Меню
Назад » »

Сергей Сергеевич Наровчатов (4)

1940-1941

«Мессершмитт» над составом пронесся бреющим.
Стоим, смеемся:
— Мол, что нас?
— Мол, что нам?!
— Ложитесь!— нам закричал Борейша,
Военюрист, сосед по вагону.

Почти два года прошло
С тех пор, как
Узнали мы пороха запах прогорклый.
И смерти в сугробах зыбучих и сизых
Узнали впервые свистящую близость.

С тех пор как учились
В штыки подниматься
И залпами резать
Бессонный рассвет...
Мы вернулись домой,
Повзрослев на пятнадцать
Прижимисто прожитых
Лет.

Гадали — теперь, мол, ничем не поправить,
Решали — на лыжном, на валком ходу
Мы ее второпях обронили на Ярви
В этом году.
Но юность, горевшая полным накалом,
Радугой билась о грани бокалов
И в нескончаемом споре ночном
Снова вздымала на щит: «Нипочем!»
Снова на зависть слабым и старым
Сорванной лентой смеялась над стартом
И, жизнь по задуманной мерке кроя,
Брала за рукав и тянула в края,

Где солнце вполнеба,
Где воздух как брага,
Где врезались в солнце
Зубцы Карадага,
Где море легендой Гомеровой брошено
Ковром киммерийским
У дома Волошина*.

Через полгода те, кто знал нас в шинелях,
Встречаясь с нами, глазам не верили:
Неужто, мол, с ними, с юнцами, в метелях
От бою к бою мы версты мерили?
Суровость с плеч, как шинель, снята,
И голос не тот, и походка не та,
Только синий взгляд потемнеет вдруг,
Лишь напомнит юнцу визг свинцовых вьюг.

«Мессершмитт» над составом пронесся бреющим.
Стоим притихнув:
Слишком многое
На память пришло
Под свист режущий
Пуль ураганных
У края дороги.
И если бы кто заглянул нам в лица,
По фамилии б назвал,
Не решившись по имени:
— Товарищ такой-то,
Не с вами ли именно
Случилось
Из финского тыла пробиться?!

* См. М.Волошин.
1941

Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т. 
Москва: Художественная литература, 1972.


ОТЪЕЗД

Проходим перроном, молодые до неприличия,
Утреннюю сводку оживленно комментируя.
Оружие личное,
Знаки различия,
Ремни непривычные:
Командиры!

Поезд на Брянск. Голубой, как вчерашние
Тосты и речи, прощальные здравицы.
И дождь над вокзалом. И крыши влажные.
И асфальт на перроне.
Все нам нравится!

Семафор на пути отправленье маячит.
(После поймем — в окруженье прямо!)
А мама задумалась...
— Что ты, мама?
— На вторую войну уходишь, мальчик!
Октябрь 1941

Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т. 
Москва: Художественная литература, 1972.


* * *

Здесь мертвецы стеною за живых!
Унылые и доблестные черти,
Мы баррикады строили из них,
Обороняясь смертью против смерти.

За ними укрываясь от огня,
Я думал о конце без лишней грусти:
Мол, сделают ребята из меня
Вполне надежный для упора бруствер.

Куда как хорошо с меня стрелять.
Не вздрогну под нацеленным оружьем...
Все, кажется, сослужено... Но глядь,
Мы после смерти тоже службу служим!
1940, Финский фронт

Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т. 
Москва: Художественная литература, 1972.


ОБЛАКА КРИЧАТ

По земле поземкой жаркий чад.
Стонет небо, стон проходит небом!
Облака, как лебеди, кричат
Над сожженным хлебом.

Хлеб дотла, и все село дотла.
Горе? Нет... Какое ж это горе...
Полплетня осталось от села,
Полплетня на взгорье.

Облака кричат. Кричат весь день!..
И один под теми облаками
Я трясу, трясу, трясу плетень
Черными руками.
1941

Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т. 
Москва: Художественная литература, 1972.


БОЛЬШАЯ ВОЙНА

Ночью, в жаркой землянке, усталые,
Мы с политруком Гончаровым,
У приемника сидя, принимаем Австралию,
Магией расстояния зачарованные.

Печальную песню на языке незнакомом
Слушаем, с лицами непривычно
 счастливыми.
Хорошая песня... Интересно, по ком она
Так сердечно грустит?
Не по мужу ли в Ливии?

Еще недавно: — Ну, что нам
 Австралия?!
Мельбурн и Сидней — только точки на карте.
Кенгуру, утконосы, табу и так далее,
Рваный учебник на школьной парте.

Еще недавно: — Ну что нам Ливия?—
Помнилось только, что рядом Сахара,
Верблюды по ней плывут спесивые,
Песок накален от палящего жара.

А сейчас — сместились меридианы
И сжались гармошкою параллели.
Рукой подать — нездешние страны,
Общие беды и общие цели.

Наша землянка — земли средоточие,
Все звезды сегодня над нами светятся,
И рядом соседят просторной ночью
Южный Крест с Большой Медведицей.

Уже не в минуте живем, а в вечности,
Живем со своим решающим словом
Во всей всеобщности и всечеловечности
Мы — с политруком Гончаровым.
1941

Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т. 
Москва: Художественная литература, 1972.


ОСЕНЬ

Я осень давно не встречал в лесу
И, удивленный, глазею в оба,
Как в тихих ладонях ветры несут
Кленовое золото высшей пробы.

Как на юру, выгорая дотла,
Спеша на тщеславье богатство выменять,
Сыплют червонцами вяз и ветла
И другие, которых не знаю по имени.

Я даже забыл, что идет война,
А чтоб до войны до этой добраться,
Лишь из лесу выйди — дорога видна,
И шесть километров в сторону Брянска.
Октябрь 1941

Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т. 
Москва: Художественная литература, 1972.


СТЕНА

Взгляд цепенел на кирпичном хламе,
Но тем безрасчетней и тем мощней
Одна стена вырывалась, как пламя,
Из праха рухнувших этажей.

Улиц не было. В мертвую забыть
Город сожженный глядел, оглушен,
Но со стены, обращенной на запад,
Кричала надпись: «Вход воспрещен!»

Она не умела сдаваться на милость
И над домами, упавшими ниц,
Гордая, чужеземцам грозилась,
Не в силах случившегося изменить.

И город держался. Сожжен, но не сломлен,
Разрушенный, верил: «Вход воспрещен».
По кирпичу мы его восстановим —
Лишь будет последний кирпич отомщен...

И стена воплощеньем грозового ритма
Войдет, нерушимая, в мирную жизнь,
Как памятник сотням районных Мадридов,
С победной поправкой на коммунизм!
Октябрь 1941

Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т. 
Москва: Художественная литература, 1972.


В КОЛЬЦЕ

В том ли узнал я горесть,
Что круг до отказа сужен,
Что спелой рябины горсть —
Весь мой обед и ужин?

О том ли вести мне речь,
В том ли моя забота,
Что страшно в ознобе слечь
Живым мертвецом в болото?

В том ли она, наконец,
Что у встречных полян и просек
Встречает дремучий свинец
Мою двадцать первую осень?

Нет, не о том моя речь,
Как мне себя сберечь...

Неволей твоей неволен,
Болью твоей болен,
Несчастьем твоим несчастлив —
Вот что мне сердце застит.

Когда б облегчить твою участь,
Сегодняшнюю да завтрашнюю,
Век бы прожил, не мучась
В муке любой заправдашней.

Ну что бы я сам смог?
Что б я поделал с собою?
В непробудный упал бы мох
Нескошенной головою.

От семи смертей никуда не уйти:
Днем и ночью
С четырех сторон сторожат пути
Стаи волчьи.

И тут бы на жизни поставить крест...
Но, облапив ветвями густыми,
Вышуршит Брянский лес
Твое непокорное имя.

И пойдешь, как глядишь, — вперед.
Дождь не хлещет, огонь не палит,
И пуля тебя не берет,
И болезнь тебя с ног не валит.

От черного дня до светлого дня
Пусть крестит меня испытаньем огня.
Идя через версты глухие,
Тобой буду горд,
Тобой буду тверд,
Матерь моя Россия!
Октябрь 1941

Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т. 
Москва: Художественная литература, 1972.


СЕВЕРНАЯ ЮНОСТЬ

 1

Вот он, под крышей тесовой,
Сразу за гулким мостом,
В брызгах черемухи, новый,
Охрой окрашенный дом!

Гордость всего полустанка,
Он пятистенный, хорош...
Здесь ты живешь, северянка,
Здесь ты и счастье найдешь.

Нет, не желанной невестой
В жизнь ты приходишь мою...
Я лишь прохожий безвестный
В вашем далеком краю.

Я лишь взыскательный путник,
Ищущий правды в речах,
Радостных праздников в буднях,
Ясного света в ночах!

 2

В поселок путь смела пурга,
И слышно лишь по ночи мглистой,
Как табуном встают снега
Под ветра исступленный высвист.

Пускай буран колотит в дом,
Пускай зовет в белесый омут,
Но ни теперь и ни потом
Меня не выманить из дому!

Сорвется заржавелый крюк,
И дверь, распахнутая настежь,
Закличет из крутящих вьюг
Мое беспамятное счастье.

Рванет под перестук крюка
Рука, исколотая вьюгой,
На юге тканого платка
Концы, затянутые туго.

Я вздохом отдышу одним
Заиндевелые ресницы
И расскажу глазам твоим
О том, что им должно присниться!

 3

Шапку звезд на брови надвинув,
Шагает мартовский вечер
В пьянящее бездорожье
И неоглядную ширь.
Он шагает по черным лужам
Туда, где далеко-далече
Мне незнакомая девушка
Ждет этот вечер в глуши.

Набросив платок на плечи,
Выходит одна за околицу
И смотрит, как солнце нехотя
Гаснет за синей рекой,
И все, что подумает девушка,
Обязательно исполнится,
А девушке очень хочется
Быть близкой и дорогой.

И девушка просит вечер,
Чтобы он отыскал ей кого-нибудь,
Непременно очень хорошего,
Себе и весне под стать.
Ручьи зазвенят под снегом,
Покатятся звезды по небу,
А вечер заломит шапку
И пойдет жениха искать!

 4

Билась о каменья жирная кета,
Птицы вылетали из-под сапога,
В желтые и бурые красилась цвета
Под осенним солнцем сонная тайга.

Ягоды тянулись к мордам медвежат,
Привечал оленей ледяной ручей...
Здесь все так же было сто веков назад,
Будет ли здесь так же через сотню дней?

Грузовик промчался вдалеке от нас,
Как сигнальный выстрел тишину прорвав.
Затрещал кустарник ровно через час.
Мы поднялись разом:
— Здравствуйте, прораб!

 5

На торбаза мои взгляни,
Взгляни глазами быстрыми,
Как ладно скроены они
И как обшиты бисером.
Он по коричневым верхам
Густою сыплет искрою,
Зеленой — тут, красной — там,
Расцветкой юкагирскою.
Про те цвета, про тот узор —
Долгий разговор.
Его б продолжить с вами мог
В далеком стойбище
Скорняк таежный и стрелок
Иванко Столбищев.
И он сказал бы вам в глаза,
Что эти торбаза
Надеть считали бы за честь
Даже в Магадане...
Иванко сшил такие здесь
Лишь мне да Айне.
Двустволка, нож и патронташ,
Патронов — за глаза!
Дверь открываю наотмашь,
Свищу в два пальца пса!
Куда шайтан его занес?
В сугробе спал проклятый пес,
Вернется — отхлещу!
У нас короткий разговор...
Но вот он мчит во весь опор
И ластится ко мне, хитер...
Прощу!

 6

Сияют звезды Колымы,
Их свет неугасим...
От незапамятной зимы
Пройдет двенадцать зим.
И за двенадцать тысяч верст,
Среди ночей гремящих,
Перед полком, поднявшись в рост,
Колымский встанет мальчик.
Он крикнет хриплое «ура».
Он с голосом не сладит,
Но все вселенские ветра
Его «ура» подхватят.
Затем, что в этот час ночной
В ста метрах от рейхстага
Заканчивала смертный бой
Бессмертная атака!

 7

Сыну, бывало, скажет мать:
— Ну, что тебя гонит снова
По целым дням в тайге пропадать,
Бежать из дома родного?

Для меня же в доме моем порог
Только лишь тем и хорош,
Что гремят за порогом десятки дорог
И одной из дома уйдешь.

Уйдешь, ничего не сказав в ответ,
Туда, где несмел и робок,
Встает белесый летний рассвет
Над черной грядою сопок.

Туда, где сосны красны, как медь,
Где, свесив над речкой тушу,
Опытный в промысле бурый медведь
Лапой глушит горбушу.

Где лебедята над гладью озер
Пробуют крылья впервые,
Где светит и манит далекий простор
Сквозь стланика ветви густые.

Ради его золотого огня
Надолго бросал я поселок...
Охотно в подручные брал меня,
Со мной подружившись, геолог.

Я думал, что той же дорогой пойду,
Дело его продолжая,
Но участь написана мне на роду
Сходная, но другая.

Как недра родные, язык наш щедр,
И заново вспомнишь и снова
Неистовый труд разведчика недр
В поисках верного слова.
1946-1957

Сергей Наровчатов. Избранное. 
Стихотворения. Поэмы. 
Москва: Художественная литература, 1968.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar