Меню
Назад » »

Крупнейшие мировые аферы. Искусство обмана и обман как искусство (4)

К терапевту! Место действия: Италия, Франция, США и весь мир. Время действия: от эпохи Возрождения до наших дней. Corpus delicti: торговля фальшивыми лекарственными препаратами, недобросовестная реклама. Масштаб: глобальный. Действующие лица: шарлатаны от медицины и легковерные люди. Тип: P2P. Есть болезни — есть спрос на лекарства. А если настоящих лекарств нет, в ход идут разного рода «чудодейственные средства» — «универсальный болеутолитель», которым тетя Полли потчевала Тома Сойера, патентованные лекарства, эликсир вечной молодости, гербалайф, БАДы, тайские таблетки, средства для похудения за один день. А люди хотят всего и сразу! Более века назад, в 1906 году, в США был принят закон «О пищевых товарах и лекарственных средствах». С тех пор аналогичные законы, предусматривающие длительные испытания лекарственных препаратов, обязательную сертификацию, строгое наказание за продажу подделок и т. д., были разработаны практически во всех странах мира. Но ничего не помогает — ведь люди так хотят быть здоровыми, красивыми и жить вечно, и желательно, не прилагая к этому никаких усилий. Проглотил таблетку — и порядок. А раз есть спрос — есть и предложение… Люди, специализирующиеся на облегчении телесных страданий, появились одновременно с собственно родом человеческим. Шаманы, знахари, а позднее дипломированные врачи и фармацевтические компании зарабатывали свой хлеб, оказывая больным посильную помощь. Однако наряду с честными эскулапами существовала и существует особая порода шарлатанов — людей, наживающихся на истинных и мнимых недугах своих клиентов с помощью совершенно негодных лекарств и методов лечения. Наука относится к таким субъектам с нескрываемым презрением, однако ничего не может с ними поделать, поскольку сами шарлатаны существуют исключительно благодаря науке. Дело в том, что чем дальше наука продвигается вперед, тем сильнее люди верят во всемогущество врачей. Но поскольку медицина во многих случаях все еще оказывается бессильной, находятся люди, которые берутся за плату сделать то, за что не взялся бы ни один доктор, чтящий клятву Гиппократа. Ни древность, ни Средние века не знали шарлатанства, поскольку в те времена медицина находилась в зачаточном состоянии и каждый доктор, будь то Гален или Авиценна, был скорее магом и алхимиком, чем лечащим врачом. Но как только медицина стала на научную почву и люди начали доверять ученым, появились хитрецы, выдававшие себя за светил науки. Современники Парацельса, ранее доверявшие только молитвам и традиционным рецептам народной медицины, уверовали в целебную силу новых препаратов, и началась эра недобросовестных фармацевтов. Главным фактором их успеха часто служил пропагандистский дар. Эпоха Возрождения принесла с собой колоссальную веру в возможности человеческого разума, чем не преминули воспользоваться бесчисленные мошенники, выдававшие себя за изобретателей чудодейственных эликсиров. А поскольку тогда наибольшего развития наука достигла в Италии, множество шарлатанов появилось именно там. Шарлатанство здесь стало вполне обычным занятием, а городок Черрето, расположенный на юге страны, — центром подготовки медицинских самозванцев. К началу XVII века выходцы из Черрето вели свои дела по всей Италии, а слово «черретано» (уроженец Черрето) стало обозначать и их «профессию», трансформировавшись в дальнейшем во французское charlatan. О методах «черретано» можно судить по рассказам иностранных путешественников, которые имели возможность наблюдать этих людей за работой. Так, англичанин Том Кориат, побывавший в Венеции в начале XVII века, свидетельствовал: «Шарлатаны эти устанавливают свои сундуки на помосте, изукрашенном разной мишурой. Когда все они заберутся на сцену — одни в масках, словно дураки в театральных пьесах, другие разодетые, как женщины […] начинается музыка […] Пока музыка играет, главный шарлатан достает из сундука свои товары и полчаса со всякими преувеличениями расхваливает свои лекарства и сласти, хотя многие из них являются подделками, или фальшивками. Меня часто увлекали эти прирожденные ораторы, поскольку они рассказывали свои небылицы с таким великолепным изяществом […] что часто вызывали у незнакомцев истинное восхищение […] Продают они в основном притирки, целебную воду, листы с текстами любовных песен, аптечные лекарства и целую кучу прочего хлама». Так утвердился главный закон шарлатанского ремесла, действующий до сих пор: в конкурентной борьбе побеждает не тот, у кого лучше лекарство, а тот, кто лучше рекламирует свой товар. Вскоре свои «черретано» стали появляться и за пределами Италии, чему не в последнюю очередь способствовало всеобщее увлечение учеными занятиями. Методы торговли при этом оставались теми же — продавцы устраивали театрализованные представления, развлекали и убалтывали публику, а после предлагали приобрести какое-нибудь зелье. Так, в 1618 году в Париже, на площади Дофина, возник балаган братьев Жирар, который в течение 10 лет успешно снабжал парижан совершенно бесполезными снадобьями. Братья Антуан и Филипп показали себя истинными приверженцами итальянских традиций, разыгрывая перед публикой диалоги в стиле комедии дель арте. Антуан Жирар, принявший артистический псевдоним Табарен, появлялся перед публикой в клоунском костюме и с деревянным мечом в руках, а его брат, назвавшийся Мондором, вступал с ним в перепалку. Диалоги артистов, по-видимому, были весьма остроумными, поскольку современные искусствоведы считают Табарена и Мондора прямыми предшественниками Мольера и Лафонтена. Бизнес оказался настолько успешным, что, отойдя от дел в 1628 году, братья смогли купить поместье под Орлеаном, где и провели остаток своих дней в безмятежном довольстве. Если в XVII веке шарлатаны были вынуждены рекламировать свои товары исключительно с помощью собственной глотки, то в следующем столетии им на помощь пришла печатная реклама в периодических изданиях, которая, как выяснилось, имела огромный потенциал. В те годы газетная реклама получила наибольшее развитие в Англии, где была свободная пресса и множество изданий, поэтому и шарлатанство смогло выйти на новый уровень именно в этой стране. Прежде всего английские шарлатаны придумали рассылку медикаментов по почте. Если традиционный врач ставил диагноз и избирал методы лечения только после осмотра пациента, то теперь любой читатель газеты мог самостоятельно поставить себе диагноз на основе симптомов, изложенных в рекламном объявлении, а затем заказать понравившееся средство. Большим спросом у публики пользовалось так называемое болеутоляющее ожерелье, которое можно было получить бандеролью. Создатели «чудо-ожерелья» знали толк в рекламе и вовсю эксплуатировали достижения науки. Во-первых, создание ожерелья приписывалось некоему врачу по фамилии Чемберлен, а династия врачей с такой фамилией была хорошо известна современникам. Во-вторых, в те годы медики были уверены: высокая смертность среди младенцев объясняется тем, что малыши не могут вынести боли от режущихся зубов. Продавцы «болеутоляющего ожерелья» гарантировали, что их товар «облегчает прорезание зубов» и тем самым «снижает риск детской смертности». Фактически благодаря газетной рекламе зародился новый тип шарлатанов, которые получали патент на изобретенные ими препараты, а после зарабатывали деньги на их распространении. Кроме того, производители подобных средств опирались на авторитет науки. Так, больные могли приобрести таблетки с исключительно научным латинским названием pilulae in omnes morbos (таблетки от всех болезней) или же «великий сердечный эликсир», который якобы «был одобрен более чем двадцатью лучшими врачами медицинского колледжа». По подсчетам исследователей, около 10 % тогдашних рекламных объявлений принадлежало именно шарлатанам. А поскольку газетная реклама в те годы была еще достаточно новым явлением, эффект от нее был впечатляющим. Так, например, доктор Роберт Джеймс, продававший «порошок доктора Джеймса», хвастался, что за 20 лет своей деятельности продал около 1,6 млн порций своего зелья. Другим английским ноу-хау была имитация высокой учености самозваных светил. Иными словами, если раньше шарлатан не гнушался обрядиться клоуном, то теперь он, отдавая дань моде эпохи Просвещения, предпочитал щеголять в профессорской мантии. Так, общеевропейскую известность приобрел англичанин Джон Тейлор, более известный как шевалье (дворянин) Тейлор. Этот британец действительно имел медицинское образование, однако в деле саморекламы он преуспел куда больше, чем на поприще медицины. Проще говоря, Тейлор понял, что честная практика связана с большой ответственностью и небольшими доходами, в то время как карьера гастролирующего врача-самозванца сулит деньги и славу, а вероятность попасться на врачебной ошибке минимальна. С тех пор доктор Тейлор лечил пациентов с помощью рискованных непроверенных методов и, забрав гонорар, спешил как можно скорее скрыться. Деятельность «светила» была обставлена с чрезвычайной помпой. Тейлор провозгласил себя личным хирургом-окулистом ко роля Георга II, а также «офтальмиатером» (офтальмологом) Папы Римского, императора Священной Римской империи и еще нескольких важных особ, в том числе вице-короля Индии и некоей мифической грузинской принцессы. Тейлор, окруженный толпой слуг и почитателей, разъезжал по городам Европы в карете, на дверцах которой были изображены глаза, и всюду произносил напыщенные речи, в которых потоки самовосхваления перемешивались с непонятными медицинскими терминами. Затем начиналась череда «чудесных исцелений». Самозванец смело резал катаракты, после чего накладывал прооперированным повязки и запрещал их снимать в течение нескольких дней, которых ему хватало для того, чтобы уехать из города как можно дальше. По словам современника, он руководствовался достаточно простым принципом: «Если операция увенчается успехом, тем лучше, если же нет — пациент останется таким же слепым, как и был до операции». Впрочем, не все его пациенты оставались при своем. Известно, например, что композитор Гендель именно после операции Тейлора окончательно ослеп, а Иоганн Себастьян Бах, по мнению некоторых биографов, умер от осложнений. Незадолго до смерти ослеп и сам Тейлор. Еще большей славы добился другой офтальмолог — Джеймс Грэ хем, который, вероятно, вполне искренне полагал, что нашел способ исцелить все недуги человечества. В молодые годы начинающий врач съездил в Америку, где познакомился с Бенджамином Франклином и пришел в восторг от его опытов с электричест вом. Грэхем решил, что с помощью электроэнергии сможет напитать живительной силой любого больного, и, вернувшись в Лондон, в 1775 году начал собственную практику. Грэхему удалось при влечь нескольких богатых клиентов, что позволило ему в 1779 году открыть грандиозный «Храм здоровья», представлявший собой нечто среднее между частной клиникой и увеселительным заведением. Вход в «Храм здоровья» стоил две гинеи — значительная сумма по тем временам, но внутреннее убранство того стоило. В богато отделанных залах играла музыка, среди цветов и античных статуй бродили девушки, одетые на манер греческих богинь. Жаждущие приобщения к последним достижениям науки могли послушать лекции самого Грэхема или же пройти курс лечения по его методике. Лечение обычно заключалось в том, что пациент садился на подобие электрического стула и наслаждался легкими разрядами тока. Те, кому было мало диковинных электрических аппаратов, могли провести время в грязевых ваннах, которые, по словам Грэхема, питали организм всем необходимым для жизнедеятельности. Доктор даже утверждал, что лично провел две недели без еды, сидя в ванной. Впрочем, самым привлекательным в его ваннах была не грязь, а Эмма Лайон — будущая знаменитая леди Гамильтон и любовница адмирала Нельсона, а в те времена лучшая из «богинь здоровья» грэхемского «Храма». Для тех же, кому общение с Эммой не могло помочь, существовала «божественная кровать», которая за одну ночь исцеляла мужчин от импотенции, а женщин от бесплодия. Ночь в «божественной кровати» стоила?50, что примерно соответствовало годовому доходу джентльмена средней руки, но желающие вы спаться в чудесной постели все равно находились. В первое время «Храм здоровья» пользовался бешеной популярностью, но уже в 1782 году его пришлось закрыть, поскольку доходы от заведения не могли покрыть гигантских долгов доктора. После этого провала звезда Грэхема закатилась, хотя он и пытался сопротивляться ударам судьбы. Для начала доктор попытался заняться просвещением масс, рассказывая им о сексе, но после лекции о «тихих радостях супружеской жизни» ему запретили выступать перед публикой из-за «неприличного содержания» его речей. На склоне лет Грэхем и вовсе превратился в некое подобие городского сумасшедшего — он призывал пить только воду и носить одеяния только из трав и дерна, поскольку шерстяная одежда причиняет здоровью непоправимый вред. Таким образом, XVIII век стал свидетелем появления шарлатанов нового типа — ученых-ренегатов, перешедших в лагерь противника и променявших честный и скромный труд врача на щедро оплачиваемую деятельность. XIX век дал миру подлинную революцию в медицине, и племя шарлатанов не могло не воспользоваться такой возможностью. К шоуменам, держателям патентов и псевдоученым, существовавшим в предыдущие века, добавился новый тип — корпоративные шарлатаны. Родиной крупного шарлатанства стали США, где привычка вести бизнес с размахом существовала с первых лет независимости. Около 1805 года в Филадельфии обосновался бывший башмачник Томас Дайот, который начал патентовать и продавать свои лекарства. Хотя их целебные свойства были довольно сомнительными, Дайот сумел потеснить конкурентов благодаря грамотному маркетингу. Себя он провозгласил доктором, который якобы проработал много лет в Лондоне и Вест-Индии, а свою фирму именовал не иначе как колледжем, и публика начала с удовольствием покупать его эликсиры. Предприниматель смело поглощал конкурентов, снижая цены на свои товары, а после — скупая патенты разорившихся фирм. Дела велись с размахом. К 1810 году его фирма уже имела 41 отделение в 36 городах страны, а к 1814 году в одном только штате Нью-Йорк его отделения были в 14 городах. Со временем Дайот прикупил несколько стекольных заводов, на которых начал изготовлять бутылки для своих препаратов, причем задолго до менеджеров Coca-Cola бизнесмен додумался придавать своим бутылкам особую, сразу узнаваемую форму, чтобы продукция его «колледжа» всегда имела фирменную упаковку. С годами бизнес Дайота настолько окреп, что в распоряжении предпринимателя оказался целый город, построенный вокруг фабрики, на которой изготавливались его лекарства. В Дайотсвиле каждый житель подчинялся строгому уставу и должен был мириться с запретом на азартные игры, сквернословие и алкоголь. К концу карьеры Дайот жил в поместье, которое стоило $250 тыс., получал сказочный годовой доход в размере $25 тыс. и разъезжал в экипаже, которому мог бы позавидовать английский лорд. Существовали и фирмы поменьше, причем расцвет их пришелся на вторую половину XIX века. Так, в 1881 году американцы Хили, Бигелоу и Оливер основали компанию индейской медицины Kickapoo, которая на поверку оказывалась передвижным шоу наподобие цирка шапито. Фактически представления Kickapoo мало чем отличались от представлений средневековых «черретано» — с той лишь разницей, что в шоу XIX века принимали участие настоящие индейцы, который в перерыве между туземными плясками рассказывали публике, как всевозможные индейские мази и притирки спасали их от неминуемой гибели. Была и другая особенность. Сотрудники компании Kickapoo и других подобных балаганов отличались способностью придумывать симптомы истинных или несуществующих болезней и запугивать ими доверчивых зрителей. По свидетельствам современников, «доктора» из шоу умело вводили публику в состояние легкой паники: «Вы когда-нибудь поутру чувствовали, что вам тяжело встать? У вас отличный сон и отличный аппетит, но вам совершенно не хочется вставать! Когда-нибудь такое с вами было?.. Ладно, ребята, может, вы того и не знаете, но это первый симптом прогрессирующего туберкулеза!» Если же аудитория слабо реагировала, шоумен продолжал: «Вы вот смеетесь… а в каждом из вас гнездятся семена смерти! Что это, рак? Или, может быть, туберкулез? Или, может, какая-нибудь неизвестная науке болезнь?» Когда публика доходила до нужной кондиции, ее начинали пугать страшными историями о жизни и смерти известных людей: «Болезнь почек заползает в вас тихо, как змея. Аки тать в нощи! И не смотрит, богатый ты или бедный. Вот архиепископ Кентерберийский шел по лестнице из английской церкви, да вдруг как свалится, что твой бычок на бойне! Помер! Ну, они там вскрытие сделали и ничегошеньки не нашли ни в желудке, ни в сердце, ни в легких. Но, джентльмены, когда они заглянули ему в почки… да, джентльмены, почки у него были, что ваши тухлые помидоры». В качестве экспоната использовался гигантский червь нематода — кишечный паразит, купленный на скотобойне и заспиртованный в банке. Естественно, публика узнавала, что такие страшилища могут завестись в животе у любого, если только не принимать соответствующие микстуры. Продажи шли с большим успехом. Несмотря на блестящие успехи Томаса Дайота, в целом XIX век оставался эпохой шарлатанов-одиночек и балаганов вроде Kickapoo. По-прежнему по обе стороны океана люди с удовольствием покупали всевозможные лекарства от всех болезней, произведенные полукустарным способом, и платили за консультации самозваным светилам. Наука же, как всегда, помогала шарлатанам самим ходом своего развития. Поскольку ученые постепенно уточняли свои представления о болезнях и с годами число распознаваемых заболеваний росло, появилась возможность лечить людей от выдуманных недугов, таких как меланхолия, избыток «дурной желчи» и т. п. Главным средством борьбы против подобных напастей оставалось известное с древности кровопускание, которым нередко злоупотребляли как врачи, так и сами пациенты. Начало ХХ века было эпохой расцвета патентованных лекарств, которые продавались и в аптеках, и по почте, и методом прямых продаж, причем без какого-либо контроля со стороны властей или ученого сообщества. В США неоднократно предпринимались попытки законодательно защитить потребителей от недоброкачественных медикаментов, регулярно срывавшиеся фармакологическим лобби. В результате американцев лечил кто угодно чем угодно и от чего угодно. Зато один взгляд на тогдашние газеты создавал иллюзию, будто все болезни уже побеждены. Так, в 1906 году некий доктор Кинг предлагал покупателям «единственное верное средство от туберкулеза», а доктор Руперт Уэллс — лекарство, которое «лечит рак на дому без боли, пластырей и операций». Причем доктор Уэллс был не единственным «победителем» рака. Доктор Чамли и его супруга тоже предлагали спасти от этой страшной болезни «без ножа и боли». Как утверждали супруги Чамли, «любое уплотнение в любой женской груди есть рак». Понятно, что при таком методе диагностики количество пациентов, спасенных доктором и его супругой, было просто ошеломляющим. Гром над шарлатанами прогремел в 1905 году, когда в популярном журнале Collier’s начали выходить статьи Сэмюэла Адамса под общим заголовком «Большая американская афера». Журналист обрушился на компанию Duffy, производившую «целебное виски», которое якобы было создано «по формуле, изобретенной одним из величайших химиков мира», одобрено «семью тысячами химиков» и принято в качестве лекарства в «двух тысячах больниц». На поверку «целебное виски» оказалось самым обычным алкоголем, и против шарлатанов ополчились многочисленные борцы за трезвость. Борцов с шарлатанами поддержал президент США Теодор Рузвельт, и в 1906 году конгресс принял закон «О пищевых товарах и лекарственных средствах», позволявший запрещать медикаменты, которые могли быть опасны для здоровья или просто были не тем, чем названы на этикетке. После принятия закона 1906 года в США начался процесс вытеснения мелких производителей лекарств крупными фармацевтическими корпорациями, который несколько позже распространился и на Европу. К середине ХХ века большинство цивилизованных стран имело строгое законодательство, запрещающее применять препараты и методы лечения, не прошедшие должного тестирования. Однако развитие науки, как всегда, помогло шарлатанам справиться с на двигающимся кризисом. В ХХ веке благодаря вполне серьез ным ученым в моду вошли идеи возвращения к природе, чем не замедлили воспользоваться шарлатаны. Так, американские законы о тестировании новых препаратов относятся к лекарствам, созданным на основе синтезированных веществ, а значит, средства, созданные из природных компонентов, не нуждаются в одобрении Агентства по продовольствию и медикаментам (FDA). Образовавшейся законодательной «дырой» воспользовались многочисленные изобретатели всевозможных эликсиров, кроме того, некоторые изобретали средства, эффективность которых трудно оценить. Так, препарат для лечения рака лаэтрил, созданный Эрнстом Кребсом еще в 1950 году из абрикосовых косточек, до сих пор находится вне правового поля, поскольку FDA не одобряло его и не запрещало. Наука начала помогать шарлатанам и другими способами. Прежде всего ХХ век стал эпохой расцвета психологических консультаций, а поскольку увидеть результаты работы психолога или психоаналитика сложнее, чем понять, от какой таблетки скончался пациент, многие шарлатаны переквалифицировались в психотерапевтов. Кроме того, развитие медицинских знаний позволило различать столько неуловимых симптомов и синдромов, что почти каждый человек сегодня может при желании найти у себя ту или иную истинную или мнимую болезнь. С недавних пор у пациентов стали диагностировать «синдром беспокойных ног» (СБН), который проявляется в неудержимом желании двигать ногами. Уже разработаны методы лечения СБН с применением транквилизаторов и особых процедур. Правда, специалисты вынуждены признать, что чаще всего помогают «умеренные физические упражнения, особенно с нагрузкой на ноги», проще говоря — ходьба, а также «умственная активность, которая требует значительного внимания». Сегодня в мире действуют все типы шарлатанов, когда-либо появлявшиеся на свет. Шарлатаны-шоумены по-прежнему продают свои «чудо-продукты» на шумных презентациях, псевдоученые по-прежнему разрабатывают абсурдные методы оздоровления, а газеты по-прежнему пестрят предложениями купить какой-нибудь аппарат, который лечит ревматизм, головную боль и нормализует стул. Наука продолжает идти вперед, а значит, шарлатанство тоже будет шагать в ногу со временем, принимая все новые и новые формы. Экспроприаторы в белых воротничках Место действия: Великобритания, США. Время действия: c XVII века и до наших дней. Corpus delicti: хищения, растраты, незаконное использование инсайдерской информации. Масштаб: локальный (банк, компания). Действующие лица: «белые воротнички». Тип: P2B. «Все вокруг колхозное, все вокруг мое…» Не колхозное, а корпоративное, но суть дела от этого не меняется. И вот, случается, что мелкие сошки несут домой кто скрепки, кто авторучки, а руководители беззастенчиво залезают в корпоративный карман. Их добыча — более крупные суммы. Каждый раз, когда в мире происходит громкое банкротство или за решеткой оказывается очередной олигарх, начинаются разговоры о преступности «белых воротничков». В качестве борьбы с этой напастью обычно предлагают ужесточение карательных мер, повышение прозрачности финансовой отчетности и моральное перевоспитание сотрудников. Однако «белые воротнички» никак не становятся чище, и прибыль от их теневых операций растет год от года. До начала ХХ века ведущие криминалисты мира полагали, что преступность — извечная спутница бедности, и если закон вдруг преступал обеспеченный человек, этому сразу находилось объяснение: дурная наследственность, психические заболевания и т. п. И лишь с началом Великой депрессии, когда общество страстно желало наказать виновных в обрушившихся на него бедах, мнение экспертов изменилось. В те годы на представителей высшего менеджмента, чиновников, биржевых игроков посыпался град обвинений в злоупотреблениях, финансовых махинациях и аферах, которые, по мнению обывателей, и привели к тяжелому кризису. Возмущение общества было особенно велико из-за того, что акции в ту пору находились на руках у миллионов американцев и биржевой крах ударил почти по каждому. В 1939 году, когда о многочисленных скандалах той поры еще не успели забыть, американский социолог и криминалист Эдвин Сазерленд предложил использовать термин «преступность „белых воротничков"». «Белыми воротничками» называли людей интеллектуального труда: директоров предприятий, банковских служащих, брокеров, инженеров, адвокатов и т. п., в отличие от «синих воротничков», то есть пролетариев, не носивших белых рубашек, чтобы не испачкаться на работе. К «беловоротничковым» ученый отнес «преступления, совершенные уважаемым человеком с высоким социальным статусом, которые связаны с его профессиональной деятельностью». То есть если предприниматель начинал подделывать векселя, его преступление должно расцениваться как «беловоротничковое», а вот кража тем же предпринимателем серебряных вилок из ресторана оставалась в рамках обычной уголовщины, поскольку к его профессиональной деятельности отношения не имела. Социолог настаивал, что нарушение закона — распространенный метод ведения дел среди представителей политической и бизнес-элиты, а не только лишь «униженных и оскорбленных». Термин Сазерленда прижился, и теперь к преступности «белых воротничков» причисляют множество правонарушений, включая взятки, откаты, мошенничества со страховкой, загрязнение окружающей среды, недобросовестную рекламу, преднамеренные банкротства и еще много чего, лишь бы преступник имел «высокий социальный статус», а преступление совершалось им на рабочем месте. Однако были времена, когда о «белых воротничках» никто не слышал, но преступность такого рода уже существовала. Одним из самых древних видов преступлений, совершаемых «уважаемыми людьми», была и остается растрата. С давних времен казначеи и мажордомы запускали руку в государственный или господский карман. Более того, присвоение богатств нанимателя часто рассматривалось как своеобразная прибавка к жалованью. Об этом, в частности, писал в своем дневнике британский чиновник XVII века Сэмюель Пипс, который несколько лет служил в должности главного бухгалтера королевского морского ведомства. Устроиться на эту должность ему помог покровитель — лорд Сэндвич, который сразу же разъяснил своему молодому протеже правила игры. «Жалованье богатым не сделает, — говорил лорд, — важны те возможности, которые человеку дает занимаемая им должность». Пипс прекрасно понял намек и через несколько лет писал в дневнике: «Я счастлив, что все счета сошлись после всех необходимых изменений, и теперь я считаю себя вправе взять кое-что себе от этих?127 тыс.». Какую именно часть флотского бюджета прикарманил бухгалтер Пипс, неизвестно, зато известно, что лорд Сэндвич украл из казны порядка?5 тыс., когда в его распоряжении оказались ценные военные трофеи, за что и был смещен с адмиральской должности. Сэндвич попался оттого, что присваивал захваченные сокровища почти открыто, но Пипс был не таков. Бухгалтер, судя по его дневнику, был крайне осторожен и тщательно скрывал свои преступления даже от самого себя. Однажды он получил от одного просителя «подарок для жены» — коробку, в которой должны были лежать перчатки. Пипс не сомневался, что кроме перчаток в коробке находилась и крупная сумма денег, но не стал открывать ее до прихода домой. Дома он высыпал деньги из коробки, не глядя на них, и лишь потом заглянул внутрь, дабы иметь возможность поклясться на суде, «что никаких денег в коробке он не видел». Методы сокрытия преступления, которые Сэмюель Пипс использовал во времена мушкетеров, могут показаться наивными, однако они превосходно работали. Более того, привлечь растратчика к ответственности было довольно трудно из-за несовершенства законов. В Англии до 1799 года существовала лазейка, которая позволяла служащему, прикарманившему хозяйские деньги, остаться безнаказанным, потому что «кражей» считались лишь действия, связанные со взломом, проникновением в чужой карман и т. п. Если же работодатель доверял служащему обналичить чек, а тот присваивал деньги, доказать факт кражи было почти невозможно, ведь клерк оставил себе то, что хозяин дал ему вполне добровольно. Из-за таких порядков в свое время чуть не разорился даже сам знаменитый Джозайя Веджвуд, который поставлял фарфор многим королевским дворам Европы, включая двор императрицы Екатерины II. В 1772 году Веджвуд обнаружил, что его фирма находится на грани банкротства из-за того, что его заместитель регулярно обворовывает кассу. Из-за несовершенства законодательной базы отдать вора под суд не удалось, и Веджвуду пришлось ограничиться увольнением. С тех пор предприниматель вел свою бухгалтерию лично, что и позволило фирме Wedgwood не только пережить временные трудности, но и стать самым знаменитым брендом на рынке фарфора, каковым она и остается до сих пор. С тех пор законы стали значительно совершеннее, но «белые воротнички» все так же время от времени попадаются на растрате вверенных им ценностей. Более того, чем развитее и богаче становилось общество, тем крупнее суммы оказывались в руках нечистых на руку «воротничков». Растрата была и остается довольно примитивным и оттого наиболее распространенным видом преступления. Но чем больше прогрессировали законы и чем больше усложнялись экономические отношения, тем труднее было скрыть недостачу украденных средств. Поэтому растратчикам приходилось изобретать новые и все более изощренные схемы, дававшие шанс скрыть свою причастность к банальному воровству. В начале XIX века, когда банковское дело уже было хорошо поставлено, а бухгалтеры знали свою работу, начался рост банковских мошенничеств, целью которых в большинстве случаев было покрытие недостачи, образовавшейся в результате воровства. Поскольку главным мировым центром тогдашнего банкинга являлась Англия, страна джентльменов была обречена превратиться в страну банковских мошенников. Самое громкое дело такого рода — афера банковского управляющего Генри Фонтлероя, о которой стало известно в 1824 году. Фонтлерой был одним из партнеров в лондонском банке Marsh, Sibbald & Co. Другие партнеры настолько доверяли ему, что передали в его руки все бразды управления банком, и, как выяснилось, напрасно. Фонтлерою нравилось жить на широкую ногу, и чтобы добыть деньги, он смело пускался в рискованные биржевые операции, используя для этого средства, хранившиеся в его банке. В 1814 году одна из его биржевых авантюр принесла банку убыток в?60 тыс. — огромную сумму по тем временам. Банк Англии, почувствовав неладное, прекратил кредитовать Marsh, Sibbald & Co, и перед Фонтлероем встала дилемма: объявить о банкротстве, признавшись в растрате, или попытаться скрыть одно преступление с помощью другого — еще более тяжкого. Чтобы продолжать выплачивать дивиденды, Фонтлерой взялся списывать деньги со счетов своих вкладчиков, среди которых было немало титулованных особ, правительственных чиновников и знаменитостей, включая вдову адмирала Нельсона. Чтобы по документам все оставалось гладко, мошенник ловко подделывал подписи своих клиентов, которые якобы снимали деньги со своих счетов. В первый раз никто ничего не заметил, и вскоре Фонтлерой обворовывал клиентов своего банка на регулярной основе. За 10 лет махинаций он украл порядка?250 тыс., что позволило ему наконец, вести разгульный образ жизни, о котором он мечтал. Его главной страстью были женщины, и теперь он буквально осыпал своих многочисленных возлюбленных бриллиантами. Украденная сумма многократно превышала ту, что когда-то позаимствовал лорд Сэндвич, ведь инфляция была минимальной: в середине XVII века унция золота стоила?4, а в начале XIX века —?4,25. К 1824 году деньги клиентов были окончательно разворованы и банк Фонтлероя прекратил выплачивать дивиденды. Банкротство обернулось грандиозным скандалом, и факт подделки подписей был быстро доказан. По тогдашним законам подделка документов каралась смертью, и Фонтлерой был приговорен к казни через повешение. Общество было шокировано не столько дерзостью преступления, сколько жестокостью приговора, ведь светский лев и дамский угодник Фонтлерой был представителем деловой элиты Лондона. Страсти накалились до того, что один заезжий итальянец даже вызвался взойти на эшафот вместо осужденного. Однако закон был неумолим, и Генри Фонтлерой был повешен при большом стечении народа. Свершившееся правосудие казалось современникам настолько невероятным, что в народе еще долго ходили слухи о том, что мошенник перед казнью проглотил серебряный штырь, из-за чего не был удушен веревкой, и после фальшивой казни удалился за границу. В дальнейшем банки в Великобритании лопались с завидной регулярностью, причем главной причиной были махинации управляющих, а банкротство оказывалось отличным способом замести следы. Так, в 1856 году обанкротился Королевский Британский банк с уставным капиталом?200 тыс. и вкладами на?540 тыс. Из этих денег обманутым вкладчикам возвратили порядка?135 тыс. Причина была все та же — директора банка присвоили деньги. В том же году братья Джеймс и Джон Седлеры, оба — депутаты британского парламента, обанкротили банк Типперэри, в правлении которого состояли, позаимствовав из его средств?288 тыс. Махинаторов настигла заслуженная кара: Джон, не вынеся позора, покончил с собой, а Джеймс был лишен депутатского мандата и провел остаток жизни изгоем. Однако банкротства заканчивались столь плачевно далеко не всегда. В середине XIX века английские деловые круги освоили еще один вид преступлений, характерный для «белых воротничков», — преднамеренное банкротство. Схема была довольно проста: предприниматель брал кредит, закупал товары и прятал их на чужом складе, после чего объявлял себя банкротом. Суд признавал его неспособным выплачивать долги, а товары тем временем распродавались. В результате ловкач получал прибыль и не выплачивал долг. Об этом в 1860 году писала одна из лондонских газет: «То, что произошло на прошлой неделе, прекрасно иллюстрирует положение вещей. Стало известно, что банкрот на складе хранил товары, но не для законной торговли, а для распродажи […] Эти товары не распакованными посылались на аукцион и уходили с молотка. И это не единичный случай, такое происходит повсеместно и ежедневно».
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar