Меню
Назад » »

Семен Исаакович Кирсанов (3)

МОЯ АВТОБИОГРАФИЯ
Грифельные доски,
 парты в ряд,
сидят подростки,
 сидят - зубрят:

"Четырежды восемь -
 тридцать два".
(Улица - осень,
 жива едва...)

- Дети, молчите.
 Кирсанов, цыц!..
сыплет учитель
 в изгородь лиц.

Сыплются рокотом
 дни подряд.
Вырасту доктором
 я (говорят).

Будет нарисовано
 золотом букв:
"ДОКТОР КИРСАНОВ,
 прием до двух".

Плача и ноя,
 придет больной,
держась за больное
 место: "Ой!"

Пощупаю вену,
 задам вопрос,
скажу: - Несомненно,
 туберкулез.

Но будьте стойки.
 Вот вам приказ:
стакан касторки
 через каждый час!

Ах, вышло иначе,
 мечты - пустяки.
Я вырос и начал
 писать стихи.

Отец голосил:
 - Судьба сама -
единственный сын
 сошел с ума!..

Что мне семейка -
 пускай поют.
Бульварная скамейка -
 мой приют.

Хожу, мостовым
 обминая бока,
вдыхаю дым
 табака,

Ничего не кушаю
 и не пью -
слушаю
 стихи и пою.

Греми, мандолина,
 под уличный гам...
Не жизнь, а малина -
 дай
 бог
 вам!
Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. 
Москва: Худож. лит., 1974.


МАЯКОВСКОМУ
Быстроходная яхта продрала бока,
растянула последние жилки
и влетела в открытое море, пока
от волненья тряслись пассажирки.

У бортов по бокам отросла борода,
бакенбардами пены бушуя,
и сидел, наклонясь над водой, у борта
человек, о котором пишу я.

Это море дрожит полосой теневой,
берегами янтарными брезжит...
О, я знаю другое, и нет у него
ни пристаней, ни побережий.

Там рифы - сплошное бурление рифм,
и, черные волны прорезывая,
несется, бушприт в бесконечность вперив,
тень парохода "Поэзия".

Я вижу - у мачты стоит капитан,
лебедкой рука поднята,
и голос, как в бурю взывающий трос,
и гордый, как дерево, рост.

Вот вцепится яро, зубами грызя
борта парохода, прибой,-
он судно проводит, прибою грозя
выдвинутою губой!

Я счастлив, как зверь, до ногтей, до волос,
я радостью скручен, как вьюгой,
что мне с командиром таким довелось
шаландаться по морю юнгой.

Пускай прокомандует! Слово одно -
готов, подчиняясь приказам,
бросаться с утеса метафор на дно
за жемчугом слов водолазом!

Всю жизнь, до седины у виска,
мечтаю я о потайном.
Как мачта, мечта моя высока:
стать, как и он, капитаном!

И стану! Смелее, на дальний маяк!
Терпи, добивайся, надейся, моряк,
высокую песню вызванивая,
добыть капитанское звание!
Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. 
Москва: Худож. лит., 1974.


ЛЮБОВЬ МАТЕМАТИКА
Расчлененные в скобках подробно,
эти формулы явно мертвы.
Узнаю: эта линия - вы!
Это вы, Катерина Петровна!

Жизнь прочерчена острым углом,
в тридцать градусов пущен уклон,
и разрезан надвое я
вами, о, биссектриса моя!

Знаки смерти на тайном лице,
угол рта, хорды глаз - рассеки!
Это ж имя мое - ABC -
Александр Борисыч Сухих!

И когда я изогнут дугой,
неизвестною точкой маня,
вы проходите дальней такой
по касательной мимо меня!

Вот бок о бок поставлены мы
над пюпитрами школьных недель,-
только двум параллельным прямым
не сойтись никогда и нигде!
Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. 
Москва: Худож. лит., 1974.


АЛАДИН У СОКРОВИЩНИЦЫ
Стоят ворота, глухие к молящим глазам и слезам.

Откройся, Сезам!
Я тебя очень прошу - откройся, Сезам!
Ну, что тебе стоит,- ну, откройся, Сезам!
Знаешь, я отвернусь,
а ты слегка приоткройся, Сезам.
Это я кому говорю - "откройся, Сезам"?
Откройся или я тебя сам открою!
Ну, что ты меня мучаешь,- ну,
откройся, Сезам, Сезам!
У меня к тебе огромная просьба: будь любезен,
не можешь ли ты
открыться, Сезам?
Сезам, откройся!
Раз, откройся, Сезам, два, откройся, Сезам, три...
Нельзя же так поступать с человеком, я опоздаю,
я очень спешу, Сезам, ну, Сезам, откройся!
Мне ненадолго, ты только откройся
и сразу закройся, Сезам...

Стоят ворота, глухие к молящим глазам и слезам.
Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. 
Москва: Худож. лит., 1974.


НА КРУГОЗОРЕ
На снег-перевал
по кручам дорог
Кавказ-караван
взобрался и лег.

Я снег твой люблю
и в лед твой влюблюсь,
двугорый верблюд,
двугорбый Эльбрус.

Вот мордой в обрыв
нагорья лежат
в сиянье горбы
твоих Эльбружат.

О, дай мне пройти
туда, где светло,
в приют Девяти,
к тебе на седло!

Пролей родники
в походный стакан.
Дай быстрой реки
черкесский чекан!
Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. 
Москва: Худож. лит., 1974.


ВЕТЕР
Скорый поезд, скорый поезд, скорый поезд!
Тамбур в тамбур, буфер в буфер, дым об дым!
В тихий шелест, в южный город, в теплый пояс,
к пассажирским, грузовым и наливным!

Мчится поезд в серонебую просторность.
Всё как надо, и колеса на мази!
И сегодня никакой на свете тормоз
не сумеет мою жизнь затормозить.

Вот и ветер! Дуй сильнее! Дуй оттуда,
с волнореза, мимо теплой воркотни!
Слишком долго я терпел и горло кутал
в слишком теплый, в слишком добрый воротник.

Мы недаром то на льдине, то к Эльбрусу,
то к высотам стратосферы, то в метро!
Чтобы мысли, чтобы щеки не обрюзгли
за окошком, защищенным от ветров!

Мне кричат:- Поосторожней! Захолонешь!
Застегнись! Не простудись! Свежо к утру!-
Но не зябкий инкубаторный холеныш
я, живущий у эпохи на ветру.

Мои руки, в холодах не костенейте!
Так и надо - на окраине страны,
на оконченном у моря континенте,
жить с подветренной, открытой стороны.

Так и надо - то полетами, то песней,
то врезая в бурноводье ледокол,-
чтобы ветер наш, не теплый и не пресный,
всех тревожил, долетая далеко.
1933

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. 
Москва: Худож. лит., 1974.


ПРЕДЧУВСТВИЕ

К Земле подходит Марс,
планета красноватая.
Бубнит военный марш,
трезвонит медь набатная.

В узле золотой самовар
с хозяйкой бежит от войны;
на нем отражается Марс
и первые вспышки видны.

Обвалилась вторая стена,
от огня облака порыжели.
- Неужели это война?
- Прекрати повторять "неужели"!

Неопытны первые беженцы,
далекие гулы зловещи,
а им по дороге мерещатся
забытые нужные вещи.

Мать перепутала детей,
цепляются за юбку двое;
они пристали в темноте,
когда случилось роковое.

A может быть, надо проснуться?
Уходит на сбор человек,
он думает вскоре вернуться,
но знает жена, что навек.

На стыке государств
стоит дитя без мамы;
к нему подходит Марс
железными шагами.
Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. 
Москва: Худож. лит., 1974.


ОСЕНЬ
 Les sanglots longs...
 Раul Verlaine *

Лес окрылен,
веером - клен.
 Дело в том,
что носится стон
в лесу густом
 золотом...

Это - сентябрь,
вихри взвинтя,
 бросился в дебрь,
то злобен, то добр
лиственных домр
 осенний тембр.

Ливня гульба
топит бульвар,
 льет с крыш...
Ночная скамья,
и с зонтиком я -
 летучая мышь.

Жду не дождусь.
Чей на дождю
 след?..
Много скамей,
но милой моей
 нет!..

* Долгие рыдания...
Поль Верлен (франц.).
Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. 
Москва: Худож. лит., 1974.


ТВОРЧЕСТВО
Принесли к врачу солдата
 только что из боя,
но уже в груди не бьется
 сердце молодое.

В нем застрял стальной осколок,
 обожженный, грубый.
И глаза бойца мутнеют,
 и синеют губы.

Врач разрезал гимнастерку,
 разорвал рубашку,
врач увидел злую рану -
 сердце нараспашку!

Сердце скользкое, живое,
 сине-кровяное,
а ему мешает биться
 острие стальное...

Вынул врач живое сердце
 из груди солдатской,
и глаза устлали слезы
 от печали братской.

Это было невозможно,
 было безнадежно...
Врач держать его старался
 бесконечно нежно.

Вынул он стальной осколок
 нежною рукою
и зашил иглою рану,
 тонкою такою...

И в ответ на нежность эту
 под рукой забилось,
заходило в ребрах сердце,
 оказало милость.

Посвежели губы брата,
 очи пояснели,
и задвигались живые
 руки на шинели.

Но когда товарищ лекарь
 кончил это дело,
у него глаза закрылись,
 сердце онемело.

И врача не оказалось
 рядом по соседству,
чтоб вернуть сердцебиенье
 и второму сердцу.

И когда рассказ об этом
 я услышал позже,
и мое в груди забилось
 от великой дрожи.

Понял я, что нет на свете
 выше, чем такое,
чем держать другое сердце
 нежною рукою.

И пускай мое от боли
 сердце разорвется -
это в жизни, это в песне
 творчеством зовется.
1943

Три века русской поэзии. 
Составитель Николай Банников. 
Москва: Просвещение, 1968.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar