Меню
Назад » »

Логос (753)

Однако, в последнее время Annales maximi снова обратили на себя общее внимание. Дело началось с издания Германом Петером (1870) сохранившихся отрывков не дошедших до нас «остатков Р. историков» (Reliquiae etc.), первое место между которыми отведено отрывкам из Annales maximi. Касаясь вопроса о их происхождении, Петер высказал мысль, что доски этих анналов выставлялись не ради поучения потомства, не для того, чтобы служить материалом для истории, а в интересах современников, с целью сообщить им сведения об одержанной победе и т. п. Этим материалом пользовались затем, по свидетельству Дионисия, римские историки; Петер находит возможным указать в тексте Ливия 8 мест, заимствованных непосредственно из анналов. С этим нельзя согласиться уже потому, что важнейшее из этих мест относятся к первым годам республики, т. е. к эпохе догалльского пожара; но мысль Петера, что «доски» на форуме исписывались понтификами не ради исторических, а ради практических целей, заслуживает полного внимания. Только едва ли вероятно, что эти доски играли роль официальных бюллетеней или новостей; гораздо правдоподобнее предположение Зeекa («Die Kalendertafel der Pontifices», 1885), что album — не что иное, как публично выставлявшийся понтификами календарь на текущий год. Неудовлетворительно объяснение Зеека, почему в этот календарь стали входить анналистические данные, ради которых был составлен свод содержания досок, в 80 книгах, старшим понтифексом Муцием Сцеволой, в эпоху Гракхов. Гораздо убедительнее решен этот вопрос Цикориусом, в статье «Annales М.», в новом издании «Real-Encyclopoedie» Pauly. Говоря с некоторым пренебрежением о содержании понтификального альбома, Катон указывает, что там можно узнать о затмениях солнца и луны, о дороговизне хлеба и т. п. Принимая во внимание это известие и важное участие коллегии понтификов во всех действиях и обрядах, совершавшихся римскими магистратами, Цикориус приходит к заключению, что понтифики отмечали на своих календарных досках совершавшиеся ими жертвоприношения и другие обряды по случаю освящения храмов, празднеств, знамений (напр. солнечных и лунных затмений) или бедствий (напр. засухи, голода, чумы и т. п.). Этим объясняется, с одной стороны, что эти tabulae, когда они были сведены Муцием Сцеволой, получили название анналов, а с другой стороны, что ни Ливий, ни Дионисий нигде не ссылаются на анналы и единственный отрывок из них, приводимый Авдом Геллием, касается искупительного обряда, предложенного гаруспексами по случаю удара молнии в форум. Из всего этого следует, что и большая или понтификальные анналы, независимо от вопроса о их начале, не могли служить обильным и надежным источником для древней Р. истории. А при этих условиях первый римский историк — анналист Фабий Пиктор и следовавшие за ним анналисты имели в своем распоряжении, кроме фастов, лишь случайный и скудный материал: надписи на храмах и памятниках Рима, законодательные памятники (XII таблиц и отдельные законы или плебисциты), обряды и храмовые празднества, в которых сохранялась память о прошлом, предания исторического содержания (о Порсенне, взятии Вей, взятии Р. галлами), семейные предания и родословные, и лишь со времени второй самнитской войны — кое-какой анналистический материал, а затем для третьего века до Р. Хр. уже и сведения, почерпнутые у сицилийских историков. Скудная летопись, составленная первым анналистом Фабием Пиктором для эпохи, предшествующей второй пунической войне — он писал, по свидетельству Дионисия, лишь «эпитомарно» — стала постепенно разрастаться, вследствие риторического воспроизведения римского прошлого у позднейших анналистов, не желавших уступать и в историографии исключительное первенство грекам. Но если область доступной исследованию Р. истории значительно сократилась сравнительно с тем, как она в начале столетия представлялась оптимизму Нибура, то она расширилась для нас в других направлениях. Уже Моммзен попытался, с помощью сравнительного языковедения, воссоздать картину древнейшего быта латинян до их отделения от греков.

Дальнейшее развитие лингвистики подвергло сомнению (Schrader) существование отдельного греко-италийского племени, но лингвистические исследования сохранили свое значение для исследователя Р. истории, особенно в вопросе о влиянии греческой культуры, и создали более твердую почву для этнографии древней Италии, где еще Нибур был принужден довольствоваться критикой и комбинацией одних литературных известий, напр. разноречивых преданий о пеласгах у древних писателей. Еще ближе касается Р. истории интересный материал, доставляемый археологией в новом значении этого слова, т. е. бытовой археологией, развившейся на ряду с археологией художественной. Долгое время в Италии весь интерес при раскопках сосредоточивался на добывании художественных или по крайней мере ценных по материалу произведений. Когда в 1817 г. были найдены в могильнике на Албанской горе глиняные погребальные урны первобытного изделия в форме хижины, римские археологи отнеслись к ним равнодушно, полагая, что имеют пред собою варварские сосуды ретийских солдат императорской эпохи или грубых аборигенов, населявших Лаций до прихода Энея. Лишь успехи археологии в странах, не знавших в своем прошлом блестящей, художественной культуры — в Скандинавии и Швейцарии, — научили правильно оценивать скромный и скудный материал, доставляемый раскопками на почве Италии. Исследование, с 50-х годов, свайных построек в Швейцарии побудило итальянских археологов раскапывать и изучать так наз. terra mare. т. е. остатки свайных поселений на суше, в долине По. Вскоре удалось составить довольно полную картину быта обитателей террамар, а раскопки древнейших могильников в Романье (Villanova, Marzabotto и т. п.) дали возможность указать соединительные звенья между культурой террамар и могильников Альбы Лонги. Когда занятие Рима итальянцами вызвало строительную горячку в новой столице Италии, на Эсквилине и в его окрестностях, под простонародным кладбищем республиканской эпохи, были найдены более древние могилы, обнаружившие непосредственную связь быта древних римлян с более древним бытом их соплеменников на склоне Албанской горы и в террамарах. С другой стороны, раскопки на Эсквилине сомкнули цепь, связующую доисторическую эпоху в жизни Рима с исторической: на Эсквилине, напр., были найдены под стеною, приписываемой Cepвию Туллию, покойники в глиняных стволообразных гробах, относящихся, очевидно, к эпохе более древней, чем самая стена, перерезавшая старинное кладбище, когда понадобилось расширение городских укреплений. Характерные черты этой истории могут быть сведены к следующим положениям: 1) могучий рост Рима совершается в трех концентрических кругах, соответствующих трем государственным формам; 2) разрастание Рима создает в его пределах дуализм и известный антагонизм населения, который постепенно сглаживается и вновь возникает при вступлении Рима в новый круг его эволюции; 3) этот рост и вызванный им дуализм обуславливают собою видоизменеение правительственных органов; 4) под влиянием политич. роста Рима вырабатываются новые формы областного управления; 5) рост Рима обусловливается в значительной степени экономической потребностью и в свою очередь влияет на экономическую жизнь, в особенности земледельческого населения; 6) рост Рима, подвергает его население влиянию новой культуры, разлагающей древнюю Р. религию, древний быт населения, его семейные и политические нравы.

1) Политически рост Рима. Тремя концентрическими кугами: город Рим, Италия, Р. империя. Посредством завоеваний город Рим становится миром (urbs — orbis). Древнейший объем римской территории был очень незначителен: жрецы «полевого братства» (fratres arvales), существовавшего еще в эпоху императоров, ежегодно совершали в празднество амбарвалий торжественный обход римского поля, и этот обход совпадал, очевидно, с древнейшей границей Р. территории; она имела в длину 5 римских миль (1000 шагов) на правом берегу Тибра или на западе, 6 миль на левом берегу реки, 5 миль на юге, по направлению к Альбе-Лонге, и только 2 мили на севере. После поглощения Римом нескольких подгородных общин и завоевания — еще в царскую эпоху — городов Габий и Фидене, римская территория (ager Romanus) обнимала собой около 870 кв. км. На юге римляне опирались на соплеменную им и союзную федерацию латинских городов; на севере имели против себя могущественные, управлявшиеся царями этрусские города, состоявшие в слабой федерации между собой; на востоке враждовали с родственными горными племенами сабинян, вольсков и эквов, делавших набеги на плодородную римскую «Кампанью». В мелких стычках с соседями прошла для Рима первая половина эпохи в 240 лет, предшествующая полному завоеванию Италии Римом. На грани двух ее половин стоит завоевание римлянами города Вей (396 до Р. Хр.). Могущество Рима вслед за этим было сильно потрясено вторжением галлов и сожжением Рима, но город скоро оправился и в один с небольшим век успел подчинить себе всю Италию в тогдашнем смысле, т. е. за исключением долины По и приальпийских областей, причислявшихся к Галлии.

Этот процесс завоевания совершался, главным образом, тремя этапами: на первом из них Рим разделался с латинской федерацией. Он стал уже слишком могущественным членом ее и стал видеть в латинском союзе лишь орудие для своей политики, латиняне же добивались более обеспеченной и влиятельной роли. В виду незадолго перед тем совершившейся сделки между патрициями и плебеями, по которой последним было предоставлено одно консульское место, латиняне потребовали и себе также одного консульского места и доступа в Р. сенат. Римляне отвергли это притязание и, сокрушив несколькими сильными ударами латинскую федерацию, привели отдельные латинские города в полную от себя зависимость (340 до Р. Хр.). Еще до латинской войны римляне имели столкновение с самнитянами, храбрыми горцами южной Италии, желавшими подчинить себе богатое побережье этой области, с ее изнеженными греческими городами. Из-за обладания Неаполем возгорелась вторая самнитская война (326 — 304), самая критическая проба способности Рима к мировому владычеству. Видя перевес римлян, этруски пришли на выручку самнитянам, а также прочие горцы средней Италии. Рим должен был воевать на два фронта, но превосходство его государственной организации, неистощимость его военного ополчения и доблесть его военных вождей обеспечили за ним победу. Еще раз взялись самнитяне за оружие (298 — 290), задыхаясь в железном кольце римских крепостей и военных дорог; к ним на помощь снова поспешили этруски, умбры, галлы восточной Италии — но опять победа осталась на стороне Рима. Независимыми остались лишь греческие города южной Италии, призвавшие на помощь эпирского царя Пирра. Покорение греческого элемента в Италии было третьим этапом в завладении этой страной. Римский легион победил македонскую фалангу, только что победившую Азию, победил ее не смотря на помощь Азии в виде грозных слонов; в 372 г. сдался гарнизон Пирра в Таренте и взятием в следующем году Региума закончилось завоевание римлянами Италии. Но второй концентрический круг еще не был вполне замкнут: в виду итальянского берега, отделенная от него нешироким проливом, простиралась Сицилия, с ее богатыми городами и плодородными нивами, за обладание которыми боролись греки и карфагеняне. Римляне, как властелины Италии, не могли оставаться равнодушными зрителями этой борьбы. Они высадились на Сицилии и вступили в эпоху пунических войн, т. е. вошли в третий концентрический круг, сложившийся из областей, составлявших побережье Средиземного моря. Борьба между сицилийскими колониями греков и Карфагеном, была борьба двух цивилизаций, европейской и азиатской, двух рас, арийской и семитической, как и в средние века, когда за Сицилию боролись византийцы и сарацины. Римляне раньше находились в дружественных отношениях с карфагенянами, как свидетельствуют многочисленные торговые договоры. Теперь между интересами обоих народов неизбежно должен был сказаться антагонизм. Помощь, оказанная Римом римской партии в Мессане, вызвала первую пушийскую войну, тянувшуюся 24 года. Могущественные Сиракузы перешли на сторону римлян; римское крестьянское ополчение, дисциплинированное в легионах, неоднократно побеждало отряды искусных греческих наемников, под командой карфагенских вождей. Но Карфаген, как морская держава, мог быть побежден только на море — и римляне скоро научились этому, превратив, с помощью изобретенных Дуилием абордажных мостов, морскую битву в сухопутную. Не довольствуясь победами в Сицилии, римляне уже в первую войну снарядили экспедицию в Африку, угрожая самому Карфагену. Опыт не удался, но результатом войны было для римлян обладание Сицилией — первой римской провинцей, затем скоро последовало занятие берегов Сардинии и Корсики.

Наступило краткое затишье: в 235 г. был даже закрыт храм Януса на форуме редкий признак полного мира. Римляне занялись усмирением морского разбоя иллирийцев на Адриатическом море и колонизацией пограничной с Галлами области; это встревожило галлов и вызвало войну, во время которой римляне, в 222 г., взяли Милан, укрепились на реке По и положили начало превращению Галлии цизальпинской в северную Италию. Первая пуническая война была собственно разграничением сфер влияния обоих соперников. После войны каждый из них старался укрепиться и расшириться в предоставленной ему сфере: римляне — на островах и в Италии, карфагеняне — в Испании, на берегах которой давно уже существовали финикийские колонии. Опираясь на эти города, знаменитая семья полководцев и политиков, Баркидов — Гамилькар, его зять Газдрубал и сыновья Ганнибал, Газдрубал и Магон — совершили завоевание страны на юге от Эбро, сплотили иберийские племена в сильное военное государство, с боевым войском и полной казной, представлявшее собой для Карфагена более надежный оплот, чем армии наемников, всегда склонные к мятежу. В 221 г. власть над Испанией перешла к 26летнему Ганнибалу, который с африканской страстностью воплотил в себе вражду против Рима. Он принялся завершать в Испании дело, которое римляне завершали в Италии — объединение страны, — и двинулся на Сагунт, чтобы завладеть северной Испанией. Сагунт обратился за помощью к Риму. Римляне вступились сначала за своего нового клиента дипломатическим путем и потребовали у Карфагена выдачи Ганнибала, но Сагунт пал — и война стала неизбежна. Вторая пуническая война — несомненно самый драматический эпизод древней истории. Она привлекла к себе внимание греческих историков, из которых Полибий дошел до нас частью в оригинале, частью в пересказе Ливия; она же вызвала первого римского историка, как первая пуническая война — первый римский эпос (Невия). Драматизм ее обусловливается не только тем, что она, подобно персидским войнам, являлась роковой борьбой двух рас за существование, но, главным образом, личностью и судьбой главного героя. Смелый военный план молодого полководца, его переход с кавалерией и слонами через два снеговых хребта — Пиренеи и Альпы, блестяшие победы при Требии, при Тразименском озере и при Каннах; 16-летняя выдержка Ганнибала среди самых затруднительных обстоятельств, трагическая судьба Газдрубала и Магона, пришедших к нему на помощь, вынужденное возвращение в Африку для защиты Карфагена, поражение при Заме, изгнание и скитание на чужбине, как жертвы Р. ненависти — все это настолько привлекает внимание, что заслоняет реальную подкладку войны. С 20000 пехоты, 6000 всадников и 20 слонами — четверть того войска, которое вышло из Сагунта — спустился Ганнибал в долину По. Здесь примкнули к нему нестройные силы галлов, но против него стояло дисциплинированное римлянами густое население Италии, пополнившиеся римские армии, которые одну за другой сокрушал Ганнибал.

По военным спискам накануне второй пунической войны, сохраненным для нас Полибием, Р. располагал 770000 годными к военной службе людьми (из них 273000 римских граждан, остальные — латиняне и союзники). На отпадение этих союзников рассчитывал Ганнибал; некоторые действительно отпали; но Рим был сам по себе слишком силен, чтобы его можно было взять приступом, и как в железных объятиях держал он Италию цепью своих колоний. К тому же и среди римских консулов явился наконец достойный Ганнибала соперник — Публий Корнелий Сципион Африканский; Ганнибал был принужден признать его своим единственным победителем. Он же заключил и мирный договор с Карфагеном. Рим низвел Карфаген на степень торгового города: карфагеняне отказались от своих завоеваний в Испании и Африке (где под боком у Карфагена усилился римский союзник, нумидийский царь Массинисса), выдали свой флот, который был сожжен римлянами, и уплатили контрибуцию в 25 милл. руб., с рассрочкой на 50 лет. Римляне завладели оставленной карфагенянами Испанией по обе стороны Эбро (окончательное покорение этой страны удалось лишь внуку Сципиона Африканского), затем — полосой Галлии, для соединения Италии с Испанией (Gallia Narbonnensis, 121 до Р. Хр.), и остались единственными властителями западной половины Средиземного моря. Скоро для них открылась и восточная, греческая половина этого моря, где им уже принадлежали остров Корцира и города Аполлония и Эпидамн на восточном берегу Адриатики. Между монархиями, образовавшимися из державы Александра Великого, две были способны к воинственной политике — Македония и Сирия. Филипп Македонский, увлеченный победами Ганнибала, стал поддерживать его, но вяло, и еще до поражения Карфагена заключил с римлянами мир. Теперь он в союзе с Антиохом воевал с Египтом и его союзниками Пергамом и родосцами, дружившими с римлянами. Последние потребовали от Филиппа уступки всего, что он отнял у их союзников. В 197 г. консул Т. Квинкций Фламинин нанес Филиппу поражение у Киноскефал. Филипп смирился, но Антиох, незадолго пред тем воевавший на берегах Инда, вступил со своим войском в Европу. При Фермонилах он был обойден с тыла консулом Глабрионом, а затем, вернувшись в Азию, разбит в 190 г. Сципионами (Луцием и Публием) при Магнезии, близ Сард. Антиох сильно поплатился деньгами (30 милл. руб.) и землями в Малой Aзии; последних римляне предоставили своим союзникам, а многим городам возвратили самостоятельность. Вообще римляне неохотно вступали в непосредственное обладание владениями на чуждом им греч. Востоке. Это особенно ясно обнаружилось по отношению к Македонии. Новый царь ее, Персей, вновь поднял меч против римлян; он был разбит Эмялием Павлом при Пидне в 168 г. и взят в плен. Римляне уничтожили Македонское царство, но страной не завладели, а разделили ее на четыре самостоятельные, разобщенные в правовом отношении федерации. Вместе с тем они, однако, приблизились к Македонии, обратив страну царя Гентия, союзника Персея (между Эпиром и Далмацией), в провинцию Иллирикум. Когда 17 лет спустя македонцы восстали, под знаменами самозванца Андриска, выдававшего себя за сына Церсея, римляне обратили и Македонию в провинцию — первую на греческой почве. Тогда же настал час и для Греции, принявшей участие в восстании. Страшное разграбление и разорение Коринфа Муммием ознаменовало собою начало непосредственного владычества римлян над Афинами и Спартой.

В том же году был разрушен Карфаген. Как велика была в Риме ненависть к Карфагену среди поколения, помнившего опустошение Италии и страх перед Ганнибалом — об этом свидетельствует пресловутая фраза, которую вечно твердил Катон: «а впрочем, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен». Карфаген полвека добросовестно исполнял договор с Римом, но, выведенный наконец из терпения беспрестанными захватами карфагенской земли со стороны Массиниссы и не находя защиты и справедливости у Рима, выставил войско против нумидийца. Римляне увидели в этом нарушение договора, воспрещавшего карфагенянам вести войну без разрешения Рима, и под этим предлогом потребовали полного разоружения Карфагена, а когда это было исполнено, то разрушили город и переселили жителей на другое место, вдали от моря. Тогда последовала трехлетняя геройская защита города, окончившаяся полным его разрушением. Так образовалась Р. провинция «Африка». Скоро затем римляне мирным способом завели у себя провинцию «Азию»: их союзник, царь пергамский Аттал III, завещал им свое царство. Созданное римлянами против Карфагена царство Массиниссы процветало недолго. Споры между его потомками в третьем поколении привели к войне против Югурты и к увеличению, на счет Нумидии, Р. африканской провинции. За 100 лет до Р. Хр. Рим, с союзной ему Италией, был окружен сонмом 10 провинций — 2 на италийских островах, 2 в Испании, 2 в стране галлов, 2 на Балканском полуострове, 1 в Африке и 2 в Азии (к Пергаму присоединилась занятая в 103 г. и организованная позднее в провинцию Киликия). Последние две провинции имели характер гарнизонов: Пергам — на Черном море, Киликия — на Средиземном, в то время чрезвычайно страдавшем от морских разбойников. На греческом Востоке не было порядка и власти. Разноплеменная держава Селевкидов распадалась после удара, нанесенного ей римлянами при Магнезии; напрасно преемник Антиoxa III старался насильственной элленизацией восточных рас и народов сплотить их в единство; центробежные силы взяли вверх — евреи восстали, армяне и пареяне отложились, мелкие царьки по побережью Черного моря приобрели независимость. Их всех перерос Митридат, царь Понта, в юговосточном заливе Черного моря. Кавказский богатырь по природе, с усвоенным греческим лоском, он соединил горцев Закавказья и греч. колонии на Черном море в обширное «Боспорское царство» и стал мощным представителем разнородных элементов, сплотившихся на окраине цивилизованного мира, чтобы дать отпор Риму. Воспользовавшись смутой в Италии, вызванной восстанием союзников (см. ниже), Митридат занял своими войсками Мал. Азию, явившись освободителем греческих городов, захватил острова архипелага, проник в Македонию и Афины и произвел повсеместную резню римлян и италиков. Мстителем за Рим явился Сулла (87 до Р. Хр.), который почти на глазах враждебных ему мариянских легионов разбил одно за другим два войска Митридата в Беотии (при Херонее и Орхомене), и затем высадился в Малой Азии. Новое царство распалось также быстро, как создалось; Митридат отказался от всех своих завоеваний в сфере римского влияния. Десять лет спустя по смерти Суллы, когда римляне приняли наследство царя Вифинии, Никодима, и обратили его страну в провинцию, Митридат сделал новую попытку захватить М. Азию. Она кончилась опять неудачно.

Разбитый Лукуллом, Митридат потерял даже Понт и искал убежища у своего зятя, армянского царя Тиграна. Напрасно Тигран собрал силы своего обширного царства против римлян; его сбродное ополчение было разбито Лукуллом при новой столице Армении, Тигранокерте, и при старой, Артаксате; лишь нежелание римских легионов следовать далее за Лукуллом дозволило Митрадату вернуться в Понт. На место непопулярного Лукулла явился (в 67 г.) в блеске победы юный Помпей; в ночном нападении сокрушил он последние силы Митридата и преследовал его чрез Грузию до Куры. У подножия Кавказа Помпей остановился; ему предстояла задача организовать громадное пространство от Кавказа до Египта и от побережья до Евфрата, находившееся после падения Селевкидов в полной политической анархии. Римляне внесли в этот хаос прочный порядок посредством свойственной им смешанной системы управления, при котором непосредственные провинции — Азия (западное побережье Мал. Азии), Вифиния, Понт, Сирия и Крит — чередовались с вассальными царями и союзными городскими республиками. Затем счастливый соперник Помпея организовал на Р. Западе порядок, имевший еще более важные и продолжительные последствия. Всемирно-историческое значение Юлия Цезаря заключается не только в том, что он создал и организовал императорскую власть в Риме, но и в том, что он открыл Р. оружию и культуре путь на север и этим положил основание средневековому порядку и западноевропейской цивилизации. Много лет Италия страдала от бесчисленных ватаг галлов, напиравших со всех сторон на Альпийский вал. Только что затихло это движение, приведшее галлов в Рим, в Дельфы и в глубь Мал. Азии, как у границ Италии появилась первая грозная волна нового народного потока, более опасного для римлян. То были кимвры и тевтоны, сначала торжествовавшие над Р. легионами, но наконец уничтоженные Марием в долине Роны (102) и По (101). Сорок лет спустя римляне почувствовали новый напор германских племен: свевы, под предводительством Ариовиста, завладели гальской областью секванов и напирали на гельветов в Швейцарии, побуждая их искать новых земель в Галлии. Во время остановить этот поток стало задачей Цезаря, взявшего, после своего консульства (59), в управление обе гальские провинции — северную Италию и южную Галлию. Исполняя эту задачу, Цезарь стал за восемь лет властителем всей Галлии и Бельгии и, отражая соседние этим областям племена, своими походами через канал в Британию и через Рейн указал своим приемникам программу дальнейшей Р. политики. Наследник Цезаря, Август, взял на себя задачу сделать в Германии то, что было сделано в Галлии его дядею — покорением воинственных и подвижных племен обеспечить Риму крепкую границу и безопасность с севера. С двух сторон — с запада, по направлению к Эльбе, и с юга, по направлению к Дунаю — пасынки императора, Друз и Тиберий, вели Р. легионы в сердце Германии. Но план удался только на половину; поражение Вара (9 г. по Р. Хр.) в Тевтобургском лесу заставило империю отказаться от мысли о распространении Р. владычества до Эльбы и ограничиться Рейном. На юге, где германцы еще не поселились массами, удалось довести границу до Дуная и организовать новые провинции: Рецию, с Винделицией, и Норикум. Более ожесточенное было сопротивление, которое римляне встретили далее на восток — в Паннонии, где воевал уже Август, и в Далмации, куда римляне проникали из Иллиpии; но решительный успех Тиберия в далматинско-паннонской войне (9 до Р. Хр.) обеспечил за Римом границу Дуная от его истока до устья и организацию трех новых провинций — Паннонии, Иллирии и Мезии (Сербия и Болгария), еще ранее покоренной проконсулом Македонии. Август замкнул третий концентрический круг римского владычества и на юге. Египет, теснимый Сирией, держался Р. политики и этим избег покорения, а потом сохранял независимость благодаря своей царице Клеопатре, сумевшей очаровать Цезаря и Антония. Постаревшей царице не удалось достигнуть того же по отношению к хладнокровному Августу, и Египет стал Р. провинцией. Точно также и в западной части Африки Р. владычество окончательно утвердилось при Августе, который покорил Мавретанию (Марокко) и отдал ее нумидийскому царю Юбе, Нумидию же (Алжир) и Триполис присоединил к Р. провинции Африки. Римские пикеты охраняли от кочевников пустыни занятые культурой области по всей линии от Марокко до Киренаики на границах Египта.

Р. империя продолжала расти и после Августа, частью посредством новых завоеваний, частью посредством превращения вассальных областей в провинции. Так, Клавдий обратил в 46 г. по Р. Хр. царство Котиса в провинцию Фракию, а из Мавретании сделал Р. провинцию. При том же императоре совершилось военное занятие Британии, окончательно покоренной Агриколой. Траян, в первые годы II в., раздвинул пределы империи на С, где была завоевана и колонизована Дакия, от Карпат до Днестра, и на В, где были образованы четыре провинции: Армения (малая — верховья Евфрата). Месопотамия (низовья Евфрата), Ассирия (область Тигра) и Аравия (на ЮВ от Палестины). Это было сделано не столько с завоевательными целями, сколько для того, чтобы отодвинуть от империи грозившие ей постоянным вторжением варварские племена и кочевников пустыни. Это видно из тщательной заботы, с которой Траян и его преемник Адриан, для укрепления границ, насыпали громадные валы, с каменными бастионами и башнями, остатки которых сохранились до наших дней — в сев. Англии, в Молдавии (Траянов вал), limes (Pfahlgraben) от Рейна (в северном Нассау) через Майн и южную Германию к Дунаю.

2) Во внутреннем строении Р. державы, с помощью которого огромный агломерат городов, областей и народов соединялся с центром, римляне оказались замечательными зодчими, оригинально разрешившими проблему перехода от города к государству. В свой древнейший период город Рим (urbs) был и государством (civitas) — другими словами, Р. государство имело городские формы. Если в это время власть Рима распространялась над соседними общинами, то это происходило или посредством поглощения самой общины Римом и принятия ее граждан в число римских граждан, или посредством разрушения враждебного города (Вей); не смотря на завоевания, Рим оставался единственным городом на своей территории. Но уже очень рано необходимость заставила римлян выводить в завоеванную землю или даже в покоренные города, для упрочения своей власти, колонии из Р. граждан, которые, составляя там военный гарнизон, оставались при этом гражданами Рима. Из предосторожности Рим поселял в колониях сначала не более 300 граждан, чтобы колония не стала опасной для метрополии. А так как Рим в это время был членом латинского союза, то в завоеванные области — напр. в территорию Вей — выводились и общие колонии из Р. и латинских граждан, под названием латинских колонии. Вновь основанные города становились, в свою очередь, членами латинского союза. В. 381 г. до Р. Хр. римляне приняли важную по своим последствиям меру: завоевав город Тускулум, они приписали его граждан к Р. трибе, т. е. предоставили им право голоса в Р. народном собрании, но вместе с тем оставили Тускулуму его городскую автономию. Жители Тускулума стали, таким образом, гражданами двух городов: в политическом отношении они принадлежали Риму, служили в его легионах, подавали голос на форуме, но самостоятельно распоряжались своими местными городскими делами, избирая, напр., местных магистратов.

Город, состоявший в одно и тоже время и в соединении с Римом, и в политическом подчинении ему, назывался municipium. Таким образом Рим нашел удобную формулу для приобщения к себе городов, сливавшихся с ним политически, но сохранявших столь важную для местных интересов и преуспевания их автономию. Римляне не всем муниципиям сразу предоставляли права римского гражданства: жителям этрусского города Цере, чуждым по языку и обычаям, они сначала дали только гражданство без права голоса (cives sine suffragio) и создали этим новый разряд городов; граждане таких городов «Цеританского права» были настоящие municipes, т. е. несли повинности, не пользуясь правами. Граждан этого рода было, по словам Полибия, перед второй пунической войной 100000, на 173000 полноправных Р. граждан. Благодаря муниципиям, ager romanus, т. е. "римская земля ", могла расти, обнимая собой многочисленные, хорошо населенные и свободно управляемые города, раскинутые по всей Италии и в то же время составлявшие одно политическое тело с Р., так как их граждане состояли в трибах римского народа и лишь на Р. форуме могли проявлять свое участие в Р. народовластии. Таким образом Ager romanus, представлявший в начале республики пространство в 98275 гект., к началу лат. войны утроился (309 тыс. гект.); расторжение латинского союза и превращение многих независимых городов латинян в муниципии снова удвоило размер Р. земли (603 тыс.); объединение Италии, т. е. победа над самнитянами, этрусками, галлами средней Италии; довело пространство. Р. земли до 2700000 гект.; реорганизация Италии после победы над Ганнибалом прибавила еще 1000000 гект.; покорение Галлии северо-италийской, колонизация в ней расширили Ager romanas до 5500000 гект., что составляет одну треть пространства всей Италии (16 милл. гект). Другим цементом, сплотившим Р. державу, был «договор» (foedus), благодаря которому побежденный город становился Р. союзником. Формула договора была различна: если договор был заключен на принципе равноправности (foedus aequum), то он предоставлял союзнику полную автономию. На самом деле, однако, и равноправность сопровождалась зависимостью от Рима: союзный город следовал политике Рима, а не наоборот. Еще больше была зависимость, когда в договор включалась формула majestalem populi romani comiter conservare, т. е. обязанность любезно блюсти величие (верховенство) Р. народа. Посредством таких договоров, отводивших каждому из союзников особое место, Рим связал с собой 135 свободных городов Италии в качестве союзников (socii). Середину между Римом и союзниками занимают лат. колонии (socii ас nomen lalinum — у Ливия). После расторжения лат. союза римляне стали выводить колонии, граждане которых, в отличие от прежних Р. колонистов, утрачивали право Р. гражданства и становились в положение граждан семи старых латинских колоний, но за то пользовались полной автономией и сохраняли право возвратиться в Рим и вновь записаться в свою трибу, если оставляли в колонии члена семьи для обработки полученного ими надела. Такими колониями с большим числом граждан (от 3 до 6 тыс.; в Венузию было выведено даже 20000 колонистов) Рим латинизировал южную и сев. Италию. Всех латинских колоний, с включением 7 старых, было 35, с пространством в 830000 гект. и с 85000 призванными к военной службе гражданами (в 225 г., когда было выведено только 28 колоний). Вся территория союзных Риму городов в Италии составляла 10500000 гект. — вдвое против римской; что касается до военных сил, то союзники могли выставить на помощь Риму (с включением латинских колоний) почти вдвое больше (в 225 г. — 497000, против 273000). Таким образом по завоевании Римом Италии эта страна представляла собой федерацию городов, под верховным владычеством одного царствующего города; это — единое государство по сплоченности своих частей и по подчинению единой власти, но по своему строению оно имеет муниципальный характер, т. е. состоит исключительно из городов, не только самоуправляющихся, но и обладающих управляемой территорией.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar