Меню
Назад » »

Келвин С. Холл, Гарднер Линдсей ТЕОРИИ ЛИЧНОСТИ (36)

Другие эмпирические подходы Хотя качественные описания, контент-анализ терапевтических протоколов и использование Q-методики составляют главные эмпирические подходы Роджерса и его сотрудников к изучению личности, они использовали и ряд других методов. Эти методы представляют подход к личности со стороны внешней системы отношений. Такие стандартные "тесты, как тест Роршаха (Muench, 1947; Carr, 1949; Haimowitz, 1950; Mosak, 1950; Haimowitz and Haimowitz, 1952; Rogers, 1967a), TAT (Dymond, 1954; Grummon and John, 1954; Rogers, 1967a), MMPI (Mosak, 1950; Rogers, 1967a), Опросник приспособленности Белла (Muench, 1947, Mosak, 1950) и тест словесных ассоциаций Кента-Розанова (Muench, 1947) использовались в терапевтической работе с клиентами. Один из учеников Роджерса при измерении напряжения и эмоций использовал также физиологические показатели (Thetford, 1949, 1952). Статус в настоящее время. Общая оценка Хотя Роджерс продолжает писать и публиковать свои взгляды для профессионалов и широкой публики, основные линии его мышления выглядят уже утвердившимися. В его теоретическом подходе не произошло существенных изменений с 1959 года, хотя он стал сильнее представлять свои позиции, стал более уверен в их сущностной валидности, точнее сознает возможность их приложения к решению проблем современного мира и все более убежден в том, что человечество имеет надежду на будущее. Клиент-центрированная терапия – установившийся и широко используемый метод лечения. Сформулированная Роджерсом личностно-центрированная теория стала сильнейшим стимулом для исследовательской активности. Исследования человека превратились из тонкого ручейка в 1940-х годах в широкий поток в 1960-е. Не все эмпирические открытия соответствуют теории Роджерса, равно как не все исследования Я можно непосредственно к ней отнести. Тем не менее, никто не был столь влиятелен в создании интеллектуальной традиции, в которой могло бы расцвести изучение Я. Его положение, согласно которому "лучший пункт наблюдения для понимания человеческого поведения – во внутренней системе отношений самого индивида", стало объединяющим для многих психологов. Его страстное отстаивание гуманистических ценностей в психологическом исследовании, отраженное во множестве публикаций и его знаменитом споре с Б. Ф. Скиннером (Rogers, 1956), способствовало поляризации мышления психологов, его оптимизм, глубочайшая вера во врожденную человеческую доброту, твердая убежденность в возможности помощи страдающим людям привлекли многих людей, считающих бихевиоризм слишком холодным, а психоанализ слишком пессимистичным. В том, что в психологии существует "третья сила", столь же жизнеспособная, как бихевиоризм и психоанализ, во многом заслуга Карла Роджерса. Уже отмечалось, что теоретические взгляды Роджерса, подобно взглядам Фрейда, Юнга, Адлера, Хорни и Салливана, выросли из его опыта работы с людьми, страдающими эмоциональными расстройствами. Есть, однако, одно очень важное отличие Роджерса от других теоретиков, основывавшихся на клиническом опыте. С 1940 года, когда Роджерс принял пост профессора психологии в Университете штата Огайо, он в первую очередь определял себя как академического психолога. Не секрет, что продвижение в университете и рост профессионального престижа во многом определяются исследовательской продуктивностью и исследовательской активностью студентов. Кроме того, академический психолог вынужден быть готовым к пристальному критическому взгляду коллег. То, что Роджерс успешно прошел эти испытания, связано с количеством и качеством его публикаций, количеством студентов и тем признанием, которым удостоили его психологи. Он был одним из первых трех психологов, удостоенных награды Американской психологической ассоциации "За выдающийся научный вклад" в 1956 году. С другой стороны, несмотря на многолетнюю связь с академической психологией, Роджерс не был слишком счастлив включенностью в эту систему и остро критиковал традиционные университетские структуры. Он видит себя идущим собственным путем, вне влияния – насколько это возможно – давления и политики академических департаментов. Основная критика в адрес теории Роджерса со стороны многих психологов заключается в том, что теория эта основывается на наивном типе методологии. (См., например, Smith, 1950). Существуют многочисленные свидетельства того, что поведение мотивируется факторами, недоступными сознанию, и того, что высказывания человека о себе – это искажение, вызванное разного типа защитами и обманами. Самоотчетам заведомо не хватает надежности не только потому, что люди могут намеренно обманывать слушателей, но и потому, что они не знают о себе всей правды. Роджерс подвергался критике за игнорирование бессознательного, потенциал которого в контроле над человеческим поведением засвидетельствован более чем восьмидесятилетними психоаналитическими исследованиями. Роджерс полагает, что нет нужды расследовать, интерпретировать, вести экстенсивный и сложный анализ сновидений или срывать слой за слоем напластования психики – так как человек открывается в том, что говорит о себе. Тем не менее, критика наивности – не слишком сильный аргумент против Роджерса. В теории Роджерса явно узнается представление об организме, обладающем многими переживаниями, о которых человек не знает. Некоторыми из этих несимволизированных переживаний отказано в осознании, поскольку они несовместимы с образом Я. Если это и не вытеснение в психоаналитическом смысле, то различие столь тонко, что может не приниматься во внимание. Принципиальное отличие Роджерса от психоаналитиков – в его убеждении, что вытеснение может быть предотвращено в первую очередь родителями, проявляющими к ребенку безусловное позитивное отношение. Или же, если вред был нанесен, это можно исправить позже терапевтической интервенцией, в которой терапевт высоко ценит клиента. Получая безусловное положительное отношение, клиент неизбежно открывает свое реальное Я. Это реальное Я полностью конгруэнтно с организмом, проживающим опыт. Психоаналитики возразят, что безусловное позитивное отношение, даже если бы терапевт мог его последовательно устанавливать, недостаточно для преодоления вытеснения. Анализ и интерпретация того, что думает и чувствует пациент, его сновидений, переносов необходимы для проникновения в защитные механизмы, для того, чтобы сделать бессознательное сознательным. Даже в самых благоприятных терапевтических условиях часть переживаний остается бессознательной. Нельзя сказать, что Роджерс не проявляет внимания к критике в адрес своей теории, особенно со стороны психоаналитически ориентированных психологов. Он признает дилемму, в которую попадает личностно центрированная теория в связи с проблемой защитных механизмов. "Некоторые предпочли бы разрешить ее, отбросив любые попытки объективного измерения феноменального поля" (Rogers and Dymond, 1954, с. 430). Роджерс, однако, не готов еще выбросить за борт точку зрения, оказавшуюся, на его взгляд, столь плодотворной. "Таким образом, мы предпочитаем жить с этой дилеммой, пока не поймем ее глубже и пока, возможно, не создадим более сензитивные теории, равно как и лучший инструментарий, чтобы с ней справиться" (Rogers and Dymond, 1954, стр. 431). Правда, похоже, что он не удовлетворен и этим заключением, так как несколькими страницами далее он поднимает этот вопрос в связи с поисками "настоящей" личности. "Возможно, нам придется признать, что вместо этой гипотетически единственной реальности существуют различные "пункты наблюдения" за личностью, один из которых – внутри сознания самого человека. Наверняка наши рассуждения будут предполагать закономерность и упорядоченность в рамках каждого из этих видений объекта. Есть также предположение о значимой и, возможно, предсказуемой связи между этими системами восприятия. Но существует ли единственная реальность, с которой может иметь дело наука о личности, остается вопросом" (Rogers and Dymond, 1954, стр. 433). Под "перцептуальными пунктами наблюдения" Роджерс имеет в виду различные способы наблюдения и описания объекта. Возможно, например, изучать реакции человека в стандартной тестовой ситуации, как при использовании метода Роршаха, ТАТ и Миннесотского многостороннего теста. Возможно и измерение физиологических изменений, сопровождающих возрастание напряжения и эмоциональные изменения. Или же возможно наблюдать поведение человека в естественной жизненной ситуации. Роджерс, выступая в роли ученого-исследователя, не колебался в применении этих и других методов. Он ни в коей мере не сводил свои наблюдения к феноменальным самоотчетам, хотя такие отчеты и приветствуются его теорией. Другое направление критики касается неудачи Роджерса в описании природы организма. Если организм – базовая психологическая реальность, то каковы характеристики этой реальности? Каковы в точности возможности организма, которые должны воплощаться в действительность? Другие теоретики постулировали такие элементы, как инстинкты жизни и смерти (Фрейд), архетипы (Юнг), потребности (Мюррей, Левин, Фромм и Маслоу), влечения (Миллер (Miller, N.Е.) и Доллард (Dollard, J.)), черты (Олпорт и Кеттел (Cattell, R.В.)), но Роджерс не постулирует ничего, кроме очень общей тенденции к актуализации. На эту критику Роджерс мог бы ответить, что он, как феноменолог, заинтересован только в переживаниях организма и открытости человека этим переживаниям, а не в организме как таковом. Разумеется, это прерогатива теоретика – задавать рамки теории и игнорировать то, что лежит за ее пределами, поскольку это считается либо неважным, либо иррелевантным. Этим правом пользуются все теоретики. Каким бы ни было будущее теории Роджерса, она хорошо послужила тому, что Я стало объектом эмпирического изучения. Многие психологи придавали Я теоретический статус, но заслуга именно Роджерса в том, что его представления относительно феноменального Я привели к формулировке предсказаний и исследовательской деятельности. В эвристическом отношении его теория оказалась в высшей степени могущественной и распространенной силой в современной психологии.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar