Шихирев П Н (8)

ГЛАВА 5 МЕТОД. СУДЬБА ЛАБОРАТОРНОГО ЭКСПЕРИМЕНТИРОВАНИЯ Осознавая необходимость развивать теорию, создавать основу для интеграции накопленных  данных , основным направлением поисков выхода из создавшегося положения большинство социальных психологов США все же считают дальнейшее совершенствование методов исследования. Наиболее существенной характеристикой современной  социальной  психологии они называют ее "приверженность к  научному  методу" [McDavid, et а1, 1974, p. 17]. Разъясняя суть общепринятого среди социальных психологов США понимания метода, Макдэ-вид и Хэрэри указывают на три основные операции, к которым он сводится: методологию или процедуру сбора данных наблюдения, построение теории, или упорядоченную интеграцию этих данных в гипотезы и научные законы, и, наконец, научное экспериментирова-90 OilhilH С111Л: порадн/ма объясчечия ние и применение, или проверку адекватности этих теоретических законов с точки зрения их прогностической способности [McDavid J,  etal ,  1974 , p. 17]i. Центральное положение в триумвирате "методология-теория-проверка и применение" в соответствии с позитивистской установкой занимает способ получения данных, на долю же теории остается задача систематизации данных, добытых в результате применения метода. Вполне естественно поэтому, что в совершенствовании метода усматривается основная возможность дальнейшего продвижения вперед по пути научного познания. По аналогии с созданием все более мощных телескопов в астрономии и микроскопов в биологии принято и в социальной психологии искать столь же мощное средство проникновения в суть изучаемых явлений. Существенная проблема состоит, однако, в том, допустима ли принципиально такая аналогия в применении к социальной науке. В американской социальной психологии этот вопрос, как мы старались показать выше, решен положительно. Поэтому вполне логично, что эталоном науки для социальной психологии стала физика с ее развитой техникой эксперимента и математической обработкой получаемых данных. По этому стандарту и оценивается теперь степень научности того или иного исследования. Нет ничего удивительного в том, что, стремясь достигнуть максимальной "научности" в этом смысле, социальный психолог по существу ставит перед собой задачу: 1) устранить насколько возможно из объекта своего исследования все человеческое; 2) исследовать его в максимально очищенной от влияния посторонних факторов обстановке, позволяющей выявить определенную и недвусмысленную связь между зависимой и независимыми переменными, по возможности полностью эту связь контролировать; 3) точно ее измерить и описать так, чтобы она могла быть верифициро-вана. Целью метода как такового не является установление системы причинных связей, ибо "причинность никогда не может быть доказана, поскольку в конечном счете она есть заключение, которое мы делаем на основании имеющихся у нас данных" [Wrightsman, 1972, р. 42]. Тем не  менее  при этом сохраняется общая идея: накопив достаточное количество отдельных фактов, выявить в них и устойчивые причинно-следственные связи, закономерности и законы. В итоге же если сложить вместе стремление открыть некие универсальные, абстрактные законы человеческого поведения, концепцию "социального", ограниченного взаимодействием между организмами, пренебрежение к теории, стремление все подсчитать и вычислить, придать математическое выражение результатам, полученным в искусственной обстановке лабораторного эксперимента, то, как справед-Метод. Судьба лабораторного экспериментирования 91 ливо говорит Н. Армистед, "тогда и получится социальная психология, которая как в своей концептуальной структуре, так и в основном методе систематически игнорирует социальный контекст, в котором осуществляется социальное поведение" [Argyris, 1974(а), р. 15]. Говоря об основном методе, Н. Армистед имеет в виду лабораторный эксперимент, который, если судить по публикациям за 10 лет (с 1961 по 1970 г.) в трех основных журналах по социальной психологии, действительно, далеко превосходил по распространенности все остальные методы (см. табл. 2). Таблица 2 Соотношение методов исследований в социальной психологии за 10 лет Вид исследования; 1961 г.; 1970 г. Полевое исследование: 8; 9; Лабораторный эксперимент: 140; 196; Опрос: 134; 107; Интервью: 4; 5. В 1974 г. доля лабораторного эксперимента в общем количестве публикаций о социально-психологических исследованиях составляла в "Журнале личности и социальной психологии" 84% , "Журнале экспериментальной социальной психологии" - 85% [House, 1977, p. 164]. Лабораторный эксперимент стал своего рода критерием принадлежности к профессии социального психолога. Таким же обязательным критерием считается применение статистических методов. О том, насколько они обязательны, свидетельствует статья Левина, в которой он, выступая против преклонения перед экспериментальным и статистическим методами, буквально вымаливает право на применение иных "импрессионистских" методов, всячески доказывая их полезность. В итоге молодые исследователи толпами идут в лаборатории, поскольку именно лабораторный эксперимент, будучи наиболее "накатанным" и престижным методом, самовоспроизводится как самоцель и перестает быть только средством научного познания. Таким образом, одно из объяснений популярности лабораторного эксперимента кроется не только в принятых методологических посылках. Очевидно, что в век институционализации науки исследователь может руководствоваться в своей деятельности и вненаучными интересами. Как говорит Левин, "необходимость публиковаться, потребность издателя в каких-либо критериях при отборе рукописей, наше 92 Опыт США: парадигма объяснения желание иметь определенное положение в научном мире (потребность более "зеленых" дисциплин в одобрении более "зрелых"), наша социальная потребность в критериях для присуждения ученых степеней и потребность в простоте изложения академических курсов - все это, вместе взятое, влияет на то, как практически используются данные, полученные экспериментальным и статистическим методами" [Levin, 1974, р. 668]. Будучи основным методом, лабораторный эксперимент вполне естественно в процессе научной рефлексии попадает в фокус внимания. Именно вокруг его судьбы в шла дискуссия о методах социальной психологии и проблемах нахождения адекватного способа познания социально-психологических явлений. Чтобы предстала суть этих дискуссий более наглядно, достаточно рассмотреть один из классических лабораторных экспериментов Аронсона и Карлсмита, неоднократно излагавшийся в американских учебниках по социальной психологии. Экспериментаторы ставили перед собой задачу - проверить гипотезу, согласно которой индивиды, подвергающиеся более суровой процедуре инициации (приема в группу), будут считать эту группу более привлекательной для  себя  (более дорожить ею), чем индивиды, подвергающиеся менее суровой процедуре посвящения или принятые в группу без инициации. Для участия в эксперименте были приглашены на добровольных началах студентки одного из колледжей. С целью маскировки гипотезы и намерений экспериментатора им было объявлено, что они будут участвовать в серии групповых дискуссий по проблемам психологии пола. Каждая студентка по прибытии в лабораторию проходила беседу с экспериментатором, который сообщал ей, что цель эксперимента - изучение динамики процесса групповой дискуссии, коммуникативной сети и т.п., а тема "Психология пола" избрана специально, чтобы заинтересовать возможно большее количество участников. Затем он признавался в том, что большое неудобство, связанное с темой, состоит в том, что многие испытуемые стесняются говорить по этим проблемам. После этого экспериментатор спрашивал студентку, может ли она (в отличие от других) свободно обсуждать психологические проблемы пола. Как правило, ответы были утвердительными. После этого испытуемых разбивали методом случайной выборки на три группы: подвергавшихся суровой инициации, умеренно суровой и не подвергавшихся вовсе инициации. В последней группе испытуемые получали инструкцию начинать дискуссию сразу же. Испытуемым остальных двух групп экспериментатор говорил, что для большей уверенности необходимо сначала проверить, действительно ли Метод. Судьба лабораторного экспериментирования 93 они способны откровенно обсуждать столь интимные проблемы. Под этим предлогом их просили пройти "тест" якобы специально для отсева застенчивых. В группе суровой инициации студентки должны были прочитать вслух экспериментатору-мужчине 12 нецензурных слов и два ярких описания сексуальных сцен из современных рассказов. В группе умеренно суровой инициации девушек просто просили прочитать вслух слова, связанные с сексом, но цензурные. Затем каждая из испытуемых занимала место в изолированной кабине, где через наушники слушала "дискуссию" якобы действительно присутствующих участников, а на самом деле - запись дискуссии (чем достигалось единообразие стимула для всех испытуемых). Для того чтобы у испытуемых не возникало подозрения и во избежание возможных попыток "включиться в беседу", что неизбежно привело бы к раскрытию инсценировки, испытуемым было сказано, что на этом заседании они должны просто послушать, что говорят другие, а изоляция объясняется стремлением создать более свободную атмосферу. Когда запись заканчивалась, экспериментатор просил каждую испытуемую оценить  дискуссию   и  качество выступлений по заранее подготовленной шкале. Полученные результаты подтвердили гипотезу. Студентки в группе с суровой инициацией оценили группу (существующую лишь в записи) как более привлекательную, чем студентки в группе с умеренно суровой инициацией и без инициации [Aronson, et а1, 1968, p. 4-6]. Описанный эксперимент  соответствует  большинству стандартов, принятых в американской социальной психологии: в нем  четко  сформулирована гипотеза, ее проверке (а не выявлению каких-то новых сведений, данных) подчинена вся процедура эксперимента, смысл которой состоит в изоляции двух экспериментальных переменных - независимой (степень жесткости инициации) и зависимой (привлекательность группы), в установлении между ними причинно-следственной связи и, что самое главное, - в обеспечении строгого контроля большей части сопутствующих условий. Именно в этом контроле усматривается основное преимущество лабораторного эксперимента. Сопоставляя их с недостатками (искусственность ситуации, оторванность от реальной жизни и т.п.), Арон-сон и Карлсмит подчеркивают: "В итоге главное преимущество лабораторного эксперимента состоит в его способности давать нам однозначное доказательство причинности. Кроме того, он  позволяет  лучше контролировать внешние переменные. Наконец, он позволяет исследовать размеры и параметры сложной переменной" [Op.Cit, р. 10]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что на первый  план  выдвигаются проблемы технического порядка: организации эксперимента, инсценировки, имитадии реальной ситуации, маскировки замысла экспери-94 Опьчп США: парадигма объяснения ментатора и т. п. В итоге, как это мог бы сформулировать лингвист, синтаксис вытесняет семантику, форма занимает место содержания, самоцелью становится формально правильная конструкция, схема исследования. В последние годы такое  смещение   стало  особенно очевидным. Рассматривая этот феномен в одной из немногих, посвященных этой проблеме статей, У. Макгайр объясняет его развитием критического аспекта принятой парадигмы исследования в ущерб творческому. Под творческим аспектом он понимает процесс зарождения и формулирования гипотезы, а под критическим - ее проверку. Обычный путь исследования в социальной психологии, по мнению Макгайра, - это заимствование гипотезы из других областей психологии (психопатологии, теории научения и т. п.) и затем попытка воспроизвести в лабораторном эксперименте реальную ситуацию с обязательным контролем над независимой переменной и стремлением нейтрализовать все привходящие, неорганизованные переменные. Попытки "подогнать" гипотезу к экспериментальным условиям приводят к тому, что социальные психологи все больше склонны использовать манипулятивный лабораторный эксперимент не для проверки гипотезы, а для подтверждения ее истинности. "Мы склонны начинать с гипотезы, которая, очевидно, истинна и которую мы не намерены отвергать независимо от исхода эксперимента" [McGuire, 1973, р. 37]. Беря в качестве примера эксперименты по межличностной аттракции, Макгайр справедливо отмечает, что проверка гипотезы (типа "чем больше кто-либо воспринимает установки другого человека как сходные со своими, тем больше он склонен симпатизировать этому человеку") превращается фактически в ее иллюстрацию. В конечном итоге, если гипотеза не подтверждается, то, как это ни странно, виноватым оказывается экспериментатор, как плохой режиссер, который не смог создать достаточно умелую ситуацию, в которой заранее очевидная гипотеза могла бы вновь доказать свою истинность. "Именно поэтому, - говорит Макгайр, - мы фактически готовим из наших студентов в первую очередь хороших специалистов по инсценировкам" [Op.Cit, р. 38], а "по меньшей мере 90% времени наших курсов по методологии посвящены способам проверки гипотезы, в то время как более важному и первоочередному процессу порождения гипотез уделяется слишком мало времени" [Op.Cit, р. 40]. Вполне понятно, что молодой (хотя и не только) исследователь заботится больше о том, чтобы доказать свою способность поставить эксперимент не хуже других. Тот факт, что и он и другие ставят "одну и ту же пьесу", его не смущает. Макгайр справедливо замечает, что бесплодность исследований в лаборатории не может быть уравновешена внесением более социально Метод. Судьба лабораторного экснсрн.чентицоплних 9.5 релевантных проблем и совершенствованием поиска гипотез, он считает, что необходимо отказаться от явно неадекватного понимания зависимости между переменными как прямой и односторонней, призывает к более активному развитию полевых исследований к созданию информационных банков для того, чтобы иметь возможность исследовать динамику тех или иных процессов, применению более совершенных математических методов для моделирования социально-психологических явлений и статистической обработки получаемых данных. Все это совершенно правильно, но опять же больше касается техники исследования, в то время как необходимо изменение содержания подхода к социально-психологическому исследованию как исследованию человека, а не физического объекта. К такому изменению неумолимо ведет сама "человечность", социальность изучаемого объекта. Она дает о себе знать весьма ощутимо, хотя и воспринимается пока как некая дополнительная (а не сущностная) специфика. Эта "человечность" проявляется в виде различных артефактов, беспокоит как этическая проблема вторжения экспериментатора в интимную сферу переживаний, необходимости обманывать испытуемых и т. п. Американские социальные психологи хорошо понимают сложности исследования, связанные с тем, что человек является одновременно и объектом и субъектом познания [McDavid J., 1974, р. 20]. Вместе с тем все эти сложности расцениваются как связанные с несовершенством процедуры исследования. Обычно они рассматриваются с трех сторон: как вызванные свойствами экспериментатора, испытуемого и ситуацией их общения. Начало исследованию этого вопроса было положено работами Р. Ро-зенталя. В одном из экспериментов испытуемым было поручено провести опыт над крысами из одной популяции. Крыса должна была научиться проходить лабиринт. В одном случае "экспериментатору" было сказано, что крыса - умная, в другом - глупая. Были получены статистически значимые данные, подтверждающие эту "опережающую" гипотезу. Оказалось, что с "умной" крысой экспериментатор обращался более ласково, гладил ее, создавая тем самым неосознанно дополнительное положительное подкрепление. Впоследствии этот эксперимент был повторен в школах, где роль "экспериментатора" выполняли учителя. В двух экспериментах "способные ученики" (предположительно по той же причине) добились большего успеха [Rosenthal, 1968]. Это явление получило название "эффекта предубежденности (bias) экспериментатора" и впоследствии исследовалось довольно детально. Оно входит в более широкую группу артефактов, именуемых эффекта-96 Опыт США: парадигма объяснения ми свойств экспериментатора. В 1966 г. они были суммированы Розен-талем в следующем перечне наиболее распространенных свойств: 1. Ожидания экспериментатора определяют характер получаемых им данных. 2. Осознание экспериментатором своей собственной склонности находить ожидаемые данные может привести к противоположному эффекту: заставить искать столь же предубежденно иные факты, чтобы не казаться предубежденным. 3. Экспериментаторы, которые получают "хорошие" данные в самом начале, впоследствии "улучшают" их; те же, кто вначале получают "плохие", склонны получать еще хуже. 4. Эффект предубежденности объясняется не фальсификацией, подтасовкой данных или подсказкой испытуемым; по-видимому, экспериментатор, сам того не осознавая, вербально или иным имплицит-ным способом подкрепляет определенные виды поведения испытуемых. 5. Предубежденность может передаваться интонацией, а также визуально, когда экспериментатор и испытуемый видят друг друга во время эксперимента. 6. Эффект предубежденности сильнее у тех экспериментаторов, для которых характерны стремление к одобрению, склонность к жестикуляции, дружественное и заинтересованное отношение к испытуемым. 7. Эффект экспериментатора выражен сильнее, когда экспериментатор и испытуемый хорошо знакомы. 8. Эффект экспериментатора выражен больше у экспериментаторов-женщин по сравнению с экспериментаторами-мужчинами [Rosenthal, 1966]. Чтобы избежать действия перечисленных свойств, Розенталь предлагает ряд мер, в том числе увеличивать число экспериментаторов, наблюдать за их поведением, проводить специальную тренировку с ними, в ряде случаев скрывать от самих экспериментаторов основную гипотезу, добиваясь тем самым двойной маскировки, сводить к минимуму контакты экспериментатора и испытуемого и т. п. Помимо рекомендаций, направленных на нейтрализацию свойств экспериментатора как участника процесса межличностного общения, исследуется и поведение испытуемого с этой же точки зрения. К настоящему времени рядом исследователей разработана подробная типология испытуемых по характеру их реакций на ситуацию эксперимента и способу объяснения целей эксперимента. Так, "услужливые" испытуемые стараются угодить экспериментатору, они готовы выполнять нудную, длительную и бессмысленную работу [Orne, 1962]; "осторож-Метод. Судьба лабораторного экспериментирования 97 ные" заботятся главным образом о том, чтобы предстать в лучшем свете [Rosenberg, 1965]; "определенные" выполняют прихоти экспериментатора, чтобы показать свое доверие [Fillenbaum, 1966]; "прозрачные" сотрудничают, получая удовольствие, выставляя напоказ свои личные переживания [Hood, et а1, 1971]; "эгоисты" участвуют с тем, чтобы убедиться в правильности самооценки [Sigall, et а1, 1970]; "подозрительные" пытаются скрыть свои подлинные реакции [Rotter, 1967]. Специально изучались свойства испытуемых, связанные с фактом их желания добровольно участвовать в экспериментах. Эти "добровольцы", как правило, - студенты первых курсов, слушатели вводных курсов по психологии. Оказывается, "доброволец" воспринимает участие в эксперименте как социально одобряемый поступок, склонен поддаваться решению других участвовать в эксперименте, обычно курит, пьет кофе, употребляет другие стимуляторы, ищет одобрения окружающих, подвержен колебаниям настроения и склонен к самобичеванию, интроверт, умен, хочет принадлежать к "элите", нуждается в группе, стремится к успеху, обычно первый ребенок в семье, обнаруживает симптомы общего невротизма, принадлежит к относительно высокой социально-экономической категории [Otto, 1965, Jang, 1971, McDavid W., 1965, Rosenthal, et а1., 1969, Rosnow, et а1., 1970]. Нетрудно заметить, что "доброволец" - это типичный представитель так называемого "среднего класса", "белых воротничков". Специфика исследования, вызванная тем фактом, что социально-психологический эксперимент есть не что иное, как частный, хотя и весьма специализированный вид межличностного общения, т. е. общения двух людей, выражается еще в одной исключительно важной проблеме - этической. Она непосредственно вытекает из подхода к человеку, который можно было бы определить как "презумпцию лживости" испытуемого или убежденность в том, что испытуемый не может, не знает, не способен или не хочет выразить свою подлинную реакцию. В этом находит свое косвенное выражение признание лицемерия (расхождения публично декларируемого и лично разделяемого) как неотъемлемой черты социального поведения каждого человека. Кроме того, важно учесть также и то, что подавляющее большинство данных в социальной психологии по существу получены в результате вербальных самоотчетов, основывались на невербальных данных, другие 57 - на вербальных (из них 20 - на письменных) [Cannel, et а1., 1968, р. 528]. Способность человека как существа, наделенного сознанием, хотеть одного, осознавать другое, говорить третье, поступать еще как-то, представляет для социальной психологии проблему номер один. О том, что она еще далека от хотя бы приблизительного решения, сви-98 Опыт CUJA: парадигме! объяснения детельствуют многочисленные исследования социальной установки, в которых особенно наглядно видно расхождение между вербальными декларациями и реальным поведением. В самом деле, существует огромное количество причин, по которым психологическое состояние (например, социальная установка) выражается испытуемым неадекватно. Он может не осознавать установку или осознавать недостаточно ясно, не обладать способностью к ее объективации. Далее, испытуемый может скрыть подлинную, реальную установку и выразить иную, например, "социально принятую", стереотипную и т. д. Иными словами, исследователь никогда не может быть вполне уверен в валидно-сти метода, если он основан на вербальной реакции. Надо сказать, что социальные психологи в США проделали колоссальную работу по решению этой проблемы. Накоплен большой опыт по составлению шкал, вопросников, технике проведения интервью, которые подчинены одной центральной цели: проникнуть "за" являющееся и видимое [Scott, 1968]. Однако, несмотря на все эти усилия, уже сейчас можно констатировать, что хотя задача не решена, но возможности в этом направлении, видимо, в основном исчерпаны. Не случайно особенно бурно развиваются методы, которые минимально связаны с вербальным самоотчетом испытуемых. Во-первых, совершенствуются методы наблюдения, которые раньше "применялись незаслуженно мало" [Weick, 1968, р. 380], разрабатывается техника наблюдения за невербальным поведением (мимика, обмен взглядами, движения тела, жесты), перемещениями в пространстве, паралингвистическим поведением (тональность голоса, тембр, паузы и т. п.), лингвистическим поведением. Составляются подробные шкалы, классификации мельчайших выражений внутреннего психологического состояния, изобретается новая аппаратура [Op.Cit, р. 381-401]. Во-вторых, интенсивно изучаются методы психофизиологического исследования сопиально-психологических феноменов [Shapiro, et al, 1970]. Помимо обычных психофизиологических измерений: кожно-гальванической реакции, пульса, артериального давления, частоты дыхания, фиксируются сокращения зрачков. Недавно был создан ИПС (измеритель психологического стресса) - устройство, которое может различать эмоциональные модуляции голоса (в том числе и по телефону) [Lykken, 1974, р. 725]. По мнению Д. Шапиро и Г. Шварца, "эта техника обеспечивает невербальные, объективные, относительно свободные от влияния предрасположенности показатели реакции человека, которые обладают отчасти теми же преимуществами, что жесты, кинестетика и другие индикаторы внешне наблюдаемого поведения" [Shapiro, et al, 1970, р. 88]. Метод. Судьба лабораторного экспериментирования 99 Итак, проникновение в психологическую сущность восприятия испытуемым социальной реальности идет следующими путями: 1) созданием системы "фильтров", очищающих "сырую" вербальную реакцию от возможных помех (это направление исследований, по мнению многих социальных психологов, исчерпало себя); 2) совершенствования методов, позволяющих обойтись без вербального самоотчета (наблюдение и психофизиологические методы), на эти методы сейчас возлагаются большие надежды. Вот тут и возникает проблема этики социально-психологического исследования как проблема вроде бы неизбежная и объективно заданная. Выход, казалось бы, прост, если испытуемый ради обеспечения высокого качества исследования не должен знать об истинной его цели, то его не только можно, но и надо обмануть, предложив другое объяснение, скрыть суть эксперимента и т. п. Однако в таком случае надо отказать человеку в праве быть (в том числе и в социально-психологическом эксперименте) человеком и низвести его до уровня подопытного животного. Только тогда этически возможны обман и "проникновение" в истинный смысл вербальных реакций, нарушающее право человека на охрану личной тайны. Все эти проблемы обсуждаются исключительно остро на страницах американской научной печати. Опыты С. Милгрэма, в которых инсценировалось наказание за ошибку в выполнении задания и испытуемым предлагалось увеличивать силу электротока, который якобы применялся к человеку, находящемуся в соседней комнате. В других опытах испытуемых заставляли заполнять по две тысячи страниц бессмысленными цифрами, затем рвать их на клочки и начинать всю работу сначала. Целью эксперимента было объявлено изучение влияния монотонного труда [Crano, et а1,1972, p. 74]. "Пропитывание" общества социально-психологическими знаниями создает, таким образом, еще одну проблему, выявленную К. Гер-геном, также весьма значимую для дальнейшего развития методов социально-психологического исследования. В какой степени допустим обман, столь необходимый для соблюдения чистоты эксперимента, а если он недопустим, то какие приемы должны его заменить? Если учесть, что "сколько-нибудь значимые исследования (как оказывается. - П. Ш.) неотделимы от обмана" [Mixon, 1974, р. 73], то станет понятна озабоченность не только этической стороной дела, но и практической судьбой эмпирического исследования в американской социальной психологии. Далее, обман как необходимый прием вряд ли может способствовать авторитету самой социальной психологии и, кроме того, вполне естественно вызывает негативную реакцию у испытуемых. Осознавая себя объекта-100 ми исследования, они более настороженно будут следить за всеми манипуляциями исследователя. Наконец, как это случилось в социоло-гии, появятся и рекомендации испытуемым о том, как себя вести в том или ином социально-психологическом исследовании, а тем более имеющем практическое значение (тестирование при приеме на работу и т. п.). Учитывая, что популярные издания по социальной психологии сейчас исключительно широко распространяются в США, эта перспектива представляется весьма реальной.