Меню
Назад » »

Лев Николаевич Толстой. Война и мир. Том 1 (18)

    IV.

  
   Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в
  котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне
  Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей
  кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая
  квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в
  Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
   11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире все было поднято
  на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь
  спокойно шла по-старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не
  приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки.
  Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким,
  молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая
  расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
   -- А, Бондаренко, друг сердечный, -- проговорил он бросившемуся
  стремглав к его лошади гусару. -- Выводи, дружок, -- сказал он с тою
  братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые
  люди, когда они счастливы.
   -- Слушаю, ваше сиятельство, -- отвечал хохол, встряхивая весело
  головой.
   -- Смотри же, выводи хорошенько!
   Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул
  поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что
  услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и
  остановился на крыльце.
   "Славно! Такая будет лошадь!" сказал он сам себе и, улыбаясь и
  придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин-немец, в
  фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из
  коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он
  весело улыбнулся и подмигнул: "Schön, gut Morgen! Schön, gut Morgen!"
  [5] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого
  человека.
   -- Schon fleissig! [6] -- сказал Ростов все с тою же
  радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. --
  Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [7] --
  обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем-хозяином.
   Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
   колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
   -- Und die ganze Welt hoch! [8]
   Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь,
  закричал: "Und Vivat die ganze Welt"! Хотя не было никакой причины к
  особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова,
  ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и
  братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной
  любви и улыбаясь разошлись -- немец в коровник, а Ростов в избу, которую
  занимал с Денисовым.
   -- Что барин? -- спросил он у Лаврушки, известного всему полку
  плута-лакея Денисова.
   -- С вечера не бывали. Верно, проигрались, -- отвечал Лаврушка. -- Уж я
  знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит,
  продулись, -- сердитые придут. Кофею прикажете?
   -- Давай, давай.
   Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! -- сказал он, -- теперь
  беда. -- Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова.
  Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами,
  черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик,
  спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая
  гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
   -- Лавг'ушка, -- закричал он громко и сердито. -- Ну, снимай, болван!
   -- Да я и так снимаю, -- отвечал голос Лаврушки.
   -- А! ты уж встал, -- сказал Денисов, входя в комнату.
   -- Давно, -- сказал Ростов, -- я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда
  видел.
   -- Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! -- закричал
  Денисов, не выговаривая р. -- Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты
  уехал, так и пошло. Эй, чаю!
   Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие
  зубы, 'начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые
  черные, густые волосы.
   -- Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), --
  растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. -- Можешь себе
  пг`едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
   Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и,
  рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
   -- Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
   Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг
  своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
   -- Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть
  бы дг'аться ског'ей.
   -- Эй, кто там? -- обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги
  толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
   -- Вахмистр! -- сказал Лаврушка.
   Денисов сморщился еще больше.
   -- Сквег'но, -- проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми.
  -- Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под
  подушку, -- сказал он и вышел к вахмистру.
   Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и
  новые золотые, стал считать их.
   -- А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! -- послышался голос
  Денисова из другой комнаты.
   -- У кого? У Быкова, у крысы?... Я знал, -- сказал другой тоненький
  голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того
  же эскадрона.
   Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую
  влажную руку. Телянин был перед походом за что-то переведен из гвардии. Он
  держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов
  не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому
  офицеру.
   -- Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? -- спросил
  он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
   Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его
  постоянно перебегали с одного предмета на другой.
   -- Я видел, вы нынче проехали...
   -- Да ничего, конь добрый, -- отвечал Ростов, несмотря на то, что
  лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. --
  Припадать стала на левую переднюю... -- прибавил он. -- Треснуло копыто! Это
  ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
   -- Да, покажите пожалуйста, -- сказал Ростов.
   -- Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
   -- Так я велю привести лошадь, -- сказал Ростов, желая избавиться от
  Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
   В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед
  вахмистром, который что-то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и,
  указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин,
  поморщился и с отвращением тряхнулся.
   -- Ох, не люблю молодца, -- сказал он, не стесняясь присутствием
  вахмистра.
   Ростов пожал плечами, как будто говоря: "И я тоже, да что же делать!"
  и, распорядившись, вернулся к Телянину.
   Телянин сидел все в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов,
  потирая маленькие белые руки.
   "Бывают же такие противные лица", подумал Ростов, входя в комнату.
   -- Что же, велели привести лошадь? -- сказал Телянин, вставая и
  небрежно оглядываясь.
   -- Велел.
   -- Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем
  приказе. Получили, Денисов?
   -- Нет еще. А вы куда?
   -- Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, -- сказал
  Телянин.
   Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку,
  и ушел к себе.
   Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала
  колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно
  посмотрел в лицо Ростову.
   -- Ей пишу, -- сказал он.
   Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю
  быстрее сказать словом все, что он хотел написать, высказывал свое письмо
  Ростову.
   -- Ты видишь ли, дг'уг, -- сказал он. -- Мы спим, пока не любим. Мы
  дети пг`axa... а полюбил -- и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день
  создания... Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! -- крикнул он на
  Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
   -- Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
   Денисов сморщился, хотел что-то крикнуть и замолчал.
   -- Сквег'но дело, -- проговорил он про себя. -- Сколько там денег в
  кошельке осталось? -- спросил он у Ростова.
   -- Семь новых и три старых.
   -- Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, -- крикнул
  Денисов на Лаврушку.
   -- Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, --
  сказал Ростов краснея.
   -- Не люблю у своих занимать, не люблю, -- проворчал Денисов.
   -- А ежели ты у меня не возьмешь деньги по-товарищески, ты меня
  обидишь. Право, у меня есть, -- повторял Ростов.
   -- Да нет же.
   И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из-под подушки кошелек.
   -- Ты куда положил, Ростов?
   -- Под нижнюю подушку.
   -- Да нету.
   Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
   -- Вот чудо-то!
   -- Постой, ты не уронил ли? -- сказал Ростов, по одной поднимая подушки
  и вытрясая их.
   Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
   -- Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад
   под голову кладешь, -- сказал Ростов. -- Я тут положил кошелек. Где он?
  -- обратился он к Лаврушке.
   -- Я не входил. Где положили, там и должен быть.
   -- Да нет...
   -- Вы все так, бросите куда, да и забудете. В карманах-то посмотрите.
   -- Нет, коли бы я не подумал про клад, -- сказал Ростов, -- а то я
  помню, что положил.
   Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю
  комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями
  Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет,
  он оглянулся на Ростова.
   -- Г'остов, ты не школьнич...
   Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же
  мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где-то ниже горла,
  хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
   -- И в комнате-то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут
  где-нибудь, -- сказал Лаврушка.
   -- Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, -- вдруг закричал
  Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. -- Чтоб был
  кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
   Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул
  саблю и надел фуражку.
   -- Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, -- кричал Денисов, тряся за плечи
  денщика и толкая его об стену.
   -- Денисов, оставь его; я знаю кто взял, -- сказал Ростов, подходя к
  двери и не поднимая глаз.
   Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов,
  схватил его за руку.
   -- Вздог'! -- закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него
  на шее и лбу. -- Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек
  здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
   -- Я знаю, кто взял, -- повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к
  двери.
   -- А я тебе говог'ю, не смей этого делать, -- закричал Денисов,
  бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
   Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был
  величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
   -- Ты понимаешь ли, что говоришь? -- сказал он дрожащим голосом, --
  кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так...
   Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
   -- Ах, чог'т с тобой и со всеми, -- были последние слова, которые
  слышал Ростов.
   Ростов пришел на квартиру Телянина.
   -- Барина дома нет, в штаб уехали, -- сказал ему денщик Телянина. --
  Или что случилось? -- прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо
  юнкера.
   -- Нет, ничего.
   -- , Немного не застали, -- сказал денщик.
   Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой,
  взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир,
  посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь
  Телянина.
   Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою
  вина.
   -- А, и вы заехали, юноша, -- сказал он, улыбаясь и высоко поднимая
  брови.
   -- Да, -- сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого
  труда, и сел за соседний стол.
   Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все
  молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда
  Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми
  кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и,
  приподняв брови, отдал деньги слуге.
   -- Пожалуйста, поскорее, -- сказал он.
   Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
   -- Позвольте посмотреть мне кошелек, -- сказал он тихим, чуть слышным
  голосом.
   С бегающими глазами, но все поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
   -- Да, хорошенький кошелек... Да... да... -- сказал он и вдруг
  побледнел. -- Посмотрите, юноша, -- прибавил он.
   Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые
  были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и,
  казалось, вдруг стал очень весел.
   -- Коли будем в Вене, все там оставлю, а теперь и девать некуда в этих
  дрянных городишках, -- сказал он. -- Ну, давайте, юноша, я пойду.
   Ростов молчал.
   -- А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, -- продолжал
  Телянин. -- Давайте же.
   Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял
  кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись,
  а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: "да, да, кладу в карман свой
  кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет".
   -- Ну, что, юноша? -- сказал он, вздохнув и из-под приподнятых бровей
  взглянув в глаза Ростова. Какой-то свет глаз с быстротою электрической искры
  перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, все
  в одно мгновение.
   -- Подите сюда, -- проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти
  притащил его к окну. -- Это деньги Денисова, вы их взяли... -- прошептал он
  ему над ухом.
   -- Что?... Что?... Как вы смеете? Что?... -- проговорил Телянин.
   Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении.
  Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный
  камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко
  несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести
  начатое дело.
   -- Здесь люди Бог знает что могут подумать, -- бормотал Телянин,
  схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, -- надо
  объясниться...
   -- Я это знаю, и я это докажу, -- сказал Ростов.
   -- Я...
   Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза
  все так же бегали, но где-то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и
  послышались всхлипыванья.
   -- Граф!... не губите молодого человека... вот эти несчастные деньги,
  возьмите их... -- Он бросил их на стол. -- У меня отец-старик, мать!...
   Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова,
  пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. -- Боже мой,
  -- сказал он со слезами на глазах, -- как вы могли это сделать?
   -- Граф, -- сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
   -- Не трогайте меня, -- проговорил Ростов, отстраняясь. -- Ежели вам
  нужда, возьмите эти деньги. -- Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
  
  
  

    V.

  
   Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор
  офицеров эскадрона.
   -- А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым
  командиром, -- говорил, обращаясь к пунцово-красному, взволнованному
  Ростову, высокий штаб-ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и
  крупными чертами морщинистого лица.
   Штаб-ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и
  два раза выслуживался.
   -- Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! -- вскрикнул Ростов.
  -- Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и
  останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест
  сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как
  полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так...
   -- Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, -- перебил
  штаб-ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы.
  -- Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл...
   -- Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не
  надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел,
  думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу... так
  пусть даст мне удовлетворение...
   -- Это все хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело.
  Спросите у Денисова, похоже это на что-нибудь, чтобы юнкер требовал
  удовлетворения у полкового командира?
   Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая
  вступаться в него. На вопрос штаб-ротмистра он отрицательно покачал головой.
   -- Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, --
  продолжал штаб-ротмистр. -- Богданыч (Богданычем называли полкового
  командира) вас осадил.
   -- Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
   -- Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
   -- Ни за что! -- крикнул Ростов.
   -- Не думал я этого от вас, -- серьезно и строго сказал штаб-ротмистр.
  -- Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем
  полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да
  посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и
  бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера
  и замарать весь полк? Из-за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли,
  по-вашему? А по-нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы
  неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А
  теперь, как дело хотят замять, так вы из-за фанаберии какой-то не хотите
  извиниться, а хотите все рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что
  вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был
  Богданыч, а все честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а
  замарать полк вам ничего? -- Голос штаб-ротмистра начинал дрожать. -- Вы,
  батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в
  адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: "между павлоградскими
  офицерами воры!" А нам не все равно. Так, что ли, Денисов? Не все равно?
   Денисов все молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими
  блестящими, черными глазами на Ростова.
   -- Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, -- продолжал
  штаб-ротмистр, -- а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст,
  приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох,
  как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я
  всегда правду-матку скажу. Нехорошо!
   И штаб-ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
   -- Пг`авда, чог'т возьми! -- закричал, вскакивая, Денисов. -- Ну,
  Г'остов! Ну!
   Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
   -- Нет, господа, нет... вы не думайте... я очень понимаю, вы напрасно
  обо мне думаете так... я... для меня... я за честь полка.да что? это на деле
  я покажу, и для меня честь знамени...ну, все равно, правда, я виноват!.. --
  Слезы стояли у него в глазах. -- Я виноват, кругом виноват!... Ну, что вам
  еще?...
   -- Вот это так, граф, -- поворачиваясь, крикнул штаб-ротмистр, ударяя
  его большою рукою по плечу.
   -- Я тебе говог'ю, -- закричал Денисов, -- он малый славный.
   -- Так-то лучше, граф, -- повторил штаб-ротмистр, как будто за его
  признание начиная величать его титулом. -- Подите и извинитесь, ваше
  сиятельство, да-с.
   -- Господа, все сделаю, никто от меня слова не услышит, -- умоляющим
  голосом проговорил Ростов, -- но извиняться не могу, ей-Богу, не могу, как
  хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
   Денисов засмеялся.
   -- Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, --
  сказал Кирстен.
   -- Ей-Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не
  могу...
   -- Ну, ваша воля, -- сказал штаб-ротмистр. -- Что ж, мерзавец-то этот
  куда делся? -- спросил он у Денисова.
   -- Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, -- проговорил
  Денисов.
   -- Это болезнь, иначе нельзя объяснить, -- сказал штаб-ротмистр.
   -- Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза -- убью!
  -- кровожадно прокричал Денисов.
   В комнату вошел Жерков.
   -- Ты как? -- обратились вдруг офицеры к вошедшему.
   -- Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
   -- Врешь!
   -- Сам видел.
   -- Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
   -- Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда
  попал?
   -- Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал
  пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака...Ты что, Ростов, точно из
  бани?
   -- Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
   Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На
  завтра велено было выступать.
   -- Поход, господа!
   -- Ну, и слава Богу, засиделись.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar