Шекспир. Генрих IV (Часть вторая) (21)

 Бардольф

 Держи, Бородавка. Шагом марш! Так, так, так,

 Фальстаф

 Посмотрим, как ты управляешься с мушкетом. Так, очень хорошо...
Продолжай... Очень хорошо... Отлично... О, подавайте мне плюгавых, тощих,
старых, сморщенных, лысых стрелков! Здорово, Бородавка, ей-богу! Ты славный
прыщ. Вот тебе шесть пенсов.

 Шеллоу

 А все-таки он не мастер своего дела; еще не навострился. Помню, когда я
был еще в Климентовом колледже и изображал на Артуровых играх в
Майленд-Грине сэра Дагонета, там был один маленький ловкий человечек, - вот
уж здорово палил из мушкета! Повернет его и так и этак, и туда и сюда, а
потом прицелится - пиф-паф, трах-тарарах! - и отскочит назад, а потом опять
- и туда и сюда... Этакого ловкача мне больше никогда не увидать.

 Фальстаф

 Эти молодцы мне подходят, мистер Шеллоу.- Да хранит вас бог, мистер
Сайленс; не буду тратить с вами лишних слов. - Прощайте, господа. Благодарю
вас. Мне еще до ночи надо сделать добрых двадцать миль. - Бардольф, выдай
новобранцам мундиры.

 Шеллоу

 Да благословит вас господь, сэр Джон! Да поможет он вам во всех делах
ваших! Да пошлет нам бог мирные времена! На обратном пути заезжайте ко мне.
Возобновим старое знакомство. Может статься, я отправлюсь с вами ко двору.

 Фальстаф

 Видит бог, я бы очень хотел этого, мистер Шеллоу.

 Шеллоу

 Ладно. Уж как сказано, так и будет сделано. Да хранит вас бог.

 Фальстаф

 Прощайте, благородные джентльмены.

 Сайленс и Шеллоу уходят.

Бардольф, уведи солдат.

 Бардольф и рекруты уходят.

 Фальстаф

 На обратном пути уж я постригу этих судей! Насквозь нижу этого Шеллоу.
Боже ты мой, до чего мы, старые люди, подвержены пороку лжи! Этот дохлый
судья только и делал, что хвастал передо мной своей разгульной молодостью
и своими подвигами на Торнбульской улице, и каждое третье слово было ложью,
которую он подносил слушателю аккуратнее, чем платят дань турку. Я его помню
в Климентовом колледже; он похож был на человечка, вырезанного в конце ужина
из корки сыра. Голый он был точь-в-точь как раздвоенная редька с вырезанной
наверху смешной рожей. Он был так тощ, что близорукому его нипочем бы не
разглядеть. Это был настоящий призрак голода; и притом похотлив, как
мартышка, так что женщины звали его мандрагорой. Вечно он плелся в хвосте у
моды и распевал обтрепанным потаскушкам песни, которые подслушивал у
извозчиков, да еще при этом клялся, что сам сочинил эти романсы и серенады.
И теперь эта шутовская рапира стала эсквайром и развязно говорит о Джоне
Ганте, как если бы тот был ему названым братом. А я готов поклясться, что он
видел его всего раз в жизни в Тильт-Ярде, когда Гант проломил ему голову за
то, что он затесался в свиту лорд-маршала, Я присутствовал при этом и сказал
Джону Ганту, что он отколотил свое собственное прозвище. Ведь его со всей
его одежей можно было запрятать в шкурку угря; в футляре от гобоя ему было
бы просторно, как в каком-нибудь дворце. А теперь у него и поместье и
рогатый скот... Непременно заведу с ним дружбу, когда вернусь, и будь я не
я, если не сделаю себе из него два философских камня. Если старая щука
глотает молодую плотву, то, по закону природы, у меня все основания
проглотить судью. Дайте срок, и все будет в порядке. (Уходит.)


АКТ IV

СЦЕНА 1

 Йоркшир. Лес Голтри.
 Входят архиепископ Йоркский, Маубрей, Хестингс
 и другие.

 Архиепископ

 Как этот лес зовется?

 Хестингс

 Голтрийский лес, коль вам угодно знать.

 Архиепископ

 Здесь остановимся и разошлем
 Разведчиков - узнать число врагов.

 Хестингс

 Они уже отправлены.

 Архиепископ

 Прекрасно.
 Друзья мои, собратья по оружью,
 Я должен вам сказать, что получил
 Письмо недавно от Нортемберленда,
 Холодное по тону и по смыслу:
 Хотел бы, пишет, к нам примкнуть, но с войском,
 Достойным имени его и сана.
 Такого не собрав, он удалился
 В Шотландию, чтоб дать созреть удаче.
 В конце письма возносит он молитву,
 Чтоб выдержало наше начинанье
 Опасности и страшный бой с врагом.

 Маубрей

 Так рухнули надежды на него,
 Разбившись в прах.

 Входит гонец.

 Хестингс

 Ну что, какие вести?

 Гонец

 В порядке стройном с запада подходит
 К нам неприятель; он от нас лишь в миле,
 И, судя по пространству, что он занял,
 В его рядах должно быть тысяч тридцать,

 Маубрей

 Как раз мы столько и предполагали.
 Так двинемся и в поле встретим их.

 Входит Уэстморленд.

 Архиепископ

 Кто этот рыцарь в боевых доспехах?

 Маубрей

 Я полагаю, это Уэстморленд.

 Уэстморленд

 Вам шлет привет, желает вам здоровья
 Наш полководец герцог Джон Ланкастер.

 Архиепископ

 Так с миром говорите, Уэстморленд:
 Чем вызван ваш приход?

 Уэстморленд

 Я речь свою
 К вам обращаю, ваше преподобье.
 Когда бы в образе своем восстанье
 Явилось к нам - толпой презренной, гнусной
 Мальчишек, попрошаек, оборванцев,
 Под предводительством юнцов свирепых,
 Под знаком ярости, - я говорю,
 Когда б мятеж проклятый нам предстал
 В своем природном, подлинном обличье, -
 То вы, святой отец, и вы, милорды,
 Своей прекрасной честью не прикрыли б
 Уродливую наготу кровавой
 И мерзкой смуты. Лорд архиепископ,
 Вы, чей престол храним гражданским миром,
 Чья борода в дни мира поседела,
 Чью мудрость и ученость мир вскормил,
 Чье облаченье белое - эмблема
 И голубиной чистоты и мира, -
 Зачем вы переводите себя
 С благословенного наречья мира
 На грубый, яростный язык войны,
 В могилы превращая ваши книги,
 Чернила - в кровь и перья ваши - в копья,
 А вдохновенный голос ваш - в трубу,
 Гремящую суровый клич войны?