Генрих Гейне. (5)

ГЛАВА VII


 Мрачно в сумрачной пещере
 Проповедует свирепый
 Человеконенавистник
 И рычит, скрипя зубами:

 "Люди! Хитрые канальи!
 Смейтесь, -- от улыбки вашей
 И от вашей тирании
 Нас великий день избавит.

 Мне всего обидней в мире
 Кисло-сладкая гримаса
 Вкруг их пасти, -- не терплю я
 Человеческой улыбки.

 Чуть, бывало, я замечу
 Рожу белую с улыбкой,
 У меня кишки от гнева
 Выворачивает в брюхе.

 Ведь еще наглей, чем в слове,
 Раскрывается в их смехе
 Глубочайшая преступность
 Человеческого сердца.

 Вечный смех! Смеются даже
 Там, где требует приличье,
 Чтобы каждый был серьезен,--
 В миг торжественный любви.

 Вечный смех или улыбка!
 Даже пляшут, улыбаясь!
 Оскверняют то искусство,
 Что должно б остаться культом.

 Ведь в былое время танец
 Был религиозным актом.
 Принося бессмертным жертву,
 Хор жрецов кружился в пляске.

 Даже царь Давид плясал
 Перед скинией Завета,
 И творца он славил пляской,
 И молился он ногами.

 Так и я считал свой танец
 Истинным служеньем богу
 В дни, когда плясал на рынках
 Пред народом восхищенным.

 Признаюсь, восторг народа
 Был душе моей приятен.
 Даже и врага заставить
 Восхищаться -- кто ж не рад!

 Но они смеются нагло
 И в пылу энтузиазма:
 Им исправить нрав бессильно
 И балетное искусство".

ГЛАВА VIII


 Добродетельнейший бюргер
 Часто пахнет очень плохо,
 А иной холуй баронский
 Умащен душистой амброй.

 Целомудрие нередко
 Отдает зеленым мылом,
 А порок благоухает
 Маслом розовым подчас.

 Посему не морщи носа,
 Друг-читатель, коль в берлоге
 Атта Тролля не учуешь
 Аравийских благовоний.

 И пребудь со мною в смраде,
 В спертом воздухе, где ныне
 Наш герой меньшому сыну
 Как из облака вещает:

 "Сын мой, сын! Отцовских чресел
 Младший отпрыск, чутким ухом
 К морде отчей ты приникни
 И внимай моим словам.

 Образ мыслей человека
 Гибелен душе и телу,--
 Средь людей на белом свете
 Нет порядочных людей.

 Даже лучшие, германцы,
 Правнуки Туискиона,
 Наши родственники в прошлом,
 Тоже выродками стали.

 В них иссякла вера в бога,
 Превратились в атеистов;
 Сын мой, сын мой, берегись
 Бауэра и Фейербаха.

 Не прельщайся атеизмом:
 Ведь медведь без веры в бога --
 Не медведь! Должны мы помнить,
 Что господь -- творец вселенной.

 В небесах луна и звезды,
 Миллионы звезд хвостатых
 (И бесхвостых в равной мере) --
 Только отблеск божьей силы.

 Твердь небес, вода и суша --
 Только эхо божьей славы,
 Славят все земные твари
 Всемогущество творца.

 Даже крохотная вошка
 В бороде у пилигрима,
 С ним тернистый путь свершая,
 Восхваляет мудрость божью.

 Там, на золотом престоле,
 В небе звездном восседает
 Колоссальный, снежно-белый,
 Миром правящий медведь.

 Незапятнанно-блестящий
 Мех на нем. Венец алмазный
 На его челе сияет,
 Наполняя светом небо.


 В мудром взоре мир, и кротость,
 И печать высоких мыслей;
 Только скипетром взмахнет он --
 Зазвенят, играя, сферы.

 Вкруг творца благочестивый
 Сонм угодников-медведей,
 Претерпевших в мире дольнем.
 Каждый -- с пальмой страстотерпца.

 И на каждого нисходит
 Дух святой поочередно,
 И, вскочив, угодник пляшет
 Вдохновенный Танец Танцев.

 Танец милостью господней,--
 Для него талант не нужен,
 Но душа, возликовав,
 Хочет выпрыгнуть из шкуры.

 Буду ль, недостойный Тролль,
 Удостоен благодати?
 Из глухой земной юдоли
 Воспарю ль в страну блаженства?

 Буду ль в райском упоенье
 Наверху, под сенью звездной,
 В нимбе славы, с пальмой в лапах
 Танцевать пред божьим троном?"

ГЛАВА IX


 Черный царь у Фрейлиграта
 Свой язык пурпурно-красный
 Высунул в угрюмой злобе
 Из глумящегося рта,--

 Так багряный месяц вылез,
 Как язык, из черной тучи.
 Водопад бессонный ропщет,
 Злобным гулом будит ночь.

 Атта Тролль стоит над бездной
 На своем родном утесе,
 Одинокий и свирепый,
 Воет в пропасть, в бурю, в ночь.

 "Да, я тот медведь, тот самый
 Косолап, Мохнач, Топтыгин,
 Изегрим и бог вас знает,
 Как вы там меня зовете.

 Я -- медведь, одетый в шкуру
 Неубитого медведя,
 Я -- Михайло неуклюжий,
 Над которым вы смеетесь.

 Я -- мишень острот, насмешек.
 Я -- чудовище, которым
 Вы стращаете ночами
 Невоспитанных детей.

 Я -- предмет издевки грубой
 Ваших басен, ваших сказок,
 Ныне вам кричу я громко
 В ваш людской, проклятый мир:

 Знайте, знайте, я -- медведь!
 Не стыжусь происхожденья,
 Им я горд, как если б дедом
 Был мне Мозес Мендельсон".


ГЛАВА X


 Две мохнатые фигуры
 Вида страшного и злого
 В тьме ночной на четвереньках
 Ломятся сквозь дикий ельник.

 То отец и сын любимый --
 Атта Тролль и Одноухий.
 Там, где бор светлеет, стали,
 Притаясь у Камня Крови.

 "Этот камень, -- молвит Атта, --
 Алтарем был у друидов,
 Здесь когда-то приносились
 Человеческие жертвы.

 О, жестокое злодейство:
 Лили кровь во славу божью!
 Только вспомню эту мерзость --
 Дыбом шерсть на мне встает.

 Ныне стали просвещенней
 Эти твари. И к убийству
 Побуждает их не ревность
 К высшим интересам неба,

 Нет, не бред благочестивый,
 Не безумство фанатизма --
 В наши дни корысть и алчность
 Их толкают на убийство.

 Все вперегонки стремятся
 Захватить земные блага,
 И свирепо, в вечной драке
 Каждый рвет себе кусок.

 Да! Имущество народа
 Похищает одиночка
 И про собственность толкует,
 Убежден в правах владенья.

 Собственность! Права владенья!
 О, лжецы! Злодеи! Воры!
 Так нелепо и коварно
 Может лгать лишь человек.

 Посуди, ну кто же видел
 Собственников от рожденья?
 Ведь на свет мы все выходим
 Даже без кармана в шкуре.

 Разве на своей обертке
 Кто-нибудь из нас имеет
 Этакий мешок особый
 Для украденных вещей?

 Только людям, только тварям,
 Что в чужую шерсть рядятся,
 Выдумать пришлось нарочно
 Этот воровской карман.

 Их карман -- да он природе,
 Так же как права владенья
 И как собственность -- противен!
 Человек -- карманный вор!

 Сын! Тебе я завещаю
 Ненависть мою святую.
 Здесь, на алтаре, клянись мне
 В вечной ненависти к людям!

 Будь врагом непримиримым
 Угнетателей проклятых,
 Лютым их врагом до гроба!
 Клятву, клятву дай, мой сын!"

 И поклялся Корноухий
 Ганнибал. Луна струила
 Желтый свет на Камень Крови,
 На мохнатых мизантропов.

 Как исполнил медвежонок
 Клятву, позже сообщу я.
 Будет он в другой поэме
 Нашей лирою прославлен.

 Ну, а что до Атта Тролля,
 Мы пока его оставим,
 Чтобы скоро тем надежней
 Поразить медведя пулей.

 Ты, крамольник, посягнувший
 На величье человека!
 Протокол мой я закончил,
 Жди облавы завтра днем.