- 250 Просмотров
- Обсудить
751. В чем новое счастье для Нового Года Люди мечтают о счастье, и никогда не слышится столько пожеланий счастья, как в день Нового Года. Только и слышишь со всех сторон: "С Новым Годом — с новым счастьем!" Но что такое это — всеми столь желанное счастье? В чем состоит оно? Бедняк думает, что будь он богат — он будет и счастлив. Бедный! А спросил бы он богача: счастлив ли он? Увы, как много богачей, которые завидуют счастью последнего бедняка! Много ли богатых, которые довольны своим состоянием? Уж так устроена душа человеческая, что она ничем на земле не может насытиться, ничем не может быть вполне довольна; «аще и весь мир приобрящет человек» — он и тогда не будет доволен, и тогда его душа будет тосковать о чем-то, искать чего-то... Значит, не будет человек и тогда счастлив! Иной думает, что счастье — в почестях, власти, в славе мирской. Но спросите по душе у тех, которые стоят на самой вершине всяких почестей земных, спросите у царей земных: счастливы ли они? Увы, и у них есть скорби, и на них лежат кресты, да еще какие тяжелые кресты! Не будем говорить о тех царях, которые всю жизнь свою отдают на служение своему святому званию, это воистину великие крестоносцы, коим только благодать Божия, в Таинстве священного Миропомазания преподаваемая, помогает нести их тяжкое бремя. Укажем на царя-язычника. Кто был Диоклетиан-мучитель? Это был могущественный римский император, пред коим содрогалась вся великая Римская империя; его слово, его желание было законом для его подданных, одно его повеление, его указ об истреблении христианства пролил целые потоки крови. И сей-то, по земному — всемогущий император наскучил своей властью, оставил царский престол и кончил жизнь простым поселянином... Видно, и для таких честолюбцев, которых не стеснял закон любви христианской, закон правды Божией, — и для них нелегко нести бремя власти и всяческих почестей. Так стоит ли за ними, за этими почестями, гоняться? Нет, не найти человеку полного счастья и в почестях, и в славе, и в могуществе земном! Не может оно, это желанное счастье, заключается в земных удовольствиях, в полном удовлетворении всех похотей нашего грешного сердца. Нет! Если в чем, то вот именно в грешных плотских удовольствиях человек и находит не счастье, а самую горькую отраву жизни, находит скорее, чем в чем-либо другом! О, если бы ты, невинный юноша, мечтающий найти счастье в веселых пирах, в опьяняющих напитках, в обществе легкомысленных женщин и девиц — во всех этих мирских забавах и утехах, на которые так изобретателен мир грешный, если бы ты знал, какое ужасное рабство готовят для тебя все эти удовольствия и забавы грешного мира! Какая душевная тоска, какое бессилие духа, пустота сердца, безотрадный мрак души ждут тебя среди этих забав и утех! Кто отдал свою бедную душу этим забавам, этим греховным наслаждениям, тот становится рабом греха: и не хочет он грешить, а грех влечет его к себе, влечет как полновластный хозяин его души — и не хочешь, да грешишь! И боится такой несчастный остаться наедине с самим собой, и не знает он, куда ему убежать от самого себя. Недаром же так много людей, пресыщенных плотскими удовольствиями, измученных этим страшным рабством греху. Они, развратившись до мозга костей, впадают в отчаяние и кончают жизнь самоубийством. Вот тебе и счастье в этих порочных удовольствиях! Видно, правду сказал древний мудрец, испытавший все виды земного счастья: «Суета сует и всяческая суета!» (Εκ. 1; 1). Так что же? Или вовсе невозможно никакое счастье на земле? А если оно хотя в малой мере возможно, то где оно? В чем оно? Как найти его? Тебе ли, смертный человек, мечтать о полном счастье на земле? Ведь как бы ты ни был счастлив, но ты умрешь, непременно умрешь, а эта мысль о неизбежной смерти разве не способна отравить всякое счастье земное? Ты умрешь, и, может быть, очень скоро умрешь; значит, ты неизбежно должен расстаться с тем счастьем, коим ты владеешь, а временно пользоваться счастьем — что это за счастье? Чем полнее было бы такое счастье, тем горестнее было бы с ним расстаться. И как расстаться?! В могилу от него уйти! Нет, братие, нечего нам мечтать о счастье земном. Неполно оно, стало быть, и счастьем его называть не стоит... А все же есть счастье для человека и на земле. Есть оно, и только для христианина доступно оно. Это счастье принес на землю для нас Сам Сын Божий, Господь наш Иисус Христос. Оно, это счастье, называется Царствием Божиим. «Царствие Божие внутрь вас есть», — говорит Господь наш (Лк. 17; 21). Правда, мир и радость о Дусе Святе, — вот в чем состоит оно, по изъяснению святого апостола Павла (Рим. 14; 17). В сущности, это не земное счастье, ибо оно есть начало, предвкушение будущего вечного блаженства на небе. Словами нельзя описать того блаженства, какое ощущает сердце, исполненное благодати Божией. Где Господь со Своей благодатью, там и рай, там и Царство Небесное. Но приходит это Царствие Божие с соблюдением: твори волю Божию, очищай свое сердце от страстей, пользуйся благодатью Таинств церковных, старайся стяжать детское смирение, детскую простоту и незлобие, и ты самым опытом изведаешь, как близко к тебе это Царствие Божие, это возможное для нас на земле величайшее счастье, и вселится мир и радость неизреченная в сердце твоем, и с радостью ты будешь встречать все скорби, в сем мире столь неизбежные... Хочешь ли видеть хотя малые опыты этой радости благодатной на себе и на других? — Посмотри, вот человек, очистив свою совесть искренним покаянием, причащается Святых Христовых Таин: какую радость, какое блаженство испытывает он в своем сердце, начиная новую жизнь! Вот добрая мать учит детей своих молиться Богу, слагать их детские персты для крестного знамения, учит деток подавать милостыню бедным, утешать печальных и творить другие дела милосердия. Это ли не радость для нее, это ли не высокое блаженство для сердца? Вот несчастный распутный сын возвращается в дом родительский, плачет, просит прощения, и получает снова мирный приют под кровом любящих родителей: загляните в душу этого несчастного сына, о, как светло и радостно у него на сердце! А сколько счастья сияет на лицах его родителей, как они ликуют духом и с какими сладостными слезами приносят благодарение Богу за спасение сына! Вот недруги, много лет враждовавшие между собой, примиряются и обнимают друг друга, как братья родные, — это ли не радость благодатная и, притом, не для них только, но и для каждого доброго человека-христианина?! Сердцем верится, что Сам Господь с высоты небесной призирает на них и благословляет их, и Ангелы Божии ликуют и славят Бога о спасении их. Хочешь ли на себе испытать это незримое, но живо ощущаемое Божие благословение? Примирись и ты от всего сердца с тем, кто немил тебе; сам пойди к нему, сам попроси у него прощения, смирись пред ним во имя заповеди Божией, и ты тотчас ощутишь в своем сердце эту радость, этот мир неизреченный, это счастье, выше которого нет счастья на земле. Но, может быть, ты не имеешь врагов? Слава Богу, тогда постарайся хотя сегодня, для Нового года, сделать какое-либо дело доброе, сделать так, чтоб левая рука твоя не знала, что делает правая: помоги бедняку-сироте, посети болящего, утешь скорбящего, сделай то, что совесть твоя подскажет тебе, и ты будешь счастлив на нынешний день для Нового года, и это счастье так будет приятно для души твоей, что ты не захочешь расстаться с ним и назавтра, и на все дни жизни твоей. Только и будешь думать, как бы побольше сделать добра во имя Божией заповеди и осчастливить ближнего, а чрез то и сам будешь счастлив, так счастлив, что и в самых скорбях твоих будешь радоваться, как заповедует апостол Иаков: «всяку радость имейте, братие моя, егда во искушения впадаете различна» (Иак. 1; 21). Дивно это, непонятно для людей мира сего, но вполне понятно для тех, кто делает добро во имя Божие и верит в благодатную силу добра. В добродетели, в исполнении заповедей Божиих — вот в чем наше счастье, которого никто никогда не может отнять у нас! Оно с нами и на тот свет пойдет! Делай добра побольше, храни свою совесть чистой от греха, слушайся ее почаще, каждый день и каждый час обращайся к Богу, показывай Ему свое сердце, проси Его помощи в исполнении Его святых заповедей, и ты будешь счастлив тем новым, может быть, доселе тебе неизвестным счастьем, которого да сподобит нас Господь на новое лето и на все дни и лета жизни нашей Своей благодатью, молитвами Пречистой Матери Своей и всех святых. Аминь. Оглавление 752. Христос Спаситель на Иордане Мужи, возлюбленные Христу, и любящие общение и братство! Удостойте и ныне благосклонного вашего внимания мою беседу и, отверзши слух свой, приимите слово мое, и внемлите моей спасительной проповеди о Крещении Иисуса Христа, нисшедшего к нам до такой степени. Прейдем все из Галилеи в Иудею и изыдем вместе со Христом; изыдем и мысленными стопами достигнем Иордана, чтобы зреть, как Тот, Кто не имеет нужды в Крещении, крещается от Иоанна Крестителя, дабы даровать нам благодать Крещения. Тогда приходит Иисус от Галилеи на Иордан ко Иоанну, креститися от него (Мф. 3; 13). Какая кротость и смирение Господа! Какое снисхождение! Небесный Царь приходит ко Иоанну — Своему Предтече, не будучи окружен воинством Ангельским, но, подобно простому воину, Он приходит к собственному Своему воину, приступает к нему как бы простой человек. В числе пленников обретается Искупитель их и судья; к погибшим овцам присоединяется добрый Пастырь, Который ради заблудшей овцы снисшел с неба, и между тем не оставил небес; с плевелами смешалась небесная Пшеница, произросшая без человеческого семени. Иоанн Креститель, увидев Его, узнал, что это, действительно, Тот Самый, Которого он исповедал и почтил, ради Которого он взыгрался в матерней утробе. Опустив свою руку и преклонив свою главу, как возлюбленный раб Господень, Иоанн сказал Ему: «аз требую Тобою креститися, и Ты ли грядеши ко мне» (Мф. 3; 14). Что делаешь Ты, Господи? Для чего наравне с рабами от раба Твоего просишь того, что свойственно рабам? Для чего желаешь получить то, в чем не имеешь нужды? Для чего Ты меня, Твоего раба, подавляешь столь великим снисхождением и смирением? Аз требую Тобою креститися, — но Ты не имеешь нужды креститься от меня! Меньшее благословляется от большего и сильнейшего, а не большее благословляется и освящается от меньшего. Светильник возжигается от солнца, а не солнце воспламеняется от светильника. Тварь обновляется Творцом, а не Творец управляется тварью. Больной врачуется от врача, а не врач принимает наставления от больного. Бедный берет взаем у богатого, а не богатый от бедного. Аз требую Тобою креститися, и Ты ли грядеши ко мне? Неужели я не знаю, Кто Ты и откуда воссиял и откуда пришел? Неужели я стану отрицать величие Твоего Божества потому только, что Ты сделался подобным мне? Неужели я не знаю, что Ты одеваешься светом, как ризой, и только для моего спасения Ты облекся в мое естество? Нет, я знаю Тебя, Господи, знаю Тебя, будучи научен Тобой же Самим, ибо никто не может знать Тебя, если не будет просвещен светом Твоей благодати. Я ясно знаю, Тебя, Господи, ибо я видел Тебя духом прежде, нежели я узрел сей свет! Нет, я не могу не чтить и не проповедовать о Тебе, о Котором небо возвестило путеводной звездой, Которому принесла поклонение земля в лице волхвов, Которого воспели хоры Ангелов, и Которого пастыри, содержавшие ночную стражу в поле, исповедали начальником пастырей словесных овец. Я не могу молчать в Твоем присутствии, потому что я — глас, и притом глас вопиющаго в пустыни: уготовайте путь Господень (Мф. 3; 3). Аз требую Тобою креститися, и Ты ли грядеши ко мне? Я — человек и вместе — причастник божественной благодати; а Ты — Бог и вместе Человек, и Ты ли грядеши ко мне? Ты ли, Который был в начале, был у Бога и Сам был Бог (Ин. 1; 1)? Ты ли, — Сияние славы Отчей? Ты ли — совершенный Образ совершенного Отца? Ты ли — Свет, просвещающий всякого человека, грядущего в мир? Ты ли, Который соделался плотью, но не обратился в плоть? Ты ли, Который соединил небо с землей святым Твоим именем, как бы неким мостом? Ты ли грядеши ко мне — столь Великий к столь малому? Царь — к Предтече? Владыка — к рабу? Я знаю, какое расстояние между землей и Создателем; но знаю, какое различие между перстью земли и Творцом ее; и хотя Ты облечен чистым облаком тела, но я знаю Твое владычество. Я исповедую рабское свое состояние и проповедую Твое величие. Признаю могущество Твоей власти и не таю собственного моего унижения и недостоинства. «Несмь достоин, да отрешу ремень сапога Твоего» (Ин. 1; 27), и как же дерзну я прикоснуться непорочного верха Твоей главы? Как простру десницу мою над Тобой, Который распростер небо, яко кожу, и повесил на водах землю? Как возложу рабские персты мои на Твою Божественную главу? Как омою Непорочного и Непричастного никакому греху? Как просвещу самый Свет? Какую молитву произнесу над Тобой, Который приемлет мольбы даже тех, кои не знают Тебя? Когда я крещаю других, то крещаю в Твое имя, дабы они веровали в Тебя, грядущего со славой. Но, крещая Тебя, Кого стану я призывать? Во имя Чье буду крестить Тебя? Во имя Отца? Но Ты всего Отца имеешь в Себе Самом, и Сам весь находишься в Отце. Во имя Сына? Но кроме Тебя нет другого Сына Божия по естеству. Во имя Святаго Духа? Но Он всегда с Тобой, как Тебе единосущный и единомысленный, единовластный и единопоклоняемый от всех. Итак, крести, если благоугодно Тебе, Господи, крести меня — крестителя. Возроди того, которого произвел Ты на свет. Простри державную Твою десницу и Твоим прикосновением венчай мою главу, дабы я велегласно благовествовал грешникам, взывая к ним: «се Агнец Божий, вземляй грехи мира» (Ин. 1; 29). И ты, река Иорданская, возвеселись вместе со мной и возрадуйся; стройно и согласно восплещи твоими волнами, потому что Создатель твой предстоит пред тобой во плоти. Ты видела некогда, как переходил чрез тебя Израиль, и, разделив воды, остановилась, ожидая перехода народа Божия; ныне же разливайся сильнее, теки величественнее и обыми непорочные уды Того, Кто в то время провел чрез тебя евреев. Горы и холмы, источники и потоки, моря и реки, благословите Господа, входящего в реку Иорданскую, ибо чрез ее воды Он сообщает благословение всем водам! Но Иисус в ответ сказал Иоанну: Остави ныне, — умолкни, о Креститель, и дай действовать Мне. Научись желать того, чего желаю Я, и не углубляйся чрезмерно в испытание того, что Я хочу сделать. Остави ныне, — не проповедуй еще о Моем Божестве, не возвещай еще Моего Царства. Позволь диаволу приступить ко Мне так же, как он приступает к простому человеку; позволь ему сразиться со Мной, дабы он получил себе должную язву. Дай Мне исполнить Мое намерение и желание, для которого Я пришел на землю. Таинственно и сокровенно то, что ныне совершается на Иордане. Сокровенно здесь то, что Я делаю сие не для Своей нужды, а для уврачевания уязвленных. Остави ныне, — когда увидишь, что Я как Бог буду действовать в Своих творениях по Своему произволению, тогда прославь то, что уже совершено. Когда увидишь, что Я очищаю прокаженных, то проповедуй обо Мне, как о Творце природы. Когда увидишь, что Я хромых делаю быстроногими, тогда и ты настрой язык твой к прославлению Меня. Когда увидишь, что Я одним словом извожу мертвых из гробов, то вместе с воскресшими и ты прославь во Мне Виновника и Подателя жизни. Когда увидишь Меня сидящим одесную Отца, то признай и исповедуй во Мне Бога, сопрестольного, совечного Отцу и Святому Духу. Остави ныне; тако бо подобает нам исполнити всяку правду. Я — Законодатель и Сын Законодателя, и потому Мне прежде всего нужно Самому исполнить заповеданное, а потом уже повсюду являть опыты Моей власти. Мне должно прежде исполнить закон и тогда уже сообщать благодать. Мне должно положить конец Ветхому Завету, и потом уже проповедовать Новый, начертить его на сердцах человеческих, скрепить Моей Кровью и запечатлеть Моим Духом. Мне должно взойти на крест и на нем пригвоздиться, претерпеть в этом естестве все, что только оно может претерпеть, и Моими страданиями уврачевать страдания других. Мне должно снизойти в самую глубину преисподней ради содержимых там мертвецов. Мне должно тридневной смертью Моей плоти истребить и уничтожить долговременное владычество смерти. Мне должно взойти туда с плотью, где Я пребываю по Божеству. Мне должно привести к Отцу Адама. Мне должно ныне креститься сим Крещением и после преподать всем людям Крещение Единосущной Троицы. Возложи же на Меня ныне, Креститель, свою десницу. Погрузи Меня ныне в струи иорданские подобно тому, как Родившая повила Меня младенческими пеленами. Прикоснись Моей главе, пред которой благоговеют и которой поклоняются Серафимы. Выслушав сие, Креститель уразумел Таинство, покорился Божественному повелению и, простерши с радостью и трепетом свою десницу, крестил Господа. Когда же иудеи, стоявшие вблизи и в отдалении, помышляли и говорили сами с собой: "Разве мы напрасно думали, что Иоанн более и совершеннее Иисуса? Не крещает ли его Сей, как превосходнейший его, а Тот не крещается ли от сего, как низший?" Тогда Тот, Кто един есть Господь и по существу Отец Единородного, исправляя ложное мнение иудеев, отверз врата небесные и ниспослал на главу Иисуса Духа Святаго в виде голубя, как бы перстом указуя нового Ноя и Творца Ноева. И Сам возгласил с неба, ясно говоря: «Сей есть Сын Мой возлюбленный» (Мф. 3; 17). Сей Иисус, а не Иоанн, Тот, Кто крестился, а не тот, кто крестил; Тот, Кто родился из Меня прежде всех времен, а не тот, кто родился от Захарии — Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих, — Сын единосущный, а не другого естества; это Тот, Который вместе со Мной сотворил человека. «Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих», Того послушайте. Если Он скажет: «Аз и Отец едино есма» (Ин. 10; 30), — слушайте Его. Если Он скажет: «пославый Мя болий Мене есть» (Ин. 14; 28), — покоряйтесь Его слову. Если Он вопросит: кого Мя глаголют человецы быти, Сына Человеческого? — вы отвечайте Ему: «Ты ecи Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16; 13,16). Когда услышаны были с неба такие слова, то род человеческий просветился, и, утвердившись в вере, люди, посредством Иоаннова Крещения пришли к Тому, Кто крестил Духом и огнем, то есть ко Христу, истинному Богу нашему, с Которым Отцу вместе со Пресвятым и Животворящим Духом да будет слава ныне и всегда и во веки веков. Аминь. (Из беседы святителя Григория, Неокесарийского чудотворца) Оглавление 753. Слово святителя Иоанна Златоуста к мужьям и женам Если каждый из супругов будет стараться исполнять свои обязанности, то сами скоро увидят и всю пользу от сего. Если, например, жена готова будет терпеть и жестокого мужа, а муж не станет раздражать жену гневливую, то между ними водворится совершенная тишина и жизнь их будет подобна пристани, свободной от волн. Так и было у древних. Смотри, Авраам принимает к себе племянника, жена не обвиняет его за это, Авраам велит ей идти с ним в дальний путь, и она без противоречия следует за ним. Далее, когда Авраам после многих бед, беспокойств и трудов стал господином огромного имущества и лучшую часть его уступил Лоту, то Сарра не только не досадовала на это, но даже и не открывала уст своих и не говорила ничего подобного тому, что ныне говорят многие жены, когда видят, что мужья их делятся имением с ближними, и говорят притом пред низшими, бранят своих мужей, называют их глупыми, слабыми, безумными, нерасчетливыми. Сарра, напротив, ничего подобного не только не сказала и не подумала, но даже одобряла все распоряжения Авраамовы. А что еще важнее — после того, как Лот получил свободу в выборе земли для обладания и дяде отдал худшую часть, его постигла тяжкая участь. Патриарх Авраам, узнав, что он взят в плен, вооружил всех своих домочадцев и пошел с одними слугами своими против сильного Сирийского войска. Но Сарра и тогда не удерживала его и не говорила: "Муж, куда ты идешь? Ты пускаешься на опасности, спешишь на явную гибель и готов пролить кровь за человека, который обидел тебя и все твое отнял у тебя. Если ты не бережешь себя, то, по крайней мере, сжалься надо мной, которая оставила дом, отечество, друзей, сродников и пошла с тобой в такую далекую и чужую сторону; сжалься и не повергай меня во вдовство и все бедствия, с ним неразлучные". Это Сарра могла сказать Аврааму, а между тем ничего подобного не говорила, даже и не подумала, но все переносила с молчанием. Смотри же, как они оба наблюдают свои обязанности. Авраам не презирает Сарры как безчадной, и не упрекает ее за это чем-либо; Сарра старается доставить ему некое утешение в безчадии. Ты, жена, возразишь мне, что Авраам по приказанию Сарры прогоняет рабыню. Но я и хочу показать тебе то, что и он ей во всем повиновался, и она ему. Но ты, которая говоришь сие, не останавливайся только на одном этом обстоятельстве, а рассмотри также и прежние, вспомни, что рабыня оскорбляла Сарру, что она тщеславилась пред госпожой своей, а что может быть несноснее этого для жены благородной и свободной? Итак, пусть жена не ожидает наперед добродетелей от мужа, чтобы потом уже показать ему свои; равным образом и муж пусть не ожидает благонравия от жены прежде, чтобы потом уже заботиться о ней, потому что это уже не будет добродетель; но каждый пусть сам наперед исполняет свои обязанности. Христос заповедал, чтобы мы, когда кто ударит нас в ланиту, подставляли ему и другую; кольми паче жена должна терпеть и жестокого мужа. Я не то говорю, чтобы муж бил свою жену, нет: это крайнее бесчестие не только для жены, но и для самого мужа, который ее бьет. Напротив, если ты, жена, случайно выберешь такого супруга, то не досадуй, а помышляй о той награде, которая готовится тебе там, на небе, и о той похвале, которую ты заслуживаешь еще в сей жизни. И вам, жены, и вам, мужья, говорю, — сохрани вас Бог от такого греха, который бы доводил мужа до необходимости бить жену. Но что я говорю о жене? Для мужа благородного должно быть постыдно бить и даже поднимать руку и на рабыню. Если же для мужа бесчестие бить и служанку, то кольми паче бесчестно подымать руку на жену. Бесчестить, как рабыню, подругу своей жизни, которая давно уже помогает тебе в трудах твоих, не есть ли признак крайнего беззакония? Такого мужа (если только можно назвать его мужем, а не зверем) я ставлю наравне с отцеубийцей и матереубийцей. Ибо если нам заповедано оставлять ради жены отца и матерь, то не крайнее ли безумие оскорблять ту, для которой Бог повелел оставлять даже родителей? Но одно ли безумие это? А бесславие, происходящее от сего? Какое слово в состоянии даже выразить то, когда вопли и стенания жены разносятся по улицам, и когда соседи и прохожие сбегаются к дому того, кто делает такое бесчестие, как бы к жилищу некоего зверя, который в своем логовище пожирает свою добычу? Лучше было бы, если бы земля поглотила такого нечестивца, нежели ему опять показываться среди добрых людей! Но жена, скажешь ты, обнаруживает дерзость. Пусть и так, но ты не забывай, что она — жена, сосуд слабый, а ты — муж. Ты для того и поставлен начальником и главой жены, чтобы сносить слабость жены, которая должна подчиняться тебе. Посему поступай так, чтобы власть твоя была почтенной, а это будет тогда, когда ты не станешь бесчестить подчиненную тебе. Как царь, если бесчестит и посрамляет поставленного им начальника, то и его самого слава немало страдает от сего, — так и ты немало повредишь своей чести, если будешь бесчестить жену, которая подчинена тебе. Посмотри на земледельцев, как они стараются всячески возделывать землю, хотя бы она была суха и произращала дурные травы, хотя бы затоплялась водой, — так и ты поступай, тогда ты первый будешь наслаждаться и добрыми плодами, и безмятежным спокойствием. Когда в доме случится что-либо неприятное оттого, что жена твоя сделала ошибку, утешай ее, а не увеличивай печали. Хотя бы ты все потерял, но нет ничего прискорбнее, как раздор с женой. Посему-то любовь к ней должна быть для тебя драгоценнее всего. Если каждый из нас должен «друг друга тяготы носити» (Гал. 6; 2), то тем более муж обязан так поступать с женой. Хотя бы она была бедная, не унижай ее за это; хотя бы она была глупа, не нападай на нее, но лучше исправляй; она часть тебя самого, и ты составляешь с ней одно тело. Но она, говоришь, сварлива, пьяница, гневлива... Если так, то надобно скорбеть о сем, а не гневаться, надобно молиться Богу, чтобы Он исправил ее, надобно увещевать ее, уговаривать и употреблять все меры к тому, чтобы истребить в ней эти пороки. Если же ты станешь бить и притеснять жену, то этим болезнь ее не излечится, потому что жестокость усмиряется кротостью, а не другой жестокостью. Вместе с тем помышляй еще и о том, что за кроткое обхождение твое с женой тебя ожидает награда от Бога. Хотя бы тебе и можно было развестись со своей супругой, не делай сего по страху Божию, но переноси и великие недостатки ее, боясь данного о сем закона, который запрещает изгонять жену, каким бы недугом она ни страдала. За сие получишь ты неизреченную награду и приобретешь величайшие блага, потому что и ее заставишь быть скромнее, и сам сделаешься более кротким к ней. Говорят, что один из языческих мудрецов (Сократ) имел жену злую, сварливую и дерзкую. Когда его спросили: для чего он, имея такую жену, терпит ее? — мудрец отвечал, что в ней он имеет в доме как бы школу и училище любомудрия. "Я буду, — говорил он, — терпеливее других, если каждый день стану учиться в сем училище". Вас чрезвычайно удивляет это? А я тяжко вздыхаю, когда вижу, что язычники поступают мудрее нас, — нас, коим заповедано подражать Ангелам, или лучше — коим повелевается подражать Самому Богу в кротости. Говорят, что тот мудрец потому и не изгонял злой жены своей, что она имела дурной характер, а некоторые утверждают, что он даже и взял ее по причине такого ее характера. Но я не даю совет, чтобы с намерением поступать так — избирать злую жену; я увещеваю мужей употреблять сначала все меры к тому, чтобы взять жену благонравную и исполненную всякой добродетели. Купец не отправит корабля в море и не станет заниматься никакой торговлей, прежде нежели заключит со своим товарищем такие условия, которые могли бы ручаться за их взаимное согласие. Так и ты употребляй наперед все средства к тому, чтобы иметь совершенное внутреннее согласие с будущей подругой твоей жизни, подобной кораблю. Если же ошибешься в выборе невесты и введешь в дом жену недобрую и несносную, в таком случае подражай языческому мудрецу и всячески исправляй свою жену, а худого ничего ей не делай. А когда станешь переносить супружеское иго в согласии с ней, то чрез это приобретешь во всем великую пользу и в духовных делах великий успех. Оглавление 754. Одни ли богатые должны благотворить? «И еже даты жертву, по реченному в законе Господни, два горличища или два птенца голубина» (Лк. 2; 24) На иконе Сретения Господня, близ Девы Марии, изображается Иосиф, Ее обручник, держащий в клетке пару птичек. Закон Господень требовал, чтобы женщина в сороковой день по рождении младенца приносила жертву, однолетнего агнца и вместе с ним голубя или горлицу, а в случае бедности дозволялось приносить двух горлиц или двух голубей. Божия Матерь принесла жертву, дозволенную бедным. Ужели же Иосиф не мог купить агнца? Ремесло его плотничье дает понятие о его бедности, по причине которой он не мог в Вифлееме найти помещение в гостинице. Есть предание, что он привел туда с собой вола и осла. Это последнее животное, быть может, послужило Пречистой Деве на пути из Назарета в Вифлеем, а потом и в Египет; а вола он продал для уплаты церковной дани и на прожитие в Вифлееме во время переписи. Но вот обстоятельство, которое, по-видимому, выводило из нужды Святое семейство. В Церкви нашей принято мнение, что восточные мудрецы приходили в Вифлеем прежде Сретения Господня в храме. Вошедши в храмину, они представили Христу злато, и ливан, и смирну. Хотя нельзя думать, чтобы много было тут золота (ибо не для обогащения Христа они принесли Ему дары, а в знак веры в Него, как в Бога, Царя и Человека); но и малое количество дорогих даров могло сделать большую помощь бедному семейству. Ужели же у Иосифа не осталось и столько, чтобы он мог купить однолетнего агнца? Евангелие не указывает, куда употреблены дары, принесенные Христу, но очевидно они не составили долговременного обеспечения для Святого семейства. Святитель Димитрий Ростовский утверждает, что употребивши часть этих драгоценностей на свои нужды, Дева Мария все остальное раздала таким же бедным, как Сама. Вот пример, внушительный для всех. Обыкновенно думают, что долг благотворительности лежит на богатых. Бедный бедному что может дать? Не обязан ли даже он сберегать свое достояние на черный день? Нет, благотворительность есть общая всем обязанность. В Ветхом Завете для Божия храма установлена была малоценная жертва, чтобы она ни для кого не была разорительна, чтобы всякий израильтянин, легко исполнив долг священный, мог свои доходы употреблять на домашние нужды и на вспоможение соотечественникам. А в христианстве и совсем нет церковного налога. Каждый по своему усердию располагается и в церковь жертвовать, а затем и обязуется ближним помогать. Когда к Иоанну Крестителю приходил простой народ и спрашивал: "Что нам делать?" — он ответствовал: "У кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же" (Лк. 3; 10, 11). Всякий обязан помогать ближнему, кто чем может, и при самых малых средствах. Иисус Христос сказал, что не погубит мзды своей и тот, кто подаст жаждущему чашу студеной воды (Мф. 10; 42). Так для всех удобны дела милосердия. Он обещал спасение Закхею, который половину имения определил раздать нищим, но поставил всем в пример и милосердного самарянина, который был небогат и издержался, чтобы помочь израненному разбойниками (Лк. 10; 30). Отпустил Христос грехи женщине, которая дорогим миром помазала ноги Его; но похвалил и вдову, которая только две лепты положила в церковную кружку. Ясно, что богатство не есть единственное средство благотворительности, что дела милости и благочестия всякому доступны. Их достоинство оценивается на Суде Божием не количеством приносимого, но усердием приносящего. Каждый приглашается благотворить по собственному расположению сердечному, а не по чьему-либо принуждению (2 Кор. 9; 7). "Нельзя же, — говорят, — оставить заботу о семействе и не сберечь для себя". Правда, заботиться о семействе есть священная обязанность семьянина, и, по суду апостольскому, кто о домашних своих не печется, тот хуже неверного (1 Тим. 5; 8). Но как иногда бывают странны суждения в обществе! Если бы отец семейства проиграл свое состояние в большую игру, или расточил свое имение, предавшись распутству, о нем пожалели бы, что он так глубоко увлекся, и еще прибавили бы, что хоть семейство привел в нищету, зато пожил в свое удовольствие. Но если бы он начал делать в церковь богатые вклады и раздавать бедным свое имущество, о нем будут спрашивать: не повредился ли он умом? Или еще: ремесленник утром воскресного дня выходит слабыми ногами из какого-нибудь вертепа нетрезвости; в этом народ не видит ничего удивительного: целую неделю, с утра до ночи, человек трудился, вот и позволил себе небольшой отдых и дешевую отраду. А если он станет часто в церковь или нищим подавать, его собратья скажут: "Где он деньги берет? Поберег бы лучше для своей семьи". Между тем, когда бы кто был милостив и свыше своего достатка, не будет забыт Богом. Во время голода пророк Илия попросил кусок хлеба у вдовы Сарептской; несмотря на то, что у нее с сыном только и осталась горсть муки и немного масла, она ему не отказала. И что же? Ни мука в посудине не истратилась, ни масло в сосуде не уменьшилось, пока не прошел голод. Конечно, это — чудо. Но если Господь чудесами спасал милостивых от голода, разве не может он естественным путем избавлять их от нужд и бедствий? Товит был богат и подавал милостыню; сделался беден и не переставал подавать ее, — за то и опять стал богат. Жил один старец, который был ревнитель нищеты, но отличался и благодатью милостынераздаяния. Подходит нищий и просит. Тот хотел разделить с ним последний кусок. Но нищий, видно, был не беден; от хлеба отказался, а стал просить одежду. Старец повел его в свою комнатку, и когда нищий увидел, что в ней нет ничего, достал свой мешочек, высыпал из него все деньги и сказал: "Добрый старец! Возьми это; мне подадут в другом месте". Быть может, трудно ныне указать нищего, который бы стал делить свои пожитки с подобными себе; но ненадежна и та бережливость, которая неприметно делает людей скупыми. Премудрый Соломон советует: "Если рука твоя в силе помочь нуждающемуся, не говори ему: я завтра дам. Ибо неизвестно, что породит грядущий день" (Притч. 3; 27, 28). Бывают люди, которые себе отказывают в необходимом, томят своих домашних в холоде и недостатке; но случись пожар, наводнение, удачная кража, и все собранное исчезает навсегда. Иные притворяются бедными, нищенствуют, а что собирают, от всех скрывают, сберегая это будто бы на "черный день", и доживают до того, что их черным днем является печальный день их смерти, после которой всякое житейское стяжание уже бесполезно для души. Будем же все мы помнить и исполнять наставления, которое дал Товит сыну своему: "Не отвращай своего лица от нищего, и не отвратится от тебя лице Божие. Когда у тебя будет много, твори из того милостыню; а когда у тебя будет мало, не бойся творить милостыню и понемногу" (Тов. 4; 7-8). Аминь. (Слово на Сретение Господне высокопреосвященнейшего Сергия, митрополита Московского и Коломенского) Оглавление 755. Невольная милостыня Во Африкийстей стране бе мытарь, именем Петр, немилостив зело, иже николиже помилова нищаго, ибо не имел памяти о смерти, ниже к церквам Божиим хождаше и уклоняше уши свои от просящих милостыни. Благий же человеколюбец Бог, не хотяй смерти грешников, и с Петром сим сотвори по благости Своей и спасе Его сицевым образом. Во едино время нищии и убозии, на улице седяще, начаша хвалити домы милостивых и Бога за них молити, а немилостивых укоряху. Дойде же слово и до сего Петра, яко отнюдь немилостив есть. И вопрошаху друг друга: взял ли кто когда от дому Петрова какову милостыню? И всем рекшым, яко никтоже что взя от него, восста един убогий и рече: "Что ми дадите и аз иду ныне и испрошу у него милостыню?" — И сотвориша залог между собою. Шед убо нищий, встал у врат дому Петрова. Исходящу же Петру из дому и носящу на осле бремя хлебов князю на обед, поклонися ему нищий, сотворивый залог с други своими, и нача просити милостыни, прилежно крича. Он же, не обрет камене, похити хлеб и верже на нищаго, и порази его в лице, и отыде. Нищий же, подхватив хлеб, прииде к дружине своей, глаголя, яко от самых рук его взях хлеб той. И похвали Бога, яко Петр мытарь милостив есть. После двух же дней разболеся мытарь и даже до смерти приближися, и зрит себя в видении на некоем судищи истязуема, и дела его на мериле полагаема. На единой же стране мерила стояху мужи-мурини (урин — эфиоплянин, то есть человек с темным страшным обличием; здесь — бес. (Прим. ред.)) зело смрадни и злообразни, на другой же стране мерила стояху мужи зело светлы и благообразны. Мурини убо, принесше вся злая дела, яже Петр мытарь от юности в житии своем сотвори, полагаху та на мериле; светоноснии же ничесоже благо обретаху от петровых дел, яже бы положите на другой стране мерила против злых его дел, и стояху унылы, и, недоумевая, друг ко другу глагола: "Мы убо ничесоже имамы зде". Тогда ответа един от них: "Воистинну, не имамы ничесоже, точию един хлеб, егоже даде Христу прежде двух дней, и то неволею". Вложища же хлеб той на другую страну мерила, и абие претягну весь паче первыя. Тогда рекут к мытарю благообразии онии мужи: "Иди, убогий Петре, и приложи к хлебу сему, да не возмут тя темнообразии мурини и введут тя в муку вечную". Пришед же в себя, Петр размышляше, яже виде, и уразуме, яко не привидение, но истина бе виденное. Узре бо вся от юности содеянная грехи, ихже уже и забы, — вся та собирали мурини, на мерило полагали. И, размышляя в себе, удивляющися Петр: как един хлеб, егоже вергох на лице убогого, сице поможет ми, яко не пояща мя беси? Кольми паче тогда многая милостыня, с кротостию и усердием творимая, помогает тем, иже нещадно свое богатство раздают убогим. И оттоле стал попремногу молитв творити, яко ни самого себе пощадети восхотел. Некогда идущу ему срете некий корабельник наг, обнищавый от истопления корабельного, иже припадши к ногам его просяще,,да подаст ему одежду, еже покрыта наготу тела своего. Петр же совлек с себе верхнюю одежду добру многоценну, даде ему. Корабельник же, стыдяся в таковой одежде ходити, некоему купцу продати даде ю. Случися же Петру возвращающемуся узрети одежду ону висящу на торжищи продаему, того ради оскорбися зело. И пришед в дом свой, не вкусил пищи от печали, но затворил двери клети своея и седяще плача и рыдая, и помышляя в себе глаголал: "Не прия Бог милостыни моея, не бых достоин, да память мою имать убогий". Тако скорбя и воздыхая, усну мало, и се зрит некоего благообразна и паче солнца сияюща, крест имущаго на главе своей и в ту одежду одеянного, юже он даде корабельнику обнищавшему. И слышит его глаголюща к нему: "Что плачеши, скорбя, брате Петре?" Он же отвеща: "Како не имам плаката, Владыко мой, яко яже даю убогим и тех, яже дал ми еси, та они паки продают на торжищи". Тогда глаголет ему явившийся: "Познаеши ли одежду сию, юже Аз ношу?" Мытарь же отвеща: "Ей, Владыко, знаю, яко моя есть, еюже одеях нагаго". Рече ему явившийся: "Не скорби убо; се отнележе дал еси ю нищему, Аз приях ю и ношу, якоже видиши, а хвалю доброе твое предложение, яко от зимы Мя гибнуща одеял еси". Воспрянув же от сна, мытарь удивися и нача блажити убогия, и рече в себе: "Аще убозии суть Христос, жив Господь, яко не умру дондеже — буду и аз яко един от них". Абие же раздаде вся имения своя нищим и рабы свободи, единого точию раба оставив, рече ему: "Тайну хощу поведати тебе, юже сохрани и послушай мя; аще бо не послушаеши мя и не сохраниши завета моего, то веждь, яко варваром продам тебе. Пойдем во Святый град да поклонимся животворящему Гробу Христову. И тамо продажь мя некоему от христиан, и цену мою даждь убогим, и сам свободен будеши". Раб же тот удивлься о таковом странном начинании господина своего и рече: "Идти с тобою во Святый град должен есмь, яко раб твой, а еже продати тя, господина моего, — не буди то, не сотворю сего никакоже". Глагола же ему паки Петр: "Аще не продаси мене, то аз продам тя варваром, якоже прежде рех тебе". И идоша во Иерусалим. Поклонившеся же святым местам, рече паки к рабу: "Продаждь мене, аще же не продаси мя ты, то аз тя продам варваром в работу тяжку". Раб же, видя непременное намерение господина своего, послуша его и, не хотя, и обрел некоего знаемого мужа богобоязнивого, среброкузнеца художеством, именем Зоила, иже и купи Петра от раба его за тридесять златников, не ведый тайны тоя, яко Петр господин есть рабу своему. Раб же оный, взем цену за господина своего, увидев Константинград, никому не поведав, яже сотвори, и цену ту раздаде убогим. А Петр у Зоила работаше, делая дело, емуже не навыче прежде, овогда поварнюю службу творя, обогда же гной от дому Зоилова очищая, иногда же в винограде землю копая, и иными работами и страданиями муча тело свое, смиряяся безмерно. Зоил же, видя, яко дом его благословен бысть Петра ради, якоже иногда дом Пентефриев Иосифа ради, и богатство умножися, возлюби Петра, и стыдящеся, зря безмерное его смирение. Единою же глаголя ему: "Брате Петре, хощу прочее свободити тя, и яко брата тя имети". Он же не хоте свободен быти и рабски служити ему изволяше. И было часто видети Петра от иных рабов поругаема, иногда же и биема, и различие оскорбляема, он же вся сия терпяще молча. Во едино же нощь Петр видит во сне оного Солнцеобразного, Иже явися ему во Африкии, носяй одежду его. Той держаще тридесять златник в руце своей и рече к нему: "Не скорби, брате Петре, Аз бо приях цену твою, но терпи до времени, дондеже познан будеши". Но лете же некоем приидоша от страны Африкийская нецыи сребропродавцы во святая места поклонитися, и призва их Зоил, господин Петров, в дом свой на обед. И внегда обедати им, начата гости познавати Петра, и друг другу глаголаху: "Колико человек сей подобен есть Петру мытарю". Петр же разумев то, крыяше лице свое от них, да не весь познан будет. Обаче они познаша его добре, и начата глаголати к звавшему их: "Господине Зоиле, хошем речь тебе вещь некую, — да веси, яко велика человека имаши в дому твоем служаша тебе; — воистинну, бо Петр есть сей, иже велик бе властелин во Африкии, и многи рабы своя свободи; но воставши именем его, зело бо князь оскорбися, его ради, и печалуется о нем". Петр же, вне стоящи, слыша сия их глаголы, положив на землю блюдо, еже ношаше, тече ко вратам двора, избежати хотя. Вратарь же онаго двора бе нем и глух от рождения своего, иже точию помаянием отверзаше и затворяше врата. Тщащися же изыти раб Божий Петр, глаголя к немому: "Тебе глаголю именем Господа нашего Иисуса Христа: отверзи двери вскоре". Немый же проглагола: "Ей, господи, вскоре отверзу!" И абие отверзе ему, и изыде. Пришед же немый к господину своему и пред всеми проглагола; и вси, иже в дому его удивишася, яко услышаша его проглаголавша. Воставше же, поискаша Петра и не обретоша. И глагола немый: "Блюдите, еда как он убежал, ибо велик раб Божий есть, — егда бо ко вратом прииде, глаголал ми сице: "Во имя Господа Иисуса Христа тебе глаголю, — отверзи", — и абие видех от уст его пламень исходящ, который коснуся устом моим, и я проглаголах". Воставше же вси, гнаша в след его и не постигоша. Тогда плачь велик о нем сотвОриша, яко не ведаху, каков бысть, тот раб Божий, и прославиша Бога, имущего многие сокровенные рабы своя. Он же, бегая человеческия славы, крыяшеся по незнаемым местам даже до преставления своего к Богу, Емуже слава во веки. Аминь. (Из Миней Четиих)
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.