1042 Просмотра

Константин Константинович Случевский (26 июля [7 августа] 1837, Санкт-Петербург — 25 сентября [8 октября] 1904, там же) — русский поэт, писатель, драматург, переводчик. Гофмейстер, тайный советник. Происходил из дворян Черниговской губернии, сын сенатора Константина Афанасьевича Случевского 2-го. Мать — Анжелика Ивановна, урождённая Заремба. Воспитывался в Первом кадетском корпусе.

Константин Константинович Случевский

МЕМФИССКИЙ ЖРЕЦ

Когда я был жрецом Мемфиса
 Тридцатый год,
Меня пророком Озириса
 Признал народ.

Мне дали жезл и колесницу,
 Воздвигли храм;
Мне дали стражу, дали жрицу —
 Причли к богам.

Во мне народ искал защиты
 От зол и бед;
Но страсть зажгла мои ланиты
 На старость лет.

Клянусь! Клянусь бессмертным Фтою,—
 Широкий Нил,
Такой красы своей волною
 Ты не поил!..

Когда, молясь, она стояла
 У алтаря
И красным светом обливала
 Ее заря;

Когда, склонив свои ресницы,
 И вся в огне,
Она по долгу первой жрицы
 Кадила мне...

Я долго думал: царь по власти,
 Я господин
Своей тоски и мощной страсти,
 Моих седин;

Но я признал, блестя в короне,
 С жезлом в руке,
Свой приговор в ее поклоне,
 В моей тоске.

Раз, службу в храме совершая,
 Устав молчать,
Я, перстень свой сронив вставая,
 Велел поднять.

Я ей сказал: «К началу ночи
 Взойдет звезда,
Все лягут спать; завесив очи —
 Придешь сюда».

Заря, кончаясь, трепетала
 И умерла,
А ночь с востока набегала —
 Пышна, светла.

И, купы звезд в себе качая,
 Зажегся Нил;
В своих садах, благоухая,
 Мемфис почил.

Я в храм пришел. Я ждал свиданья,
 И долго ждал;
Горела кровь огнем желанья,—
 Я изнывал.

Зажглась румяная денница,
 И ночь прошла;
Проснулась шумная столица,—
 Ты не была...

Тогда, назавтра, в жертву мщенью,
 Я, как пророк,
Тяжелой пытке и сожженью
 Ее обрек...

И я смотрел, как исполнялся
 Мой приговор
И как, обуглясь, рассыпался
 Ее костер!

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.

ИФИМЕДИЯ

В роще дубовой, в соседстве Эвбейского моря,
Жил с молодою женою, без слез и без горя,
Старый Алоэ. Жену Ифимедией звали...
Каждое утро, пока все домашние спали,—
Крепче других спал Алоэ,— она уходила
К близкому морю; служанка ковер приносила,
Масла, духи. Ифимедия платье снимала,
Черные длинные косы свои распускала;
Взглядом пугливым кругом побережье окинув,
В утреннем ветре от проспанной ночи остынув,
В воду входила; черпнувши, дрожа, обливалась
И, осторожно по камням пройдясь, погружалась...
Старый Нептун приходился ей дедом. В те годы
Боги сближались с людьми; допускались разводы;
Чаще без них обходились и брачной постели
Не сторожили, как мы, а сквозь пальцы глядели.
Бог и властитель пучины, объезд совершая,
Мелких чиновников моря, тритонов пугая,
Многих кувыркая в воду, другим в назиданье,
Часто повадился к внучке ходить на купанье.
Бедная долго понять не могла: неги полны,
Что говорят и чего добиваются волны?
Но наконец поняла; а поняв — полюбила;
Каждое, каждое утро купаться ходила!
Море в себя принимало ее... Что же проще?
Ну, уж и нравилось это дриадам в той роще!..
Старый Алоэ, проснувшись, глаза протирая,
Вздумал взглянуть на жену. Он оделся, зевая,
Вышел, глядит: с набегающей пеною споря,
Бьет Ифимедия волны упрямого моря,
Реже, слабеет, неровно и трепетно дышит...
Море, поднявши ее над собою, колышет...
Долго старик любовался, глядел, улыбнулся
И, глубоко осчастливленный, к дому вернулся!

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.

МОИ ЖЕЛАНЬЯ

Что за вопросы такие? Открыть тебе мысли и чувства!..
Мысли мои незаконны, желания странны и дики,
А в разговорах пустых только без толку жизнь
выдыхаешь.
Право, пора дорожить и собой и своим убежденьем,—
Ум прошутить, оборвать, перемять свои чувства нетрудно.
Мало ли, как я мечтаю, и многого в жизни хочу я!..

Прежде всего мне для счастья сыскать себе женщину
надо.
Женщина вся в нежном сердце и в мягкости линий,
Женщина вся в чистоте, в непорочности чувства;
Мне не философа, мне не красавицу нужно; мне нужны
Ясные очи, коса до колен и подчас поцелуи.
С этакой женщиной труд будет легче и радость полнее.

Я бы хотел отыскать себе близких по цели и сердцу,
Честных людей, прозревающих жизнь светлым оком
рассудка.
С ними сходясь, в откровенных беседах часы коротая,
Мог бы я силы свои упражнять, проверять свои мысли.
Словом живым заменил бы я мертвые речи печати;
Голос из книги — не то, что живой, вызывающий голос.

Я бы хотел, взявши в руки свой посох, спокойно пуститься
Тем же путем, по которому шло человечество в жизни.
С Желтой реки до священных лесов светлоструйного
Ганга,
С жарких пустынь, где в конических надписях камни
пестреют,
Шел бы я рядом развалин столиц азиатских народов;
Снес свой поклон пирамидам и гордо-задумчивым
сфинксам.
В рощах Эллады, на мраморных плитах колонн Парфенона
Мог бы я сесть отдохнуть, подошедши к Эгейскому морю,
Прежде чем следовать берегом моря за ходом народов,
Прежде чем сжиться с историей Рима и с жизнью Европы.

Я бы хотел, обратившись на время в печатную книгу,
В книгу хорошую, полную силы и смысла живого,
Слиться с народом; себя позабыв, утонуть в нем,
стереться,
Слушать удары тяжелого пульса общественной жизни,
Видеть во всей наготе убеждения каст и сословий;
Выведать нужды одних, утешать их во время движенья,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Стать на виду у других . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я бы хотел, проходя по широкой, бушующей жизни,
Сердцем ответить на всё, пережить всё, что можно,
на свете,
Всем насладиться душою, и злом и добром человека,
Светлым твореньем искусства, и даже самим
преступленьем,
Ежели только оно не противно той истине светлой,
Смыслу которой законы и люди так часто враждебны.

Я бы хотел, умирая, весь скарб своих сил и познаний,
Весь передать существу молодому, богатому жизнью;
Пусть бы он начал с того, чем я кончил свой труд
и печали,
Пусть бы и он и преемник его умирали для внуков
С чистою совестью, светлою мыслью и полным сознаньем.

Я бы хотел после смерти, свободен, бесстрастен и вечен,
Сделаться зрителем будущих лиц и грядущих событий;
Чувствовать — мыслью, недвижно дремать в созерцаньи
глубоком,
Но не ворочаться к жизни, к ее мелочной обстановке
Из уваженья к себе и к ошибкам прошедшего века!

<1857-1860>

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.

НОЧЬ

Есть страшные ночи, их бог посылает
Карать недостойных и гордых сынов,
В них дух человека скорбит, изнывает,
В цепи несловимых, томительных снов.
Загадочней смерти, душнее темницы,
Они надавляют бессильную грудь,
Их очерки бледны, их длинны страницы —
Страшимся понять их, к ним в смысл заглянуть,
А сил не хватает покончить мученья,
Ворочает душу жестокая ночь,
Толпой разбегаются, вьются виденья,
Хохочут и дразнят, и прыгают прочь.

Затронут на сердце все струны живые,
Насилу проснешься,— всё тихо во мгле,
И видишь в окошке, как тени ночные
Дозором гуляют по спящей земле.
Стена над кроватью луной серебрится.
И слышишь, как бьется горячая кровь,
Попробую спать я, авось не приснится,
Чудовищный сон тот не выглянет вновь.
Но тщетны надежды, плетутся мученья,
Ворочает душу жестокая ночь,
Толпой разбегаются, вьются виденья,
Хохочут и дразнят, и прыгают прочь.

Но ночь пролетела, восток рассветает,
Рассеялись тени, мрак ночи исчез,
Заря заалела и быстро сметает
Звезду за звездой с просветлевших небес.
Проснешься ты бледный, с померкнувшим взором,
С души расползутся страшилища прочь;
Но будешь ты помнить, как ходят дозором
Виденья по сердцу в жестокую ночь.

<1857-1860>

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.

РИМУ

Далека ты от нас, недвижима,
Боевая история Рима;
Но над повестью многих страниц
Даже мы преклоняемся ниц!

А теперь в славном Риме французы
Наложили тяжелые узы,
И потомок квиритов молчит
И с терпением сносит свой стыд!..

<1857-1860>

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.

* * *

Скажи мне, зачем ты так смотришь
Такими большими глазами,
Скажи мне, зачем ты так плачешь
И грудь надрываешь слезами?

Ты можешь рыдать сколько хочешь,
И слез ведь надолго достанет,
Любовь проходящее чувство,
Потешит, помучит, обманет.

Зачем утешаться мечтою?
Не лучше ль рассудку поверить
И то, что так бедно и мало,
Огромною мерой не мерить?

Теперь мы друг друга так любим
И счастливы очень, так что же?
Мне каждый твой взгляд, каждый волос
Всех благ, всех сокровищ дороже.

Дороже! но, может быть, завтра
На новую грудь припаду я,
И в том же, и так же покаюсь
Под праздничный звук поцелуя.

<1857-1860>

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.

В МОРОЗ

Под окошком я стою
И под нос себе пою,
И в окошко я гляжу,
И от холода дрожу.

В длинной комнате светло,
В длинной комнате тепло.
Точно сдуру на балу,
Тени скачут по стеклу.

Под окошками сидят,
Да в окошки не глядят,
Знать, на улицу в окно
И глядеть-то холодно.

У дверей жандарм стоит,
Звонкой саблею стучит,
Экипажи стали в ряд,
Фонари на них горят.

А на небе-то черно,
А на улице темно.
И мороз кругом трещит...
Был и я когда-то сыт.

<1857-1860>

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.

ИЗ ГЕЙНЕ

В ночь родительской субботы,
Трое суток пропостившись,
Приходил я на кладбище,
Причесавшись и побрившись.

Знаю я, кому придется
В этот год спуститься в землю,
Кто из смертных, из живущих,
Кувырнется, захлебнется.

Кто-то лысый — полосатый,
В красных брюках, в пестрых перья
Важно шел петушьим шагом,
Тонконогий и пузатый.

Кто-то длинный, очень длинный,
В черном фраке, в черной шляпе,
Шел, размашисто шагая,
Многозвездный, многочинный.

Кто-то, радостями съеден,
В туго стянутом корсете,
Раздушен и разрумянен,
Проносился вял и бледен.

Шли какие-то мундиры,
Камергеры, гоф-фурьеры,
Экс-жандармы, виц-министры,
Пехотинцы, кирасиры.

Шли замаранные люди,
Кто в белилах, кто в чернилах,
Шли забрызганные грязью,
Кто по шею, кто по груди.

Шли — и в землю опускались...
Громко каркали вороны,
На болоте выла вьюга
И лягушки откликались.

<1857-1860>

Ходит ветер избочась
Вдоль Невы широкой,
Снегом стелет калачи
Бабы кривобокой.

Бьется весело в гранит,
Вихри завивает,
И, метелицей гудя,
Плачет да рыдает.

Под мостами свищет он
И несет с разбега
Белогрудые холмы
Молодого снега.

Под дровнишки мужика
Всё ухабы сует,
Кляче в старые бока
Безотвязно дует.

Он за валом крепостным
Воет жалким воем
На соборные часы
С их печальным боем:

Много близких голосов
Слышно в песнях ваших,
Сказок муромских лесов,
Песен дедов наших!

Ходит ветер избочась
Вдоль Невы широкой,
Снегом стелет калачи
Бабы кривобокой.

<1857-1860>

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.

ОН НЕ ЛЮБИЛ ЕЩЕ

Он не любил еще. В надежде благодати
 Он шел по жизни не спеша,
И в нем дремала сладким сном дитяти
 Невозмущенная душа.

Еще пока никто своим нескромным оком
 Его мечты не подстерег,
Еще он сам в служении высоком
 Своей лампады не зажег.

И как зато хорош, и как далек сомненья
 Его неведенья покой!
Он жаждет слов, он чутко ждет движенья
 И блещет жизнью молодой.

Он незнаком страстям... Так статуя Мемнона,
 Молчанье строгое храня,
Сидит, чернея в звездах небосклона,
 И жадно ждет прихода дня.

Обильная роса холодной ночи юга
 Живою свежестью кропит,
С заботой нежною ласкающего друга,
 Спокойно стынущий гранит.

Но только первый луч падет ему на плечи,
 Дымясь, зажжется степь вокруг,—
Немой Мемнон, на ласку светлой встречи,
 Издаст живой и полный звук.

<1857-1860>

Ночь. Темно. Глаза открыты,
И не видят, но глядят;
Слышу, жаркие ланиты
Тонким бархатом скользят.
Мягкий волос, набегая,
На лице моем лежит,
Грудь, тревожная, нагая,
У груди моей дрожит.
Недошептанные речи,
Замиранье жадных рук,
Холодеющие плечи...
И часов тяжелый стук.

1870—1880-е годы

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.

ЗАПЕВКА

Ох! ударь ты, светлый мой топор!
Ох! проснись ты, темный, темный бор,
Чтобы знали, что идет работа горячо,
Разминается могучее плечо.

Ты ль рука людская не сильна!
Застонали, плачут ель, сосна...
Понастроим мы высоких теремов,
Лодок, бочек, колыбелей и гробов.

Повалились сосенка да ель!
Им мягка родных ветвей постель...
Уж с чего начнем мы строиться, с чего?
Вы скажите, братцы, что нужней всего?

<1870-1880-е гг.>

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.

ЗИМНИЙ ПЕЙЗАЖ

Да, удивительные, право, шутки света
Есть в пейзаже зимнем, нам родном!
Так иногда равнина, пеленой снегов одета,
Богато зарумяненная солнечным лучом,
Какой-то старческою свежестью сияет.
Речонка быстрая, что по равнине протекает
И, кольцами, изгибами крутясь,
Глубокою зимой не замерзает,—
Вступает с небом в цветовую связь!
Небес зеленых яркая окраска
Ее совсем невероятно зеленит;
По снегу белому она, зеленая, бежит,
Зеленая, как изумруд, как ряска...

И так и кажется тогда, что перед нами
Земля и небо шутят, краски обменяв:
Сияет небо, свой румянец снегу передав,
Цвет зелени полей — он принят небесами,
И, как бы в память прошлого, как след следа,
Бежит по снегу белому зеленая вода.
О! если б можно было вам, равнины неба,
Приняв в себя все краски лета и весны,
Взять наши горести, сомненья, нужду хлеба —
Отдав взамен немного вашей тишины
И вашего покоя... нам они нужны!

<1857-1860>

К.К.Случевский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1962.