Забелин Иван Егорович / Домашний быт русских царей (58)

ГЛАВА VII. ЦАРСКАЯ ОДЕЖДА Древняя русская одежда; трудность исследования ее. — Царское белье. — Царское платье: комнатное и ездовое. — Платье ратное. — Царский большой наряд. — Платье рындово. — Платье официальное. — Царский головной убор. — Царская обувь. — Общий обзор царской одежды XVII ст.; одежда домашняя и выходная. — Платье причастное, брачное. — Царская одежда XVI ст.[1] О царской одежде мы имеем подробные сведения в «книгах царским выходам, каково на государе бывает платье», где точно и подробно записаны почти каждодневные выходы царей с целью обозначить весь состав подаваемой для выхода одежды. Эти книги составляли официальный журнал Государевой Мастерской палаты, которая заведовала царским гардеробом во всех подробностях, между прочим, и кройкою платья, которую также тщательно записывала в особые Кроельные книги. За XVII ст. сведений о царской одежде сохранилось весьма достаточно, но, к сожалению, не сохранилось, да может быть и не существовало полных и точных изображений царских одежд в таком же официальном деловом значении, в каком составлялись Книги Выходам. В приведенной выше [с. 647] потешной учительной книге царевича Алексея Алексеевича, между прочим, находились изображения: 1) Сняв шапку, в кафтане стоит. 2) Сняв шапку, в однорядке стоит. 3) В епанче стоит. 4) В шапках (стоят). 5) В ферезее стоит. 6) В турском кафтане стоит. Могли ли такие изображения в полном составе существовать в Мастерской палате, об этом не имеем никаких сведений. Сохранилось достаточно изображений древней одежды, случайно попадавших в записки иностранных путешественников в Московию, отчасти в старинных портретах или в книгах вроде Книги об избрании на царство Михаила Романова, не упоминая о миниатюрах в житиях русских святых, где по преимуществу являются только шаблонные иконописные рисунки двух, трех одежд, однако и там и здесь без названий.[2] Весь этот материал сводится к тому, что мы обладаем множеством описаний древней одежды с ее названиями и вместе с тем относительным множеством изображений одежды без ее названий. В этом обстоятельстве и заключается великая трудность, с какою должно проходить исследование древнего костюма. Древние наши летописи, как и другие древние письменные памятники, не оставили нам подробностей о старом быте, при помощи которых возможно было бы с точностию изобразить всю обстановку древней жизни. Так, относительно древней нашей одежды мы получаем некоторые очень и очень немногие ее названия и не имеем понятия, какого покроя была эта одежда. С другой стороны, мы имеем даже рисунки древней одежды и не можем достоверно сказать, как эта уже видимая нами одежда называлась. Почти на начальных страницах летописи под 1015 годом встречаем имя одежды корзно. Оно в двух-трех случаях поминается и в XII в., потом исчезает. Можно было бы предполагать, что этим именем обозначался ковер, как дает повод к такому заключению одно место летописи. Когда в 1147 г. киевляне, убивая несчастного Игоря Ольговича, раздели его донага, из свитки изволокоша, то Владимир Мстиславич, защищая несчастного, соскочил с коня и обогнул (огорнул) его корзном.[3] Но в 1175 г. также по случаю убиения Андрея Боголюбского корзно и вместе ковер упомянуты рядом.[4] Таким образом, возможно утвердительно предполагать, что именем корзно обозначалась верхняя одежда, именно тот плащ, в котором изображен кн. Святослав на первом листе его Сборника. Может быть, то же корзно именовалось и скутом, как можно заключить из повествования летописи о князе Глебе, который к 1071 г. во время пререканий с волхвами, в самом Новгороде, взявши топор под скутом, поразил им волхва, вовсе не ожидавшего такого себе конца. Скут родственно со словом кутать.[5] Упомянем также, что корзно в простом народном говоре могло прозываться именем корзень, как это видно из наименования подмосковных села и волости Корзенево. Поп Корзень.[6] Имя Корзно употреблялось и в собирательном значении корозна. Когда (1016 г.) Святополк Окаянный стал после Владимира княжить в Киеве, он для привлечения дружины и народа на свою сторону поспешил раздать всем дары, овем корозная, а другим кунами,[7] и роздал множество всего. Как бы ни было, но корзном называлась та самая верхняя одежда, плащ Святослава, которая была обычною одеждою у русских князей и бояр с древнего времени и которая была носима и греками черноморских колоний, что должно относиться уже к первым векам христианства. На греческих надгробных памятниках этого времени нередко изображаются лица именно в таких плащах, очень сходно с изображениями наших князей даже в XIV ст., как видим в лицевом житии Бориса и Глеба.[8] Это обстоятельство достовернее всего подтверждает ту истину, что русская одежда от глубокой древности задолго до Византийского царства носила в себе облик общеевропейского костюма, получив свое корзно от древних греков и римлян, распространивших этот плащ и по всему варварскому миру в средние века. Точь-в-точь как и древнерусские князья, в таком же плаще изображен и германский император Оттон III (985—991 г.) на современном ему окладе Евангелия.[9] Как бы взамен корзна в XIII ст. появляется коць или кочь, тоже по всему вероятию верхняя одежда, плащ. Когда в 1245 г. у Батыя в Орде русские князья и бояре уговаривали кн. Михаила Черниговского исполнить повеление хана идти через огонь поклониться богам татарским, князь отверг эти советы и, снявши с себя кочь свой, бросил к ним со словами: «приимите славу света сего».[10] Если эта одежда обозначала славу света сего, то возможно заключить, что она была в действительности славная одежда, т. е. богатая княжеская одежда. В 1328 г. московский князь Иван Дан. Калита в духовном завещании отказал сыну своему Ивану коць великий с бармами. Неизвестно, переменилось ли здесь только имя одежды или эта одежда была нового покроя и потому уже не называлась прежним именем корзна. Имени коць-кочь, по-видимому, родственно котыга, упоминаемая в начале XIV ст. также в значении верхней одежды,[11] почему Карамзин и объяснял, что это одно и то же. Действительно, быть может, что так и назывался кочь в простонародной речи. Затем оба эти названия исчезают из летописных указаний. Слово о полку Игоревом (в конце XII в.) упоминает япончицы и кожухи. С того времени эти имена сохранятся до последних дней русской одежды, равно как и свита, свитка, а также убрус и сорочка, упомянутые еще в XI столетии. Можно с достоверностию полагать, что многие одежды, имена которых появляются только в XV, XVI и XVII столетиях, существовали и в предыдущие века под теми же или под другими древними названиями, сохраняя свой старозаветный покрой или облик. Так от половинs XII века мы случайно получаем имя женской одежды: кортель, рясы. В начале XIII ст. упоминается сорочка. В половине того же столетия кожух, сапоги. В XIV ст. 1377 г. охобни, сарафаны муж., шубы, 1382 г. — онучи. В XV ст. 1412 г. терлик, кивер, кабат (немчина 1428 г.). 1469 г. шубы, однорядки,[12] сермяги.[13] Любопытно, что у балтийских славян существовали кортель-корталь, шуба. Кожухом и охобнем прозывались даже городские укрепления в качестве одежды города. В 1387 г. у града Твери, около валу, рубиша кожух и землю насыпаша, и ров копаша глубже человека.[14] В 1410 г. новгородский летописец, записывая, как король Ягайло и Витовт побивали немцев и прусов, упоминает, что они, осаждая Мариин город, взяли того города два охабня, а вышнего третиего не взяша. В 1411 г. новгородцы ходили на Свию и Свеи много иссекоша, а у города у Выбора охабен взем и пожгоша.[15] Таким образом, эти имена одежд должны относиться к той древности, когда только что начинали строить городские стены. Можно полагать, что некоторые одежды идут от глубокой незапамятной древности и появлялись в древнерусской стране от богатых высококультурных соседей, например, древних персов с востока и от греков и римлян с запада, а также и с юга от мидян, ассирийцев и от других культурных народностей, путем торговли заходивших и в наши страны. Страбон, писатель-географ начала 1-го века по P. X., рассказывает, что город Танаид, находившийся в устье Дона, служил центром, «общим местом торговли для азиатских и европейских кочевников с одной стороны и для народов, прибывающих на судах» в Азовское море из Черного с другой стороны. Кочевники доставляли на это торжище рабов, кожи (меха) и другие предметы своего промысла. Черноморские торговцы привозили для обмена платье, вино и прочие предметы культурного быта.[16] Древнейшие русичи, конечно, были одеты в одежды своего изготовления, сообразно нуждам своего климата и своему уменью производить потребные для одежды изделия. Но более богатое и нарядное платье, как и дорогие ткани, они необходимо приобретали теми путями, какие указывает Страбон. Вот почему совсем неизвестные в нашей древности и очень известные в XVI и XVII ст. пресловутые ферези, может быть, окажутся по своему имени происходящими от латинского forensia, forensis, или же сарафан от древне-персидского сарапа. История древнерусского костюма в некоторых чертах обнаруживает вообще смесь туземного с иноземным. Русичи свободно брали у чужих народностей все то, что им нравилось или что прельщало по красоте, богатству или удобству, но всегда с некоторым перекроем на свой русский лад. Царское белье. Первая одежда — сорочки и порты шились из полотна так называемого двойного, которое, по-видимому, отличалось от других полотен особою добротою изделия, так что в XVII ст. оно в рядовой продаже не находилось и ценилось выше всех других полотен. Рядовичи ценовщики говорили, что это полотно в Ряд купить можно было по 2 алт. по 2 денги аршин, а из Ряду продать, дожидаючись охочего купца, аршин по 3 алт. Другие полотна ценились за аршин по 10 и по 5 денег.[17] В XVI ст. такие полотна прозывались Прозоровскими,[18] вероятно как изделие Ткатского двора князей Прозоровских или под их заведованием на государевом Ткатском дворе в слободе Кадашовской, откуда брали на то же дело и полотна Кадашовские. Обыкновенно и в XVII и в XVII ст. сорочки и порты обделывались швеями червчатою тафтою, из которой вшивали ластки, ластовицы, ластовки — четыреугольные вставки в подмышках сорочки, делали подпушку — кайму по подолу, торочили, обшивали тафтою как лептою по швам, обтягивали ею пуговицы, строчили, по всему вероятию, различные узоры по подолу и по вороту. Тафты на это дело на каждую сорочку выходило 4 ¼ арш. В богатой обделке по швам вместо тафты клали золотную тесьму или золотный плетенек. Вообще швы сорочек всегда покрывались такими торочками, тафтяными или золотными. Это придавало особую красоту одежде.[19] Точно так же отделывались тафтою и порты, у которых шилась только подпушка и по швам торочки. Тафты выходило по полтора аршина на каждые. Вместе с сорочками и портами шились также и чехлы, род сорочек с пуговицами, ластками, но без подпушки; тафты на них выходило по ¾ арш. на каждый. Длина сорочек не доходила до колен. На подоле по бокам делались небольшие разрезы, называемые прорехами для увеличения полноты подола. В каких случаях домашнего обихода употреблялись чехлы, нам неизвестно. Кроме полотна, сорочки и порты шились также из миткаля и бези или бязи, как называлась хлопчатобумажная ткань, более плотная. Бывали также сорочки кисейные белые, как это значится в описи Казны царя В. И. Шуйского и в описях платья знатным новокрещеным.[20] Полотняные сорочки с названием нарядные украшались золотным шитьем [21] с червчатым шолком. Более богатые сорочки и порты шились из тафты червчатой и белой, иногда низаные жемчугом. При червчатой сорочке порты носили белые.[22] У боярина Богдана Бельского было четыре сорочки тафтяные червчатые и белые, на них по вороту и на мышках и на прорехах находилось 373 жемчужных зерна, укрепленные на серебряных спнях.[23] Сорочки нарядные полотняные и тафтяные украшались нашивками — поперечными полосами, по числу пуговиц, нашивными из червчатого шелку с золотом.[24] На обычных, т. е. повседневных, полотняных сорочках нашивки ставились торочковые шелковые. Каждая часть нашивки имела петлю для застегиванья на пуговку, почему впоследствии их называли петлицами. Нашивка располагалась гнездами, например, по три петли на вороту, на мышках и на прорехах. Но на вороту или на груди бывала и частая нашивка, состоявшая из многих петлиц без раздела на гнезда, сплошная. Именно такая частая, как и вообще, нашивка в точности должна утверждать, что ворот у сорочек был прямой, а не косой деревенский. При сорочках употребляли пояса верхний на сорочку и нижний на порты (гашник). К портам, очень легкому белью, присоединялись штаны, обыкновенно камчатные, иногда суконные, а в богатых случаях из золотных тканей, на тафтяной подкладке с такою же опушкою у пояса, в зимнее время на меху. Для малолетных шились штаники с чулками. Упоминаются при них зепи — карманы и какие-то ушки у подпушки и петельки у опушки. Размер штанов отмечался в поясу, в икрах, в коленах и в завойках, внизу. К наряду сорочек неотменно принадлежало ожерелье пристяжное, т. е. род воротника, облегавшего шею вплотную, всегда более или менее богато унизанное по бархату, атласу жемчугом с пуговицами из дорогих каменьев. От жемчужного низанья оно обыкновенно так и прозывалось обнизью. На сорочку надевали зипун,[25] кафтан, сравнительно с другими одеждами значительно короткий, доходивший только до колен, а иногда и короче. У царя Михаила Фед. при двухаршинной длине других его одежд зипун имел длины 1 ½ арш., а у царя Алексея Мих. при такой же, но более на два вершка длине его одежд зипун имел длины 1 арш. 5 вершков. Рост обоих государей, судя по сравнительной длине их обычного платья, был почти одинаков.[26] О царе Алексее Мих. его врач доктор Коллинс записал следующее: Он (государь) красивый мужчина около 6 футов ростом, хорошо сложен, больше дороден, нежели худощав, здорового сложения, волосы светловатые, а лоб немного низкий.[27] Когда по смерти отца в 1647 г. царь (Алексей) стал переделывать отцовское платье на свои плечи, то в Мастерской палате было отмечено, что в перешитом платье, именно в становых кафтанах, длины прибавлено, а ширины убавлено (№ 1163). Молодой царь был выше отца с небольшим двумя вершками, как указывает мера их платья. Подкладка у холодных зипунов бывала тафтяная, подпушка камчатная. На вороту ставилась нашивка — 10, 11, 13 или 14 пуговиц втышных, которые втыкались в прорезные петли другой полы зипуна. Зипунны переды отличались от ферезных.[28] Рукава кроились в обыкновенную меру длины с небольшим в 1 арш. и застегивались также пуговицами по 4 на каждом, в богатых случаях по 8.[29] К убранству зипуна принадлежало ожерелье стоячее, род нынешнего мундирного воротника, в 3 вершка ширины и в 7 и 9 вершков длины около шеи. Оно шилось из бархата, подкладывалось атласом и богато унизывалось жемчугом, почему и называлось вообще обнизью. Оно или пришивалось к вороту, или пристегивалось пуговками, так что к одному и тому же зипуну подавались различные ожерелья, обнизи, как указывал сам государь. Бывало ожерелье без обнизи (В. 74).[30] Подол — 3 арш. По сторонам зипуна пришивались иногда тафтяные калиты (№ 787), наружные отдельные карманы, различаемые от зепей или карманов внутри одежды (?), которые также составляли принадлежность зипуна. В сентябре [27] 1681 г. был скроен зипун кисейный, подкладка кисейная же, стежной на хлопчатой бумаге, кисеи вышло 14 арш. (№ 541).[31] Зипуны бывали и теплые на лисьем или собольем меху, а потому они делались несколько длиннее обычных зипунов, вершка на 3 или 4, а иногда почти на 8, смотря по государевой надобности. Они покрывались вместо тафты или атласа более тяжелою тканью камкою. Теплые зипуны бывали и без рукавов. Рукава бывали и из другой ткани (В. 504, 505, 598, 602, 604).[32] Когда государь одевался в большой царский наряд, в наряд Большие Казны, то зипун подавался без ожерелья (В. [5 и др.], так как ожерельем являлась уже диадима. Был ли в кройке зипун с перехватом с тальею позади, трудно решить. Был ли пояс? Кажется, не было. И дома и при выходах на зипун надевали или ферези или кафтан становой. Ферези [33] быть может от латинского Forensis — нарядное одеяние, foren­sia — нарядное платье Свет[оний]. У греков θα̃ρος, ίματιον — pallium, тога, мантель, туника. У Геродота θορος (?).[34] У турок также есть одежда с именем ферадже и фередже, которое может указывать не о заимствовании наших ферезей у турок, а об одном и том же источнике, откуда идут и наши ферези и турецкие фередже, т. е. о Византии или даже о Риме. Длиною это платье не отличалось от всех других длинных одежд. У царей оно кроилось — у Михаила в 2 арш. длины без вершка, у Алексея — в 2 арш. с 2 вершками. В 1627 г. государю скроены ферези против по подобию объяринного червчатого охабня. Длина рукавов не многим отличалась от других средних одежд, между зипунами и верхними одеждами. Она кроилась в 1 арш. и 5 или 6 вершков при упомянутой длине ферезей. Вообще ферези кроились несколько полнее зипуна, также на подкладке и с подпушкою. В подоле с небольшим в 3 арш. по сторонам имели прорехи.[35] Назади боров не имели. Особого ожерелья на вороту или воротника ни стоячего, ни отложного не было. Стоячий воротник или обнизь находился у зипуна, на который надевали ферези, почему они и не имели ожерелья, а один ворот. Уборка этой одежды состояла из нашивки с завязками и кистями, которые украшались ворворками золотными, а иногда и жемчужными. Число завязок бывало различно 3, 4, 5, 7. По краям одежды, на полах и по подолу полагалось круживо, род каймы различной ширины, иногда с дробницами или образцами — запонами, золотное. Круживом обделывались и боковые подольные прорехи. Судя по количеству аршин употребляемого кружива, например, 11, 18 и т. п., можно полагать, что иногда круживо полагалось в два ряда.[36] Обычные комнатные ферези назывались холодными, в отличие от обычных же теплых, которые шились на лисьем или собольем меху. Упоминаются ферези мовные, постные (№ 1156) соответственно их назначению в домашнем обиходе. Ферези становые, а также и ездовые будут объясняемы ниже.[37] Становые ферези могут означать, что они кроились подобно становому кафтану с перехватом в пояснице. Ферези армяшные, иначе называемые армяком, шились из шерстяной верблюжьей ткани, толстой и тонкой, которая носит и доселе название армячины. По имени ткани из ферезей явилась как бы новая небывалая одежда армяк. Случалось и с кафтанами, что они прозывались, например, китайскими, потому что были сшиты из камки китайской (В. 691, 696—699, 701). Ферези ездовые по размерам своих частей в кройке мало чем отличались от обычных, так сказать повседневных, ферезей, от которых их отличие заключалось главным образом в их богатом наряде или уборе. Особенно любил надевать эти ферези ц. Алексей Мих. У него они служили верхним платьем и всегда украшались (?) нашивкою с жемчужными образцами иногда прорезными и с изображением львов, орлов (?), грифов, инрогов (единорогов), львов и грифов вместе (В. 287, 290, 293, 295 [38]). Эта нашивка имела также завязки с кистями и ворворками жемчужными. Круживо полагалось серебряное кованое. С 1646 г. царь Алексей стал надевать ферези ездовые с образцами жемчужными (В. 143, 163). (В. 283) без образцов, а перемена с образцами жемчуж., на Угреши. (В. 285) на Девичье поле — образцы низаны жемчугом с каменьи по черному бархату. Здесь ездовой наряд весь. Ездовые ферези в воинском платье царя Алексея Мих. служили верхнею одеждою, вместо прежнего своего назначения простых ферезей служить среднею одеждою. В этом платье на зипун надевалась чуга, а на нее ездовые ферези. Как верхняя одежда, они необходимо требовали большей полноты и ширины в подоле, поэтому ширина подола была увеличена более чем на 8 вер., вместо обычной ширины у верхних одежд в 3 арш. 6, 7 и 8 вер. Ширина подола у ездовых ферезей кроилась в 4 арш. с лишком. Таким образом, новая кройка одежды значительно удалила ее от повседневных ферезей и царь Алексей Мих. дал ей даже особое имя, дотоле небывалое — ферезея, которая стала надеваться уже на самые ферези как на старую среднюю одежду.[39] В Выходных книгах ферезея впервые появляется с 16 сентября 1659 г., но в Кроильных книгах она появляется еще с октября 1654 года. Можно полагать, что и это не первый случай кройки. Она кроилась с этим именем для стольников в 1648 г. (№ 1065). Как новая одежда, она, однако, сохраняла свой старый покрой. Ее длина и ширина равнялась другим верхним одеждам с длинными рукавами, какие были и у ферезей. Имела подкладку, украшалась круживом и нашивкою в 12 гнезд или из четырех образцов с двумя завязками с кистями и ворворками (№ 1166).[40] Для зимы готовилась на собольем меху с собольею опушкою и с собольим же ожерельем шириною около шеи 14 вер. и в длину 9 или 10 вершк., подложенным атласом. Царь Алексей Мих. очень любил эту одежду, особенно в первые годы, как она появилась, и можно сказать, что в некотором отношении она сделалась для него как бы модным платьем, в котором он бывал не только на городских выходах и загородных выездах, но и в домашних выходах в дворцовые церкви. Вместе с тем, как упомянуто, ферезея составила часть воинского наряда, который отличался от других нарядов главным образом среднею его ездовою одеждою — чугою. Мало-помалу ферезея стала приобретать значение официального парадного мундира. О царе Федоре Алекс. рассказывают, что он упразднил старый русский костюм и ввел иностранный, главным образом польский. Между тем царь Алексей Мих. не более как за полгода пред своею кончиною 6 авг. 1675 г. строго повелел [«Стольникам и Стряпчим и Дворянам Московским и Жильцам... Свой Государев указ сказать, чтоб они иноземских, немецких и иных извычаев не перенимали, волосов у себя на голове не постригали, також и платья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не носили, и людям своим по томуж носить не велели; а буде кто впредь учнет волосы подстригать и платье носить с иноземского образца, или такоеж платье объявится на людях их, и тем от Великого Государя быть в опале, и из вышних чинов написаны будут в нижние чины»].[41] Взамен ферезей на зипун надевали также кафтан становой.[42] Именем кафтан, по-видимому, обозначались одежды вообще носимые сверх зипуна или и вместо зипуна. Какой был общий покрой кафтана, дававший ему это имя, трудно сказать что-либо точное и определенное. «Становыми кафтанами назывались кафтаны, в которые облачались цари при поставлении на царство и которые надевались при полном наряде Большой Казны», говорит Вельтман,[43] делая таким образом намек, что становой происходит от поставления. По толкованию Строева кафтан становой значило носимый в городе, дома. — Стан значит дом, объясняет автор и, стало быть, противополагает ему кафтан ездовой, выездной, то есть как бы дорожный. Он прямо и говорит, что платье становое — носимое в городе, и ездовое — дорожное.[44] (Езда-то на коне.) Но станом в кроенье одежд обозначалась часть, покрывавшая стань, туловище, хребет, корпус человеческого тела со стороны спины. Этот стан воспевается даже в народной песне: Как на улице шумят, Сарафан бабы делят, Кому клин, кому стан, Кому весь сарафан. Можно полагать, что станом обозначалась как бы основная часть кройки, где все остальное заключалось только в ее частях вроде клиньев, пол и т. п. При этом в древней кройке длина рукавов измерялась от стану и с полустану, следовательно, стан имел определенное пространство, именно хребет тела. Поэтому становой кафтан должен обозначать этим именем отдельную сторону одежды, какая и могла появиться, если кафтан был перехвачен в поясе выемкою, талиею, вроде лифа. Он облегал стан по фигуре корпуса. Подобно, ферезям становой кафтан украшался нашивкою, но не с завязками и кистями, а только с пуговицами и петлями из столбца, число которых бывало различно 7, 8, 9, 10, 12, 13 и даже 19. Прилагалось также круживо с бахрамою. Шился на подкладке с подпушкою. Длина его была обычная 2 арш. Рукава шились длиною 1 ½ арш. и 1 арш., в корени 6, 7 вершк., в запястье 3 вер., в подоле 3 ½ арш., 3 арш. 2 вершка и 4 арш. 1 вер., 4 ¾ арш. Первого наряда шился богаче, чем остальные. Это царский становой кафтан. Он убирался богаче и шился из богатых материй, как наиболее видная вторая одежда. При кафтане носили легкий пояс, именуемый тесьмою, с крюком и пряжкою (В. 315).[45] Крюки и наконечники золоты с алмазы. Прорех боковых не было. Ожерелья нет. Хотя о борах или связках позади не упоминается, однако, судя по необычной для средней одежды полноте подола 3 ½ арш. и даже 4 ¾ арш., можно предполагать, что были боры (?) или же схватцы по сторонам стана. Кафтан становой с наименованием царский отличался от обыкновенного, по-видимому, только богатством и драгоценностию тканей, из которых кроился, а также богатством своего убранства, например, жемчужным с каменьем круживом. Запястья рукавов украшались жемчугом (В. 507). 1676 г. царь Федор Ал. у станового кафтана царского на рукавах нашил богатое запястье (В. 622).[46] [В 1677 г. апреля 15, на праздник Светлого Христова Воскресения, на государе было платья:] Опошень. Кафтан становой. Теплы ферези. Тепл. зипун. Следовательно, становой кафтан надевался на ферези на Пасху (В. 635). Поддевал под кафтан становой ферези (В. 321). В 1680 г. царь Федор Ал. стал одеваться в особые кафтаны с названием верхний и нижний, исподний (В. 690), которые заменили ферезею и ферези и становой кафтан, а также и зипун. Государь нередко ходил только в этих двух кафтанах, а о зипуне прямо упомянуто, что вместо зипуна государь надевал кафтан на бумаге, то есть подложенный хлопчатою бумагою (В. 696). Ездовой кафтан, так же как и становой, надевали на зипун, как вторую одежду. Этот кафтан отличался от станового, во-первых, тем, что был короче вершка на 4 или вершков на 5 и даже на 6. У царя Алексея Мих. при двух аршинах с двумя вершками длины долгополого платья ездовой кафтан имел длину в 1 арш. 12 в., иногда 1 арш. 10, иногда 13 вершков. У царя Михаила Фед. при двухаршинной длине прочего платья он кроился даже в полтора аршина длины. Короче были и его рукава (1 ар. 2 в.).[47] Зато ширина подола была полнее, у царя Алексея Мих. она доходила до 4 ½ арш., у царя Михаила она равнялась со всеми верхними платьями 3 ар. 6—8 вер. По сторонам у подола были прорехи. По большей части кафтан кроился из бархата или атласа на тафтяной подкладке с атласною подпушкою. Нашивка имела 11, 13, 15, 19, 20, 21 или 22 пуговицы втышные, низаны жемчугом. Ожерелье отложное в 3 вершка ширины бархатное же подложенное атласом, на нем бывало два репья золотых (№ 1156). В 1646 г. сентябрь [5] после кончины царя Михаила из его ездовых кафтанов для царя Алексея переделываны чуги (№ 1163). Бывали кафтаны стежные, т. е. стеганые на хлопчатой бумаге. Наряд или уборка ездового кафтана отличала его от других одежд тем, что у него не было кружива, но зато нашивка бывала особенная. На одном кафтане было нашито на вороту (на груди) и на прорехах 20 гнезд львы серебряны золочены с кольцами. В других случаях на кафтан нашивали или образцы, в пяти местах, или аламы. Образцы полагались вместо обычной нашивки (В. 671 и сл.).[48] В одном месте этот кафтан вместо ездового назван полевым и описан так: кафтан полевой на вороту на восьми местах львы золоты с бирюзами на прорехах по два льва. Особое более богатое убранство ездовых кафтанов и ферезей, как и другого ездового платья, показывает, что это платье не было только для дороги или только в дорогу. Напротив того, это платье было, так сказать, парадное, в котором государи именно на выездах являлись пред глазами народа в большей красоте своего наряда. На ферези или на становой кафтан надевали при выходах верхнюю одежду или опашень или однорядку.[49] Слово опашень по своему происхождению прямо указывает, что это была одежда, которою запахивались, опахивались, то есть закрывались полою на полу. Опахивать значило окружать или точнее ограничивать. Опашень поэтому должен обозначать так сказать окружение или округление всех надетых одежд верхнею одеждою. То же значение должен иметь и охабень, о котором наша речь впереди. Он без подкладки. Длина опашня равнялась всем долгополым платьям, у царей Михаила и Алексея была в 2 арш. с вершком или без вершка. Длина рукавов была в 1 арш. 8 и 10 или 11 вер. В подоле 3 арш. 4, 6 и 9 верш., 3 арш. 12 в.[50] В подоле с боков были прорехи. Подкладка и подпушка фараузная. Уборка опашня — нашивка с пуговицами и петлями, всегда с кистями и жемч. ворворками (закрепки). Число пуговиц бывало 11, 12, 13 и чаще всего 15 гнезд, 17, 16 (166 года). Нашивкою украшались и прорехи. По полам и по подолу полагалось круживо золотное или кованое серебряное. Ожерелье отложное, т. е. воротник, отласное, чаще фараузное, шириною во весь ворот, вышиною 6 вер., 4 и 2 верш. Фарауз быть может фриз — ткань шерстяная, с одной внешней стороны мохнатая косматая. Но упомянут фарауз отласной 166 г., следовательно, шолковый.[51] Однорядка едва ли отличалась своим покроем от опашня. Это был тот же опашень, только без подкладки, что и обозначалось ее именем однорядка, то есть сшитая в один ряд скроенной ткани без подкладки только с подпушкою. Некоторое различие находилось только в уборке этого платья, именно в устройстве нашивки, которая состояла из завязок с кистями на вороту, т. е. на груди и на прорехах, хотя подобно опашню употреблялась нашивка с пуговицами и петлями. Размерами своей длины и прочих частей однорядка равнялась опашню. Обыкновенно у царей она шилась из сукна и зуфи и надевалась чаще всего во время или в виду ненастливой погоды, во время дождя, поэтому и убор ее был простее, чем у других одежд. Однако и однорядки иногда украшались очень богато (Выходы, с. 166, 333).[52] ——— В зимнее и в холодное весеннее и осеннее время вместо опашня или однорядки надевали шубу или на собольем, куничном, песцовом,[53] лисьем (чернобурый) или на горностаевом и беличьем (хребтовом) меху.[54] Покрой этой одежды был одинаков с опашнем и однорядкой и отличался от них только тем, что одежда изготовлялась на меху. По размеру длины она сходствовала со всеми длиннополыми одеждами. Была такая же длина и рукавов. В подоле ширина была несколько полнее — 3 ар. 9 в. вместо обычного 3 ар. 6 в. В подоле по сторонам были прорехи. Иногда бывала одна прореха назади, задняя прореха. Рукава в корени делались с проймами для продеванья рук. Ожерелье ставилось бобровое длиною вокруг шеи в 12 вершков, шириною в полпята и в 5 вершков. В иных случаях ожерелье бывало в пришивке 9 вершков шириною в три вершка. Опушка, пух, была также бобровая, по полам и по подолу и на рукавах в запястье шириною в два вершка. Иногда ожерелье делалось из собольего меха. Убранство шубы состояло в таких же частях, как и на других подобных одеждах. Полы и подол окаймляло круживо золотное или кованое серебряное. На груди обычная нашивка с пуговицами и кистями с ворворками, которою украшались и подольные прорехи. Число пуговиц бывало различно (3, 4, 9, 14, 15, 24), но по большой части 11. Особого вида пуговицы назывались кляпышами, кляпышками. Шубы иногда получали особые названия, смотря по их назначению. Упоминаются шубы: столовая, надеваемая царями к столовому кушанью. Она бывала нагольная, совсем не покрытая какою-либо тканью, но с нашивкою, с пуговицами и кистями, или же ее покрывали обыкновенно тафтою, но неотменно белого цвета, на более легком беличьем меху.[55] Санная или ездовая, отличавшаяся стоячим ожерельем. В такой шубе царь Алексей Мих. изображен в альбоме Мейерберга.[56] Становая, так, вероятно, названная подобно становому кафтану относительно кройки стана с перехватом талии. Шуба иногда прямо надевалась на зипун (В. 101, 225). Кажется в то время, когда государь не выходил с верху, т. е. ходил в церкви сенные или к патриарху по переходам.[57] Шубы, подобно опашню и однорядке и другим таким же по кройке одеждам, не запахивались пола на полу, потому что всегда украшались более или менее богатою нашивкою с пуговицами, которыми полы застегивались напереди. Быть может, так называемые чистые шубы, не имевшие такого наряда или снаряда, запахивались и пола на полу. При свадебном обряде государь надевал кожух и шубу русскую, заметав полы назад за плечи. Так делал царь Михаил Фед., но царь Алексей Мих. отменил этот обычай. «А в то место велел государь сделать у шубы ожерелье, долгое соболье большое».[58] По-польски szuba, у турков dzübe. (Может быть, и жупан ей сродни).[59] К верхним одеждам принадлежал и кибеняк, кебеняк. По-польски kopie­niak, у турок kepenech — плащ от дождя без рукавов, подобный бурке. Еще Стефан Баторий на войне и на охоте ходил в копеняках. У наших царей кебеняк употреблялся редко также только для дождя, для которого существовала однорядка. По Выходным книгам он значится в употреблении только у царя Михаила Фед. с генваря 1633 г. по 18 февраля 1642 г.,[60] когда вместе с ним, названным тебеняком, была подана и епанча.[61] Но наш кебеняк не был епанчею, в том роде, как он обозначен выше у поляков и турок, поэтому его происхождение надо относить к другим источникам. Наш кебеняк по своему покрою и по размерам частей походил на опашень и на однорядку, был такой же длины и в подробностях имел в корени рукавов проймы, в подоле по сторонам прорехи, украшался нашивкою с пуговицами на груди в пяти местах по два гнезда, да на прорехах по два гнезда; имел также подпушку и отличался от упомянутых одежд только большею шириною подола, 3 арш. 10 верш., и отсутствием ожерелья. Вместо пуговиц в его нашивке бывали крючки и кольца. По какому особому складу в кройке он отличался от упомянутых одежд, неизвестно. При кройке упоминаются зепи, т. е. внутренние карманы. При царе Федоре Ал. в 1677 г. однажды упомянуто в Выходах, что сентября 26 на дороге в Москву от Троицы он надел суконный малиновый емурлук для того, что был дождь (В. 647). В 1684 г. сент. 2 для Троицкого похода священнику Спасского собора, что в Верху, выдано на емурлук 5 арш. сукна полу кармазину и певчим дьякам деланы емурлуки суконные, против их братьи. Был ли этот емурлук тот же кебеняк, получивший только новое название, сказать трудно. Польское — iamurlach, с турецкого iakmurlug — опонча от дождя, упом. 1643 г.[62] Другая дождевая одежда была, как упомянуто, епанча. Греческое 'Eπομις, евр. ephod, фофудья. Япончицы упоминаются в Слове о полку Игоревом. Это был широкий плащ всегда суконный на подкладке и с опушкою из рядовой камки куфтерю. Епанча украшалась круживом кованым золотным или голуном и нашивкою также золотною в 5 местах по два гнезда, с пуговицами. Иногда украшалась образцами. Длина епанчи равнялась всем длинным одеждам, а шириною значительно превосходила их, имея ширины в подоле семь аршин.[63] Никакого ожерелья у ней не было(?). Обыкновенно дождевое платье епанча, кебеняк отпускались при выходах в запас. В случае ненастья государь накрывал свой выходной наряд упомянутыми одеждами. В 1653 г. ноября 21 царь Алексей Мих. надевал епанчу сукно скорлат червчат, потому что был снег (В. 301). В 1677 г. июня 23 в походе из села Пахрина на бумажную мельницу царь Федор Алекс. изволил на дороге ферезею переменить а надел епанчу сукно осиново да шляпу вместо нарядной шапки (В. 640) для того, что был дождь. Была епанча тафтяная олихвеная, т. е. покрытая олифою, своего рода лаком. Подкладка обьярь червчата, нашивка серебряная выворотная с зеленым шелком (№ 130).[64] Кроме описанных домашних одежд царь Михаил Фед. носил также сарафан, или сарафанец, как он обозначается в Выходных книгах. По-видимому это был своего рода зипун, так как он носился с обнизью. Царь Михаил надевал его летом в 1633 г. к столовому кушанью (В. 17, 18) под столовый опашень. Этот сарафанец был объяринный червчатый. В 1634 г. мая 20 царь ходил к празднику в Чудов монастырь в опашне и сарафане дороги яриной цвет с вишневою обнизью (В. 32). В 1637 г. июля 25 царь ходил в зеленом опашне и в червчатом сарафанце ко всенощной у Спаса на Сенях, а после обедни кушал в Столовой Избе в червчатом опашне и в зеленом сарафанце (В. 51). Августа 15 в Успеньев день государь кушал в Столовой же Избе, на нем был опашень и тафтяный сарафанец червчатые (В. 52). В 1642 г. дек. 21 государь слушал всенощное у Спаса на Сенях и сарафанце теплом тафта лазорева под опашнем дымчатым (В. 108). В 1644 г. ноября 25 и 27 слушал вечерню и всенощное у Рождества Богородицы в сарафанце теплом с обнизью. В размерах кройки сарафан не отличался от других длиннополых одежд. В одном месте прямо упомянуто, что его длина и ширина кроена противу тафтяных ферезей. Сарафан имел подкладку, подпушку и нашивку с пуговицами (6 гнезд) втышными. Царь Алексей Мих. носил сарафанцы только в малолетстве; в возрастное его время не встречается указаний о ношении им этой одежды. В Выходных книгах не встречается сведений, свидетельств, что в сарафанах ходил и царь Федор Ал. Между тем в Кроильной книге 185 г. значится, что ему генваря 13 скроен сарафан в тафте червчатой без подкладки, но с подпушкою и с нашивкою, в 6 гнезд, шириною в подоле 3 арш. 5 вершк. (№ 530). Какое отличие от других одежд присваивало этой одежде имя сарафана — трудно сказать. В кройке упомянуто, что пуговки в нашивке помещались вверху втышные, и кроме того внизу три гнезда, а в другом случае говорится о 9 пуговицах на том же месте. В 1637—1638 годах для царя Михаила Фед. кроили новую одежду, по-видимому, немецкого происхожденья, бывалую и у поляков — это кабат.[65] По толкованию Вельтмана «кабат есть собственно нарамник, древняя священная одежда, без рукавов с прорезами по бокам. По-польски... значит и просто кафтан и colobium; у сербов кавад значит верхняя женская одежда».[66] Савваитов, заимствуя свое толкование у Снегирева, приводит греч. καβάδιον и объясняет, что это «царская одежда вроде святительского саккоса, с нарамниками или бармами на раменах, с дорогами по распашке и подолу»,[67] указывая при этом, по Снегиреву же, на изображение в этой одежде (кабате) царя Алексея Мих. и царицы Марии Ильичны в молении пред Крестом Господним.[68] Надо заметить, что такое толкование не соответствует действительности, так как царь и царица изображены не в кабатах, а в царских платнах, т. е. в древнем царском наряде, среди которого никакого кабата или кобата не существовало. Настоящий кабат, как описывают его Кроильные современные книги, был, называя его общим именем, кафтан по размерам сходный с кафтаном ездовым. В описях платья кабаты описаны в числе ездовых кафтанов (№ 130, год 150).[69] Кабат, как и этот кафтан, был короче длиннополых одежд вершка на четыре.[70] Такая же была у него длина рукавов с тою разницею, что в запястье у них была та же обычная ширина, что и в корени, 7 верш. Кабат шился также на подкладке и с подпушкою, на хлопчатой бумаге, с ожерельем, о котором в одном месте упомянуто, что оно было из серебряного участка снятого, отнятого от государева ж ездового бархатного кафтана. Ширина в подоле была больше, чем у ездового кафтана, 3 арш. 11 вер. вместо 3 арш. 8 или 7 вер. Главное отличие кабата от ездового кафтана заключалось в нашивке, которая была короткая, в то время как у других одежд она всегда ставилась длинная, и при этом она состояла из множества пуговиц, например, 33 гнезда или в другом случае 47 гнезд, что указывает на беспрерывную нашивку во все полы. Нашивка упоминается с кистьми и завязками. Кабат кроился из шелковых тканей атласа, объяри и по надобности полагался на собольем или на лисьем меху. В записях о царских выходах кабат не упоминается. Это показывает, что он принадлежал только к комнатному платью, которое не подавалось для выхода, а потому и не записывалось, оставаясь всегда только с именем комнатного. Чуга, платье ездовое и воинское, по своим размерам отчасти сходствовало с ездовым кафтаном. Она имела ту же почти длину 1 ар. 12 в. и различалась от кафтана рукавами, которые длиною были в 8 ½ вершков и шириною в локте 5—6 вершков, между тем как у кафтана рукава были длиною в 1 ар. 2 или 3 вер., иногда 6 вер., а шириною в запястье обычных 3 вер. Ширина подола бывала и в 3 ½ аршина и в 4 арш. с лишком. По сторонам подола были прорехи. Ожерелье узкое в 2 вершка, при нем два репья золотых. Была подкладка тафта и подпушка атлас. Убор состоял из нашивки долгой с пуговицами и петлями на груди числом 18 и на прорехах по одной, всего 20. Число пуговиц бывало различно 8, 10, 12, 14, 18, 22, 24, 26.