже нагруженный,—
Солнце!— я в огне.
Не твой ли отпрыск разгоряченный —
Кровь взволнованная во мне?!
Блещут плечи под бременем синим.
Солнце! Солнце! Крепись!..
Вздвинем. Вздвинем. 
Я подымаюсь, подымаюсь в синюю высь.
1923

Василий Казин. Избранное. Стихотворения и поэмы. 
Москва: Художественная литература, 1972.


* * *

Всплеск удивленья, трепет вдохновенья
Рассудком вылудил железной хватки век:
Людей по цехам этот век рассек —
И вместо задушевного волненья
Профессией повеял человек.

Придет пора и, может быть, остудит
Последки вдохновения у нас,
Житейской сметкою его, как бред, осудит.
И каждый каждого встречать охотней будет
По знакам вывесок, чем по сиянью глаз.

Жизнь и теперь у вывесок в затменье:
Коснется Мозер иль Буре зрачков,—
И, позабыв о грезах, о влюбленье,
У часового мастера в сердцебиенье
Мы склонны слышать только бой часов.

И не опомнимся, не взропщем и не взыщем:
О, неужель для винтиков, гвоздков,
Которых и глазами-то не сыщем,
Мы рождены — вот с этим даром слов,
С лицом, сияющим сознательным величьем,
И с пышным именем властителей миров?

И кривды вывесок, знать, в именах не чаем.
Гордимся духа творческим лучом
Средь косных звезд — и нет, не замечаем,
Как унижением свой мудрый род сечем,
Что человека кличем Кузьмичом,
А чуть звезда — Сатурном величаем.

И может быть, на косность звездных вех
И мы вступили: трепет вдохновенья
Рассудком вылудил железной хватки век,
Людей по цехам этот век рассек,
И вместо задушевного волненья
Профессией повеял человек.
1924

Василий Казин. Стихотворения. 
Россия - Родина моя. Библиотечка русской 
советской поэзии в 50-ти книжках. 
Москва: Художественная литература, 1967.


* * *

Я нет-нет и потемнею бровью,
Виноватой памятью томим...
Ты прости меня своей любовью
И своим величием простым.

Только ты одна меня любила,
Ты — завода кровная родня,
Теплая, заботливая сила
От тебя теснилась на меня.

Жизнь гражданской тяжбой волновалась,
Не склонялась жизнь любовь беречь,—
Тяжких дней отрядами врывалась
В тихие часы любовных встреч.

Эх, бывало, услыхав тревогу,
Ты срывала нежности порыв,
И, оставив строгий след порогу,
На ходу винтовку зарядив,
Своему заводу на подмогу
Ты бежала в гневные ряды.

И, дыша пороховым дыханьем,
Путь марая кровью от следа,
Прибегала вновь и вновь признаньем
Нежила, сердечна и тверда,—
И своим певучим дарованьем
Я вливался в гневный ряд труда.

Эх, и надо ж было так случиться,
Что явилась, чуждая, она...
Жаркая походка... грудь лучится...
Вся — дразнящей страсти целина.

Знай, что был я духом без ответа,
Что не мог я только побороть
Плоть свою, хмельную плоть поэта,
Падкую на сладостную плоть.

И за ней, за чуждой, за красивой,
От тебя я, милая, ушел,—
Были тщетны все твои призывы,
Даже клич борьбы, как сор, отмел,

Словно с ней, в угоду сладострастью,
Пестрый голос прочих чувств затмил...
Ах, силен телесной женской властью
Потерявший силу старый мир!

Что же проку, и смешно, быть может,
Если после, плотью откипев,
Я готов был против самого же
Обратить рядов рабочих гнев.

Полные великого дерзанья,
Улеглись гражданской тяжбы дни.
Кто под лаской твоего признанья
Твоему заводу стал сродни?

Я нет-нет и потемнею бровью,
Виноватой памятью томим...
Ты прости меня своей любовью
И своим величием простым.
1924

Василий Казин. Стихотворения. 
Россия - Родина моя. Библиотечка русской 
советской поэзии в 50-ти книжках. 
Москва: Художественная литература, 1967.


* * *

Мой отец — простой водопроводчик,
Ну, а мне судьба судила петь.
Мой отец над сетью труб хлопочет,
Я стихов вызваниваю сеть.

Кровь отца, вскипавшая, потея,
Мучась над трубой из чугуна,
Мне теперь для ямба иль хорея
Волноваться отдана.

Но, как видно, кровь стихов сильнее:
От отца не скроюсь никуда,—
Даже в ямбе, даже и в хорее —
Родинка отцовского труда.

Даже и в кипенье пред работой,
Знать, отцовский норов перенял,—
Только то, что звал отец охотой,
Вдохновеньем кличут у меня.

Миг — и словно искоркой зацепит,
Миг — и я в виденьях трудовых,
И кипучий и певучий трепет
Сам стряхнет мой первый стих.

Вспыхнет ритма колыханье,
Полыхнет упругий звук,—
Близких мускулов дыханье,
Труб чугунный перестук...

А потом, как мастерством взыграю,
Не удам и батьке-старику,—
То как будто без конца, без краю
Строки разгоняю... вдруг и на скаку,
Как трубу, бывает, обрубаю
Стихотворную строку.

Ну, а то,— и сам дышу утайкой,—
Повинуясь ритму строк своих,
Тихой-тихой гайкой —
Паузой скрепляю стих.

Пауза... и снова, снова строчки
Заиграют песней чугуна...
Что ни строчка — в трудовой сорочке
Вдохновеньем рождена.

Так вот и кладу я песни-сети.
Многим и не вздумать никогда,
Что живет в искуснике-поэте
Сын водопроводного труда.
1923

Василий Казин. Стихотворения. 
Россия - Родина моя. Библиотечка русской 
советской поэзии в 50-ти книжках. 
Москва: Художественная литература, 1967.


ЦЫГАНСКАЯ ВЕНГЕРКА

Висли руки с кислой скуки...
Вдруг — и дзинь!— гитары звук,-
И пошел под выстуки, под стуки
Словно пьянствовать каблук.

Вот пустился шибко-шибко,
Вот и вздрогнула рука,
Вот и вспрыгнула улыбка
На ладони с каблука.

Шибче и шибче и в трепете весеннем
Выстуки, и вычеки, и вытопы горят.
Миг — и посыпался, забился по коленям
Хлестких ладоней звончатый град.

Больше, больше звончатого града!
Эх, раз, еще раз!
Вихри лихих, оглушительных радуг
Начал вычеканивать пьяный пляс.

Начал вычеканивать и, оторопью встрепан,
Начал вбрасывать и в жар и в озноб.
Вот и — в задоре стремительного топа —
Ладонями, ладонями и в рот и в лоб.
Еще бы подзадорить, и все пошло б
Всполохом безумья... И вдруг — стоп!..
Мертвое мгновенье — и потоп
Огромным восторгом взъяренного хлопа.
1926

Василий Казин. Стихотворения. 
Россия - Родина моя. Библиотечка русской 
советской поэзии в 50-ти книжках. 
Москва: Художественная литература, 1967.


МОРЕ

Вот она, стихия волновая,
В беспокойной славе разливной!
Словно набегая, обливая,
Хочет познакомиться со мной.
Но московской жизни мостовая
Так меня втянула в норов свой,
Что вот-вот и с моря звон трамвая
Набежит железною волной.

Море, море! Первое свиданье
У меня, московского, с тобой!..
Ой, какой, какой большой прибой!
Прямо всем фонтанам в назиданье.
Так и бьет струей благоуханья
И соленой музыкой морской
Ласково смывает с ожиданья
Весь нагар шумихи городской.

Там, вдали, волна с волной несется
Танцем голубого хороводца,
Там, где солнца пламенный обвал,
Там кипит слепящий карнавал.
Ну, а вот об это расколоться
Может и любой стальной закал,—
Ой, да уж не ты ль, девятый вал?

Море, море! Твой прибой смеется...
Ты и не почуяло у скал,
Что сейчас я чуть не зарыдал:
Ничего я, кроме струй колодца,
С детства по соседству не видал.
1926

Василий Казин. Стихотворения. 
Россия - Родина моя. Библиотечка русской 
советской поэзии в 50-ти книжках. 
Москва: Художественная литература, 1967.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar