737. Крест Христов — наше оружие на врагов «Кресту Твоему покланяемся, Владыко!» Достойно и праведно покланятися Кресту Христову, ибо сим благословенным древом была умерщвлена смерть и дарована жизнь. Древом райским мы были умерщвлены, а древом крестным оживотворены; первым изгнаны из рая, вторым восходим на небо; первым нас победил враг, вторым мы побеждаем врагов наших: посему достойно всякого почитания сие древо благословенное. Если в большом почете хранилось в храме Соломоновом то оружие, которым Давид обезглавил Голиафа, то тем большего почитания и поклонения достойно оружие крестное, которым Христос не человека, но диавола, сего адского Голиафа, со всем его воинством победил. Думал гордый Голиаф, что уже нет во Израиле человека, который мог бы его одолеть, и однако же, к большому стыду своему, был обезглавлен юным и кротким Давидом. Так и прегордый диавол думал, что никто его не может одолеть: он всех людей побеждал — от Адама и до Христа, он и святых людей ветхозаветных низводил в темницы адские, но распялся на древе крестном Христос Господь и яко кроткий Давид Своим распятием победил его. Человек безоружный не может противиться вооруженному: куда тот его повлечет, туда он и идет, что прикажет делать, то и делает; вот также до Христова пришествия люди не могли противиться диаволу, потому что не имели оружия крестного. Весь мир поклонялся тогда идолам, кроме избранного народа Божия, да и в этом народе многие впадали в идолопоклонство. А когда Христос Господь распялся на древе крестном, то все идолы пали, бесы вострепетали, люди обратились к вере Христовой: уже не приносят они бесам в жертву своих сыновей и дочерей, но приносят истинную жертву Богу истинному, как Творцу и Создателю своему. Правда, что в Церкви первенствующей христиане имели всякую ревность и любовь к Богу: какие труды, какие подвиги несли ради любви к Богу святые Апостолы, святители, преподобные и особенно мученики! А ныне охладела в сердцах человеческих любовь по слову Христову: за умножение беззакония изсякнет любы многих (Мф. 24,12), а где нет любви, там нет и страха Божия. Многие, например, приходят в церковь не затем, чтобы молиться Богу со страхом и трепетом, а затем, чтобы заниматься разглагольствованием: стоит человек, оглядывается туда и сюда, держит себя так неприлично, как порядочный человек не станет вести себя в доме соседа. Когда человек входит к царю, то с каким страхом он входит! Посмеет ли он оборачиваться туда и сюда, смеяться, бесчинствовать или с кем-либо разговаривать, когда говорит с царем или просит его о чем-либо? Так и должно быть: если бы он стал бесчинствовать пред лицем царя, то, пожалуй, поплатился бы за то головою. Но вот он приходит к Богу, Который есть Царь над всеми царями, и нисколько не страшится. Боятся люди человека, который может убить тело, и не боятся Бога, Который душу и тело может ввергнуть в геенну огненную, не боятся Тог, Кто может на том самом месте, где они бесчинствуют, повелеть земле разделиться и поглотить их, как Дафана и Авирона. Или они думают, что Бог не может гневаться? Но мы хорошо знаем, что Христос Господь никогда так не был разгневан, как прогневался Он на бесчиние в храме: никого во всю жизнь Свою не бил Он, но когда увидел, что люди занимаются в церкви торговлей и разными бесчинствами, тотчас сплел бич из вервий и изгнал из церкви всех бесчинствующих, возглашая с великой ревностью: «Дом Мой дом молитвы наречется, вы же сотвористе его вертеп разбойником!» (Мф. 21; 13). О Христе Спасителю! Если бы Ты и ныне вошел видимо в церковь Твою, если бы увидел, как там бесчинствуют: пощадил ли бы Ты кого-нибудь?.. Велико бесстрашие и ныне в церкви! Где повидаться с кем-нибудь? — В церкви. Где поговорить? — В церкви. Где поздравить друг друга, спросить о жене, о детях и о прочем? — В церкви. Будто церковь на то и построена, чтобы в нее сходились люди для разговоров, а не для молитвы Божией. Учит нас сама Церковь Божия, как должно стоять в храме: в храме стояще славы Твоея, на небеси стояти мним, — то есть в церкви каждый христианин должен стоять так, как бы он не знал, где стоит: дабы тело его было в церкви, а умом он был на небе и молился бы так, как на небе молятся. А как молятся на небесах? Это скажет нам святой Иоанн Богослов: «...бысть безмолвие на небеси» (Откр. 8; 1), то есть великая тишина, все молчат, все со страхом предстоят престолу Божию. «И двадесять и четыри старцы подоша пред Агнцем» (Откр. 5; 8) падают и покланяются престолу Божию. Пророки Исаия и Иезекииль видели, с каким страхом предстоят пред Богом Херувимы: они двумя крилами закрывают лица свои, двумя — ноги свои и двумя летают. Это покрытие лица и ног, по толкованию святых Отцов, означает великое их благоговение перед Богом. Так бы подобало молиться и каждому человеку, имея пред очами своими пример Херувимов, как поучает святой Златоуст: "сие помышляй, человече, востани, оставь землю, взойди на небо: и ты стоишь с Серафимами, и ты поешь с ними. Если ты молишься Богу, если ты славословишь Его, то ты уже стоишь на небе между Серафимами, с ними и ты распростирай крила, с ними и ты летай около престола Царева". Так ли мы братие молимся? Или только бесчинствуем?.. Где Херувимы со страхом взывают: Свят, Свят, Свят Господь, там — один празднословит о купле и продаже, другой — о конях, иной еще о чем-либо неподобающем. Где Херувимы трепещут, там бренный человек стоит без страха. Где святые падают на лица свои, там грешник ведет себя дерзновенно. В Ветхом Завете, когда кто бесчинствовал близ кивота Господня или только касался его неблагоговейно, бывал казним смертью. А кивот Господень был только тенью престола Господня. Ныне на престоле сем Сам Господь Христос в Святых Тайнах Своих присутствует, и — о милосердие Его неизреченное! — Он не казнит бесчинствующих даже в святом алтаре! Лучше таковым и в церковь не ходить, нежели оскорблять Бога и другим препятствовать в молитве. Иной богобоязненный и хотел бы помолиться и услышать слово Божие, но не может: около него происходит суетное разглагольствие. Кому же подобны те, которые и сами не молятся и другим мешают молиться? Думаю, что — диаволу... Иной скажет мне: "И рад бы я хорошо помолиться, да не могу: враг меня искушает к празднословию". Не оправдывайся, человече: ты сам виноват, диавол не может тебя насильно принуждать, если бы ты не желал: теперь уже диавол бессилен. До Христова пришествия он имел силу, потому что у людей не было оружия противиться ему, а теперь у нас есть крест Христов: только положи на себе крестное знамение — и он тотчас убежит от тебя. Он связан крестною силою, а если связан, то как может тебе повредить? Если же вредит — ты сам свяжи его, то есть положи на себе знамение креста Господня — и он будет связан. Влагает ли тебе в ум диавол худые мысли? Положи крестное знамение на челе твоем — и он убежит от тебя. Принуждает ли тебя обращать очи туда и сюда? Положи крестное знамение — и он удалится от тебя. Понуждает ли твой язык разглагольствовать! Крестом прогони его. Доносит ли до ушей твоих суетные слова других? Огради свой слух крестом Христовым. Это советует тебе и святой Иоанн Дамаскин, который говорит: "Крест дан нам в знамение на челе так же, как Израилю было дано обрезание. Крестом отличаемся мы верные от неверных, крестом знаменаемся, крест есть щит, оружие и одоление на диавола, это — печать, чтобы не мог прикоснуться к нам всегубитель". Подобное говорит святой Ефрем: "Да полагаем знамение Животворящего Креста на челе, на персях, на устах и на всех членах наших — им будем вооружать себя". То же подтверждает и святой Златоуст: "Мы изображаем крест с великим тщанием и на челе, и в мыслях; не достаточно начертать его просто перстом, но прежде должно начертать произволением, с великою верою. И если так изобразишь его, не посмеет приблизиться к тебе ни один злой дух, видя тот меч, от которого он уже получил рану: если мы, видя места, где совершается казнь над осужденными, чувствуем страх, то подумай, что испытывает диавол и бесы, видя оружие, которым Христос сокрушил всю силу их". Вот и вся Церковь сегодня воздвизает Крест Христов, чтобы и ты под сим знамением воинствовал и побеждал врагов своих. И земного царя воины, когда держатся знамени, то крепче стоят против супостатов, и тот воин, который потерял знамя из виду, скорее погибает. И Константину Великому явилось знамение Креста на небе, когда он воевал против Максентия, и услышал голос: сим побеждай, и когда он приказал сделать изображение Креста на оружиях, тогда победил врагов. Так и нам сегодня является Крест Христов на небе церковном, чтобы и мы сим знамением побеждали врагов своих и крепко его держались. Возносится и воздвизается Крест Христов, чтобы бесы ниспали и были побеждены, а мы восстали и стояли твердо. Возносится и воздвизается Крест Христов, чтобы мы, уязвленные жалом змииным — грехом, исцелились, взирая на него. Так и Моисей велел взирать умирающим от угрызения змииного в пустыне на медного змия, вознесенного на древе, и те, которые взирали, исцелялись, а которые не хотели взирать, умирали. Это был прообраз воздвизаемого ныне Креста Христова: кто взирает на него с верою, тот исцеляется от греха, а кто не хочет взирать, тот погибнет. Возносится и воздвизается Крест Христов, дабы мы, взирая на него, воспоминали страдания Христовы, которые Он претерпел ради нашего спасения, и благодарили Его безмерное к нам благоутробие. Воздвизается и возносится Крест Христов, дабы мы поклонялись ему и знали, чрез что мы получили спасение. (Из творений святителя Димитрия, митрополита Ростовского) Оглавление 738. Дружба (На день святого апостола Иоанна Богослова) О дружбе хочу ныне беседовать с вами, братия мои, — о дружбе, пример которой дан всем нам Самим Спасителем нашим. Иисус Христос весь был любовь, всех людей без исключения Он любил; однако же и Он имел избранных любимцев, от них же первый — святой апостол и евангелист Иоанн Богослов, друг и наперсник Христов. Подобно Христу Спасителю и каждый из нас может иметь избранных друзей, хотя и заповедано нам любить всех людей без изъятия, как себя самих. Да, любовь братская ко всем — сама собой, а дружба — особое дело. Конечно, чего бы лучше, если бы все мы были не только братски расположены друг ко другу, но и по всему были бы друзьями между собою, подобно тому, как это было в первые времена христианства, когда у всего общества верующих было, по слову Писания ...одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее (Деян. 4; 32). Но те времена давно прошли и едва ли когда возвратятся. Такое дружеское братство будет разве только в будущем веке — в блаженной вечности. А ныне и за то каждый благодари Господа Бога, если Он благословит тебя найти хотя одного-то себе друга, человека по сердцу, друга в собственном смысле. К стыду нашему, надо сказать, что ныне и подобные-то примеры истинной дружбы стали большой редкостью, хотя — кто бы, кажется, в ней не нуждался? Для кого верный друг — лишний человек? Друг — это ведь — другой я. Какая драгоценная находка — быть сам-друг во всех обстоятельствах жизни, жить душа в душу с тем, на кого я, как на себя во всем могу положиться. Верный друг, — говорит древний мудрец, — крепкая защита: кто нашел его, тот нашел сокровище. Верному другу нет цены и сравнить его ни с чем нельзя. Верный друг — врачебное пособие для жизни... (Сир. 6; 14-16). "Верному другу нет ничего равноценного", — говорит и один из новозаветных подвижников, преподобный Максим (в "Слове о любви"). "Друг денег дороже", — говорит и народная мудрость. Вот что такое дружба. И однако же примеры дружбы истинной, нелицемерной так редки! Отчего это? Конечно, от упадка в нас веры и благочестия. Согласитесь: какой можно ожидать верности от человека, для которого нет ничего святого на земле? Какого ждать уважения к святости дружбы от того, кто не привык никого и ничего уважать на свете и кто помешан на своих лишь выгодах. А таких людей ныне сколько на свете!.. Дружба — это высшая степень любви. А среди нас и обычная-то любовь, всем от Христа заповеданная, как мало проявляется! Что же удивительного, если товарищество и ныне между нами процветает (и еще как процветает!), а дружбы нет, и не видно, и не слышно? Правда, зваться друзьями — и ныне многие зовутся, но это или — друзья застольные, которые пока тебе счастливится, то они — второй ты, а как только станешь несчастен, они же против тебя, и спешат, по слову мудрого, скрыться от лица твоего (Сир. 6; 10-12), или — друзья только на худые дела. Это уж не друзья, а враги. "Искренний друг, — говорит святой Максим, — тот, кто в скорби, нужде и несчастии, и во время искушения ближнего терпит с ним все это неизменно и великодушно". Но если истинного друга так трудно найти, то как же надобно дорожить другом, если такой уже есть у кого! "Друга ищи, а найдешь — береги", — такова заповедь наших предков. Не оставляй старого друга, — говорит сын Сирахов (9; 12). Не покидай друга твоего и друга отца твоего, — учит Соломон (Притч. 27; 10). Ныне нередко слышны жалобы, что молодежь в мирских, например, делах и слушать не хочет стариков, отчего старики в иных деревнях перестали даже и на сходы являться. Потому и нет порядка в мирских делах. Да и повсюду ныне молодое поколение отличается своеволием, самонадеянностью и задором. Следует ли это терпеть? Дети никогда не должны пренебрегать советами родителей, а если нет родителей, то советами отцовых друзей. Старый друг, да к тому же и старик, лучше новых двух. Отцовы друзья — изведанные и опытные друзья, а юные — какие советники? Послушался таких молодых друзей сын Соломонов, не захотел послушать мудрого совета отцовых друзей — и потерял добрую половину своего царства. Какая надежда на таких советников? Пусть отцов друг и не согласится с тобою в чем худом, но кому не известно, что только "недруг поддакивает, а друг спорит? Тот и друг, кто предостерегает, а на худое — недруг". С таковым ниже ясти, — говорит Апостол. Впрочем, если кому откроется нужда разорвать дружбу, то надо всегда это устраивать так, чтобы разрыв последовал, сколько возможно, без ссоры, без оскорблений, так — по-дружески же. "Бог с тобой, друг: не могу я с тобой больше дружбы водить", — скажи бывшему своему брату и другу, и при этом, само собою понятно, объясни, почему ты решился разорвать с ним дружбу. Почему знать: может быть, он лучше пожелает сам измениться, чем потерять твою дружбу. Прекрасное наставление относительно сего дает нам преподобный Максим: "Не будь скор на отвержение духовной любви. Кого вчера почитал за духовного брата и за добродетельного, не считай сегодня порочным и злым. Но, долго терпя любовию, вспомни вчерашние добрые твои о нем суждения и отложи от души сегодняшнюю ненависть". Вообще, самое лучшее: во-первых, никогда не торопиться заключением дружбы, как говорили наши деды: "Не в три дня, а в три года узнавай друга"; во-вторых, если уж заключена дружба, то всячески поддерживай ее, да не будет отвергнутый друг хуже недруга. А если у кого и нет друга по сердцу, зато у каждого из нас есть Друг на небе — Друг единственный, несравненный, неизменный, Господь наш Иисус Христос. Вы друзи Мои есте, аще творите, елика Аз заповедаю вам (Ин. 15; 14). Кто хочет иметь Божественного Друга, тот исполняй Его святые заповеди. Вот указание и того, с кем можно, а с кем нельзя водить дружбу. Кто готов вместе с тобой благоугождать Господу Иисусу исполнением Его заповедей, с тем и дружись. А кто не имеет к тому расположения, от такого человека держись подальше: он в друзья тебе не годится!.. Оглавление Что может сделать христианская дружба В Армянском городе Милитине жили два воина, Неарх и Полиевкт. Они жили очень дружно и любили друг друга, как родные братья. Однако же они были не одной веры: Неарх был христианин, а Полиевкт — язычник. Неарх часто жалел, что друг его. человек добрый и хороший, остается в идолопоклонстве, и всеми мерами старался обратить его ко Христу. Для сего он часто читал ему Святое Писание и рассказывал об Иисусе Христе. В одно время в Милитине был получен указ императора Декия, коим предписывалось казнить всех христиан, которые не поклонятся идолам. Неарх опечалился, что ему не удалось еще обратить ко Христу Полиевкта и что теперь ему придется расстаться с ним. Полиевкт заметил эту печаль и спросил его, о чем грустит он? — Скорблю о разлуке нашей, — отвечал Неарх. — О какой разлуке? Разве что может разлучить нас? — сказал Полиевкт. — Наша дружба неразлучна до смерти! — Я христианин, — объяснил ему друг, — меня поведут на смерть за веру мою, а ты тогда оставишь меня: ведь ты — идолопоклонник. — Друг мой, — отвечал с сердечным чувством Полиевкт, — ничто не разлучит нас. В эту ночь мне явился Иисус Христос, Которому ты служишь; Он снял с меня мою одежду и надел на меня другую, новую, красоты несказанной. Неарх повеселел. "Это значит, — сказал он, что ты отбросишь языческие заблуждения и облечешься во Христа — познаешь Его!" — А разве я уже не познал Христа? — сказал на это Полиевкт. — Разве не горело у меня сердце, когда ты мне говорил о Нем и читал Святое Евангелие? Отныне я хочу совершенно быть Его рабом и готов исповедать имя Его. И он пошел на площадь и перед язычниками открыто исповедал имя Христово. Его стали мучить и осудили на смерть. Идя к месту казни, он увидел в толпе друга своего Неарха и закричал ему: "Спасайся, друг! Не забудь о дружбе нашей!" — и радостно склонил он свою голову под меч... (Из "Круга Поучений", протоиерея Белоцветова) Оглавление 739. Святая радость о Боге Спасителе «Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем» (Лк. 1; 46-47). 1. Чудная песнь, восхитительная песнь, божественная песнь! Так и радуется сердце, когда поют ее. Видно, от большой радости воспета она. Да, действительно от большой радости. Ведь это — песнь Пресвятой Девы Богородицы: это Она так радовалась о Боге Спасителе, когда Он призрел на смирение Ее; это Она так величала Господа, вскоре после того, как приняла благовестие от Ангела. Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем! — Но, братие мои, эта песнь Богородицы воспета была Ею здесь, долу, на земле. Как же чудны, как восхитительны должны быть Ее песни там — горе, на небе, где Она зрит Своего Господа лицом к лицу... О, послушал бы тех горнех, небесных Ее песней!.. Послушал бы, как Она там вместе с Ангелами воспевает Господа и вместе со святыми радуется о Боге Спасителе! Послушал бы, как теперь там, подражая Ей, как Ликоначальнице, тысячи тысяч и тьмы тем голосов, разливаясь подобно морским волнам по беспредельному пространству, сливаются наконец в один радостный голос и составляют одну хвалебную песнь!.. О, какой чудный, восхитительный хор услышали бы мы!.. А придет время услышать; о, когда бы поскорее наступило это вожделенное время! Некоторые из нас, может быть, и сами присоединятся там к лику поющих: и, о если бы всех нас сподобил Господь молитвами Пресвятой Девы Богородицы! Да, придет это вожделенное время. И почему не желать нам ускорения его? Не желать неба? Но разве мы не для неба сотворены? Разве не для неба мы здесь живем? Разве не на небо мы должны каждую минуту готовиться? Разве не для неба мы должны день и ночь трудиться? Разве не на небо мы должны устремлять и ум и сердце? Горняя мудрствуйте, — пишет апостол Павел. Не желать неба? Да разве это естественно? Как же из темницы не желать на волю? Как же из мрака не проситься на свет? Как же в земле чуждой не плакать по стране родной? Увы мне, яко пришельствие мое продолжися! — взывал, и конечно не один раз, царь-пророк.Не желать неба? Но ужели это возможно, как подумаешь о том, что — там, на небе? Ах, ведь там наш сладчайший Иисус, прекраснейший из всех сынов человеческих; там наша Владычица, Пресвятая Дева Богородица, честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим! А сами Серафимы и Херувимы, Архангелы и Ангелы, а пророки, апостолы, святители, преподобные, мученики, о, ведь они все там, в Царствии Отца Небесного! Не желать неба? Да что же лучшего мы можем желать себе? Разве желание неба не самое святое желание? Чем больше мы будем желать неба, тем меньше будем привязываться к земле (а нам вовсе бы к ней не надобно привязываться); чем чаще будем воздыхать о жилище святых, тем реже будем ходить в собрание грешников (а нам и никогда бы не надобно туда ходить); чем сильнее будем плакать о сладостях райских, тем противнее нам будут удовольствия земные. О Царице Небесная! Обрати все желание наше к небесному, возвыси всю нашу душу к горнему, истреби в нас всякую плотскую страсть, умертви всякую нашу привязанность к земле, что нам в этой земле? Она чужая нам страна. Небо наше родное отечество. О, там так хорошо, так светло, так отрадно, там такие чудные красоты, там такое восхитительное пение! Будем, братие мои, будем больше желать неба, будем сильнее воздыхать о красотах вышнего Иерусалима, о песнях горнего Сиона. Так, желание неба есть самое святое желание. Желай от всей души туда; только с терпением ожидай исполнения сего желания; радуйся, если бы скоро тебе нужно было оставить сей мир; только будь готов с радостью оставаться и здесь, если угодно святой воле Божией; желай скорее ко Христу, только желай со Христом и о Христе; желай чаще песней небесных, только не переставай на земле петь Господеви. И еще обращаемся к Тебе, Пресвятая Дево Богородице: мы никогда не перестанем к Тебе обращаться! Отверзи нам вход в Царствие Небесное, чтобы мы, спасенные Тобою, и там могли петь Твою чудную песнь: Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем. Аминь. 2. И еще в основание моего слова возьму я песнь Богородицы: Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем! И еще повторяю я эту песнь: величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем! О, я непрестанно пел бы: величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем! — Такова, слушатели, наша душа: она любит радоваться о Боге; она той песнью не может нарадоваться, в которой воспевается радость о Нем. Бог — неисчерпаемый источник радости для нее; она готова всегда, готова непрестанно радоваться о Нем. Отчего же так непродолжительно, так мало, так мгновенно мы радуемся о Боге? Что же препятствует нам всегда, непрестанно радоваться о Нем? Грехолюбивая плоть препятствует, грехолюбивая плоть, с которою соединена наша душа: не понимая, не чувствуя, что есть радость о Боге, она не даст и душе радоваться о Нем. Так, душа, доколе ты соединена с грехолюбивой плотью, не жди себе полной и постоянной радости о Боге. Пошлет Бог тебе сию радость — радуйся; не дает тебе плоть радоваться — плачь и лей слезы о том, что тебе плоть не дает радоваться о Боге. Ах, если бы ты знала, как твои слезы по Боге дороги для Него и спасительны для тебя: ты бы день и ночь стала плакать, ты бы стала постель смачивать этими слезами! Ведь эти слезы хранятся у Бога, как святыня: каждой каплей их дорожит Он, как драгоценностью. Да, Бог любит, как мы радуемся о Нем; но Он не менее любит, когда мы и плачем по Бозе. О, Ему все наше дорого, что мы делаем для Него! Итак, плачь, проливай слезы, когда грехолюбивая плоть не дает тебе радоваться о Боге. Но увы, Господи, плоть и здесь препятствует нам: ей и слезы наши о Тебе неприятны, она и плакать о Тебе не дает нам... О, когда мы избавимся от нее? Когда она ничем не будет препятствовать нам? Когда мы узрим Тебя, Господи, и возрадуемся, и радости нашей никто не отнимет у нас? Когда мы от своего лица вечно будем петь песнь Богородицы: Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем? Царице Небесная! Ускори на молитву и потщися на умоление: преложи нас от уз, подаждь нам и спасение. Аминь. 3. И сие слово начинаю я песнию Богородицы, слушатели мои, и не думаю наскучить вам ею: это такая песнь, которую никогда не скучно повторять. Она исполнена такой радости, что и в самые горькие минуты возрадуешься духом, если только достанет у тебя сил петь ее. Итак, мы теперь радуемся, когда поем эту песнь; какою же радостью было исполнено сердце Пресвятой Богородицы, когда Она в первый раз воспела эту песнь? Не нашему нечистому сердцу чувствовать эту радость: высоту ее могут понимать только Ангелы Божии. Но вот, слушатели, еще песнь, которая пришла мне теперь на мысль, песнь, которую Святая Церковь поет от лица Пресвятой Девы Богородицы. Ах, от одного воспоминания этой песни наполняется сердце скорбью! Послушайте ее: Увы Мне, Чадо Мое, увы Мне, Свете Мой, Утроба Моя возлюбленная! Вам не нужно сказывать, к Кому была обращена эта плачевная песнь: так плакала Матерь Божия, когда стояла пред бездыханным телом Сына Своего и Бога. О, кого не поразит скорбью сия скорбная песнь? Какою же скорбью было преисполнено сердце Матери Божией, когда Она так скорбела! Не нашему сердцу знать эту скорбь: глубину ее могли чувствовать только разве стоявшие при кресте умершего Господа Иисуса. Итак, слушатели благочестивые, в настоящей жизни и Матерь Божия много страдала; можем ли же мы так здесь жить, чтобы нам все радоваться, все веселиться? Нет, надобно нам скорбеть и страдать: без скорбей и страданий никому нельзя войти в Царствие Небесное. Матерь Божия после радости Благовещения не много в жизни видела радостей. И ты, христианин, после радости жди себе какую-нибудь скорбь, непременно жди, ибо она непременно придет, ибо она для тебя спасительна. Такой у Промысла Божия закон для ищущих спасения: после радости непременно бывает скорбь. Такой у Бога порядок и в видимой природе: после ведра следует ненастье. Что же это значит? Почему Богу угодно, чтобы мы в жизни испытывали так много горя? У Бога все премудро устроено, и все для нашего спасения, все для нашего блаженства. Не дает нам Бог на земле много радоваться, чтобы мы слишком не привязывались к земному; посылает нам в жизни Бог часто скорби, чтобы нам не слишком тяжело было расставаться с жизнью; не дает Бог нам много веселиться на земле, чтобы нам веселее было жить на небе. Да, на небе весело; но еще веселее нам будет там, когда мы здесь на земле побольше пострадаем, поплачем, поскорбим ради Господа. Нынешняя временная наша скорбь готовит нам вечную радость на небе; нынешнее наше горе есть семя будущего веселья; и потому, чем больше у кого горестей и скорбей, претерпеваемых ради спасения, тем больше у того будет там утешения и радостей. Тяжело скорбеть в жизни, утомительно трудиться; зато там весело будет радоваться, зато там сладко будет покоиться. Царица Небесная! Мы готовы бы умолять Тебя, чтобы Ты послала нам больше бед и скорбей, когда они так нужны и спасительны для нас; но, Мати Божия, Ты знаешь, Ты испытала, как тяжело бедствовать и скорбеть; и потому молим Тебя, Радосте всех скорбящих, спаси нас от бед и скорбей; а если уж нам нужны беды и скорби, если они неизбежны, то помоги там терпеливо переносить эти беды и скорби! Аминь. (Три поучения протоиерея Р. Путятина на песнь Богоматери) Оглавление 740. К уходящим от проповеди «...горе же мне есть, аще не благовествую» (1 Кор. 9; 16). Радуется сердце проповедника слова Божия, когда он видит, что его слушают с любовью: это лучшая для него награда. Но что он чувствует, когда замечает, что лишь только он вышел на амвон, как многие стали выходить из церкви?.. Что значит это исхождение? "Не нужно нам твоей проповеди: и без тебя знаем, что худо, что хорошо: учи сам себя"... Но знают ли они, эти ленивые посетители храма Божия, знают ли, как больно они оскорбляют проповедника своим невниманием? Ведь это не светский оратор, который вышел говорить по собственному желанию; ведь проповедник не от себя говорит: он говорит от имени Церкви, из послушания Церкви, говорит как служитель Христа потому, что это — его святой долг, святая обязанность. Может быть, сознавая свою духовную нищету, он и уклонился бы от проповеди, но что же ему делать, если — это его дело, за неисполнение коего он даст Богу ответ: ...горе... мне... аще не благовествую!.. Послушайте вот, как изливал свою пастырскую скорбь один из лучших проповедников, сельский пастырь, живший лет двести назад. Он не был ленив в проповеди слова Божия и однако же не давал никакой цены своему проповедничеству и считал себя рабом неключимым, который и в малой мере не сделал того, что должен был сделать. «Увы мне, горе мне, — взывал он, — лучше бы мне не родиться, чем видеть тяжкое оное испытание, когда Господь будет судить меня за похищение священного сана и за леность служения моего! Я скрываю данный мне талант, зарываю его леностью и нерадением, сном неумеренным, люблением мечтательных прелестей мира сего многомятежного... Ох, горе мне! Какой ответ дам я страшному и праведному Судие? Когда Он спросит меня о данном мне таланте в оный день, страшный и ужасный, пред Ангелами и Архангелами и пред всею вселенною, что скажу я в свое оправдание? Ведь я должен буду сказать Ему: "Я о жене попечение имел, дочерей наряжал, ходил на пиршества, чаши благословлял, на браках веселился и первые места занимал... В то время разошлись овцы Твои по стремнинам и удолиям и там растерзаны хищными зверями. Я погубил таланты Твои!" И скажет тогда Судия праведный немилостивым ангелам: "Возьмите ленивого раба и губителя овец Моих, свяжите ему руки и ноги вечною неволей и бросьте во тьму кромешную!" Кто сего не убоится? Смотрите же, возлюбленные, на бедствие пастырей церковных и не скучайте, когда они поучают вас, хотя бы и долгое время, но с верою слушайте их. Не надсматривайте за их делами, но полезному от уст их внимайте, как бы вы слушали Самого Иисуса Христа. Ведь они не свое слово вам вещают, но волю Божию, повеления Божии вам предлагают, приводя вас в послушание Христу. Поймите это, ибо я истину говорю вам: хотя пред Богом я — ложь, но вам правду возвещаю. Когда говорят вам учители ваши и отцы духовные, веруйте, что они говорят вам не свое, но Божие, возвещают вам то, чего хочет от вас Бог. Добрый вождь стада Христова есть истинный его кормитель: он питает чудными и сладкими снедями не тело, но душу невидимую — невидимым словом Божиим. Как отцы ваши проводят вас чрез стремнины и темные непроходимые места, так и он, вождь церковный, ведет тебя одной рукою, а в другой держит светлый светильник и показывает тебе рвы и пропасти, где гнездятся змеи ядовитые. Он говорит тебе: "Не ходи сюда, здесь лежит змей, чтобы он не уязвил ногу помысла твоего, и ты не умер навеки; не ходи вон туда: там лежит сеть смертоносная, врагом твоим расставленная"... Пастыри Церкви получили от Бога талант учительства, и горе им, если они не будут учить вверенных им овец! Мы не только будем мучимы за беззакония, но если даже только не творим добра, иных не научаем, то и за это подвергнуты будем нестерпимой муке, вечному осуждению». Ревностный пастырь-проповедник не только увещавает своих пасомых слушать слово проповеди церковной, но и самих побуждает учить и вразумлять братски друг друга. "Послушайте, говорит он, возлюбленные, еще вот что: не все на учителей возлагайте, не все на наставника, ибо у всякого есть свой талант, данный от Бога. Всякий из вас имеет разум, имеет дар слова: можете и вы быть полезными друг другу во благое. Так как вы всегда друг с другом обращаетесь и лучше нас знаете пороки ближних своих, имеете друг к другу и смелость, и любовь, и обхождение, то больше нас можете быть полезными один другому. Если захочешь, то можешь и запретить, и умолить, и научить, истину возвестить. Наставник духовный у вас один, а вас много; можете и вы быть учителями друг друга. И, во-первых, если имеешь богатство, помоги ближнему в нужде. Если знаешь искусство, научи других. Если имеешь разум светлый, подай добрый совет требующим. Кто не имеет богатства, чтобы дать бедному, от того Бог и не требует этого. А слова, полезного ближнему, от всех Бог потребует. Знаю и то, что многие скажут мне: "Стыжусь брата моего и не могу обличать его беззакония, чтобы он не возненавидел меня". О человек! Для чего брата своего стыдишься, а Бога не боишься? Свою честь бережешь, а видя Христа честимого, пренебрегаешь этим?.. Всякий христианин, делающий беззаконие, как бы издевается над законом Христовым. А если ты видишь это и молчишь, то ты предатель своего Господа. Прошу вас, возлюбленные, не скрывайте нерадением своим таланта Господня. Каждый из вас имеет домашних: жену, детей, слугу; их пусть научает, им да запрещает. Вижу я, как многие из вас заботятся о пище и одежде своих подчиненных, как вы нередко даете пиры друзьям своим, даже иногда и помогаете ближним в различных нуждах, ходите на крестины и похороны. А для научения ближних добродетели ни одного слова не скажете! Не достойно ли это жалости и смеха? Ей, молю вас, не презирайте друга, душою погибающего! Если потрудишься ближнего научить добру, то великую награду получишь от Бога и наследуешь блаженство, которое дано имеющему десять талантов. Помни же, возлюбленный: получивший пять талантов — это учитель, а получивший один талант — это ученик. Но и ученик пусть не говорит: "Я ученик: не моя забота учить ближнего". Это и есть лукавый и ленивый раб: великая беда постигнет его в день Страшного суда. Ты скажешь, может быть: "Не нужно слов и увещаний: все знают, что добро, что худо". Нет, друг мой и возлюбленный брат, не думай так. Хотя и точно все знают, что такое зло, однако надо обличать делающих злое. Когда увидишь кого преданным любодейству, то скажи ему: "Друг мой, нехорошо это; страшный ответ дашь за то, что ты делаешь". Не убоится ли? Не покраснеет ли? Не устыдится ли? Знал он и прежде, что худо так делать, но был увлекаем похотью. Одержимые горячкой знают, что холодное питье им вредно, однако же пьют; а если кто их удержит в это время, то покидают. Так и ты: если увидишь брата своего, делающего беззакония, то возбрани ему; если не послушается, поди за ним и удержи его: может быть и устыдится. Только не думай однократным увещанием исправить согрешающего — это невозможно, но исправляй мало-помалу, постепенно. Когда увидишь пьяницу, идущего в корчемницу, пойди с ним и ты, имея добрую мысль; подражай Господу, сшедшему с небес для твоего спасения. Скажи несчастному брату: "Друг мой, когда ты увидишь меня, делающим грех, то удержи меня, потому что забываю страх Божий; когда я бываю пленен какой-либо страстью, то делаюсь как бы безумным, вне себя; а если кто обличит меня, то как бы разбудит от сна". Тогда и друг твой стерпит обличение, когда увидит, что и ты сам требуешь обличения, что ты не упрекаешь его, говоришь ему не как учитель, но как друг и брат. Скажи ему: "Вот, я удружил тебе, напомнив полезное; и ты, если увидишь меня согрешающим, запрети, исправь; если увидишь меня гневающимся, лихоимствующим, — удержи, свяжи наставлением". Вот это и будет дружество, угодное Богу усугубление таланта". Затем пастырь-проповедник снова обращается к себе, к своему сану духовному: "А мы, священники, что скажем? Что произнесем? Если так должны поступать принявшие один талант, то есть миряне, и заботиться о спасении других более, чем о своей душе, то тем более должны трудиться мы, получившие пять талантов. Спаситель сказал: емуже дано будет много, много взыщется от него" (Лк. 12; 48). Тяжело служение проповедника слова Божия. Станет он обличать пороки без всяких прикрас, как подобает говорить проповеднику правды Божией, — говорят: "Слишком строг, не имеет любви христианской"; станет увещавать в духе братской любви, говорят: "Скучно слушать, все это мы и без него знаем..." Что же ему делать? Ужели замолчать? Но слово Божие требует, чтобы он неумолчно говорил правду Божию, обличал, умолял, запрещал, иначе — говорит: душу грешника от руки твоей взыщу!.. А тут — его и слушать не хотят: он к амвону, а слушатели из церкви вон... Но разве не ответят Богу эти люди за то, что бегут от проповеди, оскорбляют проповедника и нарушают чин церковный, повелевающий стоять в церкви до конца службы?.. Почему они знают, что проповедь для них бесполезна? Ведь они еще не слышали ее! А может быть, она-то и нужна для их души; может быть, враг потому-то и влечет их вон из церкви, чтобы лишить их слова полезного, которое — кто знает? — может быть, тронуло бы сердце и пало бы на него добрым семенем... Никто не знает, откуда придет к его душе глас Божий, зовущий к покаянию. Оглавление 741. Чьи скорби легче? «Многи скорби праведным» (Пс. 33; 20), — говорит Писание, но сии скорби поражают их только извне, а боголюбивых душ их не касаются; напротив того, самолюбцев скорби поражают не только извне, но и в самое сердце. Вот почему скорбей гораздо больше у самолюбцев, нежели у боголюбцев. Боголюбцев скорби и беды только окружают, но не погружают; бодут, как терние розу, но не прободают; покрывают, как мгла солнце, но не помрачают; бьют, как волны камень, но не разбивают: их духовное сокровище — Царствие Божие — есть внутрь их (Лк. 17; 21): оно, как якорь удерживает обуреваемый корабль, поддерживает в их душах благую надежду. Не то бывает с самолюбцами: они как трость и малым ветром неблагополучия колеблются и сокрушаются. Боголюбцы лишаются чести, славы, богатства мирского, но не лишаются своего внутреннего сокровища; честь, слава и богатство их не утешают, они не ищут их, а потому и когда потеряют их, то не скорбят. Течет ли к ним богатство — они не прилагают к нему сердца, а довольны своим внутренним сокровищем. Дается ли им честь — они принимают ее только из послушания, принимают не как честь, но как бремя, от Бога возложенное, которое и должно носить во славу Божию и на пользу ближнего. Прославляют ли их — они не приписывают себе славы, потому что всякая слава единому Богу подобает. Поэтому не о чем и скорбеть им, когда у них отнимается то, чего они не искали. Лишаются и самолюбцы всего этого, но лишаются со скорбью и плачем. С великим старанием они собирают свои сокровища; с великим опасением хранят; с великой болезнью и сетованием расстаются с ними. Какая же радость может быть там, где постоянная забота, страх и печаль? Что за радость — по наружности блистать в золоте, а в душе мраком страха покрываться? По наружности славиться, а в совести испытывать бесчестие? Поистине в этом — только прелесть и обман! Радоваться можно только сердцем, так же как и печаль бывает только в сердце. Если даже самолюбцы и не лишаются своих сокровищ теперь, как боголюбцы, однако же они будут принуждены их оставить, оставляя мир сей. Боголюбцы терпят от людей злословия, клеветы и поношения, но совесть их спокойна; осуждает их мир злоречивый, но Бог их оправдывает, и потому они в самом поношении утешаются. Терпят поношения и самолюбцы, но терпят не от людей только, но и от своей же совести, а это — тяжкое поношение! Этот обличитель везде с ними, нигде не перестает их осуждать, обличать, укорять, поносить за преступление закона Божия и устрашать праведным судом Божиим; как бы ни скрывали они свои злодеяния от сего надзирателя, но скрыть не могут, ибо он — внутрь их самих, он видит и обличает их тайные советы сердечные. Боголюбцы имеют своих врагов, но не питают к ним вражды, злобы, мщения, и потому в душе они имеют мир и покой, хотя совне их и беспокоят. Имеют и самолюбцы своих врагов, а лучше сказать — сами они враждуют между собою; но при этом они больше сами себя и беспокоят, нежели враги. Нельзя и высказать, сколько они употребляют трудов и забот, сколько тратят денег, сколько отирают порогов у своих защитников и судей, чтобы отплатить злом за зло, обидою за обиду, — сколько сплетают клевет друг против друга и через то не только сами себя, но и других немало тревожат. Они ищут славы, но еще больше бесславят себя, ищут чести, но еще больше себя же бесчестят. Кто когда похвалил злого клеветника? Они и сами такими людьми гнушаются, а в себе того не примечают. Какое жалкое состояние! Если бы можно было заглянуть им в душу, то открылось бы, что она возмущается разными помыслами больше, чем море волнами... Не так бывает с боголюбцами: они тихи, мирны, покойны. Хотя враги их ненавидят и озлобляют, однако же они своими душами, яко чада мира и покоя, безмятежно и сладко почивают на пресладком лоне любви Божией. Боголюбцы боятся единого Бога, и потому никого, кроме Него, не боятся и пребывают под всесильным покровом его крил безопасны. А самолюбцы отринули страх Божий и потому принуждены всего опасаться. Кто не боится Создателя, тот должен бояться создания. Бегает нечестивый ни единому же гонящу (Притч. 28; 1). Одна уже совесть гонит его хуже всякого гонителя: где бы он ни был, что бы ни делал, везде она гремит над ним и устрашает его. Кого не боится судья неправедный, нарушающий указы царские? Даже самые слуги и рабы его для него страшны, друзья у него не без подозрения. Так и всякий законопреступник там боится страха, где нет страха. Страх от домашних, страх от чужих; страх от врагов, подозрение и страх от друзей; страх, как бы не потерять чести; страх, как бы не лишиться богатства; страх, как бы не подвергнуться царскому гневу; страх, как бы не пострадать от злодеев; страх, как бы не посрамиться перед людьми добрыми; страх от совести, страх от суда Божия; страх от геенны, страх от диавола... Так везде встречает страх того, кто не боится Бога! Что уже за жизнь, когда душа находится в такой тесноте!. Что за радость и утешение там, где такое смущение совести!.. Не то у боголюбца. Он всегда и везде говорит с пророком: Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся; Господь защитителъ живота моего: от кого устрашуся? (Пс. 26; 1). На Бога уповах, не убоюся: что сотворит мне человек (Пс. 55; 12). Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною ecu. Боже (Пс! 22; 4). Что может быть вожделеннее, как и посреди сени смертной ничего не бояться? Заключают боголюбцев в темницы, налагают на них узы, но никто не может лишить их духовной свободы, потому что духа никто не может связать. Их уязвляют ранами, но свидетельство чистой совести облегчает их страдания, ибо они все сие страждут ради правды, и потому радуются и веселятся духом (1 Пет. 3; 14). Заключаются и подвергаются ранам и самолюбцы, но за свои злодеяния, а потому и страждут не только телом, но и душою. И хотя многие из них своей хитростью иногда избегают такой беды, но мучений совести — этого своего домашнего и внутреннего мучителя, и вечной муки в темнице ада не избегнут, аще истинным покаянием не очистят себя. Разлучают боголюбцев с отцом и матерью, с братьями и друзьями, но не могут удалить их от Бога, Который с ними везде — ив темнице, и в ссылке — и утешает их Своим присутствием паче отца и матери, братьев и друзей. Разлучают и самолюбцев с их друзьями и через то лишают их всякого утешения. Изгоняют боголюбцев в чужую страну, но поелику они не имеют зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуют (Евр. 13; 14), то им и странствовать все равно: вся жизнь их в мире сем есть ни что иное, как ссылка, из которой они всегда взирают к отечеству своему — горнему Сиону» и воздыхают, в жилище... небесное облещися желающе (2 Кор. 5; 2). Идут в изгнание и самолюбцы, но поелику своего счастья они ищут на земле, то лишась его, плачут неутешно и бесполезно, и чем больше о нем вспоминают, тем больше сокрушаются. Плачут в мире сем боголюбцы, но и плачь их бывает радостью растворен, они плачут или о том, что их пришельствие на земле продолжися (Пс. 119; 5), или о том, что по немощи плоти не могут проявить достойной любви к Человеколюбцу Богу; или о том, что видят закон Божий в попрании от беззаконных, как говорит пророк: Печаль прият мя от грешник, оставляющих закон Твой (Пс. 118; 53). Но так как сия печаль есть печаль по Бозе, то она бывает причиной радости, и как после дождя прохлаждается воздух, так после сих слез сердце исполняется божественного утешения. Плачут и самолюбцы — о потере богатства, чести, славы, и чем больше плачут, тем больше прилагают к печали печаль, ибо сия печаль их есть, по учению святого апостола Павла, (сего) мира печаль, которая смерть соделовает (2 Кор. 7; 10). Так, не одни боголюбцы, но и самолюбцы страдают в сем мире. И для тех, и для других страдания, но причина страданий не одна и та же. Боголюбцы страждут правды ради, а самолюбцы — злодеяний своих ради. Первые страждут неповинно, и потому не только не скорбят, но и радуются в своих страданиях (Кол. 1; 24): телом страждут, а духом веселятся. А вторые страдают по делам своим и вдвойне страдают: и телом, и душой, угрызаемые в совести паче всякого мучителя. Ясно, что они страдают больше, чем боголюбцы... Наконец, для боголюбцев с концом их жизни настает конец и страданиям: «мало ныне... прискорбии бывше в различных напастех, великое получают веселие» (1 Пет. 1; 6, 8) и еже бо ныне легкое печали их тяготу вечныя славы соделовает им (2 Кор. 4; 17). А самолюбцы с концом жизни земной и временных мнимых утешений переходят к вечным истинным скорбям и бедствиям. Так, от боголюбия — всякое блаженство, а от самолюбия всякое окаянство происходит... (Из творений святителя Тихона Задонского)