Меню
Назад » »

Луций Анней Сенека (77)

Приношение Кибеле
Мать моя, Рея, фригийских кормилица львов, у которой
Верных немало людей есть на Диндиме, тебе
Женственный твой Алексид посвящает орудия эти
Буйных радений своих, нынче оставленных им:
Эти звенящие резко кимвалы, а также кривые
Флейты из рога телят, низкий дающие звук,
Бьющие громко тимпаны, ножи, обагренные кровью,
С прядями светлых волос, что распускал он и тряс.
Будь милосердна, богиня, к нему и от оргий, в которых
Юношей буйствовал он, освободи старика.
На баловня судьбы
Не из благого желанья судьбой вознесен ты, а только
Чтоб показать, что могла сделать она и с тобой.
Спартанцам, павшим при Фирее
Спарта родная! Мы, триста сынов твоих, бившихся в поле
С равным числом аргивян из-за фирейской земли,
Там, где стояли в начале сражения, там же, ни разу
Не повернув головы, с жизнью расстались своей.
Но Офриада в крови обагрившийся щит возглашает:
«Спарте подвластной теперь стала Фирея, о Зевс!»
Кто ж из аргосцев от смерти бежал, был Адрастова рода;
Бегство, не гибель в бою, смертью спартанцы зовут.
Девять лириков
1
Муз провозвестник священный, Пиндáр; Вакхилид, как
сирена,
Пеньем пленявший; Сапфо, цвет эолийских харит;
Анакреонтовы песни, и ты, из Гомерова русла
Для вдохновений своих бравший струи, Стесихор;
Прелесть стихов Симонида, и снятая Ивиком жатва
Юности первых цветов, сладостных песен любви;
Меч беспощадный Алкея, что кровью тиранов нередко
Был обагрен, права края родного храня;
Женственно-нежные песни Алкмана — хвала вам! Собою
Лирику начали вы и положили ей грань.
2
В Фивах клектал величаво Пиндар; Симонидова муза
Сладостным пеньем своим обворожала сердца;
Ярко сиял Стесихор, так же Ивик; Алмак был приятен;
Из Вакхилидовых уст звуки лилися, как мед;
В Анакреонте был дар убеждать; песни разного склада
На эолийских пирах пел митиленец Алкей.
Между певцами девятой Сапфо не была, но десятой
Числится в хоре она славных парнасских богинь.
На «Причины» Каллимаxа
Да, в роговые ворота, не в двери из кости слоновой
Ты к Баттиаду пришел, многозначительный сон!
Ибо немало такого, чего мы не знали доселе,
Ты нам открыл о богах и о героях, когда,
Взяв из пределов Ливийской земли его, мудрого, сраа
На Геликон перенес в круг пиерийских богинь,
И на вопросы его о началах как рода героев,
Так и блаженных самих дали ответы они.
Эпитафия старику Аминтиху
Матерь-земля, приюти старика Аминтиха в лоно,
Долгие вспомнив труды старого все над тобой!
Целую жизнь насаждал на тебе он отростки оливы,
Целую жизнь украшал Вакха лозою тебя
Или Деметры зерном и, воду ведя по каналам,
Сделал обильной тебя добрым осенним плодом.
Кротко в награду за то приляг над седой головою
И возрасти старику вешний цветущий венок!
Надпись на бесшумном водоподъемнике
Пана, меня, не любя, даже воды покинула Эхо.
«Роза недолго блистает красой…»
Роза недолго блистает красой. Спеши, о прохожий!
Вместо царицы цветов тернии скоро найдешь.
«В младости беден я был…»
В младости беден я был; богатство пришло с сединами.
Жалкая доля навек мне от богов суждена!
Лучшие в жизни лета провел я без средств к наслажденью;
Ныне же средства нашел, силы к веселью пишась.
«Знай, я люблю, и любим, и дарами любви наслаждаюсь!..»
— Знай, я люблю, и любим, и дарами любви наслаждаюсь!
— Кто ж ты, счастливец, и кем? — Пафия знает одна.
«С мерой, с уздою в руках, Немезида вещает нам ясно…»
С мерой, с уздою в руках, Немезида вещает нам ясно:
«Меру в деяньях храни; дерзкий язык обуздай!»
«К холму Аянта придя бесстрашного…»
К холму Аянта придя бесстрашного, некий фригиец
Стал, издеваясь над ним, дерзостно так говорить:
«Сын Теламонов не выстоял…» Он же воскликнул из гроба:
«Выстоял!» — и убежал в страхе пред мертвым живой.
«Это владыка эдонян, на правую ногу обутый…»
Это владыка эдонян, на правую ногу обутый,
Дикий фракиец, Ликург, — кем он из меди отлит?
Видишь: в безумье слепом он заносит секиру надменно
Над головою, лозе Вакха священной грозя.
Дерзостью прежней лицо его дышит, и лютая ярость
Даже и в меди таит гневную гордость свою.
Оракул, данный мегарянам
Лучший к-рай на земле — пелазгов родина, Аргос;
Лучше всех кобылиц — фессалийские; жены — лаконки,
Мужи — которые пьют Аретусы-красавицы воду.
Но даже этих мужей превосходят славою люди,
Что, меж Тиринфом живут и Аркадией овцеобильной,
В панцирях из полотна, зачинщики войн, аргивяне.
Ну, а вы, мегаряне, ни в третьих, и ни в четвертых,
И ни в двенадцатых: вы ни в счет, ни в расчет не идете.
Оракул Аполлона Пифийского врачу Орибасию

Вы возвестите царю, что храм мой блестящий разрушен;

Нет больше крова у Феба, и нет прорицателя-лавра,

Ключ говорящий умолк: говорливая влага иссякла.

АНАКРЕОНТИКА В ВОЛЬНЫХ ПЕРЕВОДАХ РУССКИХ ПОЭТОВ XVIII–XIX ВЕКОВ

«Мне петь было о Трое…»
Мне петь было о Трое,
О Кадме мне бы петь,
Да гусли мне в покое
Любовь велят звенеть.
Я гусли со струнами
Вчера переменил,
И славными делами
Алкида возносил;
Да гусли поневоле
Любовь мне петь велят,
О вас, герои, боле,
Прощайте, не хотят.
«Мне девушки сказали…»
Мне девушки сказали:
«Ты дожил старых лет»,
И зеркало мне дали:
«Смотри, ты лыс и сед».
Я не тужу нимало,
Еще ль мой волос цел
Иль темя гладко стало,
И весь я побелел.
Лишь в том могу божиться,
Что должен старичок
Тем больше веселиться,
Чем ближе видит рок.
«Мастер в живопистве первой…»
Мастер в живопистве первой,
Первой в Родской стороне,
Мастер, научен Минервой,
Напиши любезну мне.
Напиши ей кудри черны,
Без искусных рук уборны,
С благовонием духов,
Буде способ есть таков.
Дай из роз в лице ей крови
И как снег представь белу,
Проведи дугами брови
По высокому челу;
Не сведи одну с другою,
Не расставь их меж собою,
Сделай хитростью своей,
Как у девушки моей.
Цвет в очах ее небесной,
Как Минервин, покажи,
И Венерин взор прелестной
С тихим пламенем вложи;
Чтоб уста без слов вещали
И приятством привлекали
И чтоб их безгласна речь
Показалась медом течь.
Всех приятностей затеи
В подбородок умести,
И кругом прекрасной шеи
Дай лилеям расцвести,
В коих нежности дыхают,
В коих прелести играют
И по множеству отрад
Водят усумненный взгляд.
Надевай же платье ало,
И не тщись всю грудь закрыть,
Чтоб, ее увидев мало,
И о прочем рассудить.
Коль изображенье мочно,
Вижу здесь тебя заочно,
Вижу здесь тебя, мой свет:
Молви ж, дорогой портрет.
«В час полуночный недавно…»
В час полуночный недавно,
Как Воота под рукой
Знак Арктоса обращался,
Как все звания людей
Сна спокойствие вкушали,
Отягченные трудом,
У дверей моих внезапно
Постучал Ерот кольцом.
«Кто, — спросил я, — в дверь стучится
И тревожит сладкий сон?..»
«Отвори, — любовь сказала, —
Я ребенок, не страшись;
В ночь безмесячную сбился
Я с пути и весь обмок…»
Жаль мне стало, отзыв слыша;
Встав, светильник я зажег;
Отворив же дверь, увидел
Я крылатое дитя,
А при нем и лук и стрелы.
Я к огню его подвел,
Оттирал ладонью руки,
Мокры кудри выжимал;
Он, лишь только обогрелся:
«Ну, посмотрим-ка, — сказал, —
В чем испортилась в погоду
Тетива моя?» — и лук
Вдруг напряг, стрелой ударил
Прямо в сердце он меня;
Сам, вскочив, с улыбкой молвил:
«Веселись, хозяин мой!
Лук еще мой не испорчен,
Сердце он пронзил твое».
«У юноши недавно…»
У юноши недавно,
Который продавал
Ерота воскового,
Спросил я, что цена
Продажной этой вещи?
А он мне отвечал
Дорическим языком:
«Возьми за что ни есть;
Но знай, что я не мастер
Работы восковой;
С Еротом прихотливым
Жить больше не хочу».
«Так мне продай за драхму,
Пусть будет жить со мной
Прекрасный сопостельник.
А ты меня, Ерот,
Воспламени мгновенно,
Иль тотчас будешь сам
Ты в пламени растоплен».
«Некогда в стране Фригийской…»
Некогда в стране Фригийской
Дочь Танталова была
В горный камень превращенна.
Птицей Пандиона дочь
В виде ласточки летала,
Я же в зеркало твое
Пожелал бы превратиться,
Чтобы взор твой на меня
Беспрестанно обращался;
Иль одеждой быть твоей,
Чтобы ты меня касалась;
Или, в воду претворяясь,
Омывать прекрасно тело;
Иль во благовонну мазь,
Красоты твои умастить;
Иль повязкой на груди,
Иль на шее жемчугами,
Иль твоими б я желал
Быть сандалами, о дева!
Чтоб хоть нежною своей
Жала ты меня ногою.
«Почто витиев правил…»
Почто витиев правил
Вы учите меня?
Премудрость я оставил,
Не надобна она.
Вы лучше поучите,
Как сок мне Вакхов пить,
С прекрасной помогите
Венерой пошутить.
Уж нет мне больше силы
С ней одному владеть;
Подай мне, мальчик милый,
Вина, хоть поглядеть:
Авось еще немного
Мой разум усыплю;
Приходит время строго;
Покину, что люблю.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar