Меню
Назад » »

Федор Николаевич Глинка (3)

РЕЙН И МОСКВА

Я унесен прекрасною мечтой,
И в воздухе душисто-тиховейном,
В стране, где грозд янтарно-золотой,
Я узнаю себя над Рейном.
В его стекле так тихи небеса!
Его брега — расписанные рамки.
Бегут по нем рядами паруса,
Глядят в него береговые замки,
И эхо гор разносит голоса!
Старинные мне слышатся напевы,
У пристаней кипит народ;
По виноградникам порхает хоровод;
И слышу я, поют про старый Реин девы.

«Наш Рейн, наш Рейн красив и богат!
 Над Рейном блестят города!
И с башнями замки, и много палат,
 И сладкая в Рейне вода!..

И пурпуром блещут на Рейне брега:
 То наш дорогой виноград;
И шелком одеты при Рейне луга:
 Наш реинский берег — Германии сад!

И славится дева на Рейне красой,
 И юноша смотрит бодрей!
О, мчись же, наш Рейн, серебрясь полосой,
 До синих, до синих морей!..»

Но чье чело средь праздничного шума,
Когда та песня пронеслась,
Поддернула пролетной тенью дума
И в ком тоска по родине зажглась?..
Он счастлив, он блажен с невестой молодою,
Он празднует прекрасный в жизни миг;
Но вспомнил что-то он над рейнской водою...
 «Прекрасен Рейн твой и тих,
 (Невесте говорит жених),
 Прекрасен он — и счастлив я с тобою,
 Когда в моей дрожит твоя рука;
 Но от тебя, мой юный друг, не скрою,
Что мне, на севере, милей одна река:
Там родина моя, там жил я, бывши молод;
Над бедной той рекой стоит богатый город;
 По нем подчас во мне тоска!
В том городе есть башни-исполины!
 Как я люблю его картины,
 В которых с роскошью ковров
 Одеты склоны всех семи холмов —
 Садами, замками и лесом из домов!..
Таков он, город наш стохрамый, стопалатный!
Чего там нет, в Москве, для взора необъятной?..
Базары, площади и целые поля
Пестреются кругом высокого Кремля!
 А этот Кремль, весь золотом одетый,
Весь звук, когда его поют колокола,
Поэтом, для тебя не чуждым, Кремль воспетый
 Есть колыбель Орла
 Из царственной семьи великой!
Не верь, что говорит в чужих устах молва,
Что будто север наш такой пустынный, дикий!
 Увидишь, какова Москва,
Москва — святой Руси и сердце и глава!—
И не покинешь ты ее из доброй воли:
Там и в мороз тебя пригреют, угостят;
И ты полюбишь наш старинный русский град,
 Откушав русской хлеба-соли!..»
<1841>

Ф.Н.Глинка. Избранные произведения. 
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд. 
Ленинград: Советский писатель, 1957.


ТАЙНЫ ДУШИ

У души есть свои наслажденья,
У души есть заветный свой мир:
Своя вера — свои убежденья.
У души свой таинственный пир!

И душа про свое замышляет
И, уйдя из сетей суеты,
Как беглянка летает, летает
Под наметом святой высоты.

Хоть Подругу наш остов телесный
По житейской таскает грязи;
Но Она, как природы небесной,
Все в таинственной, с небом связи!

И к душе налетают и гости,
И целует налетных сестра;
Но, незримых, не знают ни кости,
Ни телесная наша кора!

И напрасно к ним рвутся тревоги,
И напрасно мир сети плетет:
У души есть пути и дороги;
Пожелает — вспорхнет и уйдет!
1841-1845

Ф.Н.Глинка. Избранные произведения. 
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд. 
Ленинград: Советский писатель, 1957.


МОИ ВОЖАТЫЕ

Ко мне прекрасные девицы,
Как гости, с ласкою, пришли
И повели меня младые
С собой в зеленые луга.
Тогда весна ласкала землю,
Всё пело радость, всё цвело.
Ручьи как будто говорили,
Шептали с кем-то дерева:
Заря, как пламя, разгоралась
На дальней синеве небес,
И ароматный, теплый вечер
Меня кропил своей росой,
Как милая любви слезами.
Ходили долго мы в лугах;
Всё было ровно перед нами.
Я не видал стремнин и гор.

И привели меня девицы
В палаты пышные с собой;
И сами белыми руками
Мне постилали мягкий одр,
И сожигали ароматы
Кругом в кадильницах златых;
И подносили мне в покалах,
Как радость, светлое вино;
И тихо милые шептали:
«Усни, счастливец молодой!
Будь верен нам, мы будем долго
Тебя лелеять и беречь!»

И я уснул — и в сновиденьи,
Ничем не связанный, как мысль,
Лечу, несытый, в поднебесной
Из царства в царство — и везде
Меня ласкали, мне сулили
Богатство, счастье и покой,
И я, как гость в пиру роскошном,
Из полной чаши радость пил
И таял в неге... Вдруг раздался
Летящей бури страшный свист,—
Мне показалось, своды неба
Упали с треском надо мной!

И я проснулся! О, превратность!
Еще не верю я глазам...
Где вы, обманщицы младые?
Где светлый дом, где пышный одр,
Где сердцу милые обеты?..
Всё было сон — я на скале,
Нависшей над пучиной черной,
Лежал, один, в глубокой мгле!
Ужасно море клокотало,
И яркой молнии бразды
Ночное рассекали небо,
И полосами по волнам,
Как змеи, с свистом, пролетали...

Как мразом стиснутый поток,
Я цепенел... Власы вздымались;
В стесненных жилах стыла кровь,
И замирала грудь... но кто-то
Меня могущею рукой
Отвлек от пропасти кипящей,
Я стал свободен... я спасен...
И он шепнул мне, мой спаситель:
«Слепец! ты над пучиной спал!
И ты погиб — когда поверишь
Еще надеждам и мечтам!»
<1822>

Федор Глинка. Сочинения. 
Москва: Советская Россия, 1986.


СМЕРТЬ ФИГНЕРА

 (Опыт народной поэзии)

 I

 Уж солнце скрылось за леса.
 Пойдем и сядем здесь, любезный ...евич!
Ты закрути свои два длинные уса!
 И ты, как сказочный Иван-царевич,
 Слыхал, видал большие чудеса!..
 Но я один, и вижу, как в картине,
 Живой, картинный твой рассказ,
Как бились вы насмерть над Эльбой на плотине,
Где Фигнер-партизан, как молния, угас...
 О, Фигнер был великий воин,
 И не простой... он был колдун!..
 При нем француз был вечно беспокоен...
 Как невидимка, как летун,
 Везде неузнанный лазутчик,
 То вдруг французам он попутчик,
 То гость у них: как немец, как поляк;
Он едет вечером к французам на бивак
 И карты козыряет с ними,
 Поет и пьет... и распростился он,
 Как будто с братьями родными...
Но усталых в пиру еще обдержит сон,
 А он, тишком, с своей командой зоркой,
 Прокравшись из леса под горкой,
 Как тут!.. «Пардон!» Им нет пардона:
 И, не истратив ни патрона,
 Берет две трети эскадрона...
 И вот опять на месте стал,
 Как будто и не он!..
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 II

 Он широко шагал!
 И часто, после шибкой драки,
 Его летучие биваки
 Сияли где-нибудь в глуши:
 В болоте топком, в чаще леса,
 На гребне дикого утеса...
И вот Орловский сам картину с них пиши!
 Храпят у коновязи кони,
 Звенят над кормом удила.
 «Никто не смей снимать седла!
Кругом француз!.. Мы тут как рыба в тоне;
 Дремли без сна и будь готов!»
Так он приказывал... И, лежа вкруг котлов,
 Курят табак усатые гусары,
 И зорко вдаль глядит козак...
 И он своим рассказывает так:
«Я бился с турком, мне знакомы янычары;
 Тогда служил я с пушкою пешком.
 — Готовы лестницы?— сказал Каменской.
 А было то под грозным Рущуком.—
Но ров не вымерян... Тут с хитростию женской
Потребно мужество... И кто из удальцов
Украдкой проползет и вымеряет ров?—
 Он всё сказал. И я пустился...
 Темнело в поле и в садах,
 Муллы сзывали на молитву,
 И турки, говоря про битву,
 Табак курили на валах...
 Фитиль над пушкою дымился,
 Дремал усталый часовой...
 Я подошел... перекрестился...
 И лот, на снуре, весовой
 Тихонько с берега скатился...
 Я вымерил и возвратился.
 И храбрый русский генерал
Спасибо русское за подвиг мне сказал,
 И я в душе ношу спасибо это.
 Хозяин мудрый правит светом:
 Товарищи, наш Бог велик!
Он от погибели спасает неминучей».
Так он рассказывал... и красный луч зари
Уже проглядывал вдали за синей тучей...
Тогда в Саксонии вели войну цари,
 И против них Наполеон могучий,
 Как темная гроза, над Эльбою стоял,
И в перемирие он битвы замышлял...
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .

 III

...Чу, кто там проскакал
 Близ городка красивого Дессау?
Конечно, к Верлицу? Да, Верлиц — сад на славу!
 Я сам в нем был, и он меня пленял...
«Смотрите, и не пьян, а по колено море:
Вот партизан прямой! В груди заслышав горе,
 В веселый сад он мчится погулять!
 А может, и не в сад... Как знать?
Уж перемирию конец... опять тревоги:
Французской конницей заставлены дороги,
 В саксонских городах везде француз!..
Наш партизан лихой! Уж подлинно не трус...
И он без устали... всю ночь считает звезды!
 Сам поверяет цепь и ставит сам разъезды.
 При нем никто не смей зевать!»
 Но кто взмутил песок зыбучий?
Что там синеется? Как издали узнать?..
 Быть может лес, быть может тучи...
Ах, нет, то к Верлицу валит французов рать...

 IV

«Бей сбор! Муштучь! Труби! Вся партия к походу!
 Француз объехал нас дугой
И жмет к реке. Друзья, назад нам — прямо в воду!
 Вперед — на штык, на смертный бой!
 Но я, друзья, за вас в надежде,
 Что слово смерть не испугает вас:
 Не всё ль равно, что годом прежде,
 Что позже десятью возьмет могила нас!
 Слушай! стоять! не суетиться!
 Патрон и мужество беречь!
 Стрелкам по соснам разместиться:
 Ни слова... ни дохнуть, в тиши стеречь!
 Драгуны могут, спешась, лечь...
 А вы, мои залетные гусары,
 Бодри коней и сноровляй удары!
 Ни вы меня, ни я друзей не выдавал!
 Дай сабле поцелуй, и бьемся наповал!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 V

 Шумит... вдали песок дымится:
 Француз сквозь частый бор проник.
 Палят!.. Вот конница и пеших крик;
Уланы польские... и всё на нас валится,
 Как лес!.. «Молись — и на коня!
 Сюда, на узкую плотину:
Одна сменяй другую половину.
 И все смотрите на меня!..
 Уж я с женой в душе простился,
 Сказал последний мой завет:
 Я знал, когда на свет родился,
 Что ведь должно ж оставить свет...»
 Сказал... пошел... и закипело...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 VI

 Ну, ......евич! Это дело
 Из самых славных русских дел...
 Уж бой давно, давно горел:
Дрались в лесу и на поречье,
 Постлался трупом узкий путь,
 И русская трещала грудь.
 Никто не думал об увечье:
 Прочь руку — сабля уж в другой!
 Ни фершалов, ни перевязки!..
 Признаться, разве только сказки
 Расскажут о борьбе такой...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 VII

«Но где ж союзники? Ко времени б и месту
Теперь им быть!.. На них надежда уж плоха!
 Дерись... година нам лиха!»
 Так два отчаянных, влюбленных жениха
 До смерти режутся за милую невесту...
 Что зашумел громчее лес?
 Еще звончей и ближе топот...
 Берут французы перевес!
 У наших слышен тайный ропот...
 То не боязнь, но злей... то шепот:
 «Что не видать его в огне?»
 Доселе, в бурке, на коне,
 Он всё был тут, в глазах маячил,
 Он сам, он первый рубку начал...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 VIII

 Взошла, как и всегда, луна
 И в ясной Эльбе потонула;
Какая мертвая, глухая тишина!..
 Но разве днем не эта сторона
 Кипела адом? Да! И вот уснула!
 И враг и друг — в непробудимый сон!..
 О берег, берег Эльбы дальной!
 Что мне сказать жене печальной?
 Где он, герой? Куда ж девался он?
 Никто не знает, неизвестно!
 Его искали повсеместно:
 На поле битвы, по лесам;
 Но он остался в ненайденных,
 Ни между тел, ни между пленных.
 Его безвестен жребий нам!..
 Лишь ты, любезный .....евич,
 Порою, вспомянув о нем,
Мне говоришь: «Он был прямым богатырем
И чудом... как Бова, Додонский королевич!.."
Ты помнишь, как тебе твердил я: «Говори
 (Как вместе мы запрошлым жили летом),
Рассказывай мне, друг, о человеке этом:
 Я рад прослушать до зари!»
И проводили мы в рассказах дни и ночи.
Тогда каким огнем твои пылали очи!
Летели мимо нас вечерние часы,
 Слеза в очах твоих светилась
 И тихо из очей катилась
 На длинные усы!..
Между 1812-1825

Федор Глинка. Сочинения. 
Москва: Советская Россия, 1986.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar