Меню
Назад » »

Джордж Гордон Байрон (40)

    56

Горячим солнцем Африки природа Причудливая там сотворена, И кровь ее горячего народа Игрой добра и зла накалена. И мать Гайдэ была такой породы: Ее очей прекрасных глубина Таила силу страсти настоящей, Дремавшую, как лев в зеленой чаще.

    57

Конечно, дочь ее была нежней: Она спокойной грацией сияла; Как облака прекрасных летних дней, Она грозу безмолвно накопляла; Она казалась кроткой, но и в ней, Как пламя, сила тайная дремала И, как самум, могла прорваться вдруг, Губя и разрушая все вокруг.

    58

В последний раз видала Дон-Жуана Гайдэ поверженным, лишенным сил, Видала кровь, текущую из раны На тот же пол, где только что ходил Ее Жуан, прекрасный и желанный! Ужасный стон ей кровь заледенил, Она в руках отца затрепетала И, словно кедр надломленный, упала.

    59

В ней что - то оборвалось, как струна. Ей губы пеной алою покрыла Густая кровь. Бессильная, она И голову и руки опустила, Как сломанная лилия, бледна: Напрасна трав целительная сила В подобный миг, когда уже навек Теряет связи с жизнью человек.

    60

И так она лежала много дней, Безжизненная, словно не дышала, Но смерть как будто медлила - и в ней Уродство тленья все не проступало И на лицо причудливых теней Не налагало, светлое начало Прекрасной жизни, юная душа, В ней оставалась нежно - хороша.

    61

Как в мраморном бессмертном изваянье, Одна лишь скорбь навек застыла в ней, Так мраморной Киприды обаянье От вечности своей еще нежней. Лаокоона страстные терзанья Прославлены подвижностью своей, И образ гладиатора страдающий Живет в веках, бессмертно умирающий.

    62

И вот она очнулась наконец, Но странное то было пробужденье: Так к жизни пробуждается мертвец; Ему все чуждо. Ни одно явленье Уже не воскресит таких сердец, В которых только боли впечатленье Еще осталось - смутное пока. На, миг вздремнула Фурия - тоска.

    63

Увы, на все она глядела лица Бесчувственно, не различая их, Была не в силах даже удивиться, Не спрашивала даже о родных; В ней даже сил уж не было томиться; Ни болтовня подруг ее былых, Ни ласки их - ничто не воскресило В ней чувств, уже сроднившихся с могилой.

    64

Она своих не замечала слуг, И на отца как будто не глядела, Не узнавала никого вокруг И ничего уж больше не хотела. Беспамятство - причудливый недуг - Над нею, как заклятье, тяготело. И только иногда в ее глазах Являлась тень сознанья, боль и страх!

    65

Арфиста как-то а комнату позвали; Настраивал довольно долго он Свой инструмент, и на него вначале Был взор ее тревожный устремлен. Потом, как будто прячась от печали, Она уткнулась в стенку, словно стон Тая. А он запел о днях далеких, Когда тиранов не было жестоких.

    86

Такт песни отбивала по стене Она устало пальцами. Но вскоре Запел арфист о солнце, о весне И о любви. Воспоминаний море Открылось перед нею, как во сне, - Вся страсть, все счастье, все смятенье горя, - И хлынула из тучи смутных грез Потоком горным буря горьких слез.

    67

Но были то не слезы облегченья: Они взметнули вихрь в мозгу больном, Несчастная вскочила и в смятенье, На всех бросаясь в бешенстве слепом, Без выкриков, без воплей, в исступленье. Метаться стала в ужасе. Потом Ее связать пытались, даже били, Но средств ее смирить не находил".

    68

В ней память лишь мерцала; тяжело И смутно в ней роились ощущенья; Ничто ее заставить не могло Взглянуть в лицо отца хоть на мгновенье. Меж тем на все вокруг она светло Глядела в бредовом недоуменье, Но день за днем не ела, не пила И, главное, ни часу не спала.

    69

Двенадцать дней, бессильно увядая, Она томилась так - и как-то вдруг Без стонов наконец душа младая Ушла навек, закончив жизни круг И вряд ли кто, за нею наблюдая, Из нежных опечаленных подруг Заметил миг, когда застыли веки И взора блеск остекленел навеки.

    70

Так умерла она - и не одна: В ней новой жизни брезжило начало, Дитя греха, безгрешное, весна, Которая весны не увидала И в землю вновь ушла, не рождена, Туда, где все, что смято, что увяло, Лежит, - и тщетно свет свой небо шлет На мертвый сей цветок и мертвый плод!

    71

Конец всему! Уж никогда отныне Не прикоснутся к ней печаль и стыд, Не суждено ей было, как рабыне, Сносить года страданий и обид! Прекрасен был, как неба купол синий, Ее блаженства краткого зенит, И мирно спит она во тьме могилы На берегу, где отдыхать любила.

    72

И остров этот стал угрюм и тих: Безлюдные жилища исчезают, Лишь две могилы средь лугов пустых Пришельцу иногда напоминают О ней и об отце ее, но их Никто не ищет и не замечает, Лишь волны гимном траурным гремят, Скорбя о ней - красавице Циклад.

    73

Но греческиe девушки порой Ее со вздохом в песне поминают, Да, коротая ночь, старик иной Ее отца рассказом воскрешает: Его отвагой и ее красой Туманные легенды наполняет О том, что мстит любовь себе самой, Платя за счастье страшною ценой.

    74

Но бросим эту тему тем не менее. Безумных я описывать боюсь, По правде говоря - из опасения, Что тронутым и сам я покажусь! Притом весьма - капризное творение Моя подруга муза; я вернусь К Жуану: он, захваченный врагами, Октав уж двадцать как оставлен нами.

    75

Изранен, "связан, скован, заточен", Два дня лежал Жуан, с судьбой не споря, На третий день совсем очнулся он И увидал себя в открытом море. Вдали синел священный Илион, Но мой герой в таком был сильном горе, Что Илион а видеть не хотел И на сигейский мыс не поглядел.

    76

Над Геллеспонтом - символ гордой силы, Надменно озирая острова, Стоит курган бесстрашного Ахилла, - Гипотеза ученых такова! А рядом - неизвестная могила; Кого - о том не ведает молва. (Когда б герои эти живы были, Они бы всех живущих перебили!)

    77

Равнины невозделанный простор, Курганы без надгробий, без названья, Вершина Иды над цепями гор И берегов Скамандра очертанья; Здесь обитала Слава с давних пор, Здесь древности покоются преданья. Но кто тревожит Илиона прах? Стада овец и сонных черепах!

    78

Печальные селенья, кипарисы, В пустынном поле - ржанье табунов; Пастух, едва ль похожий на Париса, Глазеет на проезжих болтунов, Мечтающих о родине Улисса Со школьных лет. И, набожно-суров, Повсюду турок с трубкой восседает; Ну, а фригийцы где? А черт их знает!

    79

Итак, Жуан печально созерцал, Удел раба предчувствуя уныло, Лазурь морскую, и уступы скал, И греков горделивые могилы. Вопросов он пока не задавал, Его потеря крови изнурила, Да и ответы стражи для него Не значили бы ровно ничего.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar