Меню
Назад » »

Михаил Кульчицкий (1)

Высокохудожественной
строчкой не хромаете,
вы отображаете
удачно дач лесок.
А я - романтик.
Мой стих не зеркало -
но телескоп.
К кругосветному небу
нас мучит любовь:
боев
за коммуну
мы смолоду ищем.
За границей
в каждой нише
по нищему,
там небо в крестах самолетов -
кладбищем,
и земля все в крестах
пограничных столбов.
Я романтик -
не рома,
не мантий,-
не так.
Я романтик разнаипоследних атак!
Ведь недаром на карте,
командармом оставленной,
на еще разноцветной карте
 за Таллином
пресс-папье покачивается, как танк.
1940-е

Сквозь время.
Стихи поэтов и воспоминания о них.
Москва, "Советский писатель", 1964.


* * *

Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: "лейтенант"
звучит вот так: "Налейте нам!"
И, зная топографию,
он топает по гравию.

Война - совсем не фейерверк,
а просто - трудная работа,
когда,
 черна от пота,
 вверх
скользит по пахоте пехота.
Марш!
 И глина в чавкающем топоте
 до мозга костей промерзших ног
 наворачивается на чeботы
 весом хлеба в месячный паек.
 На бойцах и пуговицы вроде
 чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
с ежедневными Бородино.
26 декабря 1942, Хлебниково-Москва

Бессмертие. Стихи советских поэтов,
погибших на фронтах Великой Отечественной
Войны, 1941-1945. Москва, "Прогресс", 1978.


ДОЖДЬ

Дождь. И вертикальными столбами
дно земли таранила вода.
И казалось, сдвинутся над нами
синие колонны навсегда.

Мы на дне глухого океана.
Даже если б не было дождя,
проплывают птицы сквозь туманы,
плавниками черными водя.

И земля лежит как Атлантида,
скрытая морской травой лесов,
и внутри кургана скифский идол
может испугать чутливых псов.

И мое дыханье белой чашей,
пузырьками взвилося туда,
где висит и видит землю нашу
не открытая еще звезда,

чтобы вынырнуть к поверхности, где мчится
к нам, на дно, забрасывая свет,
заставляя сердце в ритм с ней биться,
древняя флотилия планет.
1940

Сквозь время.
Стихи поэтов и воспоминания о них.
Москва, "Советский писатель", 1964.


* * *

 В. В.

Друг заветный! Нас не разлучили
Ни года, идущие на ощупь,
И ни расстояния-пучины
Рощ и рек, в которых снятся рощи.
Помнишь доску нашей черной парты -
Вся в рубцах, и надписях, и знаках,
Помнишь, как всегда мы ждали марта,
Как на перемене жадный запах
Мы в окно вдыхали. Крыши грелись,
Снег дымил, с землей смешавшись теплой,
Помнишь - наши мысли запотели
Пальцами чернильными на стеклах.
Помнишь столб железный в шуме улиц,
Вечер... огоньки автомобилей...
Мы мечтали, как нам улыбнулись,
Только никогда мы не любили...
Мы - мечтали. Про глаза-озера.
Неповторные мальчишеские бредни.
Мы последние с тобою фантазеры
До тоски, до берега, до смерти.
Помнишь - парк. Деревья лили тени.
Разговоры за кремнями грецких.
Помнишь - картами спокойными. И деньги
Как смычок играли скрипкой сердца.
Мы студенты. Вот семь лет знакомы
Мы с тобою. Изменилось? Каплю.
Всё равно сидим опять мы дома,
Город за окном огнится рябью.
Мы сидим. Для нас хладеет камень.
Вот оно, суровое наследство.
И тогда, почти что стариками,
Вспомним мы опять про наше детство.
Февраль 1939

Советские поэты, павшие на 
Великой Отечественной Войне,
Москва, "Советский Писатель", 1965


КРЕСТЫ

 М. Шолохову

На Кубани долго не стареют,
Грустно умирать и в сорок лет.
Много раз описанный, сереет
Медленный решетчатый рассвет.
Казаки безвестного отряда
(Рожь двадцатый раз у их могил)
Песню спели, покурили рядом,
Кое-кто себя перекрестил.
Самый молодой лежал. И ясно
Так казалось, что в пивной подвал
Наркомпрод царицынский, вглядяся,
Зубы стиснув, руку подавал.
То не стон зубов - еще нет срока.
То не ключ охранника в замке.
То не сумасшедшая сорока
На таком же взбалмошном дубке.
Да и то не сердца стук. То время
Близит срок шагами часовых.
Легче умирать, наверно, в темень.
И наверное, под плач совы.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Чистый двор, метенный спозаранок,
И песок, посыпанный в зигзаг.
Рукавом отерши с глаз туманок,
Выстроиться приказал казак.
И построилися две шеренги отдаль,
Соревнуясь выправкой своей.
Каждый пил реки Кубани воду,
Все - кубанских золотых кровей.
Есаул тверезый долго думал.
Три креста светились на груди.
Все молчали. Он сказал угрюмо:
"Кто с крестом на сердце - выходи".
Пленные расхристывали ворот:
"Нет, нас не разделит жизнь и смерть!
Пусть возьмет их ворон или ворог!" -
И бросали золото и медь.
И топтали крест босые ноги.
Всех ворон гром снял со всех дубков.
И плыли глазницы над дорогой
Без креста впервые казаков.
1939

Советские поэты, павшие на 
Великой Отечественной Войне,
Москва, "Советский Писатель", 1965


БЕССМЕРТИЕ

(Из незавершенной поэмы)

Далекий друг! Года и версты,
И стены книг библиотек
Нас разделяют. Шашкой Щорса
Врубиться в твой далекий век
Хочу. Чтоб, раскроивши череп
Врагу последнему и через
Него перешагнув, рубя,
Стать первым другом для тебя.

На двадцать, лет я младше века,
Но он увидит смерть мою,
Захода горестные веки
Смежив. И я о нем пою.
И для тебя. Свищу пред боем,
Ракет сигнальных видя свет,
Военный в пиджаке поэт,
Что мучим мог быть - лишь покоем.

Я мало спал, товарищ милый!
Читал, бродяжил, голодал...
Пусть: отоспишься ты в могиле -
Багрицкий весело сказал...
Одно мне страшно в этом мире:
Что, в плащ окутавшися мглой,
Я буду - только командиром,
Не путеводною звездой.

Военный год стучится в двери
Моей страны. Он входит в дверь.
Какие беды и потери
Несет в зубах косматый зверь?
Какие люди возметнутся
Из поражений и побед?
Второй любовью Революции
Какой подымется поэт?

А туча виснет. Слава ей
Не будет синим ртом пропета.
Бывает даже у коней
В бою предчувствие победы...
Приходит бой с началом жатвы.
И гаснут молнии в цветах.
Но молнии - пружиной сжаты
В затворах, в тучах и в сердцах.

Наперевес с железом сизым
И я на проволку пойду,
И коммунизм опять так близок,
Как в девятнадцатом году.

...И пусть над степью, роясь в тряпках,
Сухой бессмертник зацветет
И соловей, нахохлясь зябко,
Вплетаясь в ветер, запоет.
8-9 ноября 1939

Советские поэты, павшие на 
Великой Отечественной Войне,
Москва, "Советский Писатель", 1965


МАЯКОВСКИЙ

(Последняя ночь государства Российского)

Как смертникам жить им до утренних звезд,
И тонет подвал, словно клипер.
Из мраморных столиков сдвинут помост,
И всех угощает гибель.
Вертинский ломался, как арлекин,
В ноздри вобрав кокаина,
Офицеры, припудрясь, брали Б-Е-Р-Л-И-Н,
Подбирая по буквам вина.
Первое - пили борщи Бордо,
Багрового, как революция,
В бокалах бокастей, чем женщин бедро,
Виноградки щипая с блюдца.
Потом шли: эль, и ром, и ликер -
Под маузером всё есть в буфете.
Записывал переплативший сеньор
Цифры полков на манжете.
Офицеры знали - что продают.
Россию. И нет России.
Полки. И в полках на штыках разорвут.
Честь. (Вы не смейтесь, Мессия.)
Пустые до самого дна глаза
Знали, что ночи - остаток.
И каждую рюмку - об шпоры, как залп
В осколки имперских статуй.
Вошел
 человек
 огромный,
 как Петр,
Петроградскую
 ночь
 стряхнувши,
Пелена дождя ворвалась с ним.
 Пот
Отрезвил капитанские туши.
Вертинский кричал, как лунатик во сне:
"Мой дом - это звезды и ветер...
О черный, проклятый России снег -
Я самый последний на свете..."
Маяковский шагнул. Он мог быть убит.
Но так, как берут бронепоезд,
Воздвигнулся он на мраморе плит
Как памятник и как повесть.
Он так этой банде рявкнул: "Молчать!" -
Что слышно стало:
 пуст
 город.
И вдруг, словно эхо, в дале-е-еких ночах
Его поддержала "Аврора".
12 декабря 1939

Советские поэты, павшие на 
Великой Отечественной Войне,
Москва, "Советский Писатель", 1965


БЕЛОШИЦЫ

(Песня о Щорсе)

Дуют ветры дождевые
Над речной осокой.
Щорса цепи боевые
Держат фронт широкий.
Над хатами тучи дыма
Смертельной отравы,
Меж бойцами молодыми
Побурели травы.
За спиною батальона
Белошицка хаты,
Где в заре огнистой тонут
Тополи крылаты.
Крайний тополь в зорях ярых
По грудь утопает...
Из-за дыма, из-за яра
Банда наступает.
Загустело небо хмурью,
Ветер всполошился...
Пулеметчики Петлюры
Строчат Белошицы.
За кустом, где листьев ворох,
Щорс приникнул к "цейсу",
Больно руки жгут затворы
У красноармейцев.
Шевеля со злобой просо,
Пули ближе рылись...
Пулеметчик вражий косит,
Из окопа вылез.
Туч лохматая папаха,
Где лесок простерся...
Кровью вышита рубаха
Командира Щорса.
Дыма горькая отрава,
Ветер опаленный...
Щорс лежит на красных травах,
Будто на знаменах.
Поднята порывом мести
Штурмовая лава!
Имя Щорса звало песней
И в глазах пылало.
И пошли бойцы за песней,
Щорсовы герои,
Шли, смыкаясь строем тесным
В пулеметном вое,
По росистому болоту,
Сквозь огонь проклятый...
Захлебнулись пулеметы -
Петлюровцы смяты!
Поскакали сквозь туманы
До Польши бандиты...
На задымленной поляне
Щорс лежит убитый.
Грустный тополь наклонился
Со знаменем вместе,
Под которым Щорс рубился
За Родину-песню.
...Это имя в бой водило,
Этот зов не стерся -
Смелый голос командира
Николая Щорса!
Советские поэты, павшие на 
Великой Отечественной Войне,
Москва, "Советский Писатель", 1965
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar