Забелин Иван Егорович / Домашний быт русских царей (44)

Есть, впрочем, данные, по которым можем заключать, что при царе Алексее Михайловиче и иностранные языки и некоторые из свободных наук не были изъяты из первоначального образования его сыновей. Примером служит царевич Алексей Алексеевич, подававший блестящие надежды и так рано похищенный смертью.[105] Он умер шестнадцати лет. Имея отличные дарования, он, по свидетельству современников, с особенною любовью занимался книжным учением,[106] чему, без сомнения, много способствовало и то, что дядькою его был Федор Михаилович Ртищев, любитель и покровитель просвещения в тогдашнее время, который «прилежным своим к государю царевичу служением наипаче себе изнури, бодрствуя, и смотря и поучая его благочестно».[107] Учение [108] [царевича Алексея Алексеевича] впервые в московском дворце было ведено по системе тогдашней школьной науки, именно путем учения грамматичного, как на славянском, так на латинском и греческом языках. Для учения по латиням, может быть, и избран к царевичу иеромонах Симеон Полоцкий. По прибытии в Москву [109] Полоцкий поступает прямо в Верх, т. е. во дворец, и содержится со своими челядинцами и даже с собственными лошадьми на дворцовый счет... Вероятность же, что он был учителем царевича Алексея Алексеевича (а потом уже и Федора),[110] может раскрываться в следующем обстоятельстве. В 1667 году царевичу Алексею исполнилось 13 лет. Он был всенародно и торжественно объявлен наследником престола. Когда в честь этого радостного всенародного события царь давал во дворце, 7 сентября, почетный, торжественный стол, то на обеде в числе других официальных лиц находился и учитель старец Симеон, как отмечено в современной записке,[111] сидевший даже в особом столе в близости от государя, по левую сторону государева места или трона. Этот старец Симеон был не кто другой, как иеромонах Симеон Полоцкий; и можно догадываться, что потому он и удостоен был чести сидеть на обеде объявляемого всенародно царевича, за особым столом и притом с именем учителя, что в действительности был его учителем и призван был официально торжествовать государственный праздник своего ученика. После стола Полоцкий говорил государю речь, сочиненную, вероятно, на прославление и поучительное изъяснение этого случая, за что 16 сентября получил в награду атласную соболью шубу. В расходной книге Казенного приказа под этим числом 1667 года записано между прочим: «Учителю старцу Семиону Полотцкому 10 аршин атласу зеленого по двадцати по шести алтын по 4 деньги аршин, да ему ж велено дать испод соболей в 60 рублев, и ему дан сорок соболей в 60 рублев; а пожаловал государь его по своему государеву имянному указу для того: в нынешнем во 176 году сентября в 7 день был у великого государя у стола в Грановитой Полате и великому государю говорил речь» (№ 384). Награда в 67 рублей за одну только речь слишком значительна по тому времени и по сравнению с другими подобными наградами. Без сомнения, сюда же входило и вознаграждение за труды по учительству, по крайней мере другие учителя при начале или в конце ученья получали всегда точно такие же награды... Как бы то ни было, мы теперь знаем, что Полоцкий во дворце в 1667 году носил титул учителя... В числе книг, принадлежавших библиотеке царевича [Алексея Алексеевича], мы находим, кроме многих книг духовного содержания, грамматики печатные и письменные, лексиконы, между которыми один словенский с греческим, а другой латинский с словенским, потом сто тридцать семь книг на разных иноземских языках, книгу Аристотелеву, книгу Монархию, Собрание патриарха Никона (может быть, Летопись?), книгу цифирную (арифметику), книгу размерную (геометрию), одиннадцать книг — описание земель, то есть книг географических, четырнадцать листов — описание разных земель (ландкарты), два яблока — описание земли (глобусы) и проч.[112] Если не все из этих книг были употреблены в первоначальном обучении царевича, то во всяком случае они могут свидетельствовать, что именно назначалось для его дальнейшего образования, которое с этого времени становилось обширнее, или по крайней мере полнее, нежели как было в начале XVII-го столетия, именно при обучении царя Алексея Михайловича, в отроческой библиотеке которого, кроме духовных книг, встречаем только славянскую грамматику — литовская печать в 8-ю д. л., лексикон — литовская печать также в 8-ю д. л., и письменную космографию, в лист.[113] В Материалах [III, 1—5] мы помещаем описи царских библиотек, которые любопытны, как указатели нашей старинной образованности, как свидетели любознательности и тех интересов, которыми руководилась умственная сторона жизни нашего древнего общества. Само собою разумеется, что одни заглавия не могут еще дать полного, отчетливого понятия о всей массе сведений и идей, которые служили содержанием древних книг и составляли, так сказать, умственный капитал наших предков. Но и по этим заглавиям мы уже можем отчасти делать заключения, по крайней мере об общем направлении умственного и нравственного развития в тогдашнем обществе... Разработка русской древности еще при начале. Теперь [114] с каждым днем убеждаются, что старая наша письменность была вовсе не так бедна, как это представлялось в былое время. Будем ожидать новых делателей, которые познакомят нас не только с заглавиями, но и с содержанием древних рукописей; и вместо того чтоб описывать корешки, как делают книгопродавцы и как это было необходимо в свое время, представят полные, отчетливые монографии. Можно положительно сказать, что здесь скрывается целая, еще нетронутая область самых любопытных свидетельств о нашей допетровской старине. Так, например, переводная литература второй половины XVII-го столетия — эти римские истории, приклады, зело трепетные и умильные, сказания и повести о храбрых, славных и прекрасных рыцарях, витязях и королевичах, служившие под именем потешных книг, как мы видели, легким, забавным чтением, необходимо должны были внести в понятия наших предков много новых идей и убеждений, именно элемент рыцарский, рыцарские подвиги и поступки с храбростью и честью, которые во многом были различны от подвигов, храбрости и чести древних русских богатырей, рыцарский взгляд на женщину, совершенно противоположный взгляду богатырскому и т. д. И Петр рыцарь златых ключев и храбрый и прекрасный Бова-Королевич с этой точки зрения получают для нас совершенно другой интерес... Между тем это одна только сторона древнего литературного влияния, о которой мы упомянули единственно для примера. Другие, более важные, более значительные стороны нашего допетровского образования также в высокой степени любопытны, также могут пролить совершенно неожиданный свет на умственное и нравственное развитие наших предков... Но для возделывания этой области нужны добрые делатели и добрые труды, которых с нетерпением ожидают теперь все любители русской древности. [1] Подробнее о таком именно значении приведенного здесь летописного известия можно читать в «Архиве историко-юридических сведений, относящихся до России», изд. Н. Калачовым. Книжка первая. М., 1850, отд. V, статья «Нестор и Карамзин». Противоположное этому мнению см. в «Истории России с древнейших времен, соч. С. Соловьева, т. 1, [М., 1851], с. 164, прим. 261». «Автору статьи, помещенной в Studien [zur gründlichen Kenntniss der Vorzeit Russlands, mitgetheilt von... Ewers] (перев. в Сборнике Калачова), говорит Соловьев, непременно хочется ограничить меру Владимира одною целью — приготовлением священников; но такое одностороннее толкование будет противно всем известиям летописей, ибо они говорят именно, что митрополит присоветовал эту меру для утверждения веры, не упоминая о приготовлении священнослужителей». Утверждать веру в то время можно было (прежде всего) только посредством наставников веры. В них, в этих наставниках, и была первейшая, самая настоятельная нужда, которая вызвала меру св. Владимира... Дети не вообще, но дети нарочитой чади, то есть людей лучших по своей жизни, как должно понимать, были отданы в научение книжное. Это обстоятельство прямо и указывает на их будущее назначение: в наставники веры могли быть посвящены только избранные, нарочитые. Кроме того, можно с полною достоверностью заметить, что в это отдаленное время, по новости дела и по совершенному недостатку грамотных, всякий грамотный по необходимости поступал в священнослужители и вообще в церковники. [2] Точнее время послания Геннадия не определено. Приводимая автором дата заимствована им из «Актов Исторических», т. I, с. 146. — Ред. [3] Акты Исторические..., т. I. СПб., 1841, № 104. [4] В печатн. оригинале 1854 г.: «гривна». — Ред. [5] Любопытные подробности этого обычая сохранены в записках М. C. Щепкина, который имел случай, как видно из тех же записок, проходить курс грамотности по самой древнейшей ее методе. «Учился я весьма легко и быстро (говорить он), ибо едва мне сравнялось шесть лет, как я уже всю премудрость выучил, то есть азбуку, Часослов и Псалтирь: этим обыкновенно тогда и оканчивалось все учение, из которого мы, разумеется... приобретали только способность бегло читать церковные книги. Помню, что при перемене книги, то есть когда я окончил азбуку и принес в школу в первый раз Часослов, то тут же принес горшок молочной каши, обернутый в бумажный платок, и полтину денег, которая, как дань, следуемая за ученье, вместе с платком вручалась учителю. Кашу же обыкновенно ставили на стол и после повторения задов (в такой торжественный день учения уже не было) раздавали всем учащимся ложки, которыми и хватали кашу из горшка. Я, принесший кашу и совершивший подвиг, то есть выучивший всю азбуку, должен был бить учеников по рукам, что я исполнял усердно, при всеобщем шуме и смехе учителя и его семейства. Потом, когда кончили кашу, вынесли горшок на чистый двор, поставили его посредине, и каждый бросал в него палкой; тот, кому удавалось разбить его, бросался стремглав уходить (бежать), а прочие, изловив его, поочередно драли за уши... По окончании Часослова, когда я принес новый Псалтирь, опять повторилась та же процессия..». (Комета, учено-литературный альманах, изд. Н. Щепкиным, М., 1851, с. 167—169). Заметки эти в высокой степени драгоценны: относясь к Югу России, они вместе с приведенным выше свидетельством XVII века, которое говорит о Севере, о Новгородской области, могут служить самым наглядным доказательством наших последующих слов. [6] Предисловие Федора Поликарпова к изданию Грамматики Мелетия Смотрицкого, 1721 года, см. Опыты..., ч. I, с. 67; экземпляр Грамматики, принадлежавший автору и поступивший в Исторический музей в числе рукописей автора за № 332 — без выходного листа. — Ред. [7] До сих пор в Осташкове [город Тверской губ.?] учитель грамоте называется дьяком. В житии Мартиниана Белозерского — № 178 [список, принадлежавший автору и поступивший вместе с другими его рукописями в Исторический музей. — Ред.] — упоминается дьяк мирский Олеш Павлов — дело его книги писати и учити ученики грамотные хитрости. Таким образом, имя дьяка присваивалось вообще грамотею-учителю, который именовался также и мастером, как и женщина-учительница прозывалась мастерицею. [8] По фамилии Беленинов, см. Опыты..., т. I, с. 200. — Ред. [9] В печатном оригинале 1854 г.: «весьма». — Ред. [10] В источнике, которым пользовался автор, далее читается: «Зотов же ничто ведяще. По вшествии же в дом...». — Ред. [11] В печатном оригинале 1854 г.: «цесаревича». — Ред. [12] «Записки русских людей», изд. Сахаровым. СПб., 1841; Записки Крекшина, с. 19—20. [Разночтения печатного оригинала 1854 г. приведены выше в примечаниях. — Ред.] [13] Северный Архив, ч. VI, 1823, № 11, с. 314. [Статья К. Ф. Калайдовича. — Ред.] [14] На поле оригинала автором добавлено: «по мысли Филарета». — Ред. [15] Материалы III, 2. [16] В этом году Печатного двора переплетчик Иван Федоров переплетал царевичу Алексею Михайловичу «Азбуку большия печати золотом прописывана». Расх. кн. Казен. Приказа 7150 года № 974. [17] В некоторых экземплярах того же изд. Азбуки чит.: «...всегда учися. И дидаскала своего во всем добром наказании блюдися». — Ред. [18] Собственно говоря, 108 листков, но один из них первый после предисловия — чистый, с изображением училища на обороте, а на другом — последнем листке напечатано лишь: «Снисканием и труды многогрешного Василия Федорова сына Бурцова и прочих сработников о г(оспод)е». Последний, впрочем, имеется не во всех экземплярах этого издания. — Ред. [19] Эта молитва помещена перед знаками ударения. — Ред. [20] Букварь 1679 г. с Стоглавом Геннадия имеется в Московск. Городск. Чертковск. Библиот. (Истор. музей), такой же экземпляр описан П. М. Строевым в «Обстоятельном описании старопечатных книг слав. и росс... в библиот... гр. Ф. А. Толстова», М., 1829, № 159. — Ред. [21] Не к этому ли месту может относиться ссылка автора на поле оригинала на «И то и сьо. Октябрь. Четыредесятьвторая неделя», где, между прочим, говорится: «Я взрос в том городе, в котором родился, а родился тут, где и воспитан. Учил меня русской грамоте российской мастер, у которого от утра и до вечера каждой день пропевал я Аз, Буки, Веди и проч.: как будто бы по нотам и кричал с рабятами во весь голос; ибо в нашем городе такое обыкновение, что крик от учеников можно услышать и в другом приходе...» См. из той же статьи в Материалах III, 10. — Ред. [22] На поле оригинала автором пояснено: «Древне Греческая манера». — Ред. [23] См. выше, с. 620. — Ред. [24] Достопамятности Москвы, изд. Тромониным. М., 1845, с. 16. [25] Записки рус. людей, изд. И. П. Сахаровым. СПб., 1841; Записки Крекшина, с. 22. — Ред. [26] Тяжелая сторона старинного обучения грамоте, особенно в низших слоях тогдашнего общества, весьма резко обозначена в записках майора Данилова: «Памятно мне мое учение у Брудастого (понамарь-учитель) и поднесь (говорит умный майор), по той может быть причине, что часто меня секли лозою: я не могу признаться по справедливости, чтоб во мне была тогда леность или упрямство, а учился я по моим летам прилежно и учитель мой задавал мне урок учить весьма умеренный, по моей силе, который я затверживал скоро; но как нам, кроме обеда, никуда от Брудастого отпуска ни на малейшее время не было, а сидели на скамейках бессходно, и в большие летние дни великое мучение претерпевали, то я от такового всегдашнего сидения так ослабевал, что голова моя делалась беспамятна и все, что выучил прежде наизусть, при слушании урока в вечору и половины прочитать не мог, за что последняя резолюция меня как непонятного «сечь». Я мнил тогда, что необходимо при учении терпеть надлежит наказание». Записки артиллерии маиора Мих. Вас. Данилова. М., 1842, с. 38 [написаны в 1771 г. — Ред.]. [27] В печатном оригинале 1854 г.: «тая». — Ред. [28] В печатном оригинале 1854 г.: «тою». Здесь, как и выше, текст исправлен по источнику, которым пользовался автор. — Ред. [29] В Материалах III, 10 другие стихи о розге. [30] Сюда следует отнести замечание автора на поле оригинала: «Когда наши деды были детьми, педагогическая теория предписывала вбирать азбуку в голову детей при помощи плети. Как орудия воспитания, розга и азбука спорили о первенстве. — Из Америки. Матиль. Соврем. Летоп. Рус. Вестн., 1861, № 8 [с. 9]. Розга отвечала общей розге, существовавшей всюду». — Ред. [31] См. выше, с. 591. — Ред. [32] См. Е. Ф. Шмурло. Критические заметки по истории Петра Великого, ХIII. Журн. Мин. Нар. Просв., 1902, апр., с. 425. — Ред. [33] Так в оригинале, но, вероятно, должен быть № 974; ср. выше, с. 624, прим. 3 и A. Е. Викторов. Описание... Вып. I, М., 1877, с. 132 — № 297 (974). Расходная книга..., на жалованье..., 7150 г. — Ред. [34] См. выше, с. 596. — Ред. [35] См. Материалы III, 3. — Ред. [36] На поле оригинала, хотя и без приурочения к определенному месту, автор отмечает: «Иоанн Богослов, Наум, Козма, Дамьян. Чтен. 1861. IV. Мордовцев». См. Даниил Мордовцев. «О русских школьных книгах XVII века», Чтения в Импер. Общ. Ист. и Др. Росс., 1861, кн. IV, с. 23—24, 37: «Святые, покровительствующие книжному научению, считались у нас Косма и Дамиан, Пророк Наум и тот Святой, в честь которого дано имя учащемуся при крещении. Относительно двух первых покровителей учения у нас достоверно до сих пор не было известно; по крайней мере г. Лавровский, в рассуждении своем «О древне-русских училищах» говорит, что письменного свидетельства о призывании учащимися этих святых он не находит нигде, а по аналогии с греческими школьными обычаями заключает, что, вероятно, и у нас почитались эти святые, как патроны учащихся. Предположение г. Лавровского оправдывается нашими Азбуковниками [в ркп., предоставленной Д. Л. Мордовцеву еп. Саратовским Афанасием. — Ред.], в которых прямо сказано, что «есть обычай многим (учащимся) совершати любезная святым Бессребренникам Косме и Дамиану, и святому Пророку Науму, и ангелу своему, его же святого тезоименитство имать». Относительно Пророка Наума наш Азбуковник открывает новый факт, именно то, что и в древней России учащиеся призывали на помощь этого Святого, как покровителя наук, чем и объясняется существующее даже до сих пор обыкновение у нашего простонародия и в средних сословиях перед началом учения молиться Пророку Науму, так же как об успешном учении молятся Иоанну Богослову (в Азбуковниках о нем же упомянуто, как о покровителе собственно письма); в Семинариях же в день сего Святого все богословы от учения свободны...»; «патронами каллиграфии», или как в Азбуковнике сказано, руковод­ствия, были Иоанн Богослов и Пророк Наум: первый из них, как видно, признавался патроном письма, на основании предания, а последний уже и потому, что был главным покровителем всех учащихся. В прописях к этим двум лицам относятся так: Святый Апостоле и Евангелисте Иоанне Богослове, На Тайной Вечери возлегий на перси Христове, Вразуми мя и научи добре писати, Яко же оного Гусаря на песце образ твой изображати. Святый Пророче Божий, Науме, вразуми мя и накажи своею Милостию и благодатию, добре руководствию навыкати». — Ред. [37] Так в оригинале. — Ред. [38] Об учительницах царевен см. Домашний быт русских цариц, изд. 3, с. 397, где, между прочим, последняя учительница названа: «Федора Петрова». — Ред. [39] Так в оригинале. — Ред. [40] Об этой прописи-загадке сохранил воспоминание один из писателей конца XVIII ст. (1796 г.). Он рассказывает следующее: «За 20 лет пред сим я играл в мячи, прыгал, бегал, лазил по деревьям, спускал змеи, гонял кубарь и любил по вечерам слушать сказки. И не знал сам, кто я? Когда я выучил Киевской букварь и Псалтырь от доски до доски, то начал писать: Стоит человек в воде по горло, просит пить и напиться не может; и скоро после того я очутился, не помню как, в славном училище. Тогда думал, что я ученик. Я начал читать книги, и первая книга, которая попалась мне после Псалтыри, была Кандид или Оптимист. Г. Волтер причиною тому, что я совсем вопреки намерению сей его книги думаю по сие время, что все на свете к лучшему. После Оптимиста, помнится мне, читал я Российской летописец, Синопсис называемой. От сей книги я полюбил В. К. Дмитрия Ивановича Донского, которой освободил Россию от татар. Мне досадно было, что об нем ничего не находил я в других книгах, и что никто не говорил мне, что он славной государь... и пр.» (Приятное и полезное препровождение времени, часть 11. М., 1796, с. 212). [41] Так в оригинале, но, м. б., запятую следует поставить не здесь, а перед словом «глупые». — Ред. [42] См. также статью Н. В. Калачова «Азбуки-прописи (Выписки из рукописных азбук и прописей конца XVII-го и начала XVIII века)» — Архив истор. юрид. свед..., изд. Н. Калачовым, кн. 3. СПб., 1861. Отд. III, с. 3—18. На эту статью есть ссылка автора на поле оригинала. Ср. также прописи 1620 г., найденные Юрием Толстым в Ашмолевом Музее в Оксфорде — Чтения в Импер. Общ. Ист. и Др. Росс., 1864, кн. 2, Смесь, с. 7—11 — «Русские прописи 1620 года». Позже эти прописи описаны Н. С. Лесковым в статье: «Прописи попа Тихона. (Литературный памятник XVI века)». Рус. Мысль, 1890, февр., с. 148—153. К этим прописям относится ссылка автора: «Еще Чтен. 1864. № 3 [sic]». Известна также «Азбука или прописи для чистописания в конце XVII века». — Временник Импер. Моск. Общ. Ист. и Др. Росс., кн. 20. М., 1854. Смесь, с. 30—32. — Ред. [43] См. Материалы III, 9. [44] Это — заглавие гравированного издания 1694 г.; заглавие же Букваря в рукописях — короче: «Букварь славенороссийских писмен, со образованми вещей, и со нравоучителными стихами». — Ред. [45] Впрочем, во всех известных списках Букваря год от Рождества Христова показан иной: 1692. — Ред. [46] Вероятно, один из первых списков Букваря — список с посвящением царице Наталии Кирилловне в собрании графов Уваровых № 73 (ср. Архим. Леонид. Систематическое описание славяно-российских рукописей собрания графа А. С. Уварова..., ч. IV. М., 1894, с. 499—500, № 2098); с другими рисунками — список Букваря, хранящийся в Московской Оружейной Палате (Прих. Кн. Оруж. пал., 9463) № 9 (449), в последнем списке под заглавием написано: «второе сие написася 7201 лета, м(е)с(я)ца марта 7». — Ред. [47] Рукописи славянские и российские, принадл... И. Н. Царскому. Разобраны и описаны П. Строевым. М., 1848, № 24. [48] См. Архим. Леонид. Систематическое описание славяно-российских рукописей собрания графа А. С. Уварова... ч. IV, М., 1894, с. 498—499. № 2097. (92). (24). — Ред. [49] Гравированный Букварь Кариона Истомина описан в труде Д. А. Ровинского: «Русские народные картинки», кн. II. СПб., 1881, с. 483—503; ср. кн. IV, с. 514 и сл. См. также о рукописных и гравирован. экземплярах Букваря в исследовании С. H. Браиловского «Один из пестрых XVII-го столетия». СПб., 1902 (Зап. Импер. Акад. Наук по истор.-фил. отд., т. V, № 5), с. 283—289. — Ред. [50] По-видимому, эта именно азбука издана Обществом Любителей Древней Письменности под заглавием: «Буквица языка Словенского. Рукописный свиток Императорской Публичной Библиотеки». XIV. СПб., 1877. На поле оригинала автором замечено: «Издана ли в Древней Письмен.». — Ред. [51] Рукописи Царского, №№ 321, 365. [См. Рукописи слав. и росс., принадл. И. Н. Царскому. Разобр. и опис. П. Строевым. М., 1848, с. 321 и 363. — Ред.] [52] Опись казны царевича 7150 года. [Арх. Оруж. пал. № 680; ср. А. Е. Викторов. Описание..., с. 198, № 585. — Ред.] [53] Материалы III, 6. [Об обучении царевича пению см. также выше, с. 594, где говорится о награждении трех дьяков за учение пению. — Ред.] [54] В настоящее время нотные рукописи хранятся не в Оруж. Палате, а в Московск. Отделении Общего Архива Мин. Импер. Двора, куда поступил Архив Оруж. пал.; ср. А. Е. Викторов. Описание..., вып. I, с. 218. — Ред. [55] Можно думать, что автор предполагал указать и другие подробности обучения церковному пению; на поле оригинала им помечено: «Обстановка учения налои и пр.». — Ред. [56] Есипов. Сборник..., т. I, с. 5. [См. выше, с. 580. — Ред.] [57] См. выше, с. 589 и 616. — Ред. [58] Так в оригинале, но выше, с. 589 и 615, эта покупка показана под 27 февраля. — Ред. [59] См. выше, с. 589, 608. — Ред. [60] См. выше, с. 580, 589—590, 591, 609. — Ред. [61] См. выше, с. 581, 592. — Ред. [62] Учения составляли, без сомнения, особые коллекции картинок по одному какому-либо предмету, расположенные в отдельных комнатах. [63] Записки русских людей, изд. И. П. Сахаровым. СПб., 1841. Записки Крекшина, с. 21. — Ред. [64] Истор. и статист. сборник, М., 1845. Статья Снегирева «О лубочных картинках русского народа», с. 193. [См. «Лубочные картинки русского народа в московском мире». Сочин. Ив. Снегирева, М., 1861, с. 9—10. — Ред.] [65] Так в оригинале и в соч. И. М. Снегирева «Лубочн. картинки...». М., 1861, где на стр. 9 отмечена покупка потешных листов под 8 марта 1637 г., но у автора, ниже в Материалах (III, 7), по-видимому та же покупка помечена 29 ноября 7145 г. (=1636 г.), также и выше, с. 611. — Ред. [66] Материалы III, 7. [67] Царственный Летописец, предисловие. [68] См. в книге A. И. Успенского: «Царские иконописцы и живописцы XVII в. Словарь». М., 1910, с. 200. — Ред. [69] См. В. Н. Щепкин. Лицевой сборник Импер. Росс. Истор. Музея. I — II, Известия Отдел. рус. яз. и слов. Импер. Акад. Наук, т. IV, кн. 4, с. 1345—1385. — Ред. [70] Список Лекарства Душевного хранится в Оружейной Палате, см. Опись Моск. Оруж. пал., ч. 7. М., 1893, с. 14, № 9312. — Ред. [71] На отдельном листке, вложенном в оригинал, автором добавлено: «185 г. дек. 15 (1676 г.) иконописец Тимофей Рязанец расцвечивал шафраном книгу о сотворений света в хоромы царевне Ирине Мих. (№ 234)». [См. в книге А. И. Успенского: «Царские иконописцы и живописцы XVII в. Словарь», с. 226; иконописец назван «Резанец Тимофей Степанов». — Ред.] «186 г. (№ 237) март. Кормовой иконописец Филипп Павлов расцвечивал 38 мест в Царственной книге и писал в лицах к В. Государю в хоромы». — Ред. [72] О книге «Едеи сиесть сладость», текст которой составлен Карионом Истоминым, см. в исследов. С. Н. Браиловского: «Один из пестрых XVII-го столетия». СПб., 1902, с. 273—276 и 418—422. — Ред. [73] Под словом потешный в этом случае не должно разуметь того только, что забавляло, увеселяло. Этим именем обозначали нередко и те предметы, которые не принадлежали к главному, то есть к церковному направлению древнего образования и попросту служили светским, мирским целям. [74] Так в оригинале, но, как ниже указывается, книга была изготовлена лишь в следующем 1665 году. — Ред. [75] Карандашом автор на поле поправил: «Симон Ушаков», ср. ниже, с. 649. — Ред. [76] Выше, на с. 598, под 8 декабря 1664 г., эта же книга названа «большой потешной». — Ред. [77] См. выше, с. 590 и прим. 1. — Ред. [78] В книге А. И. Успенского: «Царские иконописцы и живописцы XVII в. Словарь», с. 274, упомянуто, что Ф. Т. был у письма потешных книг в декабре 1665 г. — Ред. [79] См. выше, с. 590 и прим. 2. — Ред. [80] См. выше, с. 601. Ср. Словарь А. И. Успенского, с. 17. — Ред. [81] См. выше, с. 604. В Словаре А. И. Успенского, с. 284, месяц работы не указан, а книга Арх. Оруж. пал. значится за № 957. — Ред. [82] Выше говорится о двух потешных книжках царевны, с. 590, 616 и 640. — Ред. [83] О работах Тимофея Резанца см. в Словаре А. И. Успенского, с. 226. — Ред. [84] Ниже, в главе IV, год обозначен — 1679, тот же год и в Сборнике Есипова, т. I, с. 21, где, между прочим, указано, что лист этот принял в хоромы к царевичу боярин Родион Матвеевич Стрешнев. — Ред. [85] «Записки и Труды Общ. Ист. и Др. Росс.». Части. I. М., 1815, с. CXI—CXII. [Сообщается о списке этой книги, принесенном в дар Обществу в 1811 г. И. В. Лопухиным. Можно думать, что эта рукопись погибла в московский пожар 1812 г. вместе с Библиотекой Общества; ср. сочин. П. М. Строева: «Библиотека Импер. Общ. Ист. и Др. Росс.», М., 1845, с. III. О «Граде царства небесного», составл. Карионом Истоминым, см. в книге С. Н. Браиловского: «Один из пестрых XVII-го столетия». СПб., 1902 (Зап. Импер. Ак. Наук по истор.-филол. отдел., т. V. № 5, с. 312—316 и 464—465). — Ред.] [86] В оригинале автором добавлено: «Узнаем только, что еще в 16 .. году Стрешнев...» Ср. Дом. быт русских цариц, изд. 3, с. 763 (1679 и 1682 гг.) и выше, с. 650, прим. 5. — Ред. [87] Против этих слов на поле автором замечено: «Стрешнев». — Ред. [88] Мудрость, или описание седми свободных художеств, кая что в себе содержит. Из Еллинского диалекта исследованны на славенский язык чрез Николая Спофария, лета Господня 1673. — Книга избранная вкратце о девяти мусах и о седми свободных художествах. — Обстоятельное описание... рукописей... гр. Ф. А. Толстова. Издали К. Калайдовичь и П. Строев. Отд. II, №№ 118 и 223. [89] Список этой статьи известен, между прочим, в ркп. Москов. Синод. Библ. № 527, см. труд акад. А. И. Соболевского. Переводная литература Московской Руси XIV — XVII вв... СПб., 1903, с. 169—170; имеется список статьи и в принадлежавшем автору собрании рукописей — ркп. № 259 (в настоящее время, как и все рукописное собрание автора, составляет собственность Исторического музея); важнейшие разночтения обоих списков приводятся ниже в примечаниях. — Ред. [90] В Синод. сп. — «едино». — Ред. [91] В Синод. сп. — «различная учения». — Ред. [92] В Синод. сп. далее чит.: «и ум просвещает, подобно и солнце свет есть». — Ред. [93] В Синод. сп. — «гуселница», в списке, принадл. автору, — «гусеница». — Ред. [94] Так и в списке, принадл. автору; в Синод. сп. — «Полимниа». — Ред. [95] В Синод. сп. и в списке, принадл. автору, добавлено: «речения». — Ред. [96] В Синод. сп. — «б˜лгоглати». — Ред. [97] В Синод. сп. — «изобретена». — Ред. [98] В Синод, сп. и в списке, принадл. автору, — «Диалектики». — Ред. [99] В Синод. сп. — «сведение б˜лгопети». — Ред. [100] В Синод. сп. — «согласие». — Ред. [101] В Синод, сп. — «началства». — Ред. [102] В списке, принадл. автору, — «астрологиа учения». — Ред. [103] Журн. Мин. Нар. Просв. 1839. Июль, с. 10 [пер. И. Тарнава—Боричевского]. Ср. это же место в переводе А. И. Станкевича (М., 1906, с. 85): «Науками, общеобразовательными, они даже самым поверхностным образом не занимаются, кроме всеобщего краткого политического обозрения, ибо наставники их обучают исключительно только одному умению читать, писать и считать, и знакомят их с состоянием собственной страны и других соседних держав, чего де должно им ожидать и чего опасаться. Главное внимание в этих занятиях обращается на то, чтобы дети точнее изучали язык и нравы разнообразных своих подданных, привыкали неуклонно следовать старинным обычаям и ревностно оберегать веру, причем все это для них безусловно обязательно. Не скрою, однако, что это, в высшей степени простое и приноровленное к жизни, воспитание, западая в благородную душу и гибкий ум, доводит до столь же высокой степени доблести, как изучение всех философских систем и усвоение мудрости самых выдающихся ученых». В экземпляре, принадлежавшем автору, данное место отчеркнуто, вероятно, для использования в настоящем издании. — Ред.] [104] См. выше, с. 622. Слова Котошихина приведены не дословно, ср. 4 изд. сочинения Котошихина, с. 17. — Ред. [105] На листке, вложенном в оригинал, автором замечено: «Царевич Алексей Алексеевич умер... в 1670 году 17 генваря. Смерть его была неожиданным и печальнейшим событием не для одного только царя-отца, но без сомнения и для всех друзей просвещения, как оно тогда понималось, для друзей нового движения в тогдашнем образовании, которые могли ожидать в нем будущей опоры и поддержки своим разумным стремлениям». — Ред. [106] См. Опыты..., ч. I, с. 201, где указывается, что царевич расстроил «даже свое здоровье от прилежного ученья, так что самая смерть его, как думали лекаря, последовала от сидячей жизни». — Ред. [107] Древ. Росс. Вивл., изд. 2, ч. ХVIII, с. 410. [108] Отсюда до слов: «В числе книг...» на с. 656 добавлено из Опытов.., ч. I, с. 198—200. В соответствующем месте оригинала есть заметка автора: «Его учитель Симеон Полоцкий». — Ред. [109] В 1664 г., см. Опыты..., ч. I, с. 198. — Ред. [110] См. Опыты..., ч. I, с. 201: «Может быть Полоцкий поступил в учителя к царевичу Федору по смерти царевича Алексея, в 1670 году, когда Федору исполнилось 9 лет — возраст, с которого грамматичное обучение началось и для царевича Алексея». — Ред. [111] Записка дневанью 176 года, в Государственном Архиве М. И. Д. [См. издан. С. A. Белокуровым «Дневальные записки приказа Тайных дел 7165—7183 гг., с. 253 (Чтения в Импер. Общ. Ист. и Др. Росс., 1908, кн. 2). — Ред.] [112] Материалы III, 4. [113] Материалы III, 2. [114] Так в печатном оригинале 1854 г. — Ред.