- 1126 Просмотров
- Обсудить
Памяти Михаилу Светлову Когда вокзалы стали мне ночлегом, А телеграфы — письменным столом, Взошел январь, изъяны сдобрил снегом, И люди мерзли даже под крылом. В троллейбусе оттаивали руки И покрывались огненной корой. С отцом навеки я была в разлуке И в горькой распре с мамой и сестрой. Они писали почерком наклонным, Слова от боли ставя невпопад, Что я была недавно чемпионом Химических и физолимпиад. Что я качусь, качусь неумолимо, И докачусь, и окажусь на дне, И странно, что народ проходит мимо Таких, как я, или подобных мне. А я сияла раз в три дня в столовке, Из-под волос бежал счастливый пот На вкусный хлеб, на шницель в панировке, И дважды в месяц — в яблочный компот. На мне болтались кофта, шарф и юбка, И плащ — на дождь, на солнышко и снег. Но позади осталась душегубка Возможностей, отвергнутых навек! Я поднимала воротник повыше И понимала, что дела плохи. На почте, где никто меня не слышал, Я написала гордые стихи. Я избегала приходить к обеду В дома друзей в четыре или в шесть. Я тихо шла по золотому следу И не писала так, чтоб лучше есть. И, засыпая на вокзальной лавке, Я видела сквозь пенистый сугроб, Как мать в пальто, застегнутом булавкой, Меня целует, молодая, в лоб. Дышала радость горячо и близко, На вид ей было девятнадцать лет. И оставалась у виска записка: «Босяк! Приди к Светлову на обед».
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Опомнись! Что ты делаешь, Джульетта? Освободись, окрикни этот сброд. Зачем ты так чудовищно одета, Остра, отпета — под линейку рот? Нет слаще жизни — где любовь крамольна, Вражда законна, а закон бесстыж. Не умирай, Джульетта, добровольно! Вот гороскоп: наследника родишь. Не променяй же детства на бессмертье И верхний свет на тучную свечу. Всё милосердье и жестокосердье Не там, а здесь. Я долго жить хочу! Я быть хочу! Не после, не в веках, Не наизусть, не дважды и не снова, Не в анекдотах или в дневниках — А только в самом полном смысле слова! Противен мне бессмертия разор. Помимо жизни, всё невыносимо. И горя нет, пока волнует взор Всё то, что в общем скоротечней дыма.
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Я вышла. Подъезд в подворотне дышал Селедкой, махоркой и водкой. Мерцала аптека. Провизор держал Весы желтоватой щепоткой. Упершись локтями в решетку моста, Я эту столицу и лица Читала, как текст незнакомый - с листа, Все время боясь провалиться. Горело под вздохом и сохло во рту, Но снег под рукой оказался, Он падал на этом чугунном мосту И к городу не прикасался. Он таял, вскипая на трещинах губ, На шее с растерзанным шарфом, Он в горло стремился и в самую глубь - В потемки к роялям и арфам. И свет воцарился! И в силах прочесть! И крикнуло сердце:- О боже! Любое страданье пошли перенесть, Но старше не стать и моложе!
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Там цвел миндаль. Сквозило море Меж кровель, выступов, перил. И жизни плавали в просторе, И чей-то шепот говорил Об этом. Нежно пахло летом, Небесной влагой, огурцом. Душа, стесненная скелетом, Такое делала с лицом, Что облик становился ликом Судьбы. Торчали из резьбы Черты в изломе полудиком: Жаровней - глаз, скула - калмыком, И сушь растресканной губы. Над миндалем Бахчисарая, Где скифы жарили форель, Носилось время, пожирая Аквамариновый апрель, Меня с тобой, и всех со всеми, Со всех сторон, с нутра, извне. Всепожирающее время, Неумирающее время Вертело вертел на огне. Но мне еще светила младость - Послаще славы эта радость, Крупней бессмертия вдвойне. Пускай случится что угодно,- Я счастлива была, свободна, Любима, счастлива, свободна, Со всеми и наедине! Ходила в том, что так немодно, Но жертвенно и благородно Щадило время дух во мне.
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Отбросим ветку от окна И выглянем наружу, А там увидим, как весна Перемогает стужу. Сугробы вянут на глазах, И сад шалит капелью, А только день тому назад Исхлестан был метелью. Казалось, это — навсегда, Как римское изгнанье, А вот прошло — и ни следа, Одно воспоминанье. Б камине скука сожжена, Как черновик негодный. Душа прекрасно сложена — Как раз чтоб стать свободной. И все овеять и назвать Своими именами, И прутья в чашке целовать, И сочетаться с нами.
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Я жива, жива, жива, Богом не забыта, Молодая голова Дрянью не забита. Нету в голосе моем Денежного звона — Лучше вольным соловьем, Чем орлом у трона. Нет, не лучше — только так: Соловьем, и вольным, Чтоб на детях этот знак В возрасте дошкольном Восходил звездой во лбу, Метил с малолетства. Чудный свет на всю судьбу Проливает детство, Просветляя нам слова И угрюмство быта. Я жива, жива, жива, Богом не забыта. Голос чей-то и ничей Слово к слову сложит, И никто меня ничем Обделить не сможет. Не возьму чужой воды И чужого хлеба. Я для собственной звезды Собственное небо.
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Дует ветер из окошка На тебя и на меня. Нож, тарелка, вилка, ложка — Для тебя и для меня. Свыше начата дележка Для тебя и для меня — Озарения немножко Для тебя и для меня. Капля сока, хлеба крошка — Для тебя и для меня. В рай волнистая дорожка Для тебя и для меня. Неба синяя рогожка Для тебя и для меня. Пощади меня немножко Для тебя и для меня.
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Славно жить в Гиперборее, Где родился Аполлон, Там в лесу гуляют феи, Дует ветер аквилон. Спит на шее у коровы Колокольчик тишины, Нити мыслей так суровы, Так незримы и нежны. Толстоногую пастушку Уложил в траву Сатир. Как ребенок погремушку, Он за грудь ее схватил. А в груди гремит осколок Темно-красного стекла. А вблизи дымит поселок, Ест теленка из котла. Земляничная рассада У Сатира в бороде, И в глазах не видно взгляда, Он - никто, и он - нигде. Он извилистой рукою Раздвигает юбок стружки, Пустотою плутовскою Развлекая плоть пастушки. А она пылает чудно Телом, выполненным складно. Все творится обоюдно,- То им жарко, то прохладно. А корова золотая Разрывает паутину, Колокольчиком болтая, Чтоб озвучить всю картину.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Памяти Георгия Леонидзе В ту ночь взошло двенадцать лун Над ослепительной Бетани, И раздавалось пенье струн, И ветра слышалось топтанье. Горы немыслимый излом Напоминал ограды ада, Когда сидели за столом Лицом в окно. Текла прохлада С небес на ветви и с ветвей На скулы, волосы и плечи, Питая нежностью своей И бег кровей, и рокот речи. Шарманка завелась в саду, В старинном каменном предместье. Когда еще сюда приду И что найду на этом месте? Чудесна бытности длина, Блаженна тяжкая корзина. А над Бетани ночь темна, Как рот поющего грузина. Так в шестьдесят втором году Виднелся мир однажды летом. Когда еще сюда приду? И что найду на месте этом?
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
В серебряном столбе Рождественского снега Отправимся к себе На поиски ночлега, Носком одной ноги Толкнем другую в пятку И снимем сапоги, Не повредив заплатку. В кофейнике шурша, Гадательный напиток Напомнит, что душа — Не мера, а избыток И что талант — не смесь Всего, что любят люди, А худшее, что есть, И лучшее, что будет.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Зима! С морозом, с белым снегом, Уже во множестве — снега! Так борщ приходит с белым хлебом В страну, разбившую врага. У леденеющих березок Вдали душа звонком звенит. И мира собственный набросок В рисунке детском знаменит. А в нем — ни скуки, ни унынья, Прогулки утренний кусок, В нем по заснеженной равнине Летит с мороженым возок, Дымится остренькая крыша, Мелькает остренький забор, И кто-то, ведрами колыша, Идет на остренький бугор. Ему носатая колонка, Должно быть, светит на бугре, И по велению ребенка Ему — дорога в серебре.
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Ни свет, ни темень. Пять утра. Тумана вешняя сгущенка. И воздух нежен, как печенка Оленя, снятого с костра. Волнисты окуни в пруду, Откуда пение всплывает... И кто-то звездышко свивает — Жилье, подобное гнезду. Наверно, ласточка. Кому Еще понравится такое — Тащить в предутреннем покое Звезду, чтоб жить в своем дому? От неба — к древу на земле Она в огромной бьется клетке И то о небо, то о ветки Плашмя толкается во мгле. Так пусть удача светит ей, Душе, опрятной, как растенье. Свети! На третье воскресенье Забрезжат крылья у детей, Носатых, пахнущих песком, Дождем, любовью — со снежинку. Пускай поющую пружинку Судьба не повредит ни в ком! От неба к древу — алый след, Жилье готово и пригодно Для детства. И заре угодно Зажечь над жизнью верхний свет!
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Сестре Это вьюги хрустящий калач Тычет в окна рогулькой душистой. Это ночью какой-то силач, Дух, вместилище силы нечистой, Одиночка, объятый тоской Неудач, неуступок и пьянства, Надавил на железку рукой, Сокращая пружину пространства. А до этого, мой соловей, Параллельная духа и крови, Между лампой твоей и моей — Позвонки обмороженных кровель, Океаны железа и льда Над жильем, гастрономом и залом, Города, города, города, Восемьсот километров по шпалам. Восемьсот километров кустов, Неживых от рождественской бури. Восемьсот до Софийских крестов И кирилловской ляпис-лазури. Это — ближе окна и дверей. Это — рядом, как в небе светила. Погаси свою лампу скорей, Чтоб она мне в лицо не светила. Под одним одеялом лежать В этом запахе елки и теста! И, пока не поставят на место, Будем детство свое продолжать.
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962-1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.