Забелин Иван Егорович / Домашний быт русских царей (11)

Таким образом, царский московский дворец в XVII ст. уподоблялся во многом своим древнейшим идеалам — дворцам библейским и особенно Константинопольскому, как более близкому по времени и по обычаям. Его великолепие изумляло современников, и многие из них, пораженные блеском золота и красок, богатством, торжественностию, несказанным сиянием и блистанием всего окружавшего, иногда видели даже более, чем было на самом деле. Если так изумлял царский чертог людей заезжих, бывалых и, может быть, многое уже видавших в других странах, то для простых туземных глаз он в действительности был чудом, о котором «ни в сказке сказать, ни пером написать». Один из современников и один из ученейших людей того времени, Симеон Полоцкий, восхищенный великолепием Коломенского дворца, описал его даже в виршах, которыми он приветствовал царя Алексея по случаю вселения его в этот дом «велиим иждивением, предивною хитростию, пречудною красотою, новосозданный». Он сравнивает его с Соломоновою прекрасною палатою и называет осмым чудом света. Вирши Полоцкого очень для нас любопытны как живое свидетельство очевидца-современника, как полное, хотя отчасти и подобострастное и притом слишком книжное изображение царского великолепия, которое в Коломенском дворце явилось с особенными затеями и в самом блистательном виде, как никогда не выказывалось прежде. Стихослагатель, приветствуя царя с новосельем, говорит о дворце, что это . . . дом, иже миру есть удивление, . . . дом зело красный, прехитро созданный Честности царстей лепо сготованный. Красоту его мощно есть равняти Соломоновой прекрасной палате. Аще же древо зде не есть кедрово, Но стоит за кедр, истинно то слово. А злато везде пресветло блистает, Царский дом быти лепота являет. Написания егда возглядаю, Много историй чюдных познаваю. Четыре части мира написаны, Аки на меди хитро изваяны. Зодий небесный чюдно написася, Образы свойств си лепо знаменася. И части лета суть изображены, Яко достоит чинно положены. И ина многа дом сей украшают, Разумы зрящих зело удивляют. Множество цветов живонаписанных, И острым хитро длатом изваяных. Удивлятися всяк ум понуждает, Правый бо цветник быти ся являет. Едва светлее рай бе украшенный, Иже в начале Богом насажденный. Дом Соломонов тем славен без меры, Яко ваяны име в себе зверы. И зде суть мнози, к тому и рикають, Яко живии, льви глас испущают. Очеса движут, зияют устами, Видится, хощут ходити ногами. Страх приступити, тако устроенни, Аки живии льви суть посажденни. Окна, яко звезд лик в небе сияет, Драгая слюдва, что сребро блистает. Множество жилищ градови равнится. Вся же прекрасна, кто не удивится, А иных красот не леть ми вещати, Ум бо мой худый не может объяти. Единым словом дом есть совершенный Царю велику достойне строенный; По царстей чести и дом зело честный, Несть лучши его, разве дом небесный! Седмь дивных вещей древний мир читаше Осмый див сей дом, время имать наше.[37] ——— Мебель в царских хоромах была немногочисленна и не отличалась большим разнообразием. Прежде мы говорили, что вокруг комнат по стенам были лавки, вполне заменявшие стулья. В передних или красных углах, под образами, которые составляли необходимейшее украшение каждой комнаты, стояли столы простые дубовые, иногда на точеных ногах, или липовые крашеные. Передний угол был первым, почетным местом в комнате, точно так, как в современном быту, в наших гостиных, диван с неизбежным круглым столом; поэтому значение лавки и стола в переднем углу древних хором было совершенно одинаково со значением дивана и стола в наших гостиных. В обыкновенное время столы покрывались червчатым, алым или зеленым сукном, а в торжественные дни — золотными коврами и аксамитными, алтабасными или бархатными подскатертниками. Иногда они обивались сукном или атласом. В 1663 г. для государя стол был обит «отласом турским золотным по зеленой земле, по нем опахала золоты; подкладка камка червчата куфтерь». В Теремной комнате государев стол обыкновенно покрыт был сукном батрецом или червчатым. С половины XVII столетия входят в большое употребление столы «немецкие и польские», на львиных и простых кривых, отводных ногах, украшенных резьбою, а иногда решетчатых, также резных и прорезных подстольях. С этого же времени столы, особенно в постельных комнатах, большею частью расписывали разными красками по золоту и по серебру, или покрывали одной черной краской и наводили глянс, полировали. Столовые доски почти всегда делались с прорезными подвесами или подзорами и украшались живописью. В 1676 году в хоромах царя Алексея Михайловича находился «стол писан по золоту розными краски травы; в середине круг, в кругу орел двоеглавой с короною; по сторонам круга писано золотом по столу по птице сирину;[38] каймы писаны по золоту ж розными краски: в узлах травы, подстолье писано по разным краскам золотом травы». Длиною этот стол был 2 аршина 12 вершков, шириною аршин. В мае 1675 г. живописец Иван Салтанов писал царевичу Федору Алексеевичу «столовую доску, а на ней притчу: когда царь Костянтин был не во благочестии, и взят был в плен Персы, и приведен был в капище на жертву и свободися своими рабы воинами». В 1676 году он же Салтанов написал в хоромы царя Федора Алексеевича на столовой доске притчи царя Соломона. Каймы у этой доски были резные, покрытые золотом и серебром. В 1684 году в хоромы царевны Татьяны Михайловны сделано четыре стола, шириною в аршин, длиною — три в два и один в полтора аршина; подстолья резные на точеных ногах. На досках было написано красками и золотом, в средине двуглавые орлы, по сторонам их в клеймах аллегорические изображения весны, лета, осени и зимы,[39] по каймам также в клеймах разные птицы. В 1686 г. в хоромы царицы Прасковьи Федоровны сделан стол липовый круглый, осмигранный, с выдвижными ящики и расписан цветными красками. В 1686 году в царские хоромы сделан стол «доска писана по золоту розными краски, в средине орел двоеглавый; по кайме по золоту ж разметные травы; подножье резное золочено и серебряно». В 1690 г. в хоромы царицы Натальи Кирилловны велено сделать «стол столярским мастерством, мерою длины 2 арш., ширины 1 арш. 2 вер.; подножье с дорожниками и, сделав, вычернить самым добрым мастерством с глянсом». В 1692 г. царице и царевичу Алексею Петровичу сделаны два стола липовых на точеных ногах, длина 1 ½ ар., ширина 1 арш., вышиною 1 арш. 1 вер.; подстолье решетчатое точеное; оба расписаны по золоту травами. Тогда же сделан царевичу другой стол, липовый, длина 3 чети, ширина 8 вер., вышина 12 вер.; подстолье и столовые ноги точеные; столовую доску велено росписать по красному золоту — в средине орел, кругом каймы; подстолье расцветить розными краски и серебром. В Коломенском дворце в четвертой государевой комнате стоял стол весь золоченый, на доске которого между стекольчатых мишеней были написаны: вера, надежда, любовь. Столовые доски иногда бывали каменные, аспидные, т. е. мраморные. В 1685 г. для царевны Натальи Ал. «к каменной столовой цке (доске) сделано подстолье липовое на четырех ногах отводных, на польский образец». Такой же стол осьмигранный и на таких же кривых ногах сделан был и в хоромы царевны Марьи Алексеевны. Иногда столы оправлялись серебром. Так, в 1674 году, в день Пасхи, живописец Салтанов поднес царю Алексею Михайловичу своего мастерства «стол на прорезных ногах, столовая цка писана по золоту травы цветными красками; кайма серебреная золоченая; на каймах стеклы». Тогда же поднесены царю два стола, писаны по золоту розными краски, один круглый, другой четвероугольный. Бывали также столы из черного и красного дерева и из кипариса, с серебреною оправою и даже с перламутровою инкрустациею. Так, в 1670 году какой-то иноземец Ян делал государю стол, на который было куплено шесть фунтов дерева немецкого, черного 3 фунта, да красного 3 фунта, по 20 алтын за фунт. В том же году для царя Алексея Михайловича делали столы, один из индейского дерева с инкрустациею из виницейских раковин и с серебряною сканною (филогранною) оправой, украшенною драгоценными каменьями; другой стол был кипарисный «на доске врезываны жеребьями чинаровое и черное деревья, ноги точеные яблоновые; в яблоках кости пуговками». В 1667 г. в поднос государю расписан точеный стол с раковинною доскою, т. е. украшенною перламутром. Впрочем, такие столы употреблялись только в важных случаях, например, при посольских приемах и в другие торжественные дни. Столы вообще делались круглые, овальные, осмигранные, четыреугольные, нередко с выдвижными ящиками. В царской казне в 1679 г. хранился стол «круглой штигранной древо гебон, по столу вычеканено местами серебром белым, по серебру вычеканены люди и звери и птицы; на стояне, стоян оправлен серебром же, местами вычеканены на серебре людиж и звери». К нему: «скамейка аспидная в деревянном станку о четырех ножках по верху аспида кругом и ножки обложены серебром басемным позолоченым». Иногда столы устраивались и на колесах. В кладовых Оружейной палаты в 1687 г. хранились, между прочим, столы: «стол деревянный, верхняя доска и подзоры и ноги и подножки крыто серебром чеканным, дорожники золочены; на ногах перевивка золочена, под подножками 4 яблока серебряные золочены привернуты щурупами железными. Доска (столовая) каменная доманитная черная по углам обито» (от стола, который ставился в Грановитой палате при послах в 1588 г. и описан так: «стол немецкое дело, камень деманит на ножках серебряных, а на нем язычки».[40] Столик маленький, турецкая работа — крыт раковиною виницейскою, промеж раковины прописывано золотом твореным; под столом ящик с замком; подножки подгибные на пробоях с раковины ж. — Доска столовая маленькая писана розными краски; в середине орел двоглавой, по сторонам написано: лето, зима, весна, осень. — Стол липовой, на подножках, доска и с подножки — писаны травы разными краски. — Столик, что стаивала шкапа, ноги деревянные резные, золоченые. — Стол аспидной каменной с искрою, в дереве, длина 3 арш., шир. 1 ½ аршина; под ним ящик резной и ноги резные, меж резей подзоры синослоевые; и под ногами и под ящиком приступы доски дубовые резные. — Два стола деревянные, доски писаные розными краски и золотом, ноги крашеные; один длина 5 ар., шир. 1 арш., другой длина 2 ар., шир. 1 арш. — Стол доска деревянная писана золотом и розными красками, ноги резные выгибные писаны золотом и серебром». В числе мебели, взятой в казну Оружейной палаты из описных животов князей Голицыных, Василья Васильевича с сыном, находились столы: стол аспидной, под ним ноги резные деревянные золоченые; круг стола на опушке нарезаны два льва, да две травы. Стол небольшой, на доске врезываны оловянные прорезные доски, меж досок личины и травы резные. После столов и лавок довольно видное место занимали в тогдашней мебели скамьи — широкие и толстые доски, утвержденные на четырех ногах, соединенных проножками, или же на глухих ногах из цельной доски. Иногда скамьи устраивались с переметом, то есть спинкою глухою или решетчатою, которая переметывалась на вертлюгах на обе стороны, почему такие скамьи и назывались переметными или опрометными. Скамьи были также малые передаточные и большие спальные, заменявшие кровать, на которых отдыхали иногда после обеда, для чего на одном конце их устраивался взголовашек, подголовашек, приголовашек — нечто вроде пульпета, служившего также ларцом. Скамьи покрывались такими же полавочниками, как и лавки, а иногда золотными бархатами и коврами; они обивались также красным сукном, на хлопчатой бумаге, с шелковою или золотною бахромою и галуном. Так, в 1687 г., в апреле, в комнате царя Ивана Алексеевича обиты четыре скамьи сукном аглинским. В иных случаях на них клали нарочно для того сшитые тюфяки. В 1686 году, в феврале, велено было сделать в Ответную палату для приезду польских послов тюфяки отласные, на две скамьи, длиною по пол-осма (7 ½) аршина, шириною по три чети. В древнейшее время, кроме скамей, употреблялся еще столец — собственно стул в его древнем значении, табурет, то есть небольшая скамья с квадратным или круглым седалищем. Стулом и теперь называют отрубок толстого дерева, который ставят под избы, рассекают на нем мясо. Притом самое слово «столец» означает маленький стол. Стулья и кресла теперешнего устройства до Петра Великого были еще, так сказать, гостями в царских хоромах, употреблялись редко, потому что их вполне заменяли скамьи и лавки. Кресла, сверх того, считались мебелью почетною и в некоторых случаях заменяли царские места или троны. Во дворце кресла подавали одному только государю и лицам царского семейства, а из посторонних — одному только патриарху, когда, в торжественные дни или запросто, он посещал государя. Для этого в царской казне, в Шатерной палате, сохранялись особые кресла, которые так и назывались патриаршими. Послам иностранных держав подавали иногда скамью, что, однако ж, считалось большою почестью. До конца XVII столетия кресла назывались стулом; следовательно, при незначительном употреблении стульев, они строго не различались и в названиях. Форма древних стульев и кресел была очень проста. Кресла состояли из четырех стоячих столбиков, двух передних, поменьше, и двух задних, между которыми утверждалась спинка или верхняя дска, иначе щит, почти всегда украшенный коруною или орлом, а столбики яблоками. Столбики связывались перететивями верхними, где был щит, и нижними, где живет (т. е. где кладется) подушка. От задних к передним столбикам, по сторонам, протягивались ручные помочи или подручки. Внизу столбики связывались также перететивьями, которые называли подножками. Внизу же спереди кресел устраивалось подножье или приступка. Нижние части столбиков составляли ножки кресла, которые делались в виде яблок также в виде звериных, львиных лап. Стул от кресел отличался тем только, что не имел ручных помочей или подручек. Обиваемые атласом, бархатом и золотными тканями, кресла и стулья украшались, сверх того, искусною резьбою, которая расписывалась красками, серебрилась и золотилась. В 1625 г. царю Михаилу Федоровичу были устроены кресла из липового дерева резные иконниками и резцами (резчиками) Андреем Андреевым и Петром Алексеевым, а также знаменщиком (рисовальщиком) Петром Ремезовым, который вырезал к креслам наверх щит и на щит орел и львы звери. На позолоту этих кресел вышло 380 листов золота сусального доброго. В 1645 г., в июле, новые кресла царя были обиты медными золочеными гвоздями. В 1664 году шатерные мастера (драпировщики) обивали в хоромы царя Алексея Михайловича три кресла червчатым сукном, четыре червчатым атласом с золотными галунами и одно кресло червчатым травным бархатом с бахрамою. В том же году сделаны кресла царице Марье Ильиничне, деревянные кленовые точеные, которые позолотили и обили червчатым виницейским бархатом. В царицыной Мастерской палате в 1676 г. хранились: «кресла немецкое дело обиты бархатом червчатым по швам круживцо серебряное узкое, прибито гвоздьем. Под ними четыре вертлюги, в вертлугах четыре колеса золочены». В 1689 году для царицы Натальи Кирилловны обиты четыре золоченые кресла бархатом зеленым, красным и осиновым. Для обиванья употреблялись медные литые гвоздья, разноцветные нитные покроми, галун и бахрама шелковая и золотная. Нередко кресла делались без подушек; в таком случае на седалища клали зголовья бархатные, атласные и парчевые; это были, так сказать, подвижные подушки, которые могли употребляться при нескольких креслах смотря по нужде. Застенки или спинки и подручки при обивке подкладывали хлопчатою бумагою. Так же обивались и стулья; в 1668 году царевичу Алексею Алексеевичу стул обит атласом турским золотным по червчатой земле. Когда садились в кресла, то к ним всегда приставляли приступы или колодочки приступные, род скамеек, обитые сукном или бархатом с галуном. Иногда комнатные кресла делались на колесах медных или железных луженых (в 3% вершка в диаметре), как, например, золоченые кресла царицы Марьи Ильиничны в 1667 году, кресла царицы Натальи Кирилловны в 1692 году и кресла царя Иоанна Алексеевича в 1695 г. Кроме комнатных, были кресла или стулы выходные, которые употреблялись только в царских выходах, на посольских приемах и вообще в торжественных случаях и после сохранялись обыкновенно в Шатерной казне, в Мастерской палате или на Казенном дворе, с другими драгоценностями. Выходные кресла и стулы весьма богато украшались и не только золотными материями, но даже кованым золотом, серебром и драгоценными каменьями. В числе их был и костяной стул, приписываемый вел. кн. Ивану Васильевичу, с вырезанными изображениями событий из истории царя Давида и некоторых предметов из древней классической мифологии. Как этот стул, так и драгоценные кресла царей Михаила и Алексея сохраняются до сих пор в Оружейной палате. С начала XVIII столетия они получили значение тронов, и два последние доселе употребляются при Высочайших коронациях. В последних годах XVII столетия некоторые комнаты дворца были уже обмеблированы или, по старому выражению, «наряжены» по-европейски. Обычные лавки были заменены стульями; на стенах висели зеркала. Для наряда новой комнаты, построенной в 1692 г. на Куретных воротах, на Светлишной палате, были употреблены: стол — доска каменная в рамах деревянных, длиною полтора аршина; подстолье резное, прописано серебром, золотом и красками. Шаф дубовый, большой, с лица и со сторон оклеен синослоем, резной; двенадцать стулов бархатных красных и алых, в том числе два персидских полосатые, все без подушек, обиты медными гвоздями. Четыре зеркала в свету длиною по аршину, шириною по три четверти, в рамах из черного гебанового немецкого дерева. В том же 1692 г., в июне, царица Наталья Кирилловна подарила стольнику Ив. Ив. Нарышкину «12 стулов золотных немецких», которые были куплены в Овошном ряду по рублю за стул. Стулья, точно так же как и кресла, расписывались красками по золоту и серебру. В Мастерской государевой палате в 1630 г. хранился «стул деревянной золочен, поволочен бархатом червчатым, прибои и по составам и по концам плащи и вертлюги и гвозди серебр. золочены». В 1681 году десять точеных стулов были покрыты по серебру, одни красною, а другие — зеленою сквозною краскою. Кроме разных шелковых материй для обивки стульев, употреблялись также золотные кожи. ——— Зеркала в древнее время употреблялись только как принадлежность туалета; поэтому они были невелики и даже редко висели на стенах, а большею частию сохранялись в особых влагалищах или чехлах, стеганных на хлопчатой бумаге, или же в особых готовальнях, т. е. футлярах, вместе с гребешками и другими подобными предметами. Значение комнатной мебели зеркала получили едва ли не со второй половины XVII ст.; но и в это время они составляли убранство одних только внутренних постельных хором и не имели еще места в парадных приемных комнатах, надобно думать, потому, что царственный и притом благочестиво-назидательный, наиучительный и строгий характер всего убранства этих последних комнат не допускал помещения, среди благоговейно-чтимых предметов и священных изображений стенописи, таких вещей, которые относились более к суетности человеческой и вообще являли обыкновенные житейские, мирские или светские затеи. По крайней мере, зеркало долго еще оставалось предметом, мало сообразным с общими в то время понятиями о приличии и пригожестве в убранстве парадных комнат, ино и в постельных хоромах всегда задергивалось тафтяными или другими шелковыми завесами или же было с затворами по-киотному, — так что представляло не предмет роскошного убранства, а собственно предмет необходимости и житейской потребности, подобно тому как теперь находятся зеркала в алтарях церквей. Стенные комнатные зеркала устраивались, как мы заметили, или по-киот­ному, со створками, или вставлялись в рамы и станки деревянные, украшенные резьбою, раскрашенные цветными красками, вызолоченные или высеребренные, смотря по вкусу хозяина. Иные станки и рамы украшались инкрустациею из меди, олова, перламутра, кости и янтаря. Впрочем, гораздо чаще рамы оклеивали бархатом червчатым, вишневым, черным, также кожею басменною, т. е. тисненною золотыми или серебряными травами и разводами. В конце XVII ст. зеркальные рамки и станки стали делать из черного «гебонового» дерева. Более роскошные зеркала привозились из заграницы в дар от послов и торговых людей. На Казенном дворе в 1640 г. хранилось присланное государю Голстенским князем «зеркало хрустальное большое, края оправлены серебром, каймы серебряны золочены; на полях на серебре люди и личины и травы розные; на заде доска деревянная белая. По смете серебра 16 фунтов, по 10 руб. фунт». В 1671 г., декабря 8, польский посол поднес царице Наталье Кирилловне, вскоре после ее свадьбы, «зеркало хрустальное: на верху зеркала, посторонь, хрустальные травы с висюльками; под ними две пугвицы хрустальные; по верхним углам по два репья хрустальные жь, по пугвице хрустальной; на нижнем конце зеркала по углам по два репья да по пугвице повешены; промеж репьев два подсвечника, под ними хрустальные висюльки; промеж подсвечников перемычка хрустальная; на средней перемычке репей хрустальный, а от репья повешены висюльки хрустальные по конец перемычки репьи ж хрустальные по обеим концам с висюльками».[41] Величина зеркал в то время еще и была значительна. В 1666 году царю Алексею Голландских Статов посол Якубос Борель поднес зеркало большое в вышину дву аршин без чети, поперек аршин 6 вершков и с деревом. Рама была украшена коруною резною золоченою, а на коруне крест. Другое зеркало, поднесенное тем же Борелем, вышины имело аршин 6 верш., поперек аршин 2 вершка и с деревом. Оно было вставлено в черепашном ободу. Русские торговые люди Овошного ряду оценили первое в 35 р., второе в 15, а иноземцы — первое в 50 р., второе в 30 р. Через немецких торговых людей всегда можно было получать очень хорошие зеркала и всякие другие предметы мебели и комнатного убора. Когда в 1662 г. понадобилось послать дары кизылбашскому шаху, то у немцов между прочим было взято: «зеркало большое, а к нему сделан станок резной, в местах по правую сторону два мужичка, по левую сторону тож, писаны живописным письмом, резные и позолочены на-красно подзуб; посторонь травы прорезные ж золочены; в исподи станка травы прорезные золоченые ж, в средине зеркало хрустальное. На верху того станка корона прорезная золоченая, в середине той короны зеркало большое хрустальное круглое. (Другое) зеркало большое, станок индейских черепах». В 1676 г. в царицыной казне хранились: зеркало большое хрустальное (описанное выше 1640 г.), края оправлены серебром, золочены; на полях люди и личины и травы резные; на хрустале струйка тоненька. Зеркало велико четвероугольно, около ободу по рези золочено; в резях две девки да птички.[42] Зеркало четвероугольно, каймы медные чеканные посеребрены. На Казенном дворе в 1679 г. хранились: зеркало хрустальное, влагалище около его — наряд ентарной; на правой стороне столбик ентарной же, на столбике человек белой; по другую сторону ж такие ж столбики ентарные, внизу таков же человек, на верху столбиков по человеку белому по ентарному, около столбиков ентарной снаряд, в них втираны люди и личины белые костяные. Наверху у зеркала человек, по сторонь по человеку главы белые. Зеркало большое в черном стану, по сторонам и по исподнему концу местами круги золочены, по краям и по углам травы золочены; круги и ставки золочены кругом сусальным золотом; поверх стекла в верхней коруне птица червчатая, на главе бело, хвост и у крылей — жолты, концы у перей сизы. В конце XVII ст. в царской казне, в Оружейной палате, хранились между прочим: зеркало стенное с затворами, сделано по-киотному; в средине на затворах больших и малых 23 стекла; меж всех стекол обито оловом белым; на затворах сверху и позади обито жестью красною и слюдою и репьями оловянными. — Зеркало стенное покрыто было кожею серебреною, и слюдою, по местам попорчено; круг стекла дорожник черный воловатый. — Станок зеркальный деревянный, покрыт кожею черною, печатано золотом; внутри один затвор оклеен атласом красным; посередь затвора обложено круживом золотным; а по краям и по углам оклеено голуном, шелк зелен с золотом. — Вот описание нескольких зеркал, находившихся в комнатах боярина Артемона Сергеевича Матвеева и во время его опалы, в 1676 году, отобранных в царскую казну. «Зеркало хрустальное, около его станок хрустальный, а в нем врезаны кости, а в тех костях вырезаны лица, люди и звери. Пять зеркал больших с коронами, в станках деревянных. У одного зеркала станок с короною, а на нем вырезаны звери и змеиные головы и травы, позолочен весь. У другого зеркала станок с короною ж, а на нем наверху в короне вырезаны два человека, а около вырезаны травы и виноград, позолочен и посеребрен и писан красками. У третьего зеркала станок с короною жь, а в короне вырезаны два человека, а наверху птичка, а меж людей голова звериная, а по сторонам внизу два человека с трубами, да два рака. У четвертого зеркала станок, а на нем вырезаны травы, а внизу вырезана щеть, да три гребня, позолочен весь. У пятого зеркала на станку корона резная, а в ней, в средине, в кругу, написаны три человека под древом; станок деревянный, черный, а по нем крыто черепахою». В числе 76 зеркал, отписанных в казну в 1690 г. из имения князя В. В. Голицына и его сына Алексея по случаю их опалы, находились: два зеркала в рамах, у одного два человека высеребрены, а у них крылья и волосы вызолочены; одному (зеркалу) цена 60 р., другому 35 р. Два зеркала в дву рамах позолоченых резных с указными часами; цена большому 30 р., другому 3 р. В комнатах зеркала помещались в простенках, между окон, или на глухих стенах, смотря по удобству, и всегда, как мы говорили, задергивались завесами на кольцах, тафтяными, атласными или бархатными, обшитыми сверху подзором, снизу бахрамою, а по сторонам круживцом, также из шелка или из золотного и серебряного плетенья. ——— В постельных хоромах, стены которых не были украшены живописью, ее заменяли картины, парсуны, или персоны, то есть портреты, и фряжские листы, эстампы, в рамах без стекол и за стеклами. Содержание картин подчинено было тому же господствующему церковно-назидательному характеру живописи, о котором мы говорили при обозрении комнатных украшений. Предметы для изображений брались преимущественно из царственных книг библейской истории и носили общее название притчей. Несмотря на то, картины довольно резко отличались от икон, потому что писаны были в живописном стиле иноземными художниками, жившими в Москве по приглашению царей. Со времени царя Михаила Федоровича иностранные живописцы, постоянно один за другим, приезжали в Москву служить своим мастерством при царском дворце, который они украшали и картинами и стенописью. В 1642 году выехал к нам немчин Иван Детерс, умерший в 1656 году. В это время его место, как придворного живописца, занял Смоленский шляхтич Станислав Лопуцкий; его сменил, в 1667 году, цесарской земли живописец Данило Данилов Вухтерс, писавший живописное письмо самым мудрым мастерством. К сожалению, он находился при дворце один только год и потом был отставлен неизвестно по какому случаю. В то же время (1667 года) выехал из Персии армянин Богдан Салтанов, записанный в 1675 году, за свое искусство и за службу и особенно за то, что он принял православную веру, в дворяне по Московскому списку. В 1670 году поступил в дворцовые живописцы на место Лопуцкого поляк Иван Мировской, украсивший живописью Коломенский дворец. С этого же времени является при дворце преоспективного дела мастер Петр Энглес, который, как и Богдан, в крещении Иван, Салтанов, своим искусством и деятельностью далеко превзошел всех своих предшественников и товарищей. Наконец, в 1679 году ко дворцу взят был живописец «иноземец анбурской земли» Иван Андреев Валтер, за написанную им персону стольника князя Бориса Алексеевича Голицына. Служба всех поименованных художников не ограничивалась только работами для дворца; они обязывались также выучить живописи русских учеников. Некоторые выполнили это с большим успехом, и их ученики сделались впоследствии известными мастерами, как, например, Иван Безмин, Дорофей Ермолин — ученики Лопуцкого и Вухтерса; Карп Золотарев и араб Марк Астафьев — ученики Богдана Салтанова. Иван Безмин за свое искусство записан был даже в дворяне по Московскому списку. Немецкий живописец Иван Детерс приготовил было также трех учеников, но они рано умерли. В конце XVII столетия из русских учеников образовалось нечто вроде школы, которая живописный западный стиль внесла даже в самую иконопись и церковную стенопись.[43] Возвратимся к картинам. Несмотря на то, что большая часть сведений по этому предмету ограничивается только указаниями, что тогда-то, таким-то мастером писана по полотну картина, мы все-таки имеем несколько любопытных данных, по которым вообще можем судить о том, что именно изображали эти картины. В 1667 году немецкий живописец Данило Вухтерс (Фуктерст) написал царю Алексею Михайловичу «Пленение града Иерусалима» и в феврале 25 другую картину — «град Иерихон» по полотну живописным письмом. В том же году он начал писать около государевых лучших шатров двор по полотну из книги Александрии, т. е. деяния Александра Македонского. В том же году другой живописец, армянин Богдан Салтанов, писал также по полотну к государеву большому шатру двор государев и поднес государю картину «Притчу о царе Дионисии, мучителе Сивилийском», а ученик его Карп Золотарев в 1672 году поднес картину «Чувство осязание». Впоследствии во дворце находились картины с изображением всех «Пяти чувств».[44] В 1669 году Салтанов написал государю картину по полотну «Рождение царя Александра Македонского». В 1669 году живописцы Иван Мировской да Станислав Лопуцкий писали для Коломенского дворца «клейма (гербы) государево и всех вселенских сего света государств». В том же году Станислав Лопуцкий писал по холсту герб Московского государства и иных окрестных государств и подо всяким гербом планиты, под которым каковые. В 1677 и 1678 г. Салтанов же написал по полотнам две притчи: Видение царя Константина, когда ему явися крест в облацех на небеси, и подписал на них золотом подпись — слова. «А поставлено то полотно в рамах деревянных у него в. государя в Верху у Золотого крыльца, на площади, у деревянной переграды». В 1679 и 1680 гг. «преоспективного дела мастер Петр Энглес» писал царю Федору Алексеевичу притчи: «Царя Давида на престоле седяща, как он благословил сына своего Соломона на свое царство; да царицу Южскую, как она пришла к царю Соломону с подносными дарами; да притчу Святая Святых, как созидал царь Соломон». Далфе (в 1680 г.) «Притчу Брак царя Соломона на полотне большом, да другую притчу Идолопоклонение», а также написал преоспективным письмом еще «Притчу пророка Иезекиа с пророчествы» из царственных книг. В то же время Ив. Салтанов с Ив. Безминым написали в хоромы царевен «Евангельскую притчу, как беседует Иисус со учители». В 1680 г. Иван Безмин писал на полотне (63 арш.) в Верх к государю лунное течение, солнце, месяц, звезды. В 1681 г. Безмин написал еще «Притчу царя Соломона, как приходила к нему на поклон царица Южская». Картина была вышиною 2 ½арш., в ширину 4 арш.; рама золоченая с флемованными дорожниками. В 1686 г. в хоромы царевны Федосьи Алексеевны написана на полотне, длин. 6 арш., шир. 5 арш., картина по золоту травы розными цветными краски, которая и помещена в царевнином чулане или спальне. В том же году в новые каменные комнаты царевны Софьи Петр Энглес написал на полотне преоспективную картину во всю стену по размеру. В 1689 году в комнаты царицы Натальи Кирилловны было написано пятнадцать картин «Страсти Господни»: Распятие, Снятие со Креста, Положение во гроб и проч., в вышину каждая 1 ¾ арш., в ширину 1 ½ арш.; рамы украшены двумя флемованными золочеными дорожниками, между которыми середина была посеребрена. В 1691 г. живописец Мих. Чоглоков с товарищи написали 20 картин. В 1694 году царевичу Алексею Петровичу писали картину на полотне «Солнце, луну, кругом двенадцать месяцев», а в 1696 году живописец Ерофей Елина написал ему «преоспективо», длиною и шириною в аршин. В 1697 г. ему же царевичу велено написать на полотне Воскресенский монастырь (Новый Иерусалим) и «преоспективо — медведя с медведицею и волка и зайцов», мерою ширины 1 ½, вышины 1 арш., на которое полотна пошло 4 арш. 16 вер. В 1694 году Иван Салтанов с другими живописцами писал царю Петру Алексеевичу двадцать три картины «бои полевые» разными образцы, применяясь к немецким картинам, в свету по 2 ¼ арш., вверх по полтора аршина, против немецкого образца; а в 1697 году восемь картин «морского ходу воинских людей, применяясь к заморским немецким картинам или к фряжским листам»; все эти картины шириною были около двух аршин, а вышиною в полтора аршина. Были также картины, писанные на бумаге соковыми красками и золотом и называвшиеся живописными листами. В 1679 году живописец Карп Золотарев написал для семилетнего царевича Петра Алексеевича, на александрийском большом листе, золотом и красками, «двенадцать месяцов и беги небесные, против того, как в Столовой в подволоке написано». В 1686 году живописными листами, в флемованных рамах, украшена была комната царевны Софьи Алексеевны. Еще раньше, в 1683 г., у ней в числе таких листов находился какой-то родословный лист, в расписанной рамке. В 1694 году царевичу Алексею Петровичу писали на четырех листах иконописным письмом «четыре стихии да двенадцать месяцов». В 1687 году в комнате царевны Екатерины Алексеевны на трех живописных листах были изображены, на одном образ Успения Богородицы, на двух остальных св. Антоний и Феодосий Печерские. Персоны или портреты украшали стены также в одних только постельных хоромах. Само собою разумеется, что в царском дворце занимали свое место только портреты особ царского семейства, или высших духовных властей и некоторых иноземных государей. Многие портреты были писаны с натуры или, как говорили тогда, с живства. С натуры или с живства писал государеву парсуну в 1661 г. живописец Станислав Лопуцкий. О портретных работах других упомянутых выше живописцев прямых сведений мы не имеем. Кроме иноземных живописцев, писавших такие персоны при царе Алексее Михайловиче, с 1671 года известен был как портретист, писавший с живства, иконописец Федор Юрьев. Иконописец Симон Ушаков писал также и портреты. В 1669 г. он написал красками по полотну государскую персону Александрийскому патриарху Паисию. В 1682 г. в казне покойного царя Федора Алексеевича хранились три персоны: царя Алексея Михайловича, царевича Алексея Алексеевича, писанные на полотне, и царицы Марьи Ильичны, писанная на дске. В 1671 году живописец Салтанов поднес государю на Пасхе «пять персон розными статьями», на полотнах, каждая в полтора аршина длиною. В 1677 г. живописец Иван Безмин позолотил и посеребрил трои рамы, одни к Распятию Господню, другие к персоне царя Константина да к персоне царя Алексея Мих., третьи к персоне царицы Елены да к персоне царицы Марьи Ильичны. В 1678 г., в феврале, тот же Иван Безмин писал государскую персону у себя на дому, а Иван Салтанов написал в хоромы государю по полотну Распятие да образ царя Константина и матери его Елены, да персону царя Алексея, персону царицы Марьи Иличны и персону царевича Алексея Алексеевича в предстоянии у Распятия, как довольно часто изображались царственные лица. Эта картина сохраняется до сих пор в одной из теремных церквей. В том же году Ив. Салтанов писал персону царя Алексея во успении, а иконописец Федор Евтихеев писал (15 июля) в собор Архангела Михаила на большой дске к государским гробам образ Спаса и к тому Спасову образу молящие в царских коронах царь Михаил Фед. и царь Алексей Мих. В 1681 году иконописец Карп Золотарев написал государю в хоромы персону Иоакима патриарха в святительской одежде. В 1682 году иконописец Симон Ушаков и живописцы Салтанов и Безмин написали царю Федору Алексеевичу две поясные персоны его отца, царя Алексея. В комнатах царя Федора находилась и его собственная персона — портрет, для которого в январе 1682 г. вызолочены рамы с флемованными дорожники, в вышину и в ширину по 3 ½ арш. В 1694 году (в феврале) живописец Мих. Чоглоков написал «образ (версову), во успении государыни благоверной царицы и в. к. Натальи Кириловны», на полотне длиною 2 ¼ арш., шириною 1 ½ арш. Рамы сделаны флемованные, и прикрыты чернилами. В 1696 г. написана «персона царевны младенца Марии Иоановны по преставлении ее», поставленная тоже в черную столярскую раму. Кроме разных других персон, имена которых нам неизвестны, в хоромах царя Федора в 1681 году находились персоны короля польского и короля французского, может быть, Лудовика XIV, современника царю. В комнате царевны Марьи Алексеевны 1687 г. висела в рамах с флемованными дорожниками персона покойного царя Федора, ее брата. В 1699 г. в комнате царевны Натальи Алексеевны в трех вызолоченых рамах висели персона брата ее царя Петра Алексеевича и живописные изображения его тезоименитых ангелов Петра и Павла. В том же году к персоне печатной на листу царя Петра делали рамы флемованные золоченые. Рамы на портретах и картинах были гладкие или резные, золоченые, серебрёные, иногда расписанные красками, или просто вычерненные под черное дерево. В казне Оружейной палаты в 1687 году хранились: Парсуна царя Михаила Федоровича, писана по цке длина аршин 10 верш., ширины 1 арш. 1% вер. Парсуна царя Алексея Михайловича писана по полотну длин. 3 арш. 2 вер., шир. 2 ар. 1 вер. Парсуна по преставлении царя Алексея Михайловича, писана по полотну, в черных рамах, длина 2 ар. без вершка, шир. 1 ар. 11 вер. Персона киевского митрополита Петра Могилы, длина 3 ар. без чети, ширина 1 ар. 9 вер. ——— Что же касается до фряжских листов, то здесь должно разуметь эстампы, гравированные на меди и на дереве. В царском быту они появляются еще в начале XVII столетия под общим названием потешных немецких печатных листов и без сомнения были известны и в XVI ст., как можно заключить и из записки Барберини, который предлагал в 1665 г. выслать в Москву тетрадь рисунков с листьями, арабесками и тому подобным и просил также верных оттисков с изображениями разных государей. Подобными фряжскими и немецкими листами с XVII ст. торговали в Москве в Овощном Ряду. Во дворец их покупали для государевых детей, вместе с игрушками. Малолетные царевичи и царевны, забавляясь этими листами, вместе с тем получали из них сведения о некоторых предметах естественной истории, географии, всеобщей истории и проч. Таким образом, например, в комнатах царевича Алексея Алексеевича, умершего в 1670 году, висело «пятьдесят рамцов с листами фряжскими». Самое название этих листов немецкими и фряжскими указывает на их происхождение: они вывозились к нам с Запада. В числе их, может быть, встречались гравюры известных художников. Впоследствии и у нас стали печатать эти листы на дереве, на лубу (луб — доска особой пилки), отчего, как можно объяснять и как вообще объясняют, они и получили название лубочных картинок. Но вероятно также, что листы могли получить свое прозвание от разрисовки и раскраски лубяных коробей, какие в XVI и XVII ст. были в большом употреблении. Судя по сохранившимся памятникам (подобные коробьи находятся в Историческом музее) нельзя не видеть, что лубочные картинки и именно деревянной печати носят полнейшее сходство с упомянутыми писаными коробьями, так что лубочный рисунок и его раскраска могли послужить образцом и для его воспроизведения печатным делом. Кроме того, есть известие, что еще в XV ст. на лубу писали, чертили чертежи, планы,[45] следовательно, луб употреблялся вообще для рисования вместо харатьи и бумаги, которые тогда были для простых людей очень дороги. Известно также, что для письма употреблялась и береста. Таким образом, лубочная картинка могла существовать и до изобретения печатного дела. По свидетельству Кильбургера (1674 г.), в московской и киевской типографиях, кроме церковных книг, печаталось также много образов и эстампов на дереве.[46] В домовой казне Патриарха Никона находим 270 листов фряжских, лист печатной большой подволочной; на большом листу часть Козмографии; на большом же листу Козмография.[47] В конце XVII ст. фряжский стан, для печатания эстампов на меди, заведен был в царском дворце при Верхней, то есть Придворной Типографии. В 1677 г. органист Симон Гутовский сделал к государю в хоромы «станок деревянной печатной, печатать фряжские листы».[48] В 1680 году резец Афанасий Зверев резал для государя на медных досках «всякие фряжские рези». В царских хоромах фряжские листы обыкновенно прибивались к стенам лужеными гвоздиками по деревянному дорожнику, который служил таким образом вместо рамки. Так обиты были фряжские листы по стенам в комнатах царевен в 1680 г. и в деревянных хоромах царя Федора Алексеевича в 1681 г. В 1680 г. в новопостроенных палатах, что над Судебнею Царицыны Мастерской палаты, фряжские листы были прибиты по стенам дорожником калеваным, которого в то время для этих листов и для подволоки было сделано 500 аршин. В 1682 г. в марте, по сказке живописцев Ив. Салтанова и Ивана Безмина, понадобилось в государевы деревянные хоромы на обивку фряжских листов сто колодок гвоздья луженого. Количество этих гвоздей и упомянутого дорожника явно показывает, что в этих случаях листы были употреблены не в качестве картинок, а в качестве картинных обоев. В том же 1682 г. в хоромы царевича Петра Алексеевича взято сто листов фряжских, из которых многие, без сомнения, пошли на украшение стен. Иногда листы даже приклеивались к стенам, как, например, в 1685 году, в «верхних каменных чердаках» царского Теремного дворца. Но гравюры со священными изображениями вставлялись большею частью в рамки. В хоромах царевны Софьи (в 1686 году) висели на стенах в золоченых и расписанных красками рамках: «Образ Спасителя в терновом венце, немецкой печати, на бумаге, ризы и поля наклейные байбереком, в правой руке трость. Образ Распятия, на бумаге ж, немецкой печати, в подножии у Распятия град Иерусалим, наклейные. Образ Богородицы Чанстоховской, печатный на желтой тафте, в клейме, в травах золоченых. Образ Рождества Христова, знаменной (то есть рисованный), на углах евангелисты. Три листа, печатаны на бумаге. Лист, на нем написано «поздравление» царевне. Лист немецкой, на нем написано в клейме поздравление на виршах царевны Феодосии Алексеевны». Мы должны упомянуть еще о чертежах, или живописных географических картах, которые висели на стенах в государевой комнате. Большею частью такие чертежи писаны были, как говорится, по птичьему полету, с изображением самых зданий, храмов, башень, жителей, гор, лесов и проч. Для царя Алексея Михайловича чертежи писал живописец Станислав Лопуцкий. В 1663 году он поднес государю «Чертеж всего света», также «Чертеж Индийского и иных государств», а в 1668 году «Новой Сибирской чертеж». В 1669 г., вместе с живописцом Мировским, он написал, как уже упомянуто, большую картину вроде чертежа: «Герб московского государства и иных окрестных государств гербы, а под всяким гербом планиты, под которым каковы». В Казне Оружейной палаты в 1687 г. хранились «чертежи — три части света: Аврика, Америка, Азия, писаны по полотнам». В дополнение к этому обзору живописных картин, эстампов и чертежей в царских хоромах, считаем нелишним присовокупить описание подобных же картин, украшавших хоромы боярина Артемона Сергеевича Матвеева и князя Василья Васильевича Голицына с сыном Алексеем, отписанных потом в казну за опалу Матвеева в 1676 году и за опалу Голицыных в 1690 г. У Матвеева находим: «Персоны: В черном Станку святитель в мантии, а на главе клобук черной, в левой руке посох. — Две персоны королей польских Михаила да Яна. — Двенадцать Сивилл поясных, письма старого. — Притча, как Иосиф бежал от Петерфиевы жены. — В станку Целомудрие, а в правой руке написан скифетр, в левой руке книга. — На полотне написана Весна, в руках сосуд с травами. — Сорок один лист, писаны живописным письмом на розных красках и на золоте. — Персона боярина Ильи Даниловича Милославского. — Да в четырех станках полотна, а на них написано: Артемон в служилом платье, стоячей. На другом полотне, он же в служилом платье поясной. На двух полотнах дети его, Иван да Андрей, стоячие. — Пять полотен, а на них написаны персоны немецкие, поясные. — Персоны немецкие ж. Личина молодая в шляп с перьи, стоящая. — Десять личин немецких, на полотнах же и в том числе одна на бумаге. — Лист печатной на бумаге, а напечатан Голанской князь Вилим. — Три листа садового строения, да девять маленьких. Чертежи: Чертеж Архангельского города и иных поморских городов и мест, писаной и подписан русским письмом. Чертеж печатной Свейской и Датской Земель. Чертеж Новые земли, русского письма. Три чертежа печатных, на одних листах Московской, другой Польской, третей Асийской». Из отписных животов князей Голицыных поступило в царскую казну: «Персоны и листы писаны на полотнах и на бумаге: Персона князя Владимира Киевского, на полотне, в черных рамах. Персона царя Ивана Васильевича, на полотне, в черных рамах. Персона царя Федора Ивановича, на полотне, в черных рамах. Персона царя Михаила Федоровича, на полотне, в черных рамах. Персона царя Алексея Михайловича, на полотне, в черных рамах. Четыре персоны царя Федора Алексеевича, одна в рамах черных, поясной; две писаны на полотнах, одна в черных рамах, другая в золоченых, четвертая писана на цке. Персона святейшего Никона патриарха, сакос и омофор и понагия, наклееные розных цветов объерми. Персона Иоакима патриарха писана на полотне, в рамах золоченых. Три персоны королевских, писаны на полотнах, в черных рамах. Персона Польского короля на коне. В дву рамах персоны Польского короля и королевы его. 12 персон немецких в круглых золоченых резных рамах. В 20 клеймах золоченых писаны на полотнах лицы, времена, стихии и праотцы. Персона за стеклом в рамах золоченых князь Василья Голицына. В черных рамах писано на полотне притчи из Библии. В четырех рамах золоченых резных четыре листа немецких (по 5 рублев за лист). 12 персон немецких печатных в рамах золоченых, в том числе один лист без рам. Пять листов землемерные чертежи печатные немецкие наклеены на полотнах, 9 листов немецких землемерные в черных рамах. Личина человечья писана на полотне. Лист немецкой в деревянных рамах, по сторонам написано по пистоли. Две личины каменные. Герб князя Василья Голицына. Персона его жь князя Васильева писана на полотне». Из этого перечня можно видеть, что картины, эстампы, географические чертежи и другие подобные предметы не составляли принадлежности одного только дворца, но проникали, хотя и редко, и в боярские домы. Притом знаменитый Матвеев — по своему уму и образованию едва ли не первый боярин того времени — и не менее знаменитый кн. В. В. Голицын, в настоящем случае, не могут, однако ж, служить единственным исключительным примером. Кроме некоторых других лиц современников им, мы можем указать также на Никиту Ивановича Романова, царского родственника, который жил прежде и нисколько не уступал им в стремлении к образованию, любил музыку, носил даже немецкое платье, по крайней мере, выезжал в нем на охоту. Вообще в XVII столетии боярский быт стал во многом изменяться против прежнего. Примеры первых бояр не оставались без влияния. Очень жаль только, что до сих пор еще мало открыто памятников, которые могли бы ближе познакомить нас с частным боярским бытом того времени.