Меню
Назад » »

Роберт Иванович Рождественский (7)

Я верующим был.
Почти с рожденья
я верил с удивленным наслажденьем
в счастливый свет
 домов многооконных...
Весь город был в портретах,
 как в иконах.
И крестные ходы —
 по-районно —
несли
свои хоругви и знамена...

А я писал, от радости шалея,
о том, как мудро смотрят с Мавзолея
на нас вожди «особого закала»
(Я мало знал.
И это помогало.)
Я усомниться в вере:
 не пытался.

Стихи прошли.
А стыд за них
 остался.
Роберт Рождественский. Избранное. 
Всемирная библиотека поэзии. 
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1997.


* * *
Я буквы выучил еще до школы,
и это было сладко и рисково...
Но я любую книжную лавину
бесстрашно сокращал наполовину.
Природа
и другие «трали-вали»
меня совсем не интересовали.
Читал я от заката до рассвета,—
сюжета требовал от книг!
Сюжета!
И ничего не принимал взамен...
Стать грамотным
я так и не сумел.
Роберт Рождественский. Избранное. 
Всемирная библиотека поэзии. 
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1997.


* * *
Не убий!—
в полумраке
 грошовые свечи горят...
Из глубин
возникают слова
 и становятся в ряд.
Если боль
и набухли кровавые кисти рябин,
если бой,—
кто услышит твое:
 «Не убий..»?

Мы слышны
только самым ближайшим
 друзьям и врагам.
Мы смешны,
если вечность
 пытаемся бросить к ногам.
Есть предел
у цветка,
 у зари
 и у сердца в груди.
Мир людей.
И над каждым библейское:
 «Не укради!..»
Мир
 дрожит,
будто он искупался
 в январской воде...
Надо
жить!
У последней черты.
 На последней черте.
Думать всласть.
Колесить, как товарный вагон
И не красть.

Разве что —
 У богов.
Огонь.
Роберт Рождественский. Избранное. 
Всемирная библиотека поэзии. 
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1997.


* * *
 Алене

Мы совпали с тобой,
 совпали
в день, запомнившийся навсегда.
Как слова совпадают с губами.
С пересохшим горлом —
вода.
Мы совпали, как птицы с небом.
Как земля
 с долгожданным снегом
совпадает в начале зимы,
так с тобою
 совпали мы.
Мы совпали,
 еще не зная
ничего
о зле и добре.

И навечно
 совпало с нами
это время в календаре.
Роберт Рождественский. Избранное. 
Всемирная библиотека поэзии. 
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1997.


* * *
Может быть, все-таки мне повезло,
если я видел время запутанное,
время запуганное,
время беспутное,
которое то мчалось,
то шло.
А люди шагали за ним по пятам.
Поэтому я его хаять не буду...

Все мы —
гарнир к основному блюду,
которое жарится где-то
Там.
Роберт Рождественский. Избранное. 
Всемирная библиотека поэзии. 
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1997.


* * *
Наверно, будут глохнуть историки,
копаясь в тоннах
нашей риторики...
Но —
 сквозь любую наносную муть,
которая сверху лежит,
они должны понять
(и поймут!),
как мы любили
 жить!
Жить!
Ладонями землю трогать.
Жить!
Детей
 качать на руках.
Жить!
И чувствовать
 друга локоть.
Жить!
И видеть лицо
 врага.
Вечер лирики. 
Москва: Искусство, 1965.


БАЛЛАДА О КРАСКАХ
Был он рыжим,
 как из рыжиков рагу.
Рыжим, 
 словно апельсины на снегу.
Мать шутила, 
 мать веселою была: 
«Я от солнышка сыночка родила...»
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Чёрным, 
 будто обгоревшее смолье.
Хохотала над расспросами она, 
говорила:
«Слишком ночь была черна!..»
В сорок первом, 
 в сорок памятном году 
прокричали репродукторы беду.
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
поклонились маме в пояс.
И ушли.
Довелось в бою почуять молодым 
рыжий бешеный огонь 
 и черный дым, 
злую зелень застоявшихся полей, 
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Оба сына, оба-двое, два крыла, 
воевали до победы.
Мать ждала.
Не гневила, 
 не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей. 
 Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей. 
 Повезло ей! 
 Повезло!— 
Оба сына 
воротилися в село.
Оба сына.
 Оба-двое. 
 Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что еще?
Пьют зеленое вино, как повелось...
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы — 
 смертельной белизны!
Видно, много 
белой краски 
у войны.
1972

Советская поэзия. В 2-х томах. 
Библиотека всемирной литературы. Серия третья. 
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм. 
Москва: Художественная литература, 1977.


ПОДКУПЛЕННЫЙ

 «Все советские писатели подкуплены...»
 Так пишут о нас на Западе

Я действительно подкуплен.
 Я подкуплен.
Без остатка.
И во сне.
И наяву.
Уверяют советологи:
 «Погублен...»
Улыбаются товарищи:
 «Живу!..»

Я подкуплен
 ноздреватым льдом кронштадтским.
И акцентом коменданта-латыша.
Я подкуплен
 военкомами гражданской
и свинцовою водою Сиваша...
Я еще подкуплен снегом
 белым-белым.
Иртышом
и предвоенной тишиной.
Я подкуплен кровью
 павших в сорок первом.
Каждой каплей.
До единой.
До одной.
А еще подкуплен я костром.
 Случайным,
как в шальной игре десятка при тузе.
Буйством красок Бухары.
 Бакинским чаем.
И спокойными парнями с ЧТЗ...
Подкупала
 вертолетная кабина,
ночь
и кубрика качающийся пол!..
Как-то женщина пришла.
И подкупила.
Подкупила —
чем?—
не знаю
 до сих пор.
Но тогда-то жизнь
 я стал считать по веснам.
Не синицу жду отныне,
а скворца...
Подкупила дочь
 характером стервозным,—
вот уж точно,
что ни в мать
и ни в отца...
Подкупил Расул1
 насечкой на кинжале.
Клокотанием —
 ангарская струя.
Я подкуплен и Палангой,
и Кижами.
Всем, что знаю.
 И чего не знаю
 я...
Я подкуплен зарождающимся словом,
не размененным пока на пустяки.
Я подкуплен
 Маяковским2 и Светловым3.
И Землей,
в которой сбудутся стихи!..
И не все еще костры отполыхали.
И судьба еще угадана не вся...
Я подкуплен.
Я подкуплен с потрохами.
И поэтому купить меня
нельзя.
1969

Советская поэзия. В 2-х томах. 
Библиотека всемирной литературы. Серия третья. 
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм. 
Москва: Художественная литература, 1977.


* * *

Не верю
 в принцесс на горошинах.
Верю
в старух на горошинах.
Болезнями огорошенных.
Дремлющих
осторожно...

Они сидят над чаями
возвышенно
 и терпеливо,
чувствуя,
как в чулане
дозревает
 царство наливок...
Бормочут что-то печальное
и, на шаткий стол опершись,
буквами пишут
 печатными
письма —
длиною в жизнь...
Постели им —
 не постели.
Лестницы им —
 коварны.
Оладьи для них —
 толстенны.
А внученьки —
 тонковаты...
Кого-то жалея
 вечно,
кому-то
 вечно мешая,
прозрачны
и человечны,
семенят
 по земному шару...
Хотят они всем
 хорошего.
Нянчат внучат
покорно...

А принцессы
спят
 на горошинах.
И даже
очень спокойно.
1965

Роберт Рождественский. 
Радар сердца. Избранные стихи. 
Москва, "Художественная литература", 1971.


СНЕГ

Этой ночью
 первый снег летел в окно.
Этим утром
 снег идти не перестал...
Так идет он, будто кто-то озорно,
как в бутылке,
все окрестности взболтал.
И не знает снег,
 куда лететь ему,
где найти ему
 местечко для жилья.
И забыл он, где земля,
зачем земля?
почему трава и зелень почему.
То идет он сверху вниз,
то снизу вверх —
озабоченный,
 растерянный,
 чудной...
Я прекрасно понимаю
 первый снег,
потому что так же было и со мной.
Время встало.
А потом пошло назад!
Все часы на свете
 канули во тьму.
И забыл я, что сказать.
Зачем сказать.
Почему смеяться,
плакать почему.
Шла за осенью
 весна,
потом — зима.
Позабыл я все слова,
все имена.
Позабыл я даже то,
 как ты нужна,—
ты об этом мне напомнила
сама.
Очень гордая
 сама пришла ко мне,
равнодушие обидное стерпя.

На твоих ресницах
 тает первый снег...
Чтоб я делал,
если б не было тебя?!
Роберт Рождественский. Избранное. 
Всемирная библиотека поэзии. 
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1997.


* * *
Хотя б во сне давай увидимся с тобой.
Пусть хоть во сне
 твой голос зазвучит...
В окно —
 не то дождем,
 не то крупой
с утра заладило.
И вот стучит, стучит...
Как ты необходима мне теперь!
Увидеть бы.
Запомнить все подряд...
За стенкою о чём-то говорят.
Не слышу.
 Но, наверно,— о тебе!..
Наверное,
 я у тебя в долгу,
любовь, наверно, плохо берегу:
хочу услышать голос —
 не могу!
Лицо пытаюсь вспомнить —
 не могу!..

...Давай увидимся с тобой хотя б во сне!
Ты только скажешь, как ты там.
 И всё.
И я проснусь.
И легче станет мне...
Наверно, завтра
 почта принесет
письмо твое.

А что мне делать с ним?
Ты слышишь?
Ты должна понять меня —
хоть авиа,
 хоть самым скоростным,
а все равно пройдет четыре дня.
Четыре дня!
А что за эти дни
случилось —
 разве в письмах я прочту?!
Как эхо от грозы, придут они...

Давай увидимся с тобой —
 я очень жду —
хотя б
во сне!
А то я
не стерплю,
в ночь
выбегу
 без шапки,
 без пальто...
Увидимся давай с тобой,
 а то...
А то тебя сильней я полюблю.
Роберт Рождественский. Избранное. 
Всемирная библиотека поэзии. 
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1997.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar