990 Просмотров

Алексей Александрович Сурков (1 (13) октября 1899, д. Середнево, Рыбинский уезд, Ярославская губерния, Российская империя — 14 июня 1983 года, Москва, СССР) — русский советский поэт и литературный критик, общественный деятель, педагог. Журналист, военный корреспондент. Герой Социалистического Труда (1969). Лауреат двух Сталинских премий (1946, 1951). Батальонный комиссар (1941).

Алексей Александрович Сурков

ПРИВАЛ ПЕХОТЫ

Густого леса черная стена
Белесой дымкой осени одета.
Ночная тишина напряжена
Тревожным ожиданием рассвета.

Перед атакой беспокойным сном
Спят пехотинцы на ночном привале.
Не так ли деды под Бородином
В канун своей бессмертной славы спали?

1942

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

* * *

Трупы в черных канавах. Разбитая гать.
Не об этом мечталось когда-то.
А пришлось мне, как видишь, всю жизнь воспевать
Неуютные будни солдата.

Луг в ромашках серебряных сказочно бел,
И высокое облако бело.
Здесь мой голос на резком ветру огрубел,
Да и сердце мое огрубело.

Ничего не поделать! Такая судьба
Привалила для нашего брата.
Оттого и робка и немного груба
Неуклюжая нежность солдата.

Но и мы ведь заявимся в отческий дом
Из землянки, холодной и тесной.
Может, сердцем тогда в тишине отойдем
И напишем веселые песни.

1942, Западный фронт

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

* * *

Мост. Подъем. И с крутого взгорья
Вид на выжженное село.
Зачерпнули мы злого горя,
Сколько сердце вместить могло.

Мы в походе не спим недели,
Извелись от гнилой воды;
Наши волосы поседели
От своей и чужой беды.

Мы идем, врагов настигая
На развалинах городов.
Ширь отбитых полей нагая
Нам дороже райских садов.

Будет нами прожит и выжит
Этот третий, жестокий год,
Нашу нежность злоба не выжжет,
Если в сердце любовь живет.

1943, Брянское направление

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

УТРО В ОКОПЕ

Когда по окопам прошла перекличка,
Когда мы за чаем беседу вели,
Порхнула хохлатая серая птичка
Над кромкой ничьей, одичалой земли.

На ближней раките листву колыхнула,
И отзвуком прежних, спокойных времен
Над полем, оглохшим от грома и гула,
Рассыпался тихий, серебряный звон.

Просторно вдохнули солдатские груди
Весеннего воздуха влажную прель.
Сердцами и слухом окопные люди
Ловили нежданную, чистую трель.

И самый старейший из нашего круга
Сказал, завивая махорочный дым:
- Вот тоже, не бог весть какая пичуга,
А как заливается! Рада своим.

1943, Москва

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

* * *

Частоколы, колючка, траншеи, рвы.
От пожарищ в глазах черно.
А вокруг погляди - по полям Литвы
Наливное зреет зерно.

Нынче жито в полях в человечий рост,
Лен высок, и усат ячмень.
На горе село, за селом погост,
На погосте прохлада, тень.

Под крестами погоста пехотный взвод
В летний полдень встал на привал.
Он пылит по дорогам четвертый год,
Он и Волгу и Дон знавал.

Смерть изгрызла железом его ряды,
Но живуч, упрям человек!
Поклялись бойцы зачерпнуть воды
Из незнамых немецких рек.

Взвод шагал три года сквозь дым и тьму,
Позабыл и сон и покой.
И сказали вчера, что теперь ему
До границы подать рукой.

Он сегодня в поход поднялся чуть свет.
Он идет, не жалея сил.
И на свете такого заслона нет,
Чтобы смелых остановил.

Он равняет шаг, суров, как судьба,
Этот, все испытавший, взвод.
Вдоль дорог Литвы поднялись хлеба
И торопят его вперед.

1944, 1-й Прибалтийский фронт

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

ШИРАЗ

Желтый лев на фуражке сарбаза.
Тень сарбаза плывет вдоль стены.
Знаменитые розы Шираза
Увядают, жарой спалены.

Позолотой покрыв минареты,
Солнце медленно падает вниз.
В этом городе жили поэты
Саади, Кермани и Хафиз.

А теперь в этом городе старом,
Что от пыли веков поседел,
Проза жизни шумит над базаром
Суматохой обыденных дел.

Как среди этой прозы жестокой
Нежность речи певучей сберечь,
Если бархатный говор Востока
Заглушает английская речь;

Если нищий народ бессловесен,
А в богатых домах напоказ
Вместо старых, задумчивых песен
Ржет, скрежещет, мяукает джаз;

Если рыжим заморским банкирам
Льва и Солнце стащили в заклад;
Если нынешним Ксерксам и Кирам
Сшит в Нью-Йорке ливрейный наряд...

Старый город, воспетый в поэмах,
Дремлешь ты, о прошедшем скорбя.
Благодетели в пробковых шлемах
Опоили отравой тебя.

От недоброго, жадного глаза
Осыпаются роз лепестки.
И к могилам поэтов Шираза
Из пустынь подступают пески.

1946

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

ВОЗВЫСЬТЕ ГОЛОС, ЧЕСТНЫЕ ЛЮДИ!

Над лесом ранняя осень простерла
Крыло холодной зари.
Гнев огненным комом стоит у горла
И требует:
 - Говори!
Приспело время, гневной и горькой,
Взять правде свои права.
В Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке
Пусть слышат эти слова.
Еще поля лежат в запустенье,
Не высохли слезы вдов,
А землю опять накрывают тени
Одетых в траур годов.
Словесный лом атлантических хартий
Гниет на дне сундука.
И снова жадно шарит по карте
В стальной перчатке рука.
С трибун лицемеры клянут захваты,
Сулят и мир и любовь.
Но после войны ушли в дипломаты
Начальники их штабов.
И возлюбили их генералы
В посольских дворцах уют.
Пейзажи Камчатки, Баку, Урала
Опять им спать не дают.
Запасы атомных бомб в избытке
Расставлены напоказ.
И головы подняли недобитки
Восточных и северных рас.
Все злее становятся и наглее
Писанья ученой тли,
Чьи предки замучили Галилея,
Джордано Бруно сожгли.
И ложь нависает смрадным туманом
У мира над головой.
И слышен все громче за океаном
Вчерашний берлинский вой.
С холопским усердием лжец ретивый
Анафеме предает
Тебя, героический, миролюбивый,
Родной советский народ.
Когда из пепла, руин и разора
Свой дом поднимаешь ты,
Тебя клеймит стоязыкая свора
Потоками клеветы.
И мы этот сдобренный словом божьим
Горячечный, злобный бред
Оставить на совести их не можем -
У них ведь совести нет,
И не на что ставить пробу и пломбы...
Они от своих щедрот
Пихают кукиш атомной бомбы
Голодной Европе в рот.
Бряцая оружием, сея страхи,
Грозя растоптать и сжечь,
Они под шумок сдирают рубахи
У ближних с костлявых плеч.
Шантаж называя долгом высоким,
Обман громоздя на обман,
Они выжимают последние соки
Из обескровленных стран.
Приятно щекочет их обонянье
Кровавый запах войны...
Но на крушенье их планы заранее
Историей обречены.
Недавней войны кровавая рана
Не даст нам беду проспать.
И в недрах земли не хватит урана,
Чтоб двинуть историю вспять.
Я вижу над их бесславным закатом
Свободных народов суд.
Ни доллар, ни ложь, ни разбуженный атом
От кары их не спасут.
Пока не взревели глотки орудий
И стены не пали ниц,
Возвысьте голос, честные люди,
Сорвите маски с убийц!

1947

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

ДАТСКАЯ СКАЗКА

Сколько милой прелести в адресе,
Что лежит на моем столе.
Старый датский сказочник Андерсен
Жил на этой земле.

Городок второй категории,
Дремлет Одензе в полусне,
От широких дорог истории
В стороне.

На карнизах голуби сонные.
Сонный ветер гладит траву.
Шпили кирок темно-зеленые
Четко врезаны в синеву.

Пахнет в сонных кофейнях булками.
Тучка с моря грозит дождем.
Переулками, закоулками
В гости к сказочнику идем.

Вот белеет старая хижина
В чешуе черепиц.
Аккуратно сирень подстрижена.
Запах роз. Щебетанье птиц.

Восседают старухи строгие
На широких скамьях с утра.
Бродят школьники голоногие
По квадрату двора.

Струй фонтанных жидкое олово.
Тмином пахнущая земля.
Здесь рождалась сказка про голого
Короля.

Подавляя трепет сердечный,
Мы в старинный домик вошли.
И король, этой сказкой меченный,
Вырос словно из-под земли.

Провожаемый взглядами горькими,
Полупьяный нахал
Шел, соря апельсинными корками,
И резинку жевал.

Перед ним какие-то франтики
Увивались, льстиво юля.
...Сказка кончилась. Нет романтики
В царстве голого короля.

1948

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

ВОСКРЕСЕНЬЕ В ВЕСТ-ЭНДЕ

Вопреки непреложным законам истории,
Исполняя давно устаревшую роль,
Как в далеком «блистательном» веке Виктории,
На охоту и в оперу ездит король.

По старинным аллеям, под липами зябкими,
Каждый день, и неделю, и месяц, и год,
Поражая зевак непомерными шапками,
К Букингему гвардейцы идут на развод.

Где каштаны столетние ветками тонкими
Отражаются в зеркале синих прудов,
Перезрелые леди гуляют с болонками,
Оскорбляя пейзаж Кенсингтонских садов.

И, посильно борясь с невеселыми думами,
По традициям канувших в прошлое дней,
Амазонки и денди с учтивыми грумами
Объезжают в Гайд-парке красивых коней.

Будто рента старинных родов не размотана,
Не построена клетка британскому льву,
Будто «старая добрая Англия» - вот она -
Не в гравюрах, не в книгах - жива наяву!

Сбросьте пыльный парик обветшалой романтики!
Наготу не прикроете ширмой старья.
Из-за хмурых просторов туманной Атлантики
Продиктован вам новый закон бытия.

Раздавил ваши души пресс девальвации,
Планом Маршалла выжжена начисто спесь,
Новый босс отнимает сокровища нации -
Независимость, гордость, достоинство, честь.

Все равно вы утонете в черном неверии.
Декорации прочь! Не поможет игра.
Побрякушки, архивная пыль, мишура -
Вот и все, что осталось от вашей империи.

1950

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

ШАПКА ПО КРУГУ

Много традиций в Британии есть,
Но не забыть до последнего часа
Ту, что вместила и славу, и честь,
И благородство рабочего класса.
Если к соседу внезапно беда
Гостьей незваной нагрянет в лачугу,
В цехе и шахте пускают тогда
Шапку по кругу,
Шапку по кругу.

В черных, безрадостных буднях труда
Этой традиции славной начало.
Чувство рабочего локтя всегда
Жить помогало, в беде выручало.
Ежели стачкой берет в оборот
Труженик-раб фабриканта-хапугу,
В знак солидарности пустит народ
Шапку по кругу,
Шапку по кругу.

В Лондоне, в сорок девятом году,
В сумраке к Темзе сползающей ночи,
Случай занес нас в родную среду
Верных защитников мира - рабочих.
Митинг шумел. Переполненный зал
Хлопал ораторам дружно, упруго.
Здесь я услышал, как спикер сказал:
- Шапку по кругу,
Шапку по кругу!

Старый рабочий по краю стола
Стукнул ладонью увесисто, крепко:
- Шиллинг за мир!- По рядам поплыла
Виды видавшая серая кепка.
Скотланд, Уэллс, Йоркшир, Ланкашир
Передавали ту кепку друг другу.
Шиллинг за мир! Шиллинг за мир!
Шапку по кругу!
Шапку по кругу!

Вот ветеран в отдаленном ряду
На ухо грузчику шепчет в смущенье:
- Все, что осталось в кармане, кладу -
Стертое пенни, последнее пенни.-
Кости не греет дырявый мундир.
Поясом брюхо подтянуто туго...
Пенни за мир! Пенни за мир!
Шапку по кругу!
Шапку по кругу!

Ну-ка, дождем золотым заглуши
Звон медяков, поджигатель-иуда!
Долларов смерти сильнее гроши -
Скромная лепта рабочего люда.
Черный Уэллс, хлопкопряд Ланкашир!
Передавайте кепку друг другу!
Шиллинг за мир! Пенни за мир!
Шапку по кругу!
Шапку по кругу!

1950

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

* * *

Зазолотилось взгорье за окном,
В стеклярус капель дождевых одето.
С плодами, с хмелем, с молодым вином
В свои права вступает бабье лето.

Тепло ушло за горный перевал,
И поутру, предвестием метели,
Мороз колючим пухом оковал
Дубы, каштаны, голубые ели.

Но изморози колкой до поры
Лежать на хвое серебристо-синей.
Чуть солнце выглянет из-за горы,
Алмазом капель загорится иней.

Над чешуей старинных черепиц,
Теплом лучей и в полдень не прогретых,
Рассыплют стайки перелетных птиц
Обрывки песен, летом не допетых.

Пусть под ногой с утра хрустит ледок
И студит кровь внезапная прохлада,
Мы возраста осенний холодок
Погасим жарким соком винограда.

Шуршат шаги. Струится дым костра
Над стиснутой нагорьями долиной,
И в невозвратность летняя пора
Летит, тоскуя, песней журавлиной.

Встань над костром и проводи ее,
Не омрачив упреком расставанье.
Есть и у желтой осени свое
Щемящее сердца очарованье.

1950

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.