LVIII. ПЕСНЬ ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ
Пусть искажен твой лик прелестный
Изгибом бешеных бровей -
Твой взор вонзается живей;
И, пусть не ангел ты небесный,
Люблю тебя безумно, страсть,
Тебя, свободу страшных оргий;
Как жрец пред идолом, в восторге
Перед тобой хочу упасть!
Пустынь и леса ароматы
Плывут в извивах жестких кос;
Ты вся - мучительный вопрос,
Влияньем страшных тайн богатый!
Как из кадильниц легкий дым,
Твой запах вкруг тебя клубится,
Твой взгляд - вечерняя зарница,
Ты дышишь сумраком ночным!
Твоей истомой опьяненным
Ты драгоценней, чем вино,
И трупы оживлять дано
Твоим объятьям исступленным!
Изгиб прильнувших к груди бедр
Пронзает дрожь изнеможении;
Истомой медленных движений
Ты нежишь свой роскошный одр.
Порывы бешеных страстей
В моих объятьях утоляя,
Лобзанья, раны расточая,
Ты бьешься на груди моей:
То, издеваясь, грудь мою
С безумным смехом раздираешь,
То в сердце тихий взор вперяешь,
Как света лунного струю.
Склонясь в восторге упоений
К твоим атласным башмачкам,
Я все сложу к твоим ногам:
Мой вещий рок, восторг мой, гений!
Твой свет, твой жар целят меня,
Я знаю счастье в этом мире!
В моей безрадостной Сибири
Ты - вспышка яркого огня!
Скажи, ты видел ли, как гордая Диана
Легко и весело несется сквозь леса,
К толпе поклонников не преклоняя стана,
Упившись криками, по ветру волоса?
Ты видел ли Theroigne**, что толпы зажигает,
В атаку чернь зовет и любит грохот сеч,
Чей смелый взор - огонь, когда, подняв свой меч,
Она по лестницам в дворцы царей вбегает?
Не так ли, Sisina, горит душа твоя!
Но ты щедротами полна, и смерть тая, -
Но ты влюбленная в огонь и порох бурно,
Перед молящими спешишь, окончив бой,
Сложить оружие - и слезы льешь, как урна,
Опустошенная безумною борьбой.
----------
* Сизина - подруга мадам Сабатье, любовницы Бодлера.
- Прим. ред.
** Французская революционерка Теруан де Мерикур
(1752-1817).- Прим. ред.
Я с нею встретился в краю благоуханном,
Где в красный балдахин сплелась деревьев сень,
Где каплет с стройных пальм в глаза густая лень.
Как в ней дышало все очарованьем странным:
И кожи тусклые и теплые тона,
И шеи контуры изящно-благородной,
И поступь смелая охотницы свободной,
Улыбка мирная и взоров глубина.
О, если б ты пришла в наш славный край и строгий,
К Луаре сумрачной иль к Сены берегам,
Достойная убрать античные чертоги:
Как негры черные, склонясь к твоим ногам,
Толпы покорные восторженных поэтов
Сложили б тысячи и тысячи сонетов.
LXI. MOESTA ET ERRABUNDA*
Скажи, душа твоя стремится ли, Агата,
Порою вырваться из тины городской
В то море светлое, где солнце без заката
Льет чистые лучи с лазури голубой?
Скажи, душа твоя стремится ли, Агата?
Укрой, спаси ты нас, далекий океан!
Твои немолчные под небом песнопенья
И ветра шумного чарующий орган,
Быть может, нам дадут отраду усыпленья...
Укрой, спаси ты нас, далекий океан!
О, дайте мне вагон иль палубу фрегата!
Здесь лужа темная... Я в даль хочу, туда!
От горестей и мук, не правда ли, Агата,
Как сладко в тот приют умчаться навсегда..
О, дайте мне вагон иль палубу фрегата!
Зачем в такой дали блестят долины рая,
Где вечная любовь и вечный аромат,
Где можно все и всех любить, не разбирая,
Где дни блаженные невидимо летят?
Зачем в такой дали блестят долины рая?
Но рай безгорестный младенческих утех,
Где песни и цветы, забавы, игры, ласки,
Открытая душа, всегда веселый смех
И вера чистая в несбыточные сказки, -
- Но рай безгорестный младенческих утех,
Эдем невинности, с крылатыми мечтами,
Неужто он от нас за тридевять земель,
И мы не призовем его к себе слезами,
Ничем не оживим умолкшую свирель? -
Эдем невинности, с крылатыми мечтами?
----------
* Грустные и неприкаянные [мысли] (лат.).
Я, как ангел со взором суровым,
Под твоим буду снова альковом.
Я смутить не хочу тишину,
С тенью ночи к тебе я скользну.
И к тебе прикоснусь я лобзаньем,
Словно лунным холодным сияньем;
Ты почувствуешь ласки мои,
Как скользящей в могиле змеи.
Утро бледное снова ты встретишь, Н
о пустым мое место заметишь,
И остынет оно при лучах.
Пусть другие подходят с мольбою:
Чтоб владеть твоей юной красою,
Я избрал средство лучшее - страх.
Читаю я в глазах, прозрачных, как хрусталь:
"Скажи мне, странный друг, чем я тебя пленила?"
- Бесхитростность зверька - последнее, что мило.
Когда на страсть и ум нам тратить сердце жаль.
Будь нежной и молчи, проклятую скрижаль
Зловещих тайн моих душа похоронила,
Чтоб ты не знала их, чтоб все спокойно было,
Как песня рук твоих, покоящих печаль.
Пусть Эрос, мрачный бог, и роковая сила
Убийственных безумств грозят из-за угла -
Попробуем любить, не потревожив зла...
Спи, Маргарита, спи, уж осень наступила,
Спи, маргаритки цвет, прохладна и бела...
Ты, так же как и я, - осеннее светило.
Луна уже плывет медлительно и низко.
Она задумалась, - так, прежде чем уснуть,
В подушках утонув, мечтает одалиска,
Задумчивой рукой свою лаская грудь.
Ей сладко умирать и млеть от наслажденья
Средь облачных лавин, на мягкой их спине,
И все глядеть, глядеть на белые виденья,
Что, как цветы, встают в лазурной глубине.
Когда ж из глаз ее слеза истомы праздной
На этот грустный шар падет росой алмазной,
Отверженный поэт, бессонный друг ночей,
Тот сгусток лунного мерцающего света
Подхватит на ладонь и спрячет в сердце где-то
Подальше от чужих, от солнечных лучей.
От книжной мудрости иль нег любви устав,
Мы все влюбляемся, поры достигнув зрелой,
В изнеженность и мощь их бархатного тела,
В их чуткость к холоду и домоседный нрав.
Покоем дорожа и тайными мечтами,
Ждут тишины они и сумерек ночных.
Эреб в свой экипаж охотно впрег бы их,
Когда бы сделаться могли они рабами!
Святошам и толпе они внушают страх.
Мечтая, вид они серьезный принимают
Тех сфинксов каменных, которые в песках
Неведомых пустынь красиво так мечтают!
Их чресла искр полны, и в трепетных зрачках
Песчинки золота таинственно блистают.
Где тисы стелют мрак суровый,
Как идолы, за рядом ряд,
Вперяя в сумрак красный взгляд,
Сидят и размышляют совы.
Они недвижно будут так
Сидеть и ждать тот час унылый,
Когда восстанет с прежней силой
И солнце опрокинет мрак.
Их поза - мудрым указанье
Презреть движение навек:
Всегда потерпит наказанье
Влюбленный в тени человек,
Едва, исполненный смятений,
Он выступит на миг из тени!
Я - трубка старого поэта;
Мой кафрский, абиссинский вид, -
Как любит он курить, про это
Без слов понятно говорит.
Утешить друга я желаю,
Когда тоска в его душе:
Как печь в убогом шалаше,
Что варит ужин, я пылаю,
Сплетаю голубую сеть,
Ртом дым и пламя источаю
И нежно дух его качаю;
Мне сладко сердце в нем согреть
И дух, измученный тоскою,
Вернуть к блаженству и покою.