Меню
Назад » »

Петр Андреевич Вяземский (4)

ЭПЕРНЕ

 1

Икалось ли тебе, Давыдов,
Когда шампанское я пил
Различных вкусов, свойств и видов,
Различных возрастов и сил,

Когда в подвалах у Моэта
Я жадно поминал тебя,
Любя наездника-поэта,
Да и шампанское любя?

Здесь бьет Кастальский ключ, питая
Небаснословною струей;
Поэзия — здесь вещь ручная:
Пять франков дай — и пей и пой!

Моэт — вот сочинитель славный!
Он пишет прямо набело,
И стих его, живой и плавный,
Ложится на душу светло.

Живет он славой всенародной;
Поэт доступный, всем с руки,
Он переводится свободно
На все живые языки.

Недаром он стяжал известность
И в школу все к нему спешат:
Его текущую словесность
Все поглощают нарасхват.

Поэм в стеклянном переплете
В его архивах миллион.
Гомер! хоть ты в большом почете,—
Что твой воспетый Илион?

Когда тревожила нас младость
И жажда ощущений жгла,
Его поэма, наша радость,
Настольной книгой нам была.

Как много мы ночей бессонных,
Забыв все тягости земли,
Ночей прозрачных, благосклонных,
С тобой над нею провели.

Прочтешь поэму — и, бывало,
Давай полдюжину поэм!
Как ни читай,— кажись, всё мало...
И зачитаешься совсем.

В тех подземелиях гуляя,
Я думой ожил в старине;
Гляжу: биваком рать родная
Расположилась в Эперне.

Лихой казак, глазам и слуху,
Предстал мне: песни и гульба!
Пьют эпернейскую сивуху,
Жалея только, что слаба.

Люблю я русскую натуру:
В бою он лев; пробьют отбой —
Весельчаку и балагуру
И враг всё тот же брат родной.

Оставя боевую пику,
Казак здесь мирно пировал,
Но за Москву, французам в пику,
Их погреба он осушал.

Вином кипучим с гор французских
Он поминал родимый Дон,
И, чтоб не пить из рюмок узких,
Пил прямо из бутылок он.

Да и тебя я тут подметил,
Мой бородинский бородач!
Ты тут друзей давнишних встретил,
И поцелуй твой был горяч.

Дней прошлых свитки развернулись,
Все поэтические сны
В тебе проснулись, встрепенулись
Из-за душевной глубины.

Вот край, где радость льет обильно
Виноточивая лоза;
И из очей твоих умильно
Скатилась пьяная слеза!

 2

Так из чужбины отдаленной
Мой стих искал тебя, Денис!
А уж тебя ждал неизменный
Не виноград, а кипарис.

На мой привет отчизне милой
Ответом скорбный голос был,
Что свежей братскою могилой
Дополнен ряд моих могил.

Искал я друга в день возврата,
Но грустен был возврата день!
И собутыльника и брата
Одну я с грустью обнял тень.

Остыл поэта светлый кубок,
Остыл и партизанский меч;
Средь благовонных чаш и трубок
Уж не кипит живая речь.

С нее не сыплются, как звезды,
Огни и вспышки острых слов,
И речь наездника — наезды
Не совершает на глупцов.

Струей не льется вечно новой
Бивачных повестей рассказ
Про льды Финляндии суровой,
Про огнедышащий Кавказ,

Про год, запечатленный кровью,
Когда, под заревом Кремля,
Пылая местью и любовью,
Восстала русская земля.

Когда, принесши безусловно
Все жертвы на алтарь родной,
Единодушно, поголовно
Народ пошел на смертный бой.

Под твой рассказ народной были,
Животрепещущий рассказ,
Из гроба тени выходили,
И блеск их ослеплял наш глаз.

Багратион — Ахилл душою,
Кутузов — мудрый Одиссей,
Сеславин, Кульнев — простотою
И доблестью муж древних дней!

Богатыри эпохи сильной,
Эпохи славной, вас уж нет!
И вот сошел во мрак могильный
Ваш сослуживец, ваш поэт!

Смерть сокрушила славы наши,
И смотрим мы с слезой тоски
На опрокинутые чаши,
На упраздненные венки.

Зову,— молчит припев бывалый;
Ищу тебя,— но дом твой пуст;
Не встретит стих мой запоздалый
Улыбки охладевших уст.

Но песнь мою, души преданье
О светлых, безвозвратных днях,
Прими, Денис, как возлиянье
На прах твой, сердцу милый прах!
1839-1854

П.А.Вяземский. Стихотворения. 
Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 3-е. 
Ленинград: Советский писатель, 1986.


К ПАРТИЗАНУ-ПОЭТУ

Анакреон1 под дуломаном2,
Поэт, рубака, весельчак!
Ты с лирой, саблей иль стаканом3
Равно не попадешь впросак.

Носи любви и Марсу дани!
Со славой крепок твой союз:
В день брани — ты любитель брани!
В день мира — ты любимец муз!

Душа, двойным огнем согрета,
В тебе не может охладеть:
На пламенной груди поэта
Георгия приятно зреть4.

Воинским соблазнясь примером,
Когда б Парнас давал кресты,
И Аполлона кавалером
Давно, конечно, был бы ты.
1814

Примечания
Обращено к Денису Васильевичу Давыдову (1784—1839), герою Отечественной войны 1812 г., военному писателю, поэту-партизану, который в своих стихотворениях поэтизировал жизнь лихих гусаров . В посланиях к Давыдову Вяземскийподхватывает мотивы вольной гусарской жизни и стилизует адресата по образу и подобию бесшабашного гусара из его же произведений, а в восхвалениях гусарской вольницы угадывалось неприятие военно-бюрократической казенщины.
1. Анакреон (ок. 570—478 гг. до н. э.) — древнегреческий поэт, воспевавший любовь, вино и праздную жизнь. 
2. Дуломан (доломан) — гусарская куртка. 
3. Ты с лирой, саблей иль стаканом... — «В Новостях литературы» к этому месту сделано подстрочное примечание: «Поэт под сим словом разумеет острые шутки и веселость в дружеском пиру, умеренно приправленные тем напитком, который веселит сердце человека. Прим. издат.».
4. Георгия приятно зреть... — Давыдов был награжден Георгиевским крестом четвертой степени. 

П.А.Вяземский. Стихотворения. 
Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 3-е. 
Ленинград: Советский писатель, 1986.


К ПАРТИЗАНУ-ПОЭТУ

Давыдов, баловень счастливый
Не той волшебницы слепой,
И благосклонной и спесивой,
Вертящей мир своей клюкой,
Пред коею народ трусливый
Поник просительной главой1,—
Но музы острой и шутливой
И Марса, ярого в боях!
Пусть грудь твоя, противным страх,
Не отливается игриво
В златистых и цветных лучах,
Как радуга на облаках;
Но мне твой ус красноречивый,
Взращенный, завитый в полях
И дымом брани окуренный,—
Повествователь неизменный
Твоих набегов удалых
И ухарских врагам приветов,
Колеблющих дружины их!
Пусть генеральских эполетов
Не вижу на плечах твоих,
От коих часто поневоле
Вздымаются плеча других;
Не все быть могут в равной доле,
И жребий с жребием несхож!
Иной, бесстрашный в ратном поле,
Застенчив при дверях вельмож;
Другой, застенчивый средь боя,
С неколебимостью героя
Вельможей осаждает дверь;
Но не тужи о том теперь!
На барскую ты половину
Ходить с поклоном не любил,
И скромную свою судьбину
Ты благородством золотил.
Врагам был грозен не по чину,
Друзьям ты не по чину мил!
Спеши в объятья их без страха
И, в соприсутствии нам Вакха,
С друзьями здесь возобнови
Союз священный и прекрасный,
Союз и братства и любви,
Судьбе могущей неподвластный!..
Где чаши светлого стекла?
Пускай их в ряд, в сей день счастливый,
Уставит грозно и спесиво
Обширность круглого стола!
Сокрытый в них рукой целебной,
Дар благодатный, дар волшебной
Благословенного Аи2
Кипит, бьет искрами и пеной! —
Так жизнь кипит в младые дни!
Так за столом непринужденно
Родятся искры острых слов,
Друг друга гонят, упреждают
И, загоревшись, угасают
При шумном смехе остряков!
Ударим радостно и смело
Мы чашу с чашей в звонкий лад!..
Но твой, Давыдов, беглый взгляд
Окинул круг друзей веселый,
И, среди нас осиротелый,
Ты к чаше с грустью приступил,
И вздох невольный и тяжелый
Поверхность чаши заструил!..
Вздох сердца твоего мне внятен,—
Он скорбной траты тайный глас;
И сей бродящий взор понятен —
Он ищет Бурцова3 средь нас.
О Бурцов! Бурцов! честь гусаров,
По сердцу Вакха человек!
Ты не поморщился вовек
Ни с блеска сабельных ударов,
Светящих над твоим челом,
Ни с разогретого арака,
Желтеющего за стеклом
При дымном пламени бивака!
От сиротствующих пиров
Ты был оторван смертью жадной!
Так резкий ветр, посол снегов,
Сразившись с лозой виноградной,
Красой и гордостью садов,
Срывает с корнем, повергает,
И в ней надежду убивает
Усердных Вакховых сынов!
Не удалось судьбой жестокой
Ударить робко чашей мне
С твоею чашею широкой,
Всегда потопленной в вине!
Я не видал ланит румяных,
Ни на челе следов багряных
Побед, одержанных тобой;
Но здесь, за чашей круговой,
Клянусь Давыдовым и Вакхом:
Пойду на холм надгробный твой
С благоговением и страхом;
Водяных слез я не пролью,
Но свежим плющем холм украшу,
И, опрокинув полну чашу,
Я жажду праха утолю!
И мой резец, в руке дрожащий,
Изобразит от сердца стих:
«Здесь Бурцов, друг пиров младых;
Сном вечности и хмеля спящий.
Любил он в чашах видеть дно,
Врагам казать лицо средь боя.—
Почтите падшего героя
За честь, отчизну и вино!»
1814

Примечания
Обращено к Д. В. Давыдову (см. его раздел на этом сайте), независимый нрав которого мешал его продвижению по службе. За кампанию 1812 г. он был произведен лишь в полковники. Несмотря на участие в 1813 г. в сражениях при Калише, Бауцене, Лейпциге, ему не было присвоено генеральское звание. Лишь в начале кампании 1814 г. «за отличие в сражении 20 января при Ларотьере был произведен в генерал-майоры и во главе гусарской бригады вступил в Париж» (В. М. Глинка, А. В. Помарнацкий. Военная галерея Зимнего дворца. Л., 1963, с. 75). Когда в мае 1814 г. Давыдов вернулся на родину, его ждал неприятный «сюрприз»; он получил уведомление от Генерального штаба, что с присвоением ему генеральского чина произошла якобы ошибка: его спутали с каким-то однофамильцем. Прошло несколько месяцев, пока все разъяснилось в его пользу.
1. Не той волшебницы слепой... — Имеется в виду Фортуна, богиня судьбы. 
2. Аи — марка шампанского. 
3. Он ищет Бурцева средь нас.— «Величайший гуляка и самый отчаянный забулдыга из всех гусарских поручиков», по словам современника С. П. Жихарева, А. П. Бурцев, сослуживец Давыдова по Белорусскому гусарскому полку, воспетый им в ряде стихотворений. Бурцов «умер в 1813 году вследствие пари, заключенного в пьяном виде. Наскакал со всего бегу на околицу и раздробил себе череп» (С. П. Жихарев. Записки современника. М.—Л., 1955, с. 706; помета П. И. Бартенева).

П.А.Вяземский. Стихотворения. 
Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 3-е. 
Ленинград: Советский писатель, 1986.


Д. В. ДАВЫДОВУ

Давыдов! где ты? что ты? сроду
Таких проказ я не видал;
Год канул вслед другому году...
Или, перенимая моду
Певцов конфект и опахал
И причесав для них в угоду
Жеманной музе мадригал,
Скажу: май два раза природу
Зеленым бархатом постлал,
И разогрел дыханьем воду,
И вечных граций хороводу
Резвиться в рощах заказал,—
С тех пор, как от тебя ни строчки,
Ни двоеточия, ни точки
Хоть на смех я не получал.
Чем мне почесть твое забвенье?
Теряюсь я в недоуменье.
Иль, как мундирный идеал,
Под ношей тучных эполетов,
Ты вместо речи и ответов
Плечом да шпорой говоришь,
И лучшего пера не знаешь,
Как то, которым щеголяешь
И гордо с шляпы шевелишь?
Иль дружба, может быть, в отставке,
Отбитая сестрой своей,
Сидит печально на прилавке
У непризнательных дверей.
И для отсутственных друзей
Помина нет в походной ставке
Непостоянных усачей?
Ты наслаждайся с новой гостью,
Но берегись, чтоб наконец,
Платя за хлеб-соль сердца злостью,
Не захозяйничал жилец.
Иль, может быть, мудрец угрюмый,
На светлое свое чело
Ты, розам радостей назло,
Навел бразды спесивой думы;
Оценщик строгий строгих благ,
Страшась любви и дружбы ныне,
От двух сердечных побродяг
Ты держишь сердце в карантине.
Чем не пошутит хитрый враг?
Уж верить ли моим гаданьям?
Сказав прости очарованьям,
Назло пленительных грехов,
И упоительным мечтаньям
Весны, веселий и стихов,
Любви призыву ты не внемлешь,
Но в клире нравственных певцов
Перо Хераскова приемлешь1
И мысленно заране дремлешь
В академических венках!
В твоем камине на кострах
Пылают: красоты угодник —
Роскошный Душеньки певец2,
Теоса мудрый греховодник3
И соблазнительный мудрец —
Наставник счастия Гораций;
И окаянного Парни4,
Поклонника единых граций,
Которому и ты сродни
(Сказать не в гнев, а мимоходом),
Уж не заставишь в оны дни
Ожить под русским переводом.
Простясь и чувством и умом,
Не знаешь прежних мясоедов,
Ни шумных дружеских обедов,
Ни тайных ужинов вдвоем,
Где с полночи до ранней зори
Веселье бодро спорит с сном.
Теперь живой memento mori5,
Мороча и себя и нас,
Не испугавшись Молиера,
Играешь ролю лицемера6;
Иль, может... но на этот раз
Моим поклепам и догадкам
И стихотворческим нападкам
Пора мне положить конец.
Лихого Бурцова знакомец7,
Тройного хмеля будь питомец —
Вина, и песен, и любви,
Или, мудрец тяжеловесный,
Свой стих веселый протрезви
Водою нравственности пресной,—
До этого мне дела нет:
Рядись как хочешь на досуге,
Но мне на голос дай ответ,
И, помня о старинном друге,
Ты будь Денисом прежних лет!
1816

Примечания
Ниже приводится первоначальная редакция стихов, следовавших после строки: Непостоянных усачей?

 Будь счастлив с постояльцем новым!
 Но берегись, чтоб наконец
 К тебе хозяином суровым
 Не обратился твой жилец.
 Иль, может быть, любовь и дружбу,
 Сих двух житейских побродяг,
 Ты презрел для небесных благ,
 Вступив в мистическую службу?
 Чем не пошутит хитрый враг?
 Уж верить ли моим гаданьям?
 Сказав «прости» очарованьям,
 Назло пленительных грехов,
 И упоительным мечтаньям
 Весны, веселий и стихов,
 Любви призыву ты не внемлешь,
 Но в клире набожных певцов,
 Ковач благочестивых строф,
 Псалтырь славянскую приемлешь
 И мысленно заране дремлешь
 В академических венках.
 В твоем камине на кострах
 Пылает сатаны угодник,
 Походов девственных певец,
 Теоса мудрый греховодник
 И соблазнительный мудрец,
 Наставник счастия Гораций;
 И окаянного Парни,
 Причастника единых граций,
 Ты променял во оны дни
 На житие церковных дедои;
 Постясь в монашеской сени,
 Не знаешь жирных мясоедов,
 Ни шумных дружеских обедов,
 Ни тайных ужинов вдвоем,
 И, следуя примерам общим,
 Ханжишь, слывя живым усопшим,
 С собой, с людьми и с божеством.
 Или... но расстаюсь с пером.
 Изобретательному гневу
 И стихотворному напеву
 Пора мне положить конец!
 Ты будь гусар или чернец,
 Любви отступник или жрец,
 Или шалун неугомонный,
 Иль сонный член «Беседы» сонной —
 До этого мне дела нет:
 Рядись как хочешь на досуге,
 Но мне на голос дай ответ,
 И, помня о старинном друге,
 Ты будь Денисом прежних лет!

1. Перо Хераскова приемлешь... — М. М. Херасков (1733—1807) — писатель, автор дидактических поэм, написанных высоким слогом. 
2. Роскошной Душеньки певец... — Имеется в виду И. Ф. Богданович (1743—1803), автор поэмы «Душенька», переиначивший на русский лад античный миф о любви Амура и Психеи. 
3. Теоса мудрый греховодник... — Анакреон (ок. 570—478 гг. до н. э.), древнегреческий поэт, воспевавший любовь, вино и праздную жизнь. 
4. И окаянного Парни... — Эварист Парни (1753—1814) — французский поэт, известный своими элегиями, эротическими стихотворениями и антиклерикальной поэмой «Битва старых и новых богов». В России Парни становится популярным с конца XVIII в. Влияние его в той или иной мере сказалось на творчестве Ю. А. Нелединского-Мелецкого, В. Л. Пушкина, Д. В. Давыдова, К. Н. Батюшкова, А. С. Пушкина. 
5. Memento mori — Помни о смерти (лат.).
6. Не испугавшись Молиера, // Играешь ролю лицемера... — Намек на комедию Мольера (1622—1673) «Тартюф».
7. Лихого Бурцева знакомец... — О Бурцеве см. примечание к стихотворению «К партизану-поэту». 

П.А.Вяземский. Стихотворения. 
Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 3-е. 
Ленинград: Советский писатель, 1986.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar